***
- Что делать с пленными, милорд? - Повесить. – отозвался шейд. – По одному на каждом перекрестке тракта. - Милорд, это... мальчишки. Бросали камнями в лошадей...– солдат не посмел оспаривать приказ господина, но осмелился уточнить, о тех ли пленных идёт речь. – Они играют в войну, наслушавшись историй от… От взгляда шейда по спине солдата пробежали мурашки, как будто их пламя прожигало его насквозь. - Повесить. – коротко повторил шейд, и снова повернулся к пылающему пейзажу. Ни одна эмоция не проскользнула на бесчувственном лице того, кто обрекал на смерть десяток чьих-то сыновей и братьев. Шейду не было разницы до того, сколько лет мальчишкам, осмелившимся закидывать камнями карательный отряд, перепугав лошадей. Возраст не имеет значения. Мальчишки вырастут и вместо пращей возьмут в руки настоящее оружие, чтобы убивать им других людей. Все они так или иначе в родстве с повстанцами, это же деревня всего-то на восемь дворов. Поэтому при более широком взгляде виновны все, что уж тут говорить об обнаглевших мальчишках. А шейд, как существо долгоживущее, просто вырывал дурную траву с корнем, когда она начинала пробиваться на вверенных ему землях. Это была не жестокость, а просто привычка смотреть в будущее… на десяток лет вперёд. Шейда мучила бессонница. Ему снилась она**. Эти сны были кошмарами, но Дурза чувствовал себя в них, как в наилучших грезах, потому что кошмар, где он снова мог прижимать к себе свою ведьму, был его блаженством. От каждого поцелуя шейда бледная кожа Аварис дымилась, растрескиваясь, как разогревающиеся в печи угли, как будто она сгорала в его руках изнутри. В момент наивысшей близости, в которой он почти верил, что снова обрел её, в расшитый нагрудник шейда вонзался тонкий костяной клинок. Рассыпаясь пеплом под напором разрывающих его духов, шейд с нечеловеческой силой сжимал маленькие пальцы ведьмы на рукоятке, не переставая их целовать. Как он был бы счастлив, если бы она вернулась в виде мстительного духа, желающего его смерти. В конце концов, он последовательно делал все, чтобы её заслужить. Потому что даже пламя пожара не могло согреть шейда так же, как эти прикосновения.***
Потолок терялся во мраке. Тронный зал был устроен так тонко и легко, как будто он был стрелой, рвущейся в небо сквозь ветер и тучи. Пол, казавшийся бескрайним в таком отдалении от несущих стен, был отделан мозаикой из полудрагоценных камней, мерцавших в свете удерживаемых магией светильников, формировавших свой собственный узор в высоте. Эта красота и роскошь, достойная эльфийских чертогов, должна была восхищать своей изысканностью и утонченностью, если бы между изглаженными десятками башмаков и туфель камушками не пролегали тонкие желобки. Как будто умелый садовник расчертил свой волшебный сад системой каналов, чтобы вода питала все уголки мозаики. Точнее, если бы в местах стыков мраморных частей каналов не засохли тонкие подтеки цвета ржавеющего металла, безмолвно напоминавшие ценителям красот Урубаена, как дорого они могут заплатить за наслаждение находиться в столице Алагейзии. - Ты явился сюда один, Марга. Это меня огорчает. - мужчина в тени высокого кресла, на спинке которого расправил крылья кованый дракон, говорил спокойно. – Где ведьма и её двухцветный ублюдок? - Ваше Величество, возникли непредвиденные обстоятельства. – голос человека, отвечавшего Королю, слегка дрогнул, словно человек почувствовал руку на своем горле. - Меня это не интересует. - Мальчишка оказался сильнее, чем мы думали, Ваше Величество. - Не имеет значения, идиот, что вы думали. Где он? Почему ты стоишь передо мной, а при тебе нет ни шлюхи шейда, ни их отродья, ни даже их голов? - Была организована засада. На лесном перевале, достаточно далеко от Гиллида, область седловины. Струной подсекли ноги лошадям, людей сняли лучники. Но конь ведьмы замешкался и смог перескочить струну, шейдова сука успела подобрать с земли мальчишку и подняться с ним к седлу перевала. Палец с аккуратным ногтем нетерпеливо постукивал по золоченому подлокотнику. - Мы загнали их в излучину седла. – мужчина перевел дыхание, повисшее облачком в застывшем воздухе. – Но потеряли трех лучников и мага. Гальбаторикс сжал губы: столько сил на то, чтобы поймать какого недомерка, которого качает от дуновения ветра. Полушейд. Недошейд. И потерять на нем обученного мага. - Мальчишку взяли