Сады Семирамиды. Том 2

Амазонка отказалась с другими пленными ехать в Вавилон, подтвердив свое желание отправиться в поход с армией Навуходоносора. Воины были шокированы, однако дерзкий малыш Син-или не допускающим возражений тоном сказал: - Глупцы, она же воительница. И к тому же, моя собственность, я же получил ее в бою! Я буду использовать ее как трофейный щит! - Хотелось бы знать, малыш, чем ты ее очаровал, что эта баба идет за тобой на край света? Поделись опытом! Син-или хохотал со всеми: - Просто в ней заговорил материнский инстинкт, и она будет меня оберегать. А я не против. Теперь в отряде лучников было уже две женщины. Армия Вавилонии вместе с примкнувшими к ней войсками соседних с Иудеей государств приближалась к Иерусалиму, за высокими стенами которого спрятались остатки войск Седекии. Мощная крепость еще ни разу не была завоевана чужеземцами. Богатый город дразнил соседей и в то же время пугал своей нерушимостью. Запершись в стенах, горожане и армейцы собирались держаться до последнего. Войска Навуходоносора окружили город*, готовые к длительной осаде. Однако осада оказалась непродолжительной. Не прошло и месяца, как в армии Навуходоносора появился гонец из Египта, принеся сразу две неутешительные новости. Сначала сообщил он о смерти фараона Псамметиха Второго – эта весть не была неожиданной. А затем добавил то, что было более важно – сын фараона Априй взошел на престол Египта и, исполняя обещание отца, отправил войско на помощь Иудее. Это был грозный противник, и Навуходоносор приказал снять осаду и готовиться к бою с египтянами. Противник двинулся с двух сторон – по пустыне и по морю. Навуходоносор, не имея флота, обратился за помощью к финикийцам. Город Тир согласился выставить свой флот навстречу египтянам. Но Навуходоносор не учел одного. Финикия была ближе Египту, их связывали прочные связи в экономике, религии, культуре, тогда как Вавилон всегда был для финикийцев самонадеянным угнетателем. Египтяне вербовали моряков в Финикии, и, встретив в бою соплеменников, моряки Тира побросали оружие. Навуходоносор был похож на смерч. Одержав победу на суше, он все же не оказался в выигрыше. Приходилось признать, что войну стоит вести теперь в иное русло. Пока вавилоняне собирались с силами, египтяне обосновались в Финикии настолько прочно, что даже начали возводить храмы своим богам. Соседние государства, видя, что господство Вавилона подорвано, взбунтовались. Все Заречье медленно выскальзывало из-под власти Навуходоносора. С новой силой вспыхнули распри Лидии, сторонницы Египта, и Мидии, союзницы Вавилонии. Армия царя двинулась назад, в Заречье, восстанавливая порядок, и застряла там на несколько месяцев. Иерусалим, моливший своего бога Саваофа защитить его от вавилонян, обещавший вспомнить заповеди божьи и жить по законам, данным богом, - ныне Иерусалим ликовал! Богачи, уверовавшие в силу своих молитв, в благосклонность бога к своей стране, тут же позабыли свои обещания жить праведно. На бедняков навалился тройной груз забот, а рабы и вовсе превратились в собак, которых заставляли лизать ноги господам. Однако Седекия не радовался, до него долетали грозные проповеди пророков о том, что Навуходоносор вернется. И очень скоро. Он вернулся через полтора года, восстановив господство в Заречье. Осада продолжалась. Иудеи держались, устраивали бесконечные вылазки, принося в войско «халдеев» большие потери. Вавилоняне разбирали стены города и за ними натыкались на стены из наваленных камней, для чего горожанам приходилось разбирать внутренние постройки – ломать собственные дома и храмы, дворцы и алтари. С восторгом восприняли воины Навуходоносора весть о том, что в осажденном городе закончилось продовольствие. «Конец осады недалек, - думали они, - иудеи вылезут из своей норы хотя бы за