Сады Семирамиды. Том 2

О царе персов Кире знали уже многие, и слава его была более похожа на песню, сложенную из многочисленных куплетов-легенд и припевов – истинных событий. Это его войска уничтожили две великие державы – Мидию и Лидию; это он, неспеша, пользуясь ссорами двух вавилонских царей – отца и сына – с олигархией, отрезал Вавилон от союзников, да и вообще от всего окружающего мира. Это он надеялся сломить ту гордую Вавилонию, которая давно не давала покоя соседям. Это был Кир. О его происхождении рассказывали много историй и легенд. Немногие знали истинную, действительно более похожую на сказку. У мидийского царя Астиага была дочь Мандана. Руки ее добивались многие – кто же откажется стать наследником мидийского престола! Однако гадатели посоветовали не выдавать Мандану замуж за знатного человека, так как сыну, который родится у нее в браке, суждено свергнуть Астиага и покорить Азию. Астиаг, напуганный таким пророчеством, долго терзался, как можно отдать свою дочь какому-то безродному бродяге, в котором нет благородной крови. Но если ищешь – найдешь! И он нашел жениха Мандане. Персидский царь Камбиз был самым подходящим – знатным по предкам, но не великим; так, царёк, не более! К тому же, должник – ведь Астиаг нередко оказывал ему поддержку, в том числе и материальную. Да и как может завоеватель Азии родиться среди персов?! Мандана стала женой Камбиза. Родившегося сына она назвала Киром. Приглашенные по случаю рождения царевича гадатели и прорицатели повторили то, что было некогда сказано Астиагу. Узнав об этом, Астиаг подослал к новорожденному внуку убийцу – своего вельможу Гарпага. Однако тот, увидев свою жертву, дрыгающую ногами в мокрых пеленках, не нашел в себе сил убить младенца. Он лишь выкрал его и принес в пастушью хижину, наказав царскому пастуху Митрадату завершить задуманное. Неизвестно, какие вестники сообщили Митрадату о том, что младенец, орущий в его руках, - сын царя Камбиза и его жены Манданы. Не долго думая, тот принес его своей жене и наказал отыскать в поселении мертвого ребенка. На следующее утро он вместе с царским наемным убийцей Гарпагом схоронил чужого ребенка, а царевич Кир уже резвился на руках его жены Спако. Кир рос, считаясь сыном пастуха. Но за своевольный нрав и горячую умную голову друзья по детским играм частенько выбирали его главарем. В один из дней во время игры его избрали царем, однако среди его «подчиненных» оказался сын знатного мидянина, который наотрез отказался подчиняться сыну какого-то пастуха. Новоявленный царь повелел отхлестать упрямца бичом – раз уж ввязался в игру, так играй по правилам! Заплаканный и отхлестанный мальчуган примчался к отцу и пожаловался, что Кир, сын Митрадата, избил его. Жалоба дошла до самого Астиага, и вот уже Кир стоит перед царем. Неизвестно, сколько времени разбирались придворные и царь с его родословной, но только именно в тот день открылась правда о том, кто этот дерзкий пастушок. Астиага трясло от бешенства, когда выяснилось, что его самый верный вельможа, его любимец Гарпаг не выполнил приказа и не убил мальчишку. Страшная месть ожидала Гарпага за неповиновение – Астиаг велел убить его сыновей, из мяса которых был приготовлен ужин, поданный Гарпагу. После этого царь вновь созвал гадателей и спросил, стоит ли опасаться Кира. Но те в один голос завопили, что мальчик не опасен – ведь его уже выбрали на царство его друзья, и неважно, что это всего лишь игра. Успокоившийся Астиаг оставил внука во дворце. Шли годы, Кир подрастал. Когда скончался его отец, персидский царь Камбиз, Кир по праву наследника занял его трон. Тут-то и сказались все детские игры – Кир был достоин своего места. Став царем персов, он заметил, как мидяне душат эту маленькую провинцию, иго было столь тяжелым, что Кир решил поднять свой малочисленный, но достаточно злой для войны народ на восстание. На это же подбивал его и Гарпаг, жаждавший увидеть Астиага поверженным. Восстание началось и длилось три года, после чего Мидия уже находилась в руках Кира. Еще немного терпения – и Лидия сложила оружие перед молодым и умным царем-полководцем. Так возникла одна из самых могучих и воинственных держав – Аншан*. Теперь целью Кира был Вавилон. Со дня смерти царевны Амтии прошло четыре года. Семирамида, убитая потерей дочери, почти не выходила из своей половины дворца. Делами государства она не занималась, лишь иногда, когда сын приходил за советом, она выслушивала его и помогала, чем могла. Набу-наид отказался от престола, оставив безраздельным властителем Бэл-шарру-уцура. Но тот по-прежнему называл себя вторым царем, и все приказы и распоряжения отдавал сначала от имени отца, и только после него добавлял собственное, по закрепившейся