Оранжевая шляпа (Я сдаюсь)

— Выходит, мы похожи больше, чем обоим нам кажется, — с пустым взглядом в пол Малфой упал на стул. — Кто бы мог подумать? Или заведёте спор? — Нет, не заведу. — Заведёте, как только дело дойдёт до моего прошлого – заведёте. — А в чём именно вы усмотрели наше сходство, если углубиться в тему? — Чтож, для начала и как минимум, мы оба были недовольны своей жизнью в Англии. А для подробностей у меня нет настроения. — Классический Люциус Малфой. В двух ваших константах я не сомневаюсь никогда - коньяк и закрытость, — усмехнулась Гермиона. — Вы сами не лучше. — То есть? — она искренне не поняла такого заявления. — То есть? — он поднял пронизывающий насквозь взгляд и после неуместно долгой паузы, словно ответ очевиден, закончил, — в вашем случае это - вино и нерегулярное самообладание. — Нерегулярное? Вы удивлены, что оно не потеряно сейчас? — Что же, дайте подумать... Я кричал на вас, может, грубил, а вы слова не сказали. Не вставили свои визги про мою наглость и хамство. Вы и без влияния на ваш организм каких бы то ни было веществ порой закатываете сцены на пустом месте. А обычно, под действием алкоголя, люди не тратят времени на раздумья, когда слышат ругань. Способность здраво мыслить в принципе отходит на задний план. — А что же они делают под действием алкоголя? — Расслабляются и выдают информацию, не прошедшую через фильтр рациональности. А ваши фильтры, видимо, крайне ответственны. Вы даже зрительно не расслабились, хотя в вас сколько, три бокала? Неужто моя яростная тирада - отнюдь - навела вас на тяжелые думы? — Отчасти. — Я рад, что заставляю людей думать, — вторую бутылку вина он распечатал без палочки, затем подлил девушке. — Я помню, что вы "ничего не ожидаете от людей", но пусть это будет... — Гермиона задумчиво покачала бокал в руке, — "представляете". Какое мое поведение вы себе представляли? — Не представлял. До вас, знаете ли, я еще ни разу не пил со столь юными особами. Тем более... — Малфой, открыв было рот, запнулся и оборвал себя на фразе "с маглорожденной", но незамеченным это не осталось. — Да, говорите уже. — Я подбирал интонацию, чтобы не задеть вашу тонкую душевную организацию и не нарваться на нотации, — Малфой даже не старался красиво соврать, уголки рта дернулись вверх, — Кстати, как вообще у маглов? Они ведь сильнее, чем волшебники подвержены эффектам разных веществ, так? — Маглы – сильнее, — с удрученной улыбкой протянула Гермиона, закатив глаза на очередное испытание её выдержки от Малфоя, который явно излевался, — я – не магл. — То есть, совсем? — Я смотрю, ваша доза алкоголя, наконец, подействовала на вас. — Пользуйтесь. В таком состоянии вы меня еще не видели, — он в очередной раз сделал глоток, после чего наколол на вилку большую креветку, окунул их в соус и отправил в рот. — Да бросьте, пьяным я вас видела чаще, чем обедала. — Не таким. Обычно, я был раздражен, зол, недоволен... Сегодня же, ваши слова меня удивили. Потому я пьян, заинтригован и открыт к диалогу. И знаете, мне даже полегчало, — Малфой взглянул на свой разбитый кулак, на котором уже сквозь подсохшую кровь, начала сочиться свежая, когда он с силой сжал его, — не знаю, правда, от чего. Либо от того, что я выплеснул свой гнев на стекляшку, либо, от того, что высказал вам всё то, что этот гнев породило. — Хм. Гнев? Не слишком ли сильная эмоция? — Для чего? — «Для кого», — поправила Гермиона вопрос Малфоя. — Ах! Для вас? Нет, вовсе нет. В этом году вы взяли гран-при по дисциплине «выведение человека из себя». Вы в моём личном топе. — Лестно, — с гордой улыбкой Гермиона сделала глоток вина. — Должно быть.       Собеседники обменялись взглядами, в которых, вероятно, впервые за всё время их общения, читалось одобрение. Гермиона молча похвалила искренность бывшего пожирателя, а он в свою очередь, достойную реакцию на его слова. Из высокой стены недоверия и непонимания между ними только что выпал кирпич. Гермиона давно пыталась его выбить, но его слишком крепко держали с другой стороны.       