едой». Однако иудеи не лезли. Они еще верили, что Египет снова придет на помощь, хотя эта вера слабела с каждым днем. Время шло. В лагере осаждавших росли невероятные слухи о том, что иудеи начали сходить с ума от голода. Улицы заполнены смрадом от гниющих трупов, которые уже никто не убирает. Матери, отчаявшись, убивают своих детей, чтобы не видеть, как они умрут в мучениях, а потом, обезумев, поедают их. Знать и богачи тоже не отличались от голодранцев, их запасы тоже кончились или были разворованы. Черные и высохшие, как мумии, блуждают они по городу в поисках еды, и так же, как нищие бродяги, дерутся за пойманную ворону или крысу, чтобы набить свои желудки хоть этим. Но сдавать город вавилонянам не желают. Временами в стан осаждавших пробирались голодные иудеи из крестьян и работников, не желавшие гибнуть вместе с городом по глупости царя и князей. Навуходоносор понимал, что до конца этого чудовищного спора – кто первый отступит, - осталось совсем немного. Осада, длившаяся год, должна была завершиться победой завоевателей. Накануне очередного осадного приступа в шатер Нергал-шарру-уцура вошел Син-или. Увидев, что никого, кроме них двоих, нет, отбросил в сторону шлем и плащ. - Садись, царица. Ой, прости, забыл. Син-или! – Нергал-шарру-уцур указал рукой на расстеленные одеяла. – С какими вестями? - Есть разговор. Я, помнится, обещала тебе генеральский чин. Ты не против повышения? - Ха! Этому обещанию уже два с половиной года. - Подождешь и три, чтобы добиться того, к чему стремишься. Ведь царь благосклонен к тебе, ты у него бываешь на совещаниях, он прислушивается к твоему мнению. Думаю, завтрашний день все решит. - С чего такая уверенность? Я в планах на завтра ничего нового не слышал. По-прежнему, тараны и разбор завалов, других приказов у нас не было. - Послушай, Нергаласар. Завтра вечером твои отряды будут в охране. Скажи царю, что твои воины убили лазутчика, для того, чтобы основные силы были наготове. Смотри, вот план города, - она извлекла из-под кожаного нагрудника кусок холста, развернула, явив взору Нергал-шарру-уцура подробный план Иерусалима. – Твои воины обойдут городскую стену со стороны шаду**, им надо дойти вот до этого выступа в стене. Помнишь, мы уже пытались пробить там стену несколько раз, а ее заваливали камнями с той стороны. Так вот, попытайтесь тараном пробить там брешь. Во-первых, они не ждут нападения вечером, зная, что мы штурмуем на рассвете, значит, будут не готовы. Во-вторых, они не ожидают нас отсюда, зная, что мы уже пытались здесь пройти, и поэтому иудеи сделали большую глупость. Они оставили только видимость завала, остальные камни перебросив по другим местам. Здесь же тонкий слой кирпича и щебня. Два удара тарана – и стена рухнет. - Откуда тебе это известно? – он смотрел недоверчиво. Она улыбнулась. - Ты сможешь это проверить. Очередной перебежчик рассказал об этом царю. Но царь хочет выждать, опасаясь засады… - И мудрая царица посылает меня на верную гибель! Спасибо! - Подожди! Я предлагаю спор, потому что точно знаю – засады не будет. - Спор с тобой? На что? - Если бы ты рискнул, стал бы генералом. А если там будет засада, и ты потеряешь людей, тогда предлагай, чего хочешь. - Чего хочу? – он почесал подбородок, задумчиво глядя в ее выжидающее лицо. – Итак, мое предложение – если там будет засада, я, конечно, выживу, будь уверена! А ты бросишь этого выскочку Набу-наида и переберешься в мой шатер. Таким образом, я ничего не теряю! - Ну, знаешь! – она вскочила, вся побелев от ярости. – Ты не с уличной лупой разговариваешь, не забывайся! - Я расскажу царю, что ты здесь, и что на глазах всей армии ночуешь в шатре Набу-наида. Она брезгливо усмехнулась: - Кто тебе поверит? Я ночую в разных шатрах, с целой оравой мужиков под боком, и ты ничего не докажешь. Я была о тебе