в городе моде переиначивая его на чужеземный лад – Валтасар. Сам Набу-наид скитался с армией по степям Вавилонии, перехватывая персидских лазутчиков и готовя город к осаде. Его интересовала только внешняя политика. В Вавилоне знали, что будет война с персами, и каждый готовился к ней, как мог. Прежде всего, сам Кир, не спеша наступать, наслал в Вавилон кучу агентов, которые неустанно агитировали горожан принять персов без оружия. Первой на эти уговоры поддалась олигархия. Не имея прежней власти, сопротивляясь установлению царской диктатуры, олигархи надеялись, что Кир сможет вернуть им потерянные привилегии. Быстро рассудив, что армия Кира слишком сильна, чтобы сопротивляться, они решили добровольно преклонить перед ним колени и протянуть ему корону вавилонских царей – но на своих условиях. Ведь Кир вряд ли останется в Вавилоне, у него есть своя резиденция, а значит, вся власть останется у тех, кто поможет ему взять город без боя. Помимо получения этого, они, во-первых, избавятся от сумасшедшего царя-лунатика и его сына, во-вторых, избегут войны с ее потерями, кровопролитиями, грабежами и пожарами, ну, а в-третьих, их ожидала награда, которую уже сейчас сулили им персидские соглядатаи. А обычные горожане и вовсе смотрели на предстоящую войну сквозь пальцы. Их, казалось, вовсе не интересовало то, что должно случиться. Что видели они в жизни хорошего, чтобы переживать из-за этого? Каких радостей надарила им родина, чтобы они шли за нее в бой? Людям уже было все равно, кому платить налоги и проценты – своему вавилонскому господину или любому другому. Измученные трудом и нищетой, занятые своими делами, они стали равнодушными, а некоторые даже лелеяли в душе надежду, что царь Кир окажется лучше и добрее нынешних царей. Оставался еще один класс – рабы. Но те и подавно ждали персов как богов, надеясь обрести свободу и вернуться на родину. Они готовы были встать на сторону войска Кира. Единственная сила, на кого могли рассчитывать Набу-наид и Валтасар – это царская армия, состоявшая из халдеев. Ведь победа персов грозила им потерей тех привилегий, которые они получили при царях-халдеях. Но эта сила казалась никчемной, так как число воинов, способных выйти в бой, было мизерным. Кир пришел как нельзя более вовремя – Вавилон, эта мощнейшая когда-то, богатейшая страна с многотысячным населением готова была развалиться изнутри. Оставалось лишь ждать, когда вавилоняне распахнут ворота и встретят персов с цветами и песнями. Союзники давно перешли на сторону Кира, благодаря чему персы вплотную подошли к Вавилонии. Набу-наид ждал Кира у Мидийской стены, ибо здесь был самый простой переход через границу, все его внимание было направлено к восточному флангу, его немногочисленные войска прикрывали переправы через реку Тигр. Но Кир сумел провести его. Он дождался дней, когда река обмелела, и обошел Мидийскую стену с запада, захватив головные сооружения канала Паллукат. Теперь взять Вавилон не составляло труда. Валтасар со своей частью войска находился в Описе. Каким образом его заманили сюда, он уже не понимал, кто заставил его двигаться в этом направлении, он не помнил. Но зато осознал, что это ловушка, когда увидел, как персы окружают город, становясь живой стеной по периметру и отрезая Валтасара от любой надежды на помощь. Правда, соглядатаи, посланные в лагерь персов, слегка обнадежили, доложив Валтасару, что их осаждает не сам Кир, а всего лишь гитиумский наместник Угбару, бывший союзник, перешедший на сторону захватчиков. Решив, что этот противник недостаточно силен, Валтасар поспешил известить отца решением пробиваться сквозь заслон, для того, чтобы присоединиться к основным силам либо укрыться в Вавилоне. Набу-наид был недалеко от Описа. Получив известие о решении сына, он тут же поднял армию и выступил на поддержку, как всегда, забыв оглянуться. Кир с персами шел следом за ним, прижимая к городу. Персов Набу-наид обнаружил в тылу лишь тогда, когда его лагерь окружили со всех сторон. Ворота Описа распахнулись, воины Валтасара бросились в гущу неприятеля, пробиваясь к царю. Сражение было ужасным, кровопролитным и недолгим. Валтасар, обычно наблюдавший за ходом сражения с отдаленного возвышения, впервые по-настоящему почувствовал жар боя, встретив столь яростного противника. Перед его глазами все перемешалось, и он рубил своим коротким мечом всех подряд, кто оказывался перед ним, не разбирая, свой это или противник. В первые же полчаса под ним пал любимый жеребец, придавив ему ногу и заливая кровью, хлеставшей из пропоротого брюха. С трудом отражая удары, он пытался вытянуть зажатую ногу. Животное в предсмертной агонии попыталось вскочить, но снова рухнуло, однако этого мгновения