Early Sunsets over Monroeville
29 сентября 2015 г. в 13:38
POV Джерарда
Еще одна бессонная ночь, мне показалось, что сквозь сон я слышал грохот, хотя, возможно, мне показалось, что слышал — когда я проснулся, Фрэнк только тяжело дышал и бредил, сидя в углу. Снова, как и в прошлую ночь, и позапрошлую, и позапоза-. Я начинаю забывать, как выглядит спокойный сон и с чем его едят.
Фрэнк сидел в углу, рядом с раковиной, пытаясь спрятаться, не замечая ничего вокруг себя.
Он ничего не видел, совсем ничего, в этом я успел убедиться ранее. Не уверен, что он вообще слышал или понимал, что я говорю ему. Думаю, он только улавливал тембр, потому что всегда успокаивался со временем. Как только начинало рассветать, ему становилось лучше, а я был выжат, как лимон, от очередной ночи почти без сна.
Когда я подошел к раковине, осторожно ступая, пытаясь ничего не задеть, то тут же попытался поднять Фрэнка и уложить обратно в кровать, но после первой неудачной попытки решил отложить это.
Мне хотелось спать, просто лечь и выспаться хоть раз за всё это время, но вместо этого я опустился рядом с Фрэнком и заговорил с ним, хотя даже не надеялся, что он поймёт то, что я говорю, но мне хотелось верить, что-то, как я говорю, хоть как-то поможет ему прийти в себя.
— Эй, слушай, тише. Всё будет хорошо, ладно? Это не по-настоящему, Фрэнк, — звучал мой голос где-то далеко, тихо и устало. Кажется, я не слышал сам себя, но в этот раз Фрэнк услышал меня.
— Это по-настоящему. Я вижу её, ясно тебе. Я не сумасшедший.
— Знаю, я знаю, ты не сумасшедший, но тут правда никого нет. Это не…
— Я не сумасшедший! Это не так, как обычно, совсем по-настоящему, — Фрэнк всё ещё смотрел мимо меня, пытаясь сфокусироваться, и пялился куда-то на уровне моей шеи. Кажется, он хотел задержать свой взгляд хоть на чём-то, но его зрачки всё равно дёргались.
— Фрэнк, послушай… Тише. Это пройдёт, просто постарайся слушать меня, мой голос, ладно. Я понимаю, это сложно, но…
— Ты не понимаешь! — вскрикнул он в этот раз ещё громче, так, что я даже испугался, что нас могли услышать санитары. Если бы это произошло, то его снова бы заперли в больничном корпусе, который Фрэнк совсем недавно покинул. Мне этого не хотелось. Но и Фрэнк был слишком слаб, чтобы продолжать вопить в том же духе, — его болезнь высасывала из него все силы. Теперь она высасывала их и из меня тоже. В этот раз всё обошлось.
— Ты совсем не понимаешь, Джерард. Ты просто отключаешься, и я бы тоже хотел так, просто вырубаться, когда всё катится к чертям.
Он продолжал говорить, а я просто упирался одним коленом в холодный пол, и не хотел понимать того, что может произойти дальше, и того, что уже происходит.
— Может быть, — пришлось согласиться мне, только чтобы не разозлить его ещё больше. — Но я пытаюсь, Фрэнк. Тебе нужна помощь.
— Чем ты можешь помочь мне? Как ты можешь помочь мне, если не можешь помочь сам себе? — смотрел Фрэнк на меня по-волчьи. — Уйди, Джерард. Отойди от меня.
Хоть кто-нибудь заметил?
Когда мне вновь удалось разглядеть его глаза, то Фрэнк не был в бреду. Это было очевидно, как-то, что солнце встаёт на востоке, а садится на западе. И это было странным для меня — он просил уйти. Я не обижался, никогда ещё не обижался на него. И сейчас тоже. Это было другое.
То, что я видел во Фрэнке сейчас, было абсолютно разумно, может быть даже слишком разумно. Но это не был Фрэнк. Мне очень хотелось, чтобы это был не он.
Но это был Фрэнк, и он был прав.
Я не мог помочь себе, может, не мог помочь и ему, но очень хотел. И если теперь мои попытки ничего не значат, то что вообще имеет значение?
Должен ли я быть поражен твоими последними словами?
— Ладно… Я уйду, но сначала помогу тебе встать, хорошо?
Я протянул к нему руку, пытаясь помочь ему подняться, но вместо того, чтобы послушать, Фрэнк оттолкнул меня сильнее, чем это казалось возможным в его состоянии. Мой затылок плотно впечатался в стоящую рядом раковину. Сначала я подумал, что моя голова раскололась как орех, кажется, я даже слышал треск, но после того, как я открыл глаза, осталась только тупая, ноющая боль в темечке и злость. Когда я взглянул на него снова, Фрэнк смотрел на меня жёлтыми от уличного фонаря за окном глазами и улыбался.
— Лучше помоги себе сам, посмотри на себя. Посмотри. Мне станет лучше, когда она заберёт меня отсюда. Мы уедем.
Фрэнк дрожал, дрожал и тяжело дышал, его скручивало спазмами, но он только жмурился.
— Мама заберёт… Эти врачи такие же, как и в Мэне, как и везде. Мы уедем отсюда… Помоги себе сам.
Когда я проснулся утром в своей кровати, то Фрэнк лежал напротив, там, где и должен был. У меня на тумбе лежало направление на процедуры, как и обычно с небольшой припиской внизу «к доктору Фаусту в 20:00»
Мне ещё никогда не было так паршиво.
***
POV Фрэнка
— Кажется… Не помню всего, но сегодня опять, да? — начал было я, но Джерард не дал мне договорить.
— У тебя был припадок. Ничего особенного, и теперь всё в порядке, — произнёс он, перекидывая кусочки фруктового салата с одной стороны тарелки на другую с выраженным раздражением.
Ничего особенного? Теперь он говорил это так, будто это вообще ничего не значит. Тем не менее я видел, что Джерард злится на меня — этого сложно было не заметить.
— Ты не выглядишь, будто всё действительно так.
— Предлагаю забыть об этом, Фрэнк, ладно? Успокойся.
Забавно слышать совет успокоиться от человека, который ведёт себя как последний огрызок, делая при этом вид, что всё в полном порядке. И причина тут может быть только в том, что случилось ночью, потому что ещё вчера вечером Джерард был куда веселее. И я заслуживал знать правду.
— Что я сделал? Просто расскажи мне. Я не хочу всех этих недомолвок.
— Просто ты говорил… Не суть. Выглядело так, как если бы ты говорил то, что думаешь на самом деле и…
— Подожди, Джерард, просто скажи и всё.
Он помедлил немного, обдумывая, а после продолжил, отложив ложку.
— Чтобы я ушёл, вот и всё, а потом оттолкнул.
— Ты же прекрасно понимаешь, что я не хотел. Понимаешь, да?
— Понимаю. Как и всегда.
Больше Джерард так ничего и не сказал, и мы ели молча. Он салат и хлебцы с каким-то подозрительным зелёным соусом, на вид так себе, а я рыбу и рис, ещё теплый чай, такой сладкий, что больше походил на кисель. Джерард задевал краем ложки по дну тарелки, издавая противный скрежет и морщась, а я только пялился на него в полной растерянности.
— Фрэнк, — произнёс он, видимо, заметив моё непонимание. — Ладно… Не знаю, что на меня нашло. Я просто злюсь, не знаю почему. Это не из-за тебя.
Если бы я сказал, что понимаю его, я бы соврал. Когда мне приходилось злиться на кого-то, то делал я это по понятным причинам. И сейчас я не понимал Джерарда, но это ещё не значило, что мне не хотелось его поддержать. Мы друзья, а значит я могу хотя бы попытаться, ведь друг из меня, если честно, так себе. Не думаю, что я вообще могу быть в этом хорош.
— Не бери в голову, ладно. С каждым может случиться, — соврал я, потирая шею, которая неприятно ныла от неудобного сна.
— Да, ладно.
Он снова взял ложку и продолжил ковыряться ею салате.
— Хочу выбраться отсюда. Выйти.
— В смысле? Думаешь, отпустят? В тот раз доктор Фауст ещё не видел моего состояния и всего такого. Да и с тобою то же самое.
— Не отпустит, конечно! Я же о другом говорю. Мне надоело здесь. Всё надоело.
Если бы мне сказали, что моя нижняя челюсть упала на пол, как в наивных детских мультиках 30-х годов, я бы не удивился. Кодовая операция «Побег из психушки»? Серьёзно?!
— Джерард, ты не думаешь, что твоя идея слегка не продумана? У нас же нет зимних вещей, там холодно. И денег нет — у меня так точно. И идти нам некуда, и…
Не знаю, смотрел ли на меня Джерард, потому что сам я на него не смотрел. Мы оба молчали, пока я судорожно пытался собрать в своей голове все доводы «против», будто бы он уже перелазил через забор, а я стоял внизу и слышал лай десятка бешеных овчарок, выпущенных за нами. Хотя, на самом деле ни здесь, ни во дворе клиники не было ни одной. О тех доводах, что могли бы быть «за» я даже не думал.
— Мы же замёрзнем, или нас поймают где-нибудь в процессе, — говорил я шёпотом так, чтобы никто кроме Джерарда не мог бы меня слышать. — Нас же закроют куда-нибудь. Не знаю, мне кажется…
Я поднял глаза и понял, что всё это время Джерард смотрел на меня в упор, будто на древний экспонат в музее, так, словно я был очень, очень далеко от него: во времени, в пространстве — где бы то ни было, а после он усмехнулся, причём, мне показалось, что улыбка его была искренней.
— Фрэнк, — протянул он единственный гласный в моём имени, продолжая улыбаться. — Ты серьёзно? Зачем тебе всё это?
— Я просто говорю об очевидных вещах, так что…
— Нет. Скажи мне, что тебя здесь держит?
Джерард говорил о моей матери. Не знаю, понимал ли он, что говорит о ней, но это было правдой. Именно из-за неё я оказался здесь. Ради неё. Чтобы она не видела и не слышала всего того, что происходило со мной в не лучшие мои дни. Чтобы она могла надеяться на то, что однажды это пройдёт, и я стану здоровым, чтобы всегда быть рядом с ней. Или быть здоровым рядом с кем-то ещё, создать свою семью и чувствовать то, что всё всегда будет хорошо. Я не знаю, о чём именно она мечтала, но результат весьма плачевен: она погибла, а я всё ещё жду её и боюсь выйти из психушки в реальную жизнь. И это выглядит жалко, потому что всё, что было важно для меня раньше, больше не имеет значения.
Мамы больше нет. И никогда не будет. И никто не приедет за мною, чтобы забрать с собой в «лучшее» место. Она больше не верит, а я никогда и не верил.
Меня ничего не держит.
Так какого чёрта! ..
Джерард всё ещё смотрел на меня, ожидая хоть какой-то реакции.
— И что, у тебя есть план, как выбраться отсюда?
— Есть один… На самом деле он единственный, но самый лучший.
— Не расскажешь? И кстати, что ты собираешься делать? Куда отправиться?
— Ну, знаешь, — хитро улыбнулся он. — Вообще, мне очень нравится Диснейленд.
Я просто представил Джерарда рядом с огромным Плуто, который в недоумении созерцает его сумасшедшее, радостное лицо, и еле сдержался от смеха.
— Но я, кажется, говорил тебе, что живу недалеко. Пешком можно добраться за три с половиной часа от силы.
Продолжили разговор мы уже в палате, за закрытой дверью, чтобы никто не мог нас услышать. Мне не терпелось поговорить об этом. Так всегда бывает: пять минут назад ты ни о чём даже и не думал, а через эти пять минут вдруг - бах! — тебе на голову сваливается чья-то заразительная идея, и ты уже не можешь контролировать ни своих мыслей, ни самого себя, всё это захватывает тебя полностью, и ты уже не можешь выкинуть её из головы. Даже не хочешь, потому что впереди слишком много перспектив.
— Ты собираешься мне рассказать план побега, или мне теряться в догадках дальше? Что это? Усыпим санитаров или будем рыть подкоп? Или переоденемся в больничные халаты и…
Я перечислял все способы, которые видел в фильмах, о которых мог прочитать или просто выдумать и представлял всё в своей голове. Выглядело смешно и не очень-то действенно.
— О, нет, поверь, всё гораздо рискованней!
— Так что же?
Джерард выдержал почти театральную паузу, улыбаясь, явно довольный собой.
— Мы выйдем в окно и перелезем через забор, гений. Но если ты хочешь, можешь рыть подкоп, пока не надоест.
— Когда-нибудь я больно ударю тебя, так и знай, — предупредил я его.
— Надежда — глупое чувство, — произнёс он издевательски-серьёзно, будто бы ему нравилось злить меня.
Хотя я и знал, что нравилось.
До самого вечера мы валялись в кроватях, затевая разговоры на разные темы, их было так много, что через несколько минут я бы уже не мог вспомнить тех, что были до. Вкладыши с машинами из жвачек, взгляды на жизнь (если то, что со мной происходило, вообще можно называть полноценной жизнью). Мы обсуждали любимые фильмы и книги, города, в которых были, и места, в которых хотели бы побывать. Мы говорили и о Диснейленде, наверное, с полчаса.
Джерард сказал, что любимым героем у него всегда был Питер Пен, а когда я спросил почему, то он ответил лишь:
— Разве ты не заметил, что большинство взрослых мудаки?
Я пытался спорить с ним, говоря о том, что Питер Пен тоже делал кое-что, что могло приравнять его и ко второй категории, но Джерард тут же разбил меня в пух и прах.
— Питер Пен не был мудаком. Он просто боялся. Он не понимал, что делает что-то неправильно, поэтому и делал. Взрослые всё понимают, но делают всё равно.
И он был прав.
— Хорошо, что из нас двоих ты старше, — попытался подловить я его.
— Да, но все таланты достались тебе.
— Хочешь сказать, я мудак?
— Заметь, я этого не говорил.
Потом Джерард ушёл на процедуры, а я думал о том, какой же диснеевский персонаж нравился мне больше всего. Я думал о том, почему мне вдруг стало так грустно, когда я остался лежать в тишине на своей кровати. Я думал о том, что будет дальше.
После того, как мы всё-таки выйдем в окно, перелезем через забор и уйдём.
Потом я просто перестал об этом думать.
Питер Пен. Мне нравился Питер Пен.