лучшего мнения, ведь могла с этим предложением прийти к любому. К тому же Набу-наиду. Он прищурился: - Ну, так и пошла бы к нему! - Глупец, он князь, царь его возвышать не станет, некуда дальше. А ты мог получить генеральский чин. Не хочешь - оставайся тем, кто ты есть! Только от меня предложений больше не дождешься! Она поднялась, собираясь уходить. Нергал-шарру-уцур поспешил остановить ее: - Подожди! Прости мою дерзость. Слова вырываются едва не раньше мыслей, я не хотел их произносить. Она остановилась, но садиться обратно не собиралась. В ее взгляде сквозило презрение. - Нергаласар, не слетают с губ слова, не обдуманные до этого. Твои мысли теперь мне известны, не отпирайся. Я тебя уважала, считала своим другом. Оказалось, не за что. - Позволь мне загладить вину. Я верю тебе, что засады не будет, я сделаю то, что ты хочешь. И хочу, чтобы ты знала, зачем я это сделаю! Не ради чина. Ради тебя! Может быть, придет время… Она отпихнула его руку, тянущуюся к ней: - Ты бредишь, что ли? Какое время? Он шагнул к ней, но она отошла к самому выходу и быстро спросила: - Если сейчас же ты не скажешь мне, что согласен проникнуть в город, я найду другого кандидата на повышение! Ну?! - Согласен, - пробормотал он, забирая из ее рук план города. - Увидимся, - проговорила она, затягивая ремешок шлема под подбородком. Подхватила свой плащ и вышла из шатра. Когда полог шатра вернулся на свое место и перестал колыхаться, Нергал-шарру-уцур зло скрежетнул зубами, свернул холст и убрал его за пазуху. После этого отправился готовить своих подопечных к дозору. Семирамида, решив выспаться перед ночной вылазкой, забралась в шатер своих воинов. Едва голова ее коснулась жесткой лежанки, как сон накрыл ее. Ей снился ее сад на крыше дворца, белая беседка. Она сама в грязной и пыльной одежде воина сидит на скамейке и ждет кого-то. Через миг она поняла – кого. Сильный порыв ветра пригнул деревья, сорвал листву с веток, закружил по саду. И в этом вихре возникла Нупта. Семирамида вскочила ей навстречу, но она остановила ее жестом руки и заговорила: - Ну, зачем тебя понесло к Нергаласару? Он бесчувственный мужлан! Неужели не было других достойных кандидатов? Семирамида виновато пожала плечами и не нашла, что ответить. Нупта смотрела осуждающе. - Зря ты ему веришь. Настанет день, когда вы будете сражаться с ним один на один, и, можешь мне поверить, за твоей спиной не будет всесильного царя. Да, ладно, это случится не скоро. А сейчас надо было собрать своих друзей, у тебя их здесь множество! С ними бы и ворвались в город. - Нет, Нупта, как ты не понимаешь, тот, кто первым войдет в Иерусалим, тут же окажется перед царем, станет героем дня! Как я объяснила бы своим, почему не иду за наградой? К тому же, за мной был долг, я хотела отблагодарить Нергал-шарру-уцура. - Да уж, нашла, кого благодарить! Сказала бы Абистану! - Нет, нет, не впутывай его! Ему геройствовать ни к чему, нам и так хорошо. - Глупая, война кончилась! – воскликнула Нупта. – Ты вернешься в Вавилон с царем. - А Абистан? - Твои друзья проводят его, не волнуйся, - она произнесла это медленно и тихо, и слова зазвенели, повиснув в воздухе. - Куда? – похолодело у нее в груди. Но Нупта не ответила. Ее силуэт начал таять. Семирамида бросилась к ней, но не успела. Только голос ее долетел из-за деревьев: - Проснись, пора!.. Семирамида вздрогнула и проснулась. Выйдя из шатра, она увидела, что солнце уже коснулось щечкой темного лика земли. Небо затягивали облака. Она помнила весь сон, кроме самого конца, и на душе было неспокойно. Нупта сказала что-то такое, отчего ее бросило в холод, но что – она не помнила. Не успела она перекусить, как солнце скрылось; быстро темнело. Воины Нергал-шарру-уцура выходили в охрану. Среди них она вдруг увидела Абистана и тут же вспомнила окончание