измором. Но женщина препятствовала тому, чтобы забрать бесчувственного ублюдка, поэтому в нее бросили ледяное дыхание. Гальбаторикс скептически поднял бровь: матери обычно чрезмерно истерично относятся к тому, что рано или поздно нужно отпустить детей в самостоятельную жизнь. И ведьму лучше было сохранить, чтобы использовать для контроля над будущим шейдом, да и в процессе трансформации им иногда нужно дополнительное… питание. Но, к сожалению, случались дипломатические промашки в прояснении этой картины любящим мамашам. - Это привело к непредсказуемому всплеску у шейдова ублюдка. Припадок безумия, как на первом этапе трансформации. - В чем именно он выражался? - Наши люди напали на наших же людей. - Какие люди? – в голосе Короля уже отчетливо чувствовалось раздражение. - Мертвые, Ваше Величество. Наши мертвые люди напали на наших живых людей. Без мага взять мальчишку в припадке оказалось невозможно, поэтому лучники закончили дело. И руки... у него изменились руки, мой господин, как если кости проросли сквозь них. Заражение началось, он был готов к ковке. Гальбаторикс мучительно возвел глаза к невидимому потолку. Совершенно невозможно обучить идиотов тому, что некроманты не любят умирать в одиночестве и после их смерти спонтанное восстание окрестных кладбищ – обычное дело. Обычно же все само собой успокаивается, но здесь сыграла роль близость свежих тел. Идиоты. Потратить материал для нового шейда в мусор, развеять порцию силы с ведьмы и недошейда, потерять одного мага… Только раззаки и Дурза, будь он не ладен, действительно умели охотиться на магов. Все остальное обходилось дороже, чем результат. - Легенда? - Нападение партизанского отряда варденов. Они недавно делали вылазку в седло перевала, наследили много. Тело женщины забрали, своих сожгли. Предметы, на которых ученик мага обнаружил чары, были сожжены и наполнены замещающими воспоминаниями. - Довольно. – кивнул Гальбаторикс, потирая виски. Работа была проделана грязно. И результат не стоил выеденного яйца. Надо было заставить шейда притащить сюда своё отродье своими руками, а уже потом решать, оставить в живых одного или обоих. Гальбаторикс так бы и сделал, если бы не опасался, что Дурза начнет кусать свой поводок и попытается навредить мальчишке, забрав у него силы, или спрятать его. В том, что Дурза скорее сдохнет, чем откроет место, где зарыл свои маленькие живые кости, сомневаться не приходилось. Когда собеседник Его Величества тронулся к выходу из зала, Король слегка обернулся к драпировке, за которой ощущалось нервное движение. Большой чёрный дракон, благодаря которому Гальбаторикс занимал трон, чувствовал раздражение своего Всадника, и явно нуждался в небольшом утешении. - Избавь меня от очередного кретина, сделай милость. И мощная голова вынырнула из темноты зала, челюсти стукнули друг о друга, как створки гигантского сундука, навсегда похоронившего внутри себя разжалованного слугу. Смена должностей В Урубаене происходила быстро.***
«Спасай себя». Тонкие пальцы, закованные в исцарапанные металлические колпачки с причудливой гравировкой, с третьей попытки отомкнули замок на ошейнике. Конструкция издала легкий треск и раскололась на две половинки, от которых пошел темный дымок рассеивающегося заклятья. Старая кошка не удержалась от того, чтобы пару раз лизнуть натертую ошейником полоску шкуры. Давно Себастьяна не бегала вслед за лошадьми, да по скалам, да ещё и на волшебном поводке. Всё-таки годы у неё уже не те. Ипну же потратил на её освобождение последние силы и осел на речную гальку, вяло кутаясь в плащ убитого волшебника. Его собственный, с воротником из черной лисы, с него сорвали руки гвардейцев в седловине, к которой полушейд дал себе слово не возвращаться даже в мыслях, чтобы не сойти с ума. Впрочем, ему оставалось не долго мучиться. Древко одной стрелы торчало под ключицей, тонкой, как куриная косточка, и самому её полушейду не вытащить, она зацепилась наконечником за кости. Вторая попавшая в него стрела, оказавшаяся спасительной, вонзилась в голень, сбив Ипну в воду. Со второй стрелой ему впервые повезло в чем-то, если слово «везение» вообще можно было использовать в описании того дня, когда на них напали. Легкость и гибкость даже раненного тела спасли от ударов о пороги под водой, а преследователи наверняка сочли его мертвым после падения со скал, а сын