Какое-то время они сидели в тишине, которую первым нарушил Малфой: — Вы ещё не размышляли, что нам делать? Вообще… Со всей ситуацией. Ваш блестящий интеллект не разродился идеями? — Искать тех, кто недоволен происходящим не меньше нашего. Полностью незамеченной Агния не могла остаться. Наверняка есть те, кого ей не вышло обдурить. — Завтра нужно решить, как искать таких счастливцев. — Вы сожгли тела? — внезапно сменила тему Гермиона. — Ну зачем? Ну вот зачем? — Малфой пьяно уронил голову на ладонь. — Почти прекрасно сидели. Сжёг и не хочу больше об этом говорить. Вы просто профессионально портите настрой. — Простите, только мне кажется абсурдным, как мы сейчас сидим, ужинаем, пьем, а вчера убили и сожгли двух человек. И ни слова об этом не сказали. — А разговоры улучшат ситуацию? — Нет, я лишь… — Вот именно. Вечно вы стремитесь обсудить и разжевать темы, которые даже поднимать не следует. — Хорошо. — Вы слишком покладисты, — прищурившись, Малфой поднял холодный подозрительный взгляд. — Вам это не нравится, сэр? — Нравится. Вы в этом состоянии доставляете меньше хлопот для нервных клеток. — И это ещё я всё порчу, — рассмеявшись в потолок, Гермиона допила вино и удалилась в гостиную, чтобы поставить пластинку заново. — Вы о чем? — с искренним непониманием крикнул Малфой ей вслед. — Не важно, если вы меня не поняли, — донёсся смеющийся голос из гостиной. — Нет, — они едва не столкнулись в проходе, когда Люциус выходил из кухни, в одной руке – с двумя бутылками, взятыми за горлышко, в другой – с бокалами. — Куда вы? — Хочется комфорта, а не этих отвратительных стульев. Захватите креветки. — Как скажете. — когда она вернулась в гостиную, Малфой уже транфигурировал из большого углового дивана софу себе по росту и устроился полулёжа, закинув ноги на подлокотник. — Вы слишком покладисты. Меня это сбивает с толку, если быть честным. — Может, так на меня действует вино, но вот вы действительно пьяны, если вдруг решили быть честным. — С вами. Честным с вами. — Да, честным со мной. Лакарнум Инфламаре, — она зажгла толстую свечу на полке у окна и, определив тарелку с креветками и соусом на низкий журнальный стол, устроилась в кресле напротив Малфоя, вооружившись своим, заботливо наполненным им бокалом.       Они вновь погрузились в недолгую тишину, которую разбавляла лишь томная симфония фортепьяно из проигрывателя. Осенняя прохлада пробиралась в дом и Люциус решил использовать камин по прямому назначению, без палочки запустив заклинание в остатки старых мелких дров в топке. Мрачная гостиная заиграла блёклым желтым светом, а мелодия из проигрывателя стала разбавляться тёплыми звуками огня. Гермиона чуть ниже сползла в кресле и уперлась ступнями в край "новой" софы. Вечер казался произведением сюрреализма – бывшие пожиратель смерти и гриффиндорка, в глуши, слушают магловскую музыку в чужом огромном доме, пьют и говорят, как старые знакомые. Равнодушие и скука Малфоя постепенно вытеснялись пьяной сытостью. Он подвернул на четверть рукава белой рубашки и освободил верхние пуговицы, всё чаще отпускал шутки, а в глазах загорался азартный блеск. Гермиона сейчас задумалась о том, что и вправду начала ощущать себя заметно спокойнее в обществе этого человека. Хотя, из общей картины того, что можно было назвать «нормальностью», выбивались лишь его неоднозначные поступки. В голове замелькали старые кадры их яростных споров в кабинете, его оскорбления, поцелуй, беспардонная легилименция, неуместный флирт, такое болезненно приятное касание ее шеи буквально несколько дней назад в Греции. Мысли, которые когда-то она загнала так далеко и упрятала так надежно, что искренне начала про них забывать; мысли, которые она внушила себе забыть, постепенно возвращались на первый план – Малфой обладает чертовски уникальной притягательностью и осведомлён об этом лучше, чем все его куртизанки вместе взятые. Аристократ, потрёпанный жизнью, но не потерявший даже капли своей внутренней силы. Высокомерный и холодный, но не такой непримиримый, каким казался; взглядом способный заставить замолчать кого-угодно, но не бывшую гриффиндорку. — Вы, оказывается, умеете