сна – с ним что-то случится! Она побежала к нему. Он собирался вскочить на коня, когда она подошла немного развязной мальчишеской походкой к нему. - Ты что, собрался в дозор? Сейчас не твоя очередь, ты не видишь? Он долго смотрел на нее, затем оглянулся, убедившись, что никто на них не смотрит, и с нежностью провел пальцем по ее носику: - Знаешь, малыш, наши мужики просто болваны. За два с половиной года войны ты должен был из мальчишки превратиться в мужчину. А ты все такой же, - и шепотом добавил: - Девчонка! - Послушай, отвечай, когда тебя спрашивают! - Ну, хорошо, упрямый малыш! Нергал-шарру-уцур попросил составить ему компанию. - Понятно, - сквозь зубы проговорила она, - эта скотина хочет меня проверить! Я его повешу! - Кого? Она спохватилась: - Нет, неважно… Я думала, у тебя были другие планы на эту ночь! - В чем дело, малыш? - спросил он настороженно, чувствуя дрожь в ее голосе. - Ни в чем. Просто не хотелось бы мне, чтобы ты сегодня ходил в дозор. - Почему? - Не спрашивай. Просто не хочу. - Но я пообещал! У Нергал-шарру-уцура мало воинов, с его отрядом всегда бывает пополнение из других. - Тогда я еду с вами! Через час небольшой отряд уже приближался к указанному на карте месту. Воины были без коней. Предупрежденные о предстоящей атаке, они двигались молча, неся на плечах бревна для тарана. Усиливался ветер, он гнал тучи со стороны Верхнего моря***. Становилось душно, вдали полыхали зарницы. - Будет гроза, - прошептала Семирамида. Она шла, облаченная в доспехи, среди своих друзей, перевесив через плечо лук со стрелами, держа в руке короткий меч. Абистан и Нергал-шарру-уцур тоже спешились, оставив своих коней на привязи у последнего шатра, в лагере. - Гроза нас прикроет, с громом не будет слышно ударов тарана. Тучи, гонимые ветром, остановились прямо над городом. Ветер утих, даже трава не шевелилась у стен. Все замерли, глядя на небо. Черные разбухшие тучи висели, едва не цепляясь за верхушки деревьев. Целое море переполняло их, раздувало вширь и вниз, но еще держала неплотная оболочка свое содержимое. Золотой огонь стрелой перечертил черноту, распорол рыхлые ткани, застелившие небо, и на город внезапным шумным водопадом обрушилась вода. Громыхнул гром над самыми головами. - Начинайте! – крикнул Нергал-шарру-уцур. И сразу последовал удар, приглушенный шумом ливня. После третьего удара воины пришли в возбуждение, услышав, как сыплются камни с внутренней стороны стены. - Посылайте к царю. Скажите только – рухнула стена, и укажите место. И действительно, после этих слов рухнул последний ряд кирпичей, заложивших проход. Грохот камней сопровождался раскатами грома, вавилоняне быстро проникали за стену через пробитое отверстие. Небольшими группами пробирались они к городским воротам, убирая дремлющих сторожей. У тех же, кто бодрствовал, даже не было сил сопротивляться; руки их потеряли силу и ловкость, прозорливость погибла под натиском голода. Ворота распахнулись навстречу армии Навуходоносора. Иерусалим пал ****. Семирамида ни на шаг не отставала от Абистана. Двигаясь плечом к плечу, они без труда отражали слабые удары измученных осадой иудеев. Да те и не слишком сопротивлялись. Город был взят почти без боя. Воины открывали дома, кажущиеся заброшенными, выводили на улицу людей, выживших после осады. Абистан, посоветовавшись с Нергаласаром, предложил сначала накормить пленных, иначе «трофеи» погибнут, не дойдя до Вавилона. И воины сгоняли их к площади, куда уже ввозили продовольствие. Ливень утих, рассвело. Семирамида вдвоем с Абистаном шли по улице, заглядывая в дома, в надежде найти еще живых людей. Возле одного из домов лежал в луже старик, и Семирамида склонилась над ним, прислушиваясь к дыханию. Из дома неслись слабые завывания, похожие на крики о помощи, и Абистан вошел туда. На сыром земляном полу лежала девушка с распахнутыми безумными глазами, раскинув руки в разные стороны. Грязные лохмотья не могли скрыть ее тела, больше похожего на скелет. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что девушка мертва. Но не это ужаснуло Абистана. Сытый потный воин из его отряда мял грязными руками дряблые груди, в диком экстазе зверя насиловал мертвое тело. В углу тихо завывала старуха, видимо, ее мать; это ее крики доносились до улицы. Абистан подскочил к воину и яростными усилиями попытался оторвать его от мертвой. Он не видел, как от его брани подскочила старуха. Она словно очнулась, перестала завывать. Ее не замечали, и она поняла это. Неизвестно откуда появился в ее руках огромный нож. Скрежеща зубами, подкралась она к Абистану и с уверенной силой мясника проткнула его спину. Он только охнул и упал на пол. А старуха кинулась к насильнику. Семирамида, услышавшая крики и возню, вошла и едва не лишилась чувств. Ее Абистан лежал в луже крови, белый, как мертвец. Рядом, на трупе девушки – вавилонянин, тоже залитый кровью, из его спины торчала рукоятка ножа. А над ними склонилась старуха, из ее горла вырывались хрипы смеха, похожего на хохот сумасшедшей. Семирамида бросилась к Абистану, перевернула его спиною вверх, попыталась заткнуть кровоточащую рану. Старуха, прервав свой безумный смех, накинулась на нее, не осознав, что оружия у нее больше нет. Семирамида едва успела увернуться от ее рук и тут же сама накинулась на нее с кулаками. - Сумасшедшая ведьма, ты убила Абистана! Сцепившись, катались они по полу. Проклятая иудейка оказалась на удивление сильной, ее жилистые руки, длинные и высохшие, были похожи на клещи, вцепившиеся мертвой хваткой. Семирамида почувствовала, как силы покидают ее. «Что со мной? – мелькнуло в голове. – Мерзкая старуха убила Абистана, а я не могу найти сил, чтобы отомстить ей за это!» Перекатившись и оказавшись сверху, она поджала ноги, обхватив коленями бока старухи. Теперь она сидела на ней, а ее руки яростно стискивали ее морщинистую шею. Та все еще отчаянно сопротивлялась, пытаясь скинуть ее. Ее желтые ногти царапали Семирамиде лицо, рвали одежду. Из горла уже вырывался хрип, губы свела судорога, глаза выкатывались, лицо темнело, но ее агония все еще сопровождалась попытками одолеть противника. И эти попытки лишь ускорили ее смерть – последний раз дернулась она под Семирамидой, последний хрип застрял в груди, последний взгляд отразил ненависть и боль отлетающей души. Семирамида расцепила побелевшие пальцы и с брезгливостью взглянула на свои руки. Послышались шаги и смех, в дом ввалились воины из ее отряда. - Что здесь за шум? Син-или? Ты придушил иудейку?! И у тебя поднялись руки на старую ведьму? Они засмеялись, но Семирамида вдруг подняла голову, и все они увидели ее огромные синие глаза, полные боли и слез. - Она… убила… Абистана… Смех тут же смолк, они увидели то, что не заметили сразу. Семирамида поднялась на ноги, взглянула на задушенную старуху, затем на Абистана. Он лежал на боку, так, как она оставила его в ту минуту, когда эта ведьма набросилась на нее. В лице его не было ни кровинки. Она подошла к нему, присела рядом; едва шевеля руками, попыталась задрать на его спине одежду, чтобы добраться до раны. - Син-или, зачем? Ему это уже не нужно. Воины так и стояли на пороге, не решаясь войти. Все знали уже, что малыш Син-или был всегда рядом с Абистаном. Уже никто не возмущался, к этому привыкли. Никто не приставал к ним с вопросами, что их связывает – просто мужская дружба или нечто большее. Это никого не касалось, никто не желал больше в это вмешиваться. Но вот сейчас все они стояли и думали о том, каково теперь малышу Син-или. Потерять на войне не просто товарища, а самого близкого человека – это было страшно и понятно каждому. Син-или