Оранжевая шляпа (Я сдаюсь)

      Мысли никак не хотели собираться воедино. Никак.       Двое. Двое в разных концах мэнора сидели каждый с бокалом виски и не представляли, что делать дальше. Гермиона не знала, как взглянуть в глаза человеку, который оказался для нее намертво закрытой книгой. Люциус не знал, как поступить с исследованием, с предателями, с незваным гостем в лаборатории сегодня днем и с неугомонной девчонкой. Он даже не понимал, что из всего этого волнует его сильнее. Разум твердил о госте, эмоции — о Грейнджер. А так как его холодный разум всегда побеждал, Малфой вернулся к плану действий на ближайшие несколько дней. Он не мог отрицать, что при всех делах, которые натворила Гермиона, она ему еще как пригодится: помочь им найти ответы на очень многие вопросы, связанные и с незнакомцем из лаборатории, и с Леттерсоном, и с Макбейтоном. С последним Люциус запланировал тихий и скромный ужин сегодня вечером, если можно было назвать скромным хоть что-то, касающееся Малфоев. Нынешний начальник Грейнджер, разумеется, знал обо всем произошедшем с учёными, и ужин под предлогом обсудить трагедию и ее возможные причины был бы как нельзя кстати и не вызвал бы подозрений. Проблема оставалась в одном — как выводить его на нужные темы, какие вопросы задавать, на что давить. Люциус был уверен, что его незваный гость определенно как-то связан с Макбейтоном. Копать подо всю эту братию ученых Малфой начал еще в августе, когда магическая система слежения оповестила его о попытке Леттерсона вынести из поместья несколько готовых переводов. Именно после этого Люциус выяснил о давнем и тесном общении директора музея с этим ученым. Шум хозяин дома тогда поднимать не стал, а лишь взял на заметку. Тем более волноваться было не о чем: охранная система работала на славу, не зря Малфой спустил на нее целое состояние. Любые документы, связанные с книгой, за воротами мэнора обращались в чистый лист пергамента.       Так что сегодняшняя ситуация в лаборатории смело дала причины думать, что Леонард Макбейтон, Итон Леттерсон и тот странный гость вместе замешаны в каком-то деле, и они в нем определенно не одни.       А вот Гермионе точно было не до предателей, интриг и заговоров. Её состояние раздражало ее саму, доводило до ручки. Как она рассчитывала понять Малфоя, если перестала понимать саму себя? Чувство вины давило бетонной плитой на ее рассудок. Может, было бы легче, не показывай ей Люциус другую часть того воспоминания. Зачем он вообще это сделал? Какое ему дело, что о нем думает девчонка? Тем более, если он так отчаянно скрывает в себе все положительное… Гермиона потёрла запястье, которое некоторое время назад было сдавлено в его железной хватке, в хватке, которую он заметно ослабил после одного лишь «мне больно». Или ей показалось, или так хотелось думать. Что за вечная вера в хорошее в людях? Что за постоянная надежда на лучшее? Может, ее злит вовсе не поведение Малфоя, а тот факт, что оно не оправдывает ее ожиданий? Тогда это исключительно ее проблема. Хотя, это в любом случае только ее проблема. Ему ведь нет дела ни до чего, кроме себя. Или есть? ***       Отправив сову с приглашением на ужин Макбейтону, Люциус направился прочь от кабинета в другой конец замка. В комнату, в дверь которой он никогда не думал, что будет стучать, перед тем, как войти. — Да-да, — неловко поёрзав на кровати и скрестив ноги в позе йоги, Гермиона ответила на стук.       Как только дверь распахнулась, девушка вздохнула и приготовилась к худшему. Малфой зашёл, но остался стоять у двери, секунду сверля свою гостью ледяным взглядом. — Кхм, — прозвучало сухо, но очень хороший психолог в этом покашливании и выражении лица мог бы заметить, как сложно человеку собраться с мыслями и начать говорить. — В-вы что-то хотели? — неловко произнесла девушка, после недолгой тишины. — Да. Сегодня на ужин к нам, — кажется, мужчина мысленно выругался на себя за выбор именно этого местоимения, — на ужин зайдет мистер Макбейтон. И лучше бы вам присоединиться, так мне будет проще втереться в его доверие. — Эм, а, простите, зачем? — Что именно зачем? — Малфой отлично понял вопрос собеседницы, но ему доставляло какое-то странное удовольствие заставлять ее произносить полные и конкретные предложения, потому что он видел, как бедняжке и без того сейчас неловко в его обществе, а необходимость много говорить все только усложняла. Он понимал, что девушка виновата, ее поступок был верхом наглости, оттого уверенно полагал, что она заслужила такие эмоциональные мучения. — Вы меня поняли. Зачем вам втираться к нему в доверие? — выдавила Гермиона, едва заметно закатив глаза. — Я вам объяснял уже, что он как-то связан с Леттерсоном, плюс сегодня довольно насыщенный день на неприятные события… — он недовольно сжал губы и изогнул бровь, отчего Грейнджер потупила взгляд. — Ч-что-то произошло? — она понимала, что вот сейчас сарказма Малфой никак не избежит. — Кроме того, что вы вломились ко мне в голову? — с этими словами мужчина подошел к камину, взял с его полки бутылку виски, который он как-то назвал отвратным, плеснул в стоящий рядом пустой бокал и осушил до дна, затем повторил первое движение и устроился с бокалом в кресле у окна. Происходящее Гермиона решила не комментировать, хотя следила она за каждым действием Люциуса. — Я уже извинилась. — Это лишь облегчает ваше чувство вины, но мне от этого ничуть не легче. Извинения — это вообще вещь крайне эгоистичная. Они редко бывают искренние, — теперь Малфой уставился на пейзаж за окном и старался не смотреть на свою собеседницу. — Я искренне. Правда, — ничего более нелепого в ответ она придумать не могла. — Да прекратите вы, заладили. Я вам ясно дал понять, что ваши извинения не изменят факта совершенного вами… Практически вандализма. — Что еще произошло сегодня? — отчаянная попытка сменить тему. — В лабораторию проникли. Кто-то в курсе, чем мы занимаемся, — прозвучало совершенно обыденным тоном. — Как?! — Гермиона резко сползла к краю кровати, потянулась к тумбочке, на которой стоял стакан с водой и бокал с виски, на секунду замешкавшись, какой выбрать, взяла воду. — Он был с домовиком. Видимо, эти мелкие засранцы могут обойти любую охрану, — Люциус невербально приманил к себе бутылку с каминной полки и обновил бокал.       Девушка немного насторожилась, не решил ли хозяин дома напиться после такого тяжелого дня, потому что ему еще предстоит довольно важный ужин, и пьяная версия Люциуса сейчас совсем некстати, вот после ужина — пожалуйста, только, опять же, не в ее комнате. — Он? — Да, мужчина, примерно моих лет, самый заурядный болван, но излишне самоуверенный, чем и походил на психопата. — Он что-то говорил? — Представился как Уилл, сказал, что если назовет полное имя, то я сразу вооружусь предрассудками. И пытался угрожать. Явно дал понять, что неплохо осведомлён о переводе. И, я так полагаю, он с кем-то нашёл книгу уже давно, изучил, но не полностью, а потом выставил на аукцион, как свежую находку, с расчетом, что покупатель изучит ее от и до, и они смогут выкрасть перевод. Более того, у меня есть опасения, что именно я стоял в их плане, как покупатель. Они знают слишком много, — из нагрудного кармана рубашки Малфой достал сигару и закурил.       В эту секунду воображение Гермионы почему-то чётко обрисовало ситуацию в кабинете Люциуса, произошедшую буквально на днях. «Зачем? Зачем сейчас-то?» Её шея — его рука, её губы — его щетина… Она подняла голову к потолку, вздохнула, но взгляд её тут же вернулся к лицу хозяина мэнора. Эти скулы, впадины на которых становились глубже, когда он затягивался, движения челюсти, когда он выдыхал дым, тонкие пальцы. Она словно стояла на берегу океана после предупреждения о цунами, стояла и ждала. Знала, что погибнет, покалечится, знала, что будет плохо, но продолжала стоять и смотреть вперед, на приближающуюся волну, огромную, холодную, опасную и, как почти любое творение природы, истинно красивую. — Почему вы дали ему уйти? — Гермиона тряхнула головой, отгоняя навязчивые образы. — Вы серьёзно? — он поднял на девушку томный взгляд, — у меня, по-вашему, выбор был? Он исчез с домовиком. — И что, у вас даже не было секунды его хотя бы обездвижить? Вы бы ведь могли его остановить, — подозрительно произнесла собеседница.       Малфой задумался. Секунда у него была, даже две, даже десять, но он не стал его трогать. Дал слабину, потерял сноровку? Нет, ерунда, он принадлежит к тому числу людей, которые готовы всегда и ко всему. Так что же? — Мисс Грейнджер, а вы, я смотрю, во всём любительница поразмышлять, что было бы, «если бы». Оставьте это, что случилось, то случилось, мы уже не можем ничего изменить, — он встал, определил бокал на его изначальное место и направился к двери. — Остаётся лишь разбираться, что делать дальше, — остановившись у выхода, Люциус опустил голову и на мгновенье задумавшись, поднял уставшие и уже отчего-то совсем не суровые глаза на Гермиону, — соберитесь к ужину, выглядите не очень.       Девушка мысленно возмутилась, но не в её положении было остро реагировать хоть на какие-то его слова, поэтому она с грустным подобием улыбки ответила: — Вы тоже, — и дверь её комнаты мягко закрылась с обратной стороны. ***