Обречена его любить...

Сквозь шум мотора и шепот моих собственных мыслей я услышала звук: яростный, нарастающий и слишком быстро приближающийся. Звук летящей на нас машины. Миг! Я успеваю только повернуть голову влево, как выскочивший с грунтовки джип врезается в левый бок автомобиля. Удар ослепляет, оглушает, сотрясает кости. Звон бьющегося стекла, скрип покореженного металла и, еще черт знает какой, шум терзает мои уши. Я чувствую свое вжавшееся в сидение тело, боль в плечах и жжение ссадин на лице. Первая мысль – Когуро. Но и она, и попытки разглядеть и взять ситуацию под контроль сразу улетучиваются, когда я улавливаю звук взводящегося курка. В правом пассажирском окне я вижу силуэт мужчины в черном. Лица не видно. Вампир. В руках пистолет. Паника. Она охватывает меня всю, каждую клеточку, распространяя по организму что-то вроде новокаина. Потому, что он целится в бензобак. За считанные секунды я принимаю единственно верное решение. Мысли вращаются в голове со скоростью света. На асфальте, возле ноги в тяжелом ботинке лежит камень с кулак. Мужчина нажимает на курок, словно в замедленной съемке. Я сосредотачиваюсь на выстреле. Искра. Это все, что мне нужно. Я чувствую, как глаза наливаются алым, а потом нападающий воспламеняется, словно спичка. В тот же момент силой мысли метаю камень, сбивая с траектории только что вышедшую из ствола пулю. Она попадает в переднюю пассажирскую дверь. Мужчина горит, кричит и корчится от боли. И я слышу хлопки ударяющихся дверей. В джипе еще трое. Все вампиры. Быстро отыскиваю ручку двери и вываливаюсь из салона. Падаю на правую половину тела, чувствуя в левой ужасную разрывающую боль. У меня сломана нога, причем не в одном месте, и что-то с плечом. Сила удара была такой ужасающей, что левая часть машины скукожилась, словно старый башмак. Сжимаю зубы и поднимаюсь на ноги. От боли темнеет в глазах, но на жалость к себе просто нет времени. Я не жду, пока вампиры выстрелят. Двое обходят машину с двух сторон, а третий, словно кот, залазит на крышу. Отступаю назад и поднимаю в воздух большие груды земли. Две из трех попадает в цель, сбивая с ног и откидывая убийц назад. Вампир на крыше уже стреляет. Мне еле удается увернуться от пули. И я снова метаю в него огромный ком земли. Это отвлекает его, но другие вампиры уже подходят ко мне, окружая. Черт! Жалкая сила стихий. Какая от нее польза, если можно только управлять, а не создавать? У меня нет выбора. Мне нужно драться. Сжав зубы, я наскакиваю на вампира справа. От неожиданности, а не от моей силы, он падает на землю, и я придавливаю его своим телом. Конечно, какой охотник будет ожидать от жертвы нападения. Я слышу подбирающиеся ко мне шаги двух других, но они слишком медленны. Передо мной только глаза жертвы – большие, зеленые. У меня нет времени на сомнения или беспокойства о сохранности своей души, ведь я буду жалеть о том, что сейчас сделаю, отберу чужую жизнь. Но это будет потом. Когда у меня будет роскошь под названием время. Я выпускаю когти и вонзаю их в грудь мужчины. Мои пальцы проходят сквозь кожу, мышцы и ребра, словно сквозь твердый сыр. Мужчина мечется подо мной, словно бабочка с оторванным крылом, и кричит. Ужасно, пробирая до костей всей испытуемой болью. Но я смыкаю пальцы вокруг чего-то влажного и пульсирующего и вырываю сердце из груди. Глаза жертвы гаснут, словно фонарики с севшими батарейками, а мой разум мутится от жажды крови, брызнувшей в лицо, струящейся по моей правой руке. Все это длится не более десятка секунд. Адреналин битвы, словно ток по проводам, струится по моим венам. Отбрасываю сердце в сторону и выхватываю из кармана трупа пистолет. Я вскакиваю на ноги и вижу, как двое других приближаются ко мне. Одновременно. Пистолет в правой руке скользкий от крови. Я поднимаю оружие над головой и сосредотачиваюсь. Стреляю. Нападающие растерялись. Мне не нужна пуля. Мне нужна искра. Стиснув зубы, я поднимаю травмированную левую руку и перехватываю вспыхнувший в дуле пистолета огонь. Пламя в моей ладони