смотрел на них своими странными волнующими глазами, в них было столько боли, что кое-кто поспешил отвернуться от этого взгляда. - Ведь он не умер, правда? Он всего лишь потерял сознание, посмотрите, сколько крови… Ну, помогите же мне! Один из воинов подошел к Семирамиде, взял ее за плечи, заставил подняться. - Син-или, послушай, малыш, тебе нужно отдохнуть. Иди, мы управимся без тебя. - Я не могу уйти. Я останусь здесь. Ей хотелось кричать им всем, что Абистан был ей дороже всех на свете, что она любила его так, как может любить только женщина, что им не понять этого, пока они называют ее малышом. Она зажмурилась, слезы потекли по ее щекам, поцарапанным старухой. - Уйдите, - выдавила она из себя с трудом, - оставьте меня с ним. - Син-или, но… Нервы ее не выдержали. - Убирайтесь! – завопила она, топнув ногой и запустив в них своим шлемом. Лопнула тесьма, державшая ее волосы, они в беспорядке рассыпались по плечам. «Ну, совсем как девчонка!» - мелькнуло в голове почти у каждого. А она набросилась с кулаками на того, кто стоял ближе всех. Она выла, как зверь, и билась в руках мужчины, сжавшего ее изо всех сил. Он кричал ей в самое ухо: «Приди в себя!», но боль оглушила ее. Она вырывалась из стальных объятий так отчаянно, что при очередном рывке в руке воина осталась ее тяжелая кожаная безрукавка, заменявшая доспехи. Она снова кинулась к Абистану, но ее поймали, потащили в сторону, затрещала грубая льняная ткань на ее плечах. А в следующий миг Семирамида оказалась перед мужчинами обнаженной до самого пояса. Интуитивным, чисто женским движением она тут же прикрыла грудь руками, сжалась и упала на колени, пригнула голову чуть не до пола и застонала. Все только ахнули, кто-то поперхнулся и закашлялся. Кто-то догадался тут же кинуться к ней и укрыть ее своим плащом. Один из воинов подхватил ее на руки и быстро вынес на улицу. Посадил на землю, слегка шлепнул ее по лицу, пытаясь привести в себя. Воины окружили их. Они, как могли, успокаивали ее, не зная даже, как к ней обращаться. - Успокойся, малыш, ведь ты же такой… такая… сильная, ведь это война, здесь не бывает без смерти. Крепись, дружок. Она смотрела на их сочувствующие лица, и ей было чуть легче от сознания того, что они знают о том, что она женщина, но как прежде считают ее своей. Все по-прежнему, рядом друзья, война закончилась. Вот только Абистан… его уже нет. Его не будет больше никогда. Она опустила тяжелую голову на грудь сидевшего рядом воина и затихла, закрыла глаза. Только слезы бесконечным ручьем текли по лицу, смывая с него серую пыль долгих дней войны. Армейский лекарь вместе с командующими двух отрядов обходили тела погибших воинов. Они вглядывались в лица убитых, определяя, кого хоронить здесь, в общей могиле – тем лекарь ставил на лбу пометку куском угля, а кого отвезти на родину. Избранными «счастливчиками» были воины высокого ранга или же сыновья знатных родителей. - Вот этого везти домой. Лекарь склонился над тем, на кого указывал командир. - Кто это? - Это Набу-наид, сын великого князя. Но лекарь уже не слушал его, он присел возле тела и попытался перевернуть его спиною вверх. - Ну-ка, помоги мне. Мне показалось… Хочу посмотреть рану. Они перевернули его. - Так и есть. Смотри, рана до сих пор кровоточит. Он жив. Скорее! Они дотащили раненого до шатра лекаря. Когда тот уже заканчивал перевязывать рану, в шатер вошли два воина. - Здравствуй, Аплу-иддин. Мы хотели спросить, из убитых уже хоронили кого-нибудь? Мы не нашли своего товарища. - Не этого ли? – указал лекарь на лежащего Абистана. Те подошли ближе, узнали его. - Да. Почему он здесь? - Где же быть раненому, как не у врача? - Так он жив? Невероятно! - Да-да, - покачал головой лекарь, - если вы были рядом, неужели не видели, как хлещет из него кровь? Те переглянулись и