шейда очнулся в вонючем рыхлом иле этой заводи. Сначала он думал, что ему не хватит сил даже встать. Больше получаса возни в ряске и какой-то тухлятине, и он всё-таки выбрался на берег. Но толку-то - нога и плечо набухали от долгого лежания в воде, а учитывая собственную слабость здоровья, Ипну не питал иллюзий насчет того, сколько ещё он проживет. Только кошку он хотел отпустить. Отец-шейд связал с ним Себастьяну через волшебный ошейник. Кошка не сможет отойти от полушейда, если тот умрет. И может умереть с голоду, привязанная к мертвому телу. Не самая лучшая плата за то, что она так долго была его компаньонкой в Гиллидской тюрьме. «Твой долг оплачен. Уходи». Она действительно сделала, все, что могла. Приволокла плащ мага и какие-то тряпки, помогла Ипну срезать одежду и обернуться в сухое. Остальное делал жар.***
К своему удивлению и без всякого желания, Ипну проснулся к вечеру. Рядом трещал чадящий огонек, возле которого куталась старушка, завернувшаяся в добытую где-то серую ветошь. - С возвращением в мир живых. – тон старой кошки был ворчливым даже тогда, когда был благожелательным: Себастьяна очевидно пыталась повеселить или хотя бы отвлечь полушейда.- Как хорошо, что в моем возрасте я не разучилась занимать немного у людей, а? – в когтистой сухенькой ладошке сверкнуло несколько мелких монет, но Ипну остался безучастен к этой добыче. – Ладно, я просто их украла, как и, - кошка-оборотень развернула из обмоток половину каравая хлеба и солидный кусок сыра, - еще несколько полезных нам вещей. Ипну взялся за горло, плотно перебинтованное отрезами ткани. - Тут уж как смогла, - виновато развела руками Себастьяна, - целитель у нас ты. Когда поправишься, тогда и починишь себе горло, чтобы говорить. Я только вытащила и стянула. Или старый красный кобель тебя починит в замке. Взгляд полушейда, и так мутный от слабости, стал холодным. Ипну попытался усмехнуться "лестной метафоре", но от сухости губы треснули: он давно не пил. И говорить он мог только мысленно: горло не слушалось. « Я не вернусь в Гиллид. Я просил маму уйти от него вместе, но она не хотела оставлять отца одного. С каждым годом он становился хуже. – воспоминание о шейде ужасно разозлило Ипну, он кое-как попытался подняться на руках, выбираясь из плаща. - Он не будет скучать по своему вечному разочарованию. Избавится от меня, от неё, как от свидетельства своей слабости, и с легкостью забудет». - Думай пока о том, как бы набраться сил, чтобы идти. - Себастьяна в один прыжок оказалась рядом с сыном шейда и вернула его на место, чтобы тот не разогревал новый приступ гнева, который забрал у него столько сил. – А уж куда нам идти, подумаем потом. Я разомну тебе хлеб в воде, попробуешь это пить. А к утру может и птичку поймаю. И старушка снова уселась у огонька, но, с другой стороны, чтобы не закрывать мальчишку от тепла. «Нам?» - А как же. – фыркнула кошка, разминая хлеб между пальцами. – Когда коты-оборотни выбирают себе друга, от их компании очень тяжело отделаться, знаешь ли. Да и дорог вокруг очень много, найдем себе свою. Ты главное силы копи, чтобы вылечиться, целитель. Конечно, Себастьяна знала, что Ипну не прав относительно шейда. Дурза был строг с ним, излишне строг и требователен, но нельзя было сказать, что шейд не любил сына. Наверняка любил гораздо больше, чем можно ожидать от умалишенного шейда. Правда, у шейдов что ни любовь, то вечно мертвые по обочинам дорог и оврагов, и судьбы сломанные вокруг. Такова уж их природа. Разубеждать полушейда в его заблуждении кошка совершенно не считала нужным, поэтому и медальон, благодаря которому Дурза мог видеть их, бросила в тот же огонь, в котором сгорела ведьма. *** * Волосы мужчины-кочевники подрезают в двух случаях: позорное поражение в поединке или гибель всех потомков мужского рода (= пресечение рода), когда они посвящают свою дальнейшую жизнь исключительно мести. Дурза отхватил свою гриву мечом, как бы отказываясь от своего прошлого и своих убеждений. Оттенок волос шейда меняется в зависимости от его состояния – когда он в силе, они красные, и бледно-рыжие, когда слаб. ** Это может быть неочевидно, но у Дурзы потихоньку едет крыша. Он сам по себе не очень стабильное существо, и в период душевных страданий шейд действительно одержим, он не управляет своими духами, а они управляют им без всякого налета человечности.