быть вполне выносимы. — протянул он с ленивой улыбкой. — Вы, оказывается, научились видеть меня по-новому, — передразнила девушка. — Просто вы начали стараться. — Я и раньше старалась. — То есть, могло быть ещё хуже? Что же, интересно? Вы бы силой вскрыли комнату с моим омутом памяти? Рыскали бы по ящикам стола? Проверяли бы мои банковские счета? — Всё легко, вам просто нужно было быть честным. Хотя бы попробовать. — Мне нужно было?! — театрально возмутился мужчина. — Это же вас не устраивало мое поведение. — Ну разумеется, — он всплеснул руками, отчего часть коньяка оказалась на полу, — у вас-то все было отлично. От ментальных изнасилований, на которые вас толкало любопытство, страдал только я. — Не так уж вы и страдали, — улыбнулась Гермиона. — Да, и успевали отомстить мне. — Это уже интересно, — он вздернул бровь, дотянулся до серебряного футляра на столике и прикурил сигару, — в чем же заключалась моя месть, с вашего угла обзора? — Ваши оскорбления, иногда угрозы, ваш совершенно, — она взмахнула рукой, в неосознанной попытке подчеркнуть последнее слово, — совершенно, абсолютно неуместный поцелуй. — Я вижу, он так и не выходит у вас из головы? — Люциус расплылся в улыбке самодовольства. — Прекратите вот это, — она направила палец в сторону его лица, — я смущена и это нормально. Ваш поступок был… еще раз – ужасно, ужасно неуместен. У вас тогда получилось от меня избавиться, да, но… — Но? — он без стеснения наслаждался неловкостью собеседницы. — Но это был низкий ход. — До низкого хода мы тогда не опустились, — рассмеялся Малфой. — Ох, прекратите! — она чуть не подавилась вином. — Вы поняли о чем я! Я думала, сальные шутки не в вашем стиле! — А что в моём стиле? — Сарказм и оскорбления, пусть иногда и мягкие. — Обидно. — Что же? — Не люблю эпитет «мягкий» в адрес меня или моих слов. — Оу, ну это уже очевидные комплексы, мистер Малфой. — Новый сеанс, думал не дождусь сегодня. — То есть, вы ждали? — быстро среагировала Гермиона. — Всегда ловите меня на этом обороте, — он поднял бокал в молчаливом тосте. — Вас легко изучить. То есть, — она прищурилась, пристально глядя на собеседника, — само собой, изучить не так, как пытаюсь я, а изучить ваши привычки и стиль общения. Спустя какое-то время уже понимаешь, чего от вас ожидать. — Ещё обиднее. — Не думаю. Я считаю, это показатель преданности себе. Хаотичные люди обычно проще. Непредсказуемость не всегда положительна. — Она никогда не положительна. — Очень в вашем стиле такое сказать. — Издеваетесь? — Вовсе нет, — рассмеялась Гермиона. — Мне было интересно, как вы отреагируете, если я поцелую вас, — Малфой резко посерьезнел, отчего Гермионе показалось, что всё вокруг замедлило скорость. — И как же я отреагировала? — набравшись смелости спросила она спустя несколько секунд молчания. — Неожиданно, — с нечитаемым выражением лица отрезал собеседник. — Могу я попросить у вас сигару? — Грейнджер поняла, что скрыть румянец не выйдет, как ни старайся. Такая смена темы загнала её в угол. — Можете, — не пошевелив ни единой мышцей протянул Малфой. — … — она закатила глаза и натянула раздраженную улыбку, — будьте так добры… — Ладно, не напрягайтесь, — он передал ей увесистый портсигар.       Что-то в этом предмете заставило сердце биться чаще. Она провела ладонью по выкованной змее на матовой поверхности, серебряная рептилия тут же сменила положение и замерла, скрутившись в клубок. Запахом именно этих сигар всегда был наполнен мэнор. Именно их вкус остался после поцелуя. Гермионе казалось, что она прикасается к недосягаемому, запретному. От этой вещицы веяло чем-то настолько личным, что почти интимным. И вот, в ее руках сейчас частица человека, чьей жестокости во времена войны могли позавидовать многие пожиратели. По крайней мере, раньше она так думала. — Когда ваш день рождения? — вопрос стал неожиданностью. — Через неделю, девятнадцатого, — ответила Гермиона и, взмахнув палочкой, взглянула на дату и время, появившиеся в воздухе - тринадцатое сентября, полночь, — а что, хотите мне вечеринку закатить? — Разумеется. — Любопытно. — Думаете, я