зашептались. Затем подошли к лекарю. - Аплу-иддин, а как рана? Он поправится? Он пожал плечами. - Сложно делать выводы сейчас, он потерял слишком много крови. Надо подождать. - Тогда слушай, Аплу-иддин, не стоит пока говорить, что он жив. Подержи это втайне от всех. Лекарь внимательно смотрел в глаза говорившего. - Понимаешь, у него есть друг. Он считает Набу-наида погибшим, и едва смирился с этим. Представь, что будет, если он узнает правду, а Набу-наид все равно не выживет? Лекарь усмехнулся: - Слышал я про вашего друга. Говорят, Набу-наид возил с собою в шатре женщину. Те недовольно переглянулись. - Можно подумать, что вся армия состоит из болтливых баб, если об этом уже все знают! - Мне все равно, - лекарь равнодушно взирал на них. – Я не интересуюсь тем, что не касается лично меня. Но ваше решение я считаю вполне благоразумным. И не буду ни с кем, ни о чем говорить – ни о таинственной женщине, ни о вашем приятеле. Как только он поправится настолько, чтобы выдержать дорогу, отправим его домой. Если он доживет, конечно, до этого дня. Трое воинов сидели в шатре и тихо говорили о событиях прошедшего дня. - Подумать только! Никто и вообразить не мог, что Син-или окажется девчонкой! - Как такое вообразил бы тот, кто воевал с ним, то есть с ней рядом? - Зато теперь понятно, почему малыш всем так нравился, и всем хотелось его защитить. - Да ну, не болтай, вовсе не потому, что он оказался девчонкой. Каждый видел в нем себя в самом начале службы, потому и хотелось его поддержать. - Даже не верится – два с лишним года она была с нами в походе и ничем не выдала себя! Разве только этой странной привязанностью к Набу-наиду. Да только про Набу-наида всегда говорили, что он женщин не замечает, вот и решили все, что они с малышом Син-или друг друга нашли! Хотя я всегда удивлялся этому – ведь до встречи с Набу-наидом Син-или не «дружил» с мужиками. - А не кажется ли вам, что они были знакомы раньше, до войны? Помните их первую встречу под Лахишем? Набу-наид сразу признал в Син-или девушку! Он же сказал, что мальчишка напоминает ему его знакомую. - Ну, да, было такое. Только он же и сказал, что его знакомая умерла. - Так, может быть, они расстались так, что он ее мысленно похоронил, ну, чтобы забыть. - Все и так запутано, так что не накручивайте еще больше. Не наше дело это! Они помолчали немного, но вопросы лезли наружу, не находя ответов, поэтому разговор возобновился. - Интересно, кто еще знает о ней? Кто-то ведь должен знать! Где она обучалась бою? Или она тоже амазонка? - Не-ет! Ты видел ту амазонку, что она выиграла в споре у Набу-наида? Она не знает жалости, не знает боли, ее ничем не проймешь. Ей лишь бы целый день скакать на коне и резать мужиков. А эта не такая. Не зря ведь мы звали ее малышом. Откинулся полог, в шатер вошли еще двое – те, что ходили к лекарю. - Есть новость. Набу-наид жив. Все трое вскочили, не веря своим ушам. - Аплу-иддин вытащил его из кучи трупов, когда ему показалось, что он моргнул или вздохнул – не знаю, как он вообще распознал, что он жив. Правда, лекарь не уверен, что он выживет… - Надо сказать ей! Куда она подевалась? - Подожди, не надо ей ничего говорить. Зачем ее обнадеживать, если еще неизвестно, будет ли он жив? - Ну, она хотя бы простится с ним! Полог шатра вновь откинулся, и воины замолчали, настороженно глядя на вошедшего наставника Нергал-шарру-уцура. Он окинул их хмурым взглядом и спросил: - Кто еще был там, кроме вас? - Где? - Кто, кроме вас, видел своими глазами, что Син-или – женщина? Они переглянулись, в глазах у каждого появилась тревога. Один ответил за всех: - Больше никто. - Тогда отвечайте, кто из вас треплет своим языком? Почему вся армия судачит об этом происшествии, и как теперь заткнуть всем им рты?! Все молчали, не зная, что ответить. - Ну, хорошо. Возможно, кто-то еще был там, кого вы не заметили, и кто разнес эту новость, как сорока. Может быть, вы знаете, где она сама, ваша вояка? - Нет. Нам тоже интересно, куда она пропала. Нергаласар криво усмехнулся. - Небось, сидит над телом Набу-наида и воет. - Нет, - грубо перебил его один из воинов. – Ее там нет. К тому же, Набу-наид жив. Мы только что видели его у Аплу-иддина. Наставник вытаращил глаза: - Вот везет сукину сыну! - Пока еще не известно, везет или нет. Рана очень тяжелая. - М-да, - протянул Нергаласар. – Она знает? - Нет. - Отлично. А теперь закройте рты и слушайте меня. Если не желаете расстаться с головами, то советую ни с кем, ни о чем не говорить! Будут задавать вопросы о ее отношениях с Набу-наидом – скажете, что не было никаких отношений! Ясно? И в его шатре она не спала, а если спала, то только вместе с другими. - Так оно и было, - пробурчал один из них. Нергаласар запнулся, удивленно взглянул на него: - А где же тогда… - Нигде! – перебили его со злобой. - Ясно, - хмыкнул он. – Вот и остальным так скажете! Нергаласар почувствовал, что воины готовы вышвырнуть его из шатра, по их угрюмым лицам и напряженным позам. Но ему необходимо было закончить. - Даже если Набу-наид выживет, ей об этом знать не стоит. Для нее он умер. Она теперь будет у всех на виду, так вот если вам так хочется ее защитить, то в первую очередь, нельзя позволять ей наплевать на себя! Поняли? Она и так выдала себя с головой, и чем это для нее обернется, одним богам известно. - Послушай, Нергаласар, - сказал вдруг один из воинов, подходя к нему поближе, - а ведь это ты привел ее в наш отряд. Ты знал, кто она? - Даже если я знал об этом, разве я поспешил растрепать? Моя совесть чиста. А вот голова в такой же опасности, как и ваши. - Так скажи нам, хотя бы, кто она? Уж если наши головы в опасности, хотелось бы узнать причину этого. Один из воинов нервно хохотнул: - Не иначе, как молоденькая жена одного из генералов! Нергал-шарру-уцур, махнув рукой, повернулся к выходу, пробормотав: - Все гораздо хуже. - Постой, постой! Не спеши уходить. Нам нужен ответ! - Я не имею права говорить о ней, - буркнул он. - Но ты так ее защищаешь! Может, это твоя дочь? Тот возмущенно поджал губы. - Или дочь какого-то князя? – воинам не терпелось угадать, какое предположение отзовется верной реакцией наставника, их стала забавлять эта мужская игра. - Или верховная жрица, сбежавшая из храма? - А может, она царевна, сбежавшая из гарема? - А может, сама царица? Начавшийся смех тут же прекратился, когда Нергаласар зашипел на них: - Заткните рты, идиоты! В растерянности переглядывались мужчины, поняв, что одно из предположений попало в точку. - Неужели царица? – охнул один из них. - Я этого не говорил, - Нергаласар обвел их тяжелым взглядом, вздохнул и вышел наружу. - Вот вам и малыш! Воины бросали друг на друга недоумевающие взгляды. Постепенно шок проходил, они снова разговорились. Вспомнили, как разговаривали они о царице, обсуждая ее, и вспомнили, что именно Набу-наид тогда навел их на этот разговор. Теперь не было сомнений. Син-или – на самом деле царица. И Набу-наид знал об этом с самого начала, потому и разговор о ней завел. Потому и говорил, что его знакомая умерла – шутка ли, она оказалась во дворце! Только вот теперь уже не важно, что было у них раньше и что было во время этого похода. И незачем спорить, говорить ей или нет о том, что Набу-наид жив. Ведь война кончилась, им все равно пришлось бы расстаться. Пусть уж лучше так, с мыслью, что это навсегда. А если Набу-наид выживет, то они потом объяснят ему все. Он поймет, что честь царицы важнее всего остального. Поймет, если действительно ее любит. * Осада началась 15 января 588 г. до н.э. ** Со стороны восхода солнца, с востока. *** Средиземное море. **** 18 июля 586 г. до н.э.