Вне игры

      Просыпаюсь от стука в дверь. Открываю глаза и вижу: в руках плойка, под головой как попало скомкано полотенце, одно на мне — видимо, я им укрывалась. Стук сопровождается голосом Пита.       — Китнисс? С тобой всё в порядке?       Немного приподнимаюсь на руках и распахиваю дверь, предварительно открыв замок. С той стороны на меня смотрит Пит, весь ухоженный, в белой рубашке. Я же выгляжу весьма убого: на голове спутанные волосы, макияж размазан, туника помята. По-видимому, Пита это не смущает, он подавляет улыбку, когда я хриплым голосом спрашиваю:       — Что хотел?       — Не хочешь помочь мне с делами? — сладко спрашивает он. «Нет. Меня мало волнует, чем ты занимаешься», — хочу ответить я. Но... делать мне особо нечего, тренироваться порядком надоело, так что я натягиваю милую улыбочку и соглашаюсь.       — Только чем я могу тебе помочь? Я не разбираюсь в сладостях.       — Я придумаю, чем тебя занять, а пока приведи себя в порядок, — он подходит к моему гардеробу, роется там и вытаскивает на свет брючный костюм цвета морской волны, — надень его. У тебя есть минут двадцать.       Пит оставляет одежду на кровати и уходит. Я закрываю дверь ванны, скидываю с себя помятую одежду, встаю под воду. Контрастный душ, как всегда, очень кстати. После тщательной, но быстрой сушки (спасибо Капитолию за его приспособления), я натягиваю на себя костюм. Сидит, как влитой. Вот так Цинна, вот молодец!       Пока верчусь перед зеркалом, рассматривая себя, в голову гениальная идея. Подбегаю к столу, открываю ящик и пристёгиваю к воротнику жакета брошь с сойкой. После игр я её ни разу так и не надела, сил не хватало — сразу же накатывали воспоминания о битве. Сегодня же, после всех мучений, которые произошли со мной вне игры, я снова прикалываю сойку к своей одежде. Пусть все знают, что я не сдамся!       Спускаюсь вниз и застаю Пита за телефонным разговором. Он, не прерываясь, берёт документы, покоящиеся на журнальном столике, и отдаёт мне, разворачивается и направляется к двери, жестом показывая мне идти за ним. Прекрасно, я — хранитель документов. Разве это работа не секретаря?       Пока мы едем в машине, Пит всё ещё болтает по телефону, я от нечего делать просматриваю документы, которые он мне дал. Три папки не несут для меня ничего существенного, а вот четвёртая заинтересовывает, ведь в ней меню праздничного стола внучки самого Кориолана Сноу.       Так, посмотрим, что заказала эта девчонка. Четыре основных блюда, каждый стоимостью, как пять тушек индеек; две дюжины разных на вид и вкус закусок — половина из них с красной рыбой, которая доставляется из 4-ого Дистрикта; и море сладостей: пирожные, мороженое, шоколад. В конце — счёт на десятизначную цифру. Не хило отпразднует свой день рождения тринадцатилетняя девчонка!       От зависти, проснувшейся у меня внутри, я громко закрываю меню. Ничего больше не хочу смотреть. Но тут мне попадается белоснежная папка, а на ней голограмма ни чего-нибудь, а моей сойки! Не задумываясь, я быстро открываю папку, но тут же, одним махом, её закрывает Мелларк. Поднимаю на него глаза — он серьёзен, но не рассержен.       — Не люблю, когда лезут, куда не просят, — буравя меня взглядом, говорит он.       Я демонстративно отворачиваюсь. Так, интересно, почему на его документах стоит изображение сойки? Что-то тут не чисто. Не могу понять, почему я до сих пор не разгадала этого блондина? На арене, к примеру, тактика многих трибутов мне была понятна, но раскусить Мелларка мне до сих пор не удаётся.       Посетив несколько заведений четы Мелларков и решив все дела, мы решаем пообедать в одном из семейных ресторанов. Здесь достаточно много капитолийцев, от разноцветных одежек которых рябит в глазах. Садимся мы за столик около окна так, чтобы меньше привлекать внимание. Держа перед собой меню, я больше смотрю не на блюда, которые представлены, а на Пита. Когда же я доберусь до твоего подвоха?       Пит замечает, что я смотрю на него и перехватывает мой взгляд. Теперь мы сидим и смотрим друг другу в глаза несколько минут. Первой не выдерживаю я.       — Что находится в белой папке, Пит? — спрашиваю я. — Компромат на меня?       Пит издаёт смешок и откидывается на спинку стула.       — А должен быть? Ты открытая книга, Китнисс. То, что ты нелегально охотишься за пределами своего Дистрикта стало понятно, как только ты поймала первую дичь на играх. Больше секретов нет.       Я расстроилась. Ведь Пит говорит правду. Кроме охоты в моей жизни нет больше ничего, что хотелось бы скрыть. Ну, может быть только мои разговоры с Гейлом о политике Панема, и мои мысли по этому поводу. Но такое лучше держать при себе. Хоть Пит и говорил, что ему не нравится государственное устройство, делиться с ним сокровенными мыслями я не буду — не завоевал он моего доверия. Решив сыграть на этом, я довольно улыбаюсь и прикрываю глаза.       — Ну, почему же нет, — с сарказмом говорю я.       — Это ты про фотографию молодого человека в твоём ящике? — спрашивает меня Пит.       Открываю рот от удивления. Изумление быстро сменяется возмущением.       — Как ты посмел рыться в моём ящике! — срываюсь на крик.       — Во-первых, ящики мои, — спокойно и с усмешкой говорит Пит, — а во-вторых, я случайно её нашел.       — Случайно шпионил?       — Нет! Мне понравилась твоя брошь и у меня возникла кое-какая идея. Но ты тогда так сильно ругалась, когда увидела её в моих руках, что я посчитал, ты закатишь скандал, если спрошу у тебя про брошь. Поэтому по-тихому искал её и случайно наткнулся на его фотографию. Я извиняюсь за своё поведение, я сожалею.       Я фыркнула от злости. Как не стыдно! А ещё в друзья мне набивался. Сойка моя ему понравилась. Стоп. В памяти выплывает голограмма на папке. Так вот зачем он её искал. После моей победы Сойка-пересмешница стала культовым символом. Где только её не печатают. Только почему у Мелларка она в виде голограммы, а не выставлена на показ? Ведь я увидела её только из-за того, что наклонила папку под углом. Из моих мыслей меня вывел Пит.       — Кто этот парень на фотографии? — недовольно, а по сути, ревниво спрашивает он.       Тут я вспоминаю об условии, которое поставил мне Мелларк ещё в начале нашего знакомства. Чувствую, запахло жареным. Нужно перевести тему. Не хватало ещё, чтобы он что-то о Гейле вынюхивал.       — Скажи, Пит, что ТАКОГО знает о тебе твоя любовница Руби, о чём хочет поведать мне? — с победной улыбочкой излагаю я.       Пит чуть не подавился кусочком говядины, которую нам только что принесли. Он вытирает рот салфеткой и ошарашенно смотрит на меня.       — Откуда ты... — начинает он, но я перебиваю его:       — Я слышала ваш разговор в клубе, — говорю я.       Пит молчит, только крутит в руках бокал. Его прожигающий взгляд чётко направлен мне в лоб.       Наклоняюсь к нему, чтобы сказать:       — Ты уже жалеешь, что не свернул мне шею?       За долю секунды его рука обвивает мою и тянет на себя так, что стол сильно впивается в мой живот. Пит смотрит мне прямо в глаза, между нами несколько сантиметров, я чувствую его дыхание на моей щеке.       — Не лезь в это, Эвердин, — зло шипит он. — Инициатива наказуема, — он отпускает меня и выпрямляется. — Не стоит играть в шпиона, рыться в моём кабинете, просматривать папки. Ты всё равно ничего не найдёшь. Я не говорю тебе правду, потому что ещё не пришло время.       Он встаёт с места, проходит мимо меня, попутно говоря:       — В папке находятся эскизы подарка, который я хочу преподнести тебе в твой день рождения.