не способен? — Думаю, вы способны на многое, но уж точно не на скромную вечеринку для бывшей гриффиндорки. — Это вызов? — Да бросьте, нам сейчас не очень-то до веселья. Даже если бы вы не шутили, было бы не лучшей идеей, да и… — Вы серьезно решили, что я собираюсь устроить вечеринку? — Вы бываете отвратительны, — Гермиона отругала себя за глупость, которую сморозила ранее, — я же сказала, «если бы вы не шутили». — Вам это нравится. — Что, простите? — Не лгите хотя бы себе, — лениво усмехнулся мужчина. — Я не лгу. А вот вы себе льстите. Снова. — Вы из тех, кто любит трудности. В один прекрасный день вашей трудностью стал я. Вы готовы терпеть мое «отвратительное» поведение, лишь бы докопаться до моей сути. Даже не так, лишь бы продолжать докапываться до моей сути. — Я люблю трудности. Но вы не трудность, вы ухаб на дороге, — съязвила Гермиона. — Ничего себе, мисс Грейнджер, как грубо. Вы действительно ощущаете себя в своей тарелке сейчас. — Не буду отрицать. — Тисс! — по зову хозяина эльф появился в гостиной, — принеси бутылку из кухни, забери тарелку отсюда и отправляйся отдыхать. — Да, хозяин! Мисс, вам принести что-то? — Нет, спасибо, Тисси, — ласково ответила девушка, и эльф испарился, а через несколько секунд вернулся с бутылкой и маленьким белым свёртком. — Хозяин позволит мне обработать ваш порез? — Ах, да, — Малфой взглянул на свою руку и вытянул её перед эльфийкой, та с невероятной скоростью накапала неведомого лекарства на рану и перебинтовала её плотным бинтом, — Спасибо, Тисс. — Я просто не могу наблюдать за вашим общением с эльфом, это нечто слишком нормальное, — в голове пронеслась болезненная картина маленького Люциуса, который залечивал ранку на ухе несчастного эльфа. Малфой промолчал, наполняя свой бокал и очевидно намеренно ушел от темы, словно в его голове проснулось то же самое воспоминание. — С вином вы уже не торопитесь, как осмотрительно. Истинная гриффиндорка, — заметил Малфой. — Простите, если мои привычки питья не соответствуют вашим, — парировала она. — Смените пластинку, будьте так добры. Я в буквальном смысле. — Если вы разбираетесь в инструментальной музыке, то, может, есть предпочтения? — Магловская классика не так и плоха. — Вы не перестаёте удивлять, — Гермиона встала и направилась к проигрывателю.       Перебрав почти всю огромную стопку, она остановилась на пластинке тысяча девятьсот девяносто третьего года – The Cross of Changes, второй альбом в истории проекта, именующего себя Enigma. И эту музыку Рон тоже называл скучной, подумала Гермиона и, опустив тонарм на пластинку, вернулась в кресло. — Классикой это не назову, но интересно, как назовете вы. — Ночное упоение, — протянул Малфой, с закрытыми глазами запрокинув голову на спинку дивана. — Ох, Мерлин, вы бываете просто до приторности драматичны, — Гермиона поморщилась, словно от неприятного запаха. — Ist das schlecht? — Что? — она смутилась, но не могла не ощутить, как по телу прошла странная вибрация; всего лишь звуки, но из уст этого человека они возводились в искусство. — Учите язык, кто знает на сколько мы здесь застрянем. Я спросил – это плохо? То, что я бываю излишне драматичным. — Вам, — она нервно сглотнула; немецкая речь послужила острой специей для его образа, — вам не идёт драма. — Ist Deutsch für mich geeignet?* — Прекратите. — Ха-х! Видимо, ответ на мой вопрос – да, — он рассмеялся и, наконец, открыл глаза, — мисс Грейнджер, что вас так засмущало? — С чего вы взяли? — С вашего румянца. Не стесняйтесь, — он глубоко вздохнул и потянулся за бутылкой на столе, чтобы наполнить бокал, — это прекрасный язык, его звучание может задевать самые неожиданные внутренние струны и вызывать неоднозначные чувства. — Это так, — сдалась девушка. — Вы еще не разобрались с зельем? — Нет. Лишь взглянула на записку с рецептом, которую профессор оставил с пузырьком. Ингредиентов не хватает. Нужно ехать в тот город, про который он говорил, закупить необходимое. У меня его зелья осталось на час-полтора, не больше. — Вы ведь отлично ладите с учебниками. Полагаю, что с изучением языка у вас не возникнет проблем. Не думали попытаться? — Думала. Книжный был как раз в планах, когда я пыталась изучить окрестности, но нигде поблизости я его не нашла. — Я бы хотел дождаться Северуса с новостями. Нужно понять ситуацию перед тем, как выбираться в незнакомые магические поселения. Вдруг, появились еще какие-то новости.       Музыка, наполняющая гостиную, была более чем просто атмосферной. Её невозможно было сравнить ни с каким из существующих жанров, направлений или стилей. Мягкий бас и эмбиент из звуков природы одурманивали с первых нот. Тексты композиций этого альбома были основаны на концепциях нумерологии, оттого, воспроизведенные томным вокалом, они добавляли звучанию мистицизма и заставляли забывать о совершенно неволшебном происхождении этих звуков. В минуты, когда собеседники умолкали, эта музыка, способная ввести в транс, быстро уносила их мысли от тем разговора и словно густым лиловым туманом окутывала рассудок.       Малфой полулежал с опущенными веками, скрестив ноги и закинув правую руку с бокалом на спинку софы. Даже в такой расслабленной позе он источал мужественную грациозность. Гермиона краем глаза наблюдала за своим собеседником, стараясь увидеть нечто новое в его чертах, как, впрочем, и обычно. Новое потому, что вечер она сегодня проводила с другим Люциусом. Не с бывшим пожирателем смерти, а со сложным, пусть не всегда положительным, но человеком, у которого, как и у любого другого, хватало проблем и переживаний, которые он скрывал; принципов и взглядов, отличных от тех, к которым привыкла она. И это было нормально. Голова была готова просидеть так всю ночь, но тело просило отдыха. — Я, пожалуй, пойду, — тихо произнесла Гермиона и зевнув, потянулась, удобнее положив ноги на край софы; оторвать тело от кресла, и подняться на второй этаж казалось невозможным. — Останьтесь. — не открывая глаз, он внезапно положил ладонь поверх её ступней, оказавшихся в полуметре от его руки. Она замерла. Волна ледяных мурашек прокатилась по телу. Слова не шли и не собирались. Сон как рукой сняло. Нога дрогнула сильнее, когда она ощутила, как большим пальцем он медленно провел по ее коже. Гермиона благодарила Мерлина за то, что Малфой лежит с закрытыми глазами, потому что её собственные сейчас были открыты шире, чем когда-либо. — П-простите? — единственное, что получилось вымолвить. — Останьтесь. — после паузы он медленно поднял веки и встретился с девушкой взглядом. — Вы хотите, чтоб я осталась? — интеллект ослабел под весом разыгравшихся ощущений, потому вопрос вышел крайне нелепым. — Да, мисс Грейнджер, я хочу, чтобы вы остались, — не сводя с нее глаз, он медленно убрал руку, и она опустила ноги. — Я… — Что? — Малфой прекрасно понимал, что смутил девчонку, но сейчас он не насмехался и не издевался, скорее, был серьезен и убедителен. — Я останусь, если вы настаиваете. — Я не настаиваю, но прошу, — с нажимом произнёс он.       Малфой перестал себе врать несколько недель назад. Как и она в нём, в ней он видел нечто совершенно чужое, непонятное, неправильное и недоступное, но оттого лишь более интересное. Сперва это был интерес личностный, почти научный, будто к другому виду. Позднее же он начал приобретать оттенки. И чем ближе они друг друга узнавали, не важно – желая того или нет, тем ярче эти оттенки становились, пока не родился интерес физический. Грейнджер и правда заразила его своим любопытством, но он не знал, просто по своей натуре она смущается и краснеет от смелых разговоров, колких комплиментов и его обнаженного торса, или же под этим кроется причина более весомая. — Зачем? — Хочется компании. — Вы были слишком настойчивы для такой банальной причины. — Я всегда настойчив. — Я думала, вы не принимаете меня за компанию приятную настолько, чтоб просить остаться. — Как видите, — он обвел рукой пустое помещение, — выбора у меня нет. — Боюсь повторяться, но слишком настойчиво вы… — Что вы хотите услышать?! – он едва заметно повысил голос. — Правду. Зачем я здесь? — её вопросы сыпались почти сами, проклятое стремление понять первопричины всего. — Чем вас не устроил первый ответ? — он понял, что с ее упрямством надо бороться её же оружием. Гермиона молча взглянула на него самым пристальным взглядом, на который была способна в эту минуту. Мурашки не проходили, а усталость покинула тело, будто той и не бывало. Что-то внутри неё хотело прикоснуться в ответ, ощутить тепло, которое он так тщательно в себе скрывает. Вино разливало по венам смелость, но рациональность, как Малфой правильно сказал, у нее всегда на месте. Она ни за что не решится на необдуманный поступок, какую бы форму он не обретал в голове. В проигрывателе сменилась композиция на одну из самых известных – Age Of Loneliness. Резким движением Люциус опустил ноги с подлокотника и скользнул по дивану влево, оказавшись прямо напротив кресла Гермионы, как раз в том месте, где минуту назад были ее ступни. Он поставил бокал на стол и устроился в почти воинственной, но все ещё расслабленной позе, закинув руку за спинку тахты, после чего диалог начал развиваться стремительней, ни один из собеседников ни на секунду не задумывался перед своим ходом. — Молчите, мисс Грейнджер? — Я не знаю, что вам сказать сейчас. — Похвальная искренность, — они не сводили друг с друга изучающий взгляд. — А что вы ожидаете сейчас от меня, мистер Малфой? — Я никогда ничего не ожидаю от людей, помните? — Я всё помню. — Практика показывает, что нет. — Я помню важное, — не моргнув, резко оправдалась она. — И что же важного вы обо мне запомнили? — Вы не прикасаетесь к людям без веской на то необходимости. — Какими путями вы пришли к такому выводу? — Я жила с вами под одной крышей несколько месяцев, этого достаточно. — Сердце начинало предательски бить в ребра. — Я возражу. Вы были очень заняты иными вещами и составили обо мне неверные впечатления, — он привычно провёл рукой по волосам, убрав светлую прядь за ухо, дыхание становилось всё тяжелее. — Впечатлений я составила достаточно, не все из них верные. Но то, которое я назвала – безошибочное. — Вы упрямы. — Вы тоже, мистер Малфой. — И какую же вескую причину моего прикосновения вы видите сейчас? — Это я у вас и пытаюсь выяснить. Люциус, взявшись за деревянные подлокотники её кресла, стремительным движением подвинул его к себе и замер. Полукруглые дуги скрипнули об паркет, непослушная прядь вернулась на лицо, а Гермиона невольно подалась вперед, вцепившись в край сидения. — Может, вы всё таки сами попытаетесь найти ответ на свой вопрос? — его горячее дыхание даже в полуметре обожгло щеку. — Мистер Малфой, — дышать стало совсем трудно, — что вы себе позволяете? — вопрос она задала медленно, без толики возмущения. — Мисс Грейнджер, попробуйте ещё подумать, — он чуть наклонился, подхватил её под коленями и дёрнул на себя. — Мистер… — в этом странном полёте голова окончательно перестала соображать, когда Гермиона оказалась у него на коленях лицом к лицу, — …Малфой, — чтобы сохранить равновесие она рефлекторно выставила руки к его груди, но они уже не слушались и мягко ползли по тонкой ткани рубашки к плечам, затем по шее, не в силах остановиться. — Вы всё еще хотите продолжать разговор, мисс Грейнджер? — хриплым шепотом донеслось на ухо, а его руки замерли на её коленях. — За… — каждый вдох наполнялся сладкой горечью его аромата, — за… зачем вы это..? — Вы опытным путём доказываете, что это единственный способ вас заткнуть. Люциус взглянул ей в глаза и уже от этого по её телу прошла дрожь, которую он не мог не почувствовать. Запустив руку в её волосы и помедлив секунду, усиливая напряжение, он поцеловал её. Точно так же, как тогда в кабинете, только уже не обманывая себя, не ограничивая и не сдерживая. Он ощутил, что и девчонка отдалась ситуации полностью. Её руки сперва робко гуляли по его груди, затем медленно начали забираться под рубашку сзади шеи, по позвоночнику, по острым скулам и впалым щекам с колючей щетиной. Но сам он был осторожен и проклинал себя за это, хотелось порвать в клочья ее одежду и сделать всё, что мерещилось в самых навязчивых и ошибочно считаемых нежеланными снах. __________ * - «А немецкий язык мне идёт?»