хватило Валтасару, чтобы выдернуть ногу из стремени. Он тут же поднялся, слегка качнувшись, почувствовав боль в вывихнутой ноге, а через миг уже забыл о боли и о павшем коне – ничто не имело значения, когда перед ним вырастала очередная фигура с занесенным над головою мечом. Силы покидали его, грудь горела, глаза застилала соленая влага, ручьями струившаяся из-под шлема. Невидимая рука, раскрутив пращу, послала навстречу ему содержимое – огромный булыжник ударил его в лоб, рассекая кожу острым краем. Лицо залило кровью, Валтасар понял, что гибель близка. Однако он еще не отдавал себе отчета в том, что битва проиграна, еще не видел, что все друзья мертвы, и пыльные сандалии живых топчут лица и тела упавших – погибших и умирающих. На какое-то время стих грохот колесниц, крики воинов и лязг мечей в его ушах, а голову наполнил монотонный звон, разрывающий нервы и заставляющий зубы скрежетать. Спасаясь от этой воющей глухоты, во время которой он не слышал окружающего, а лишь себя, он бросился бежать, размахивая мечом. Спотыкаясь о тела, усеявшие всю равнину, он потерял шлем и щит, на бегу вырвал торчавший в груди мертвеца кинжал и помчался дальше, желая одного – выбраться из этой толпы, брызгающей кровью и вопящей проклятия. Чудом удалось ему поймать мечущуюся лошадь, таскавшую зацепившегося ногой за стремя всадника, окровавленная голова которого волочилась по земле, подпрыгивая на камнях. Валтасар кинжалом перерезал подпругу, отпихнул труп и вскочил на лошадь. Почувствовав опытного седока, та покорно понесла его в сторону Вавилона, оставляя, за спиной поле сражения, усеянное телами вавилонских защитников. Семирамида, едва узнав о возвращении в город сына и горстки армии, тут же отдала приказ закрыть все городские ворота и послала соглядатая узнать, жив ли Набу-наид. Валтасар же отдавал распоряжения запасаться провизией, так как был уверен, что осада неминуема. Семирамида разослала по городу глашатаев с указом о подготовке к осаде. Пока в городе есть хоть один взвод воинов, Вавилон не откроет ворота неприятелю; пока есть в городе хлеб, вода, чеснок и финики, осада не страшна, а запасов в городе всегда хватало на годы. Вскоре пришли вести о Набу-наиде. Он был жив, но персы не давали ему возможности пробиться в Вавилон, поэтому он с частью армии укрылся за надежными стенами Барсиппы. Он тоже советовал подготовиться к осаде, надеясь, что вспыльчивый и решительный Кир не сможет долго сидеть под стенами города в надежде, что они откроются, и отступит хотя бы на время, за которое вавилонская армия сможет набраться сил. Итак, вавилоняне заперлись в столице, персы заняли выжидательные позиции перед городом, царь Набу-наид был в Барсиппе, чувствуя себя дезертиром, тогда как его сын и соправитель понял, что вот теперь власть действительно в его руках. Уверенный в надежности городских стен, оправившийся от ужаса, пережитого в бою под Описом, Валтасар смог, наконец, вздохнуть с облегчением. Он знал, что теперь все решает время, и победит тот, кто окажется терпеливее. Зная, что запасы провизии в его дворцах неисчерпаемы, Валтасар решил, что бояться больше нечего, а пора просто пожить в свое удовольствие. Семирамида несказанно удивилась, узнав, что ее сын затеял в городе праздники и жертвоприношения. Когда же она обратилась к нему с вопросом, что это означает, он, подойдя к ней, обнял ее за плечи и с улыбкой проговорил: - Мама, почему бы не отвлечь людей от того, что происходит за стенами города? Осада нам не страшна, пусть внимание людей будет занято общением с богами. Пусть ублажают богов и просят их о помощи. Быть может, боги услышат нас и заставят персов убраться. Боги чаще внимают тому, кто весел, а не тому, кто раздражает их своим плачем. Пусть же люди пируют и веселятся. Семирамида ничего не ответила, лишь пожала плечами и ушла к себе. По вечерам она отправляла к базару повозки и носилки с пищей для тех бедняков, кто не в состоянии был накопить продуктов. Потянулись долгие дни осады, почти такие же, как множество других, обычных дней – довоенных.

* * *

Кир в полудреме лежал в своем шатре после сытного ужина, желая заснуть и не ломать голову над тем, как войти в осажденный город. Он уже испробовал тараны, но лишь покалечил воинов – вавилонские стены были известны всему миру своей толщиной. «Захвачу город и проверю сам, действительно ли третья стена так широка, что на ней разъезжаются две четверки лошадей**!» Он пробовал подослать шпионов в город, но ни один из них до сих пор не вернулся. Пробовал подкупить кого-нибудь из местных, но эти попытки словно разбивались о стены, стоящие на его пути к свершению мечты. И вот уже пошла третья неделя, а он все стоит на месте и не знает, как ему одолеