***
Возвращаюсь усталая, еле стою в лифте. Думаю, как сейчас растянусь на диване и посмотрю шоу с Цезерем. Открываю дверь, в квартире полумрак. Тянусь к выключателю. — О, Китнисс! — раздаётся сразу же после включения света, — наконец-то ты пришла. Мне было скучно без тебя. Вижу Пита, расположившегося на диване с бутылкой, из которой он периодически пьёт. Рядом, на журнальном столике, лежат ещё несколько пустых и полупустых бутылок. Пьяных я не боюсь, опыт есть с Хеймитчем, поэтому я подхожу к нему ближе. Рубашка Пита расстёгнута на половину, пиджак валяется около кресла. — Ты что-то празднуешь? — интересуюсь я. — Ага. День ненависти к Питу Мелларку. Присоединяйся, — говорит он и даёт мне бутылку. Когда он поворачивается ко мне, вижу на его лице синяк, а губа распухла и кровоточит. — Что случилось, Пит? — встревоженно спрашиваю у парня. — Так проходят праздники в нашей семье. Бегу за аптечкой, приношу и хочу обработать рану. Пит недовольно убирает мои руки. — Не сейчас. Китнисс, — и он делает долгий глоток из бутылки. —- Ты подрался с братьями? Пит грустно улыбается, говоря: «нет». Я предполагаю, что это отец заехал сыну по лицу за непослушание, но сама не могу в это поверить, ведь его отец произвёл на меня хорошее впечатление, не думаю, что он мог избить сына. В такт моим мыслям Пит говорит, плохо, но разборчиво: — Это мать. Она меня ненавидит. Мать? Так его ударила мать? В нашей семье до рукоприкладства не доходило никогда. — Ты можешь ошибаться, — говорю я, и тут же получаю ответ из его грустных глаз: — Меня никто не любит в семье. Он закрывает лицо руками, а я, отходя от шока, сначала медленно опускаю свою руку на его спину, а потом начинаю поглаживать его. Некоторое время мы сидим в таком положении, потом Пит начинает говорить: — Я третий, нежеланный ребёнок в семье. Меня любит только отец, ещё с Эваном отношения более-менее нормальные, а с остальными — хуже некуда. Мать меня ненавидит: то ли потому, что я похож на отца, то ли потому, что не хотела меня. Всю свою жизнь я получал оплеух от неё за всё, ни разу не слышал от неё ласкового слова. Лишь отец был моим спасителем и другом. Ты никогда не задумывалась, почему я живу один? Потому что здесь я чувствую себя свободным, желанным, иногда любимым. Он говорит с перерывами на алкоголь. Я слушаю его и мне хочется разрыдаться. Никогда бы не подумала, что подобное творится в его семье. Мне всегда представлялось, что у него точно всё прекрасно. А оказалось, всё совершенно иначе. Мне жаль Пита. Хочется обнять его, пообещать ему, что всё будет хорошо, успокоить. — Зачем я тебе жалуюсь? Навряд ли ты знаешь что-то о семейных проблемах. И я понимаю, что Пит является первым и единственным человеком, которому я хочу рассказать правду. — Ещё как знаю. На эти слова Пит оборачивается ко мне. — Когда умер отец, мать впала в небытие, и с этого момента её не было с нами. Она просто лежала и молчала, а я в свои одиннадцать лет должна была заботиться о всей семье. Был момент, когда мы сильно голодали, и я чуть не умерла... Я нашла в себе силы только ради Прим, которой было ещё хуже, чем мне. Но матери никогда не было с нами. Она была привидением в доме. После того, как я уехала на игры, ей стало лучше, я попросила её об этом ради Прим. Но я не могу простить. Обида до сих пор живёт во мне. Тут уже Пит меня обнял и прижимал меня к себе всё время, пока я рыдала. — И даже сейчас, после игр, меня спасают только из-за неё! Я закрываю глаза и слышу: — Не поэтому, — тихо говорит Пит. Я отстраняюсь от парня и непонимающе смотрю на него. — Но твой отец сказал... — Мой отец сказал так, потому что я его попросил. Всё еще не понимаю его. Пит проводит рукой по моей щеке. Его глаза светятся знакомым блеском, как и у его отца. Он улыбается. — Возможно, я пожалею о том, что скажу... — Тогда не говори. Меня начинает трясти. Чувствую, что должно произойти что-то важное для меня. — Сейчас самое время. Я пьян, алкоголь прибавляет мне храбрости, и если я не скажу сейчас, потом не решусь. Он пробегает по мне взглядом, чувствую, как его руки потеют, а дыхание сбивается. На мгновенье он прикрывает глаза, распахнув их он выдает: — Я люблю тебя, Китнисс.16.
13 января 2015 г. в 16:50
Чтобы прийти в себя от свалившейся на меня информации, мне требовалось больше времени, чем я предполагала. Удивительно: раньше я думала, что истинная причина о своей продажности принесёт мне облегчение, и я стойко встречусь с правдой. Оказалось, всё совсем не так. Хоть и стало легче, но должной радости не последовало. Меня не дали в обиду только потому, что не хотели огорчать мою мать. Из этого следует, что я просто серая тень, не способная собой кого-то вдохновить. Только из-за матери, которая последние пять лет и матерью-то не была! Я пыталась заставить себя простить её многие годы, ведь она потеряла человека, которого безумно любила, но почему-то прощение давалось с большим трудом, а после слов Мелларка обида возобновилась с новой силой.
Весь день провела в размышлениях, параллельно помогая Мелларку: носила за ним его документы, потом переносила маленькие коробки. Пит не стремился сам заговорить со мной, только иногда я ловила на себе его взволнованный взгляд. Но стоило мне обратить своё внимание на него, то он сразу отводил глаза. От ужина я отказалась. Поднявшись в свою комнату, я рухнула на кровать в надежде, что во сне мне удастся забыться.
Сон предательски ускользнул от меня в первом часу ночи. И что мне теперь делать всю ночь? Позывы желудка решили всё за меня. Тихо спускаюсь по лестнице: вдруг у Пита чуткий сон — проснётся еще, а я ещё не готова к разговору с ним.
Проходя на кухню вижу, что из кабинета Мелларка сочится полоска света. Медленно, стараясь не шуметь, я похожу к двери кабинета. Она приоткрыта и мне удаётся заглянуть в неё одни глазком. Видно мало, по силуэту понимаю, что Пит сидит на кресле и разговаривает с кем-то по своему компьютеру. Голос мужской. Оба говорят о каких-то поставках в Дистрикты. Меня бы не заинтересовал их разговор, если бы мужчина, на том конце провода, не упомянул о мятежах в нескольких Дистриктах. Он поведал о том, что жители, как минимум трёх Дистриктов, напали на миротворцев, организовали забастовки и остановили производство. О том, что президент узнав об этом, выслал туда группу солдат, а в других Дистриктах увеличил количество миротворцев. Я сразу же подумала о Гейле. Чем больше миротворцев на нашей земле, тем меньше он будет выходить в лес, соответственно, больше запретов и суровее наказания за провинности. Мне срочно нужно домой или хотя бы быстрее предупредить Хеймитча. Задумавшись над этим, я не успеваю поднести руки к лицу, когда чихаю. Возможно, я простудилась вчера?.. Тут же я слышу:
— Плутарх, я перезвоню.
Слышу торопливые шаги, спустя мгновение дверь передо мной распахивается и я встречаюсь с недовольным взглядом Пита:
— Тебя не учили, что подслушивать нехорошо? — строго цедит он.
— Я не подслушивала. Я шла на кухню, — оправдываюсь я.
Ни один мускул на лице Пита не дрогнул.
— Кухня в другой стороне, а ты здесь трешься, — заявляет он.
Меня раздражает его тон.
— Я увидела свет в кабинете и подумала, что ты заснул за работой! — тоном спасительницы говорю я.
Пит удивленно смотрит на меня.
— Спасибо за беспокойство, — тон металлический. — Можешь идти.
Он уже почти закрыл дверь, когда я успеваю перехватить его руку за запястье:
— Ещё я Хеймитчу хотела позвонить, — вру я.
— В час ночи?
— Наше время отстает на два часа от капитолийского, и Эбернети ещё не спит.
Конечно, если не вдрызг пьяный.
— Завтра позвонишь, — более спокойным тоном говорит Пит. — Меня целый день не будет дома.
И он закрывает дверь.
Я плетусь на кухню. Открываю холодильник, беру кремовые пирожные, ем прямо у холодильника, рассматривая себя в зеркало. Первое, что меня сильно удивило, когда я только появилась у Мелларка — это зеркало, встроенное в холодильник. Зачем оно здесь? Наверное, затем, чтобы смотреть сколько и что ты ешь и не превратиться в свинку, Китнисс! И правда! Последнее время в моём рационе преобладают пирожные. Так дело не пойдёт. Не стоит привыкать к вкусным деликатесам, ведь в Капитолии я не навсегда. Пит разговаривал с Плутархом — так он назвал человека по ту сторону провода. Плутарх? Хевенсби? Новый распорядитель игр, замена Сенеки. Я помню его, он подходил ко мне в президентском дворце в последний день моего тура. Он разного наговорил мне. Откуда он знает Пита? Нет, вопрос должен стоять по-другому: какие дела у Пита с распорядителем?
Пока иду в свою комнату, рассуждаю о завтрашнем дне. Уже несколько недель мне не нужно ничего планировать, а старая привычка не уходит. Пита не будет завтра весь день. Вроде я должна радоваться: у меня есть возможность обсудить всё с Хеймитчем, поговорить с Прим, и, если повезёт, с Гейлом. Но я не хочу сидеть одна в этом огромном доме. Я вдруг осознаю, что мне будет скучно без Пита. Скучно без его присутствия, скучно без взглядов, которое он на меня бросает, думая, что я не вижу. Ох, Китнисс. Решаю провести свой завтрашний день в тренировочном центре.