радостно танцует. Отбрасываю пистолет и, разделив огонь в руках, направляю его на убийц. Один повержен – горит, кричит, падает на землю, пытаясь потушить одежду. Но это не поможет, потому, что я не дам огню погаснуть. Тошнотворный запах горящей плоти вызывает отвращение и желание заткнуть нос. Трое мертвы, но последний, тот, что своей грацией похож на кота, все еще танцует вокруг меня, паля из пистолета. Я уворачиваюсь, но левая половина тела, будто, объята пламенем боли. Собрав остатки сил, я отпрыгиваю к горящему трупу, вампир тоже. Мы похожи на двух индейцев, кружащих вокруг костра. Соображаю, что стою спиной к машинам, а он к лесу. И я делаю то, что хотела сначала - стеной распространяю огонь между собой и убийцей, отгораживая себя и Когуро огненным кольцом. Я слышу, как вампир носится вокруг огненной стены, ища брешь. Он скоро начнет стрелять. Пусть и наугад, но вероятность попадания велика, учитывая то, что он профессиональный убийца. Хромая и кривясь от боли, плетусь к водительскому сидению машины. Передняя часть почти не пострадала, так как целью был пассажир. Но край двери все равно примят и не открывается, сколько бы силы я не приложила. Тонированное стекло и глянцевая краска машины отражали танцующее вокруг пламя. Я смогла разглядеть только голову неподвижного Когуро на руле автомобиля. Первый выстрел просвистел прямо над моей головой. Но у меня не было времени заниматься тем отчаявшимся психом. Сейчас я сама была отчаявшимся психом, которому нужно вытащить своего пугающе неподвижного дворецкого из покореженной тачки. Обегаю машину и хватаю лежащий на асфальте пистолет. Увесистый. Рукоятью высаживаю стекло. Прости, Когуро. Надеюсь, ты переживешь пару царапин. За стеной огня я слышу чертыханье убийцы и звук мотора. Господи, пусть это будет не новая партия душегубов. С корнем вырываю ремень безопасности и, перевесившись через дверцу, подхватываю Когуро под руки. Тяну его на себя, при этом крича от боли, которая застилает глаза. Не знаю, каким чудом, но мы с дворецким оказываемся на асфальте. Огонь пожирает темноту и кислород вокруг нас. Жарко, как в Аду. Звук летящего автомобиля и скрип шин оглушает мой воспаленный мозг, но у меня нет времени думать. Я загоняю боль в самый дальний угол сознания и, уловив признак призрачного дыхания бледного дворецкого, разрываю зубами запястье и прикладываю его к губам вампира. Его голова разбита, кровь заливает закрытые глаза, а крепление очков глубоко вошло в переносицу. Пока моя кровь перетекает в Когуро, я сдергиваю уже не нужный предмет, создавая раны на лице. Как только веки вампира трепещут, предвещая возвращающееся сознание, я вскакиваю на ноги. И снова боль. Сдерживаю крик, но крепко вцепляюсь правой рукой в раму двери. Я вижу силуэты за линией огня и готовлюсь к защите, но… - Риса! – яростный голос Курана острыми ножницами разрезает мои натянутые нервы, размягчая кости до состояния жижи. - Канаме, - выдыхаю я. В моем голосе отчаяние, облегчение, боль. Стена огня, как по волшебству, уменьшается, пока не гаснет совсем, постепенно открывая беспокойное лицо Каина и ужасный в своей холодной, стеклянной ярости, лик Короля. Когуро шумно дышит у моих ног, и я облегченно улыбаюсь, разглядывая яркие, полные живого блеска, серые глаза дворецкого на заплывшем кровью лице. Я уже не успеваю вернуть взгляд к мужчинам, так как крепкие руки хватают мои плечи. Полный боли вой вырывается из меня, словно из подстреленной волчицы. Я была не готова к прикосновениям. - Нормально, - успокаивающе отмахиваюсь я, встречаясь с холодными карими вишнями. В них то же стекло, что и тогда, в кабинете. – Если хочешь меня потрогать, то лучше справа. Эта сторона сексуальнее, - отшучиваюсь я. Это единственное, что остается делать в такой ситуации. Эту дурацкую привычку я переняла у Джастина. - Их было четверо. Один ушел, - отчитывается подошедший Каин, и я пресекаю беспокойный взгляд сухой улыбкой. - Простите, Куран-сама! Я виноват, - начинает хрипло бормотать Когуро. Его попытки подняться делают кожу под слоем крови еще белее, почти как снег. - Нет! Не вставай! – перепугано кричу я. – А если что-то сломано? Но вампир упрямо принимает позу сидячего поклона. Мужчины не предпринимают никаких действий, но моя душа рвется на части, ведь боль Когуро отдается во мне тупым отголоском. - Каин, помоги ему, - обращаюсь я к аристократу. Акацки бросает на Курана вопросительный взгляд и, видимо, получив сухой кивок, бросается на помощь дворецкому, который вот-вот потеряет сознание. Как только десница уволакивает в машину Когуро, я облегченно вздыхаю. - Где раны? – сухо спрашивает Куран, возвращая меня к неприятной действительности. Он злится. Очень. Возможно, что на меня. - Простите… Взгляд чистокровного темнеет, а на лице появляются признаки эмоций. - За что вы просите прощения? – его слова и тон, словно пощечины – звонкие, хлесткие. Я не знаю что ответить. Меня пугают его мысли, его эмоции, которых я не могу понять. – Прошли всего сутки с того момента, как я поклялся Вас защищать. И посмотрите… - я понимаю, о чем он, но все равно оглядываюсь на царящий вокруг нас хаос: столкнувшиеся машины, осколки стекла, груды земли, черное кольцо от огня на асфальте, кровь и пепел. - Я не дева в беде. Я сама могу постоять за себя. - Я - мужчина. Я – Король. Я – Ваш будущий муж, - холодно отчеканил он, но его теплое дыхание коснулось моего лица, согревая. И я, наконец, поняла. Ему жизненно необходимо держать все под контролем, выполнять обещания. А он не смог сдержать одно из них. И он злиться: на убийц, на Когуро, на весь мир. Но прежде всего на себя. Бремя власти, которое он несет, требует от него абсолютного контроля над ситуацией. А с этой ситуацией он не смог совладать. И это злит его, точит изнутри. Я молча оборачиваю правую руку вокруг шеи Канаме. Волосы на его затылке мягкие, шелковистые. - Прости за кровь, - спокойно произношу я, наблюдая за красной полосой на воротнике его рубашки и белоснежной шее. Канаме бережно обхватывает меня за талию и, подцепив под колени, поднимает на руки. Я снова вздыхаю от боли в ноге, но, кажется, сами его руки прогоняют ее. Такой приятный запах Курана и свежести от его рубашки успокаивают, дают ощущение надежности и безопасности. Чистокровный идет настолько плавно, что я даже не ощущаю движения. - Осторожно, - спокойно предупреждает Куран, но я еще чувствую клокочущую в нем ярость. Она, будто серая дымка, клубится вокруг него. Я пригибаю голову, и мы оказываемся в салоне автомобиля. Хлопает дверь, мягко урчит мотор. Каин за рулем, Когуро на переднем пассажирском сидении. За окнами мелькает место аварии, а потом исчезает в ночной мгле, будто всего этого и не было вовсе. Я откидываюсь на кожаную спинку сидения, стараясь не шевелить ногой. Канаме сжимает мою ладонь. - Переломы, - мрачно напоминает он. Когуро виновато дергается в кресле. - Удар пришелся на левую сторону. Похоже, что-то с ключицей и несколько переломов в ноге, - сухо отвечаю я. Я должна быть собранной до конца, пока не окажусь в одиночестве, чтобы переварить ситуацию и поплакать. Сейчас я должна быть сильной. Не ради кого-то, ради себя. Потому, что я – Камингаума. Куран спокойно кивает, но я вижу огонь в его глазах. Поднимаю юбку испорченного платья, обнажая ногу. Хорошо, что я не додумалась сделать этого раньше. Меня бы вырвало. Где-то внутри аукается кусочек шоколадного торта, но я усилием воли заставляю остаться его на месте. Коленная чашечка смещена и ярко синеет на фоне бледной кожи. Малая и большая берцовая кость сломаны. Благо, хоть перелом закрытый. Зато со смещением. Гематома под кожей голени уже позеленела, что говорит, о заживлении. Кости срастаются неправильно. Придется ломать. От этого желудок снова скручивается. Но хуже всего пришлось бедру. Это не просто перелом со смещением, это прорывающаяся сквозь кожу кость. - Канаме, опусти юбку, - задыхаясь, не прошу, приказываю я. - Каин, звони врачу. Я бросаю на Курана скептичный взгляд. Он что, серьезно? - Это всего лишь перелом, - отмахиваюсь я. – Не так круто, как кусок шпаги в ребрах, конечно, но тем не менее. - Прекрати шутить на эту тему, - рявкает Куран. Все вздрагивают одновременно. Но я не отвожу глаз от пылающих карих вишен. Пора пустить в ход здравые аргументы. - Кости срастаются слишком быстро. Ждать врача не имеет смысла, - начинаю объяснять свои доводы я так, чтобы они звучали разумно. - Их нужно ломать, - мрачно сообщает мне, словно маленькому ребенку, Куран. Под колесами уже шуршит гравий подъездной дорожки, а огни поместья зазывно бьют в лобовое стекло. Я молча смотрю на Канаме. Мысли бегают в его глазах, словно суетливые родственники, готовящиеся к отъезду. - Ты уже спасал мне жизнь. Это еще проще. Автомобиль тормозит у главной лестницы, и чистокровный мрачно кивает. Хорошо. Он подхватывает меня на руки и выходит из машины раньше, чем успевают спуститься по ступенькам помощники. - Куран-сама, - обеспокоено возникает рядом светловолосый аристократ – Айдо. - Помоги Каину, - бросает Канаме и быстро взбегает по ступенькам со мной на руках. Поверх плеча чистокровного я смотрю на Каина и Ханабусу, вытаскивающих Когуро из машины. Весь шум в поместье замирает, когда Канаме несется по коридору со мной на руках. Его сердце быстро и уверенно бьется под моим плечом. Лука уже открывает дверь в мою спальню, а Манами включает свет. Мгновение, и матрас уже пружинит подо мной. - Манами – выйди, - командую я сквозь зубы. Горничная покорно выбегает. Канаме остервенело разворачивает стул от трюмо, а аристократка неловко топчется за его спиной. Наверное, гнев Короля вводит в ужас не только прислугу. Не будь я так переполнена адреналином, возможно, сама испугалась бы. - Лука, - мой оклик заставляет вампиршу выйти из транса, и карие глаза непонимающе обращаются ко мне. – Принеси из ванной три полотенца: одно для лица и два для рук. Женщина быстро кивает и уносится прочь. Канаме тем временем разрывает юбку платья и снимает черную лодочку. Его пальцы на лодыжке вызывают щекотку. Звук разрываемого платья отдается болью в моих ушах. А я его так полюбила! Особенно вышивку на юбке! - Поднять было бы слишком просто, - напряженно огрызаюсь я. Но Канаме молчит, понимает, что это нервное. Я хватаю принесенные Лукой полотенца и приказываю выйти. Ее полный отвращения взгляд на мою ногу вызвал во мне какие-то неприятные эмоции, что-то вроде щемящей уязвленности. Куран обхватывает разгоряченную от травм ногу своими пальцами у коленки и ждет. Я быстро обматываю полотенца вокруг рук, чтобы не поранить ладони, а самое маленькое сворачиваю и прикусываю зубами. В карих вишнях я читаю команду - приготовится. И я вроде бы готова… но нет. Первая порция боли врывается со звонким хрустом. Кажется, я сейчас расползусь на части, от взрывающегося в моей голове, да и всем теле, пороха. Перед глазами, вместо потолка, черным черно. Я изгибаюсь на кровати, словно уж, попавший в западню. Левое плечо пронзает та же боль. Но крик клокочет только в груди, оставляя первенство хрусту коленной чашечки. И я почти горжусь собой, ведь сейчас добрая половина поместья прислушивается к тому, что здесь творится. - Постарайся не двигаться, - рычит Куран и переходит к голени. Моя грудь вздымается от отдышки, и я мычу, чтобы он подождал. Но он не ждет. Снова хруст, а следом за ним второй. Сразу две кости. Боль снова ослепляет. Пальцы вонзаются в полотенца на руках, а челюсти сжимают кусок ткани во рту с такой силой, что клыки, проткнув материю, стукаются друг о друга. Боль в плече кажется мне теперь не более чем ноющей царапиной. Выплевываю полотенце изо рта и шумно хватаю ртом воздух. Пальцы Канаме уже надавливают на бедро, вызывая отголоски боли на измученной плоти. - Пожалуйста, несколько секунд, - взмаливаюсь я, глядя на решительное лицо чистокровного. Он молча кивает и возвращает взгляд к ноге. Я даже не хочу туда смотреть. Чувствую, как соленый пот заливает глаза. Очень хочется помыться. - Все, поехали, - настраиваюсь на предпоследний рывок я и сцепляю зубы покрепче. От драного кляпа пользы уже не будет. – Только учти, мне еще на своей свадьбе танцевать. И ели я буду похожа на хромого бегемота, тебе же хуже… Не успеваю я договорить, как новая порция боли пронзает меня, жадно срывая с моих губ душераздирающий крик, звенящий где-то в голове. Я понимаю, что на миг потеряла сознание, когда руки Канаме отрываются от моего плеча. Хорошо, что я хоть этого не почувствовала. - Все? – облегченно выдыхаю я. Стекло в карих глазах Курана покрылось мелкой сеткой трещин, как когда-то в доме Рейдона. В них было чувство вины, а в спокойном, на первый взгляд, лице угадывалось раздражение. Это выдавали немножко расширенные крылья носа и сжатая челюсть. Он снова злится на себя. - Все, - подтверждает чистокровный и встает со стула. Повинуясь непонятному порыву, я, игнорируя боль в левом плече, хватаю горячую ладонь Курана. Он переводит на меня слегка удивленный взгляд. - Ты не виноват, - с придыханием выпаливаю я. – Никто не виноват. Лицо Канаме, словно приросшая за много лет маска, остается равнодушным. Но большая ладонь крепко, немного отчаянно, сжимает мои пальцы. Мужчина склонятся над моим лицом, и я чувствую легкое и нежное прикосновение его пальцев к щеке там, где покрылась коркой самая глубокая царапина. Печаль в карих вишнях его глаз, сгусток лилового тепла у влажного от пота виска, и я проваливаюсь в долгожданный сон… *** Я просыпаюсь от того, что задыхаюсь. Кошмар. Это был всего лишь кошмар. Я редко вижу сны, когда сплю, а когда вижу, то все они не кажутся мне реальными. Но этот – был особенно красочным. Горячая кровь на моем лице и руках, пульсирующее и скользкое сердце в ладонях, и пустые зеленые глаза жертвы. Но в этот раз потухшие изумруды принадлежали не убийце. Они принадлежали Джастину. И я убила его. Я… Я вскочила с кровати, на ходу сдирая с себя липнущее к потной коже платье. Запах копоти и отваливающиеся струпья присохшей крови вызывали отвращение. Оставив на холодном кафельном полу всю одежду, я залезла в пустую ванну и открыла кран. Теплая вода начала постепенно наполнять мраморную чашу, обволакивая меня, успокаивая. Меня трясло. Трясло от кошмара. И тьма способствовала страху, который подобно стервятнику кружил надо мной. Я вижу кровь Джастина на своих руках и угасающий взгляд его любящих глаз… Словно истеричка, я выскочила из ванны и, чуть не поскользнувшись, кинулась к выключателям, хлюпая по полу мокрыми ступнями. Свет обжег глаза, отгоняя страх в темную ночь за стенами особняка. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Я вернулась к ванне и вынула затычку. Розовая, от крови, вода смерчем уносится прочь. Пытаясь успокоиться, иду к полочкам с парфюмерией и нагребаю полные руки. Снова набираю чистую воду. Бросаю туда соль, мягкие шарики с ароматом лаванды и еще много всякой всячины, лишь бы отбить прилипший ко мне запах крови. Вода успокаивает. Я выбрасываю все мысли из головы до тех пор, пока не чувствую приятную пустоту в груди. Расплетаю немного окровавленную на кончике косу, соскребаю мочалкой пот и всю мерзость прошлой ночи. Вот так. Все позади. Я медленно вытираюсь полотенцем, тщательно расчесываю мокрые волосы и обильно втираю в тело абрикосовый крем. В гардеробной я прихожу мимо отдела с платьями, прямо к стеллажу с джинсами. Натягиваю майку и угги. Вытягиваю дорожный чемодан и откидываю тяжелую крышку. В глаза бросается нечто пушистое и красное. - Джас… - тихо бормочу я, вынимая свитер. Высвобождаю оттуда злосчастную рамку с фотографией и подношу к лицу мягкую шерсть. Свитер пахнет дождем и бергамотом. Мои украденные сокровища. Быстро натягиваю свитер и, забросив рамку обратно в чемодан, прячу багаж. Мне пока еще слишком больно смотреть на фото. Рукава свитера приходится подвернуть, так как он непомерно велик. Когда я выхожу из гардеробной, за окном уже светло. Значит, я проспала больше суток. В коридорах тихо и пустынно, поэтому я бесшумно выскальзываю из спальни и спускаюсь на первый этаж. Моя цель – сад. Но в пустынном зале поместья меня уже ждут. - Госпожа, - Когуро вынырнул из-за лестницы, словно призрак, и склонился в глубоком поклоне. Я не знала, что ему сказать. Не только потому, что слов не нахожу, чтобы описать ситуацию, но и потому, что сейчас вообще не хочу ни с кем разговаривать. - Я не знаю, как благодарить Вас. Просто знайте, что теперь я обязан Вам жизнью, и она принадлежит Вам в той же мере, что и Хозяину Курану. И что-то в моей душе, вдруг, возликовало. Я ничего не хотела от Когуро, не хотела его уничижительных поклонов, не хотела обязательств с его стороны… ничего. Я просто спасала ему жизнь. Бездумно. Инстинктивно. Просто. А в ответ получила его доверие и верность. Это все, что мне нужно от него. - Я все-таки не Английская Королева, так что не нужно так долго кланяться, - нервно отшутилась я. Когуро поднялся, и в его серых глазах читалось… благоговение? – Просто покажи, где сад. Он снова быстро поклонился и, улыбнувшись уголками губ, чего я раньше никогда не видела, последовал в сторону небольшой двери, которая находилась прямо напротив главного входа в поместье. Сонное утреннее солнце уже висело над горизонтом, отражаясь от островков талого снега в вязкой черной почве. Площадь сада была огромной. Она выходила далеко за пределы «П» образной территории дома, на холмы, прямо к опушке леса. Я повыше натянула хомут ворота и шагнула на мощеную дорожку. Я как будто попала в свою мечту. Вокруг утеплённые в полиэтилен розы. Их тысячи! Как и голых спящих деревьев – молодых и старых, плодовых и декоративных. От главной дорожки между кустами разбегались тропинки. Я насчитала, по меньшей мере, с десяток скамеек и старинных кованых фонарей. Это мечта! Я все гуляла и гуляла, думая только о ласковом ветре. Мне не мешал ни холод, ни солнце, ни, следующий по пятам, Когуро. - Кто ухаживает за садом? – наконец, спрашиваю я, остановившись возле старинного фонтана из песочного мрамора. На ощупь он был холодным и гладким. - С наступлением весны мы держим целый штат садовников и ландшафтных работников, - с готовностью оповещает дворецкий. Я задумчиво смотрю на прекрасную женщину, которая, как будто, идет в пустоту, и представляю, как вода омывает ее лицо, волосы, тело, подобно слезам. - Канаме любит сад? – этот вопрос срывается с моих губ непроизвольно. Но я не забираю его обратно, а просто жду ответа, устремляясь к самому большому и древнему дереву в саду – гигантскому вязу. - Да. Хозяин любит подумать среди роз. Он питает к ним слабость. Значит, у Курана Канаме тоже есть слабости. И кто бы мог подумать, что это всего лишь цветы. Розы. Могу поспорить, что его любимые – красные или черные (самый темный оттенок красного). - А есть в этому саду желтые розы? – закутываясь в свитер, интересуюсь я. Когуро с удивлением смотрит на меня. - Нет, госпожа. Хозяин любит алые, черные и белые розы, - в тоне Когуро звучит искреннее сожаление. Мы молчим достаточно долго, но дворецкий прерывает тишину между нами. Я знала, что он спросит это. Естественный вопрос. - Вы любите желтые розы? Это цвет разлуки, – и спохватывается. – Простите. - Нет, ничего, - улыбаюсь я. Его слова вызывают горечь во мне, и я глубоко вдыхаю любимый запах бергамота и дождя. – Да, я люблю их. Мужчина больше не спрашивает. А я не отвечаю. Потому, что не собираюсь говорить о том, что моя жизнь – сплошная разлука. О том, что Джастин обожает эти цветы, и всегда говорил, что они похожи на такое редкое для Англии солнце. Что они похожи на меня – его личное солнце. Господи, я бы отдала все, что угодно, чтобы увидеть его еще один раз. Чтобы почувствовать его успокаивающее меня руки, как тогда, когда мне снились кошмары, чтобы услышать веселые шутки, высушивающие мои слезы, чтобы просто вернуться к тому времени, когда я была счастлива. Без условностей. Без преград. Чтобы не разгадывать чужое сердце в холодных взглядах и высокопарных речах. Чтобы просто… любить. И боль внутри, боль разлуки и одиночества, взрывается во мне, вызывая отклики еще более мощные, чем тысячи переломов. Потому, что теперь Его солнце будет светить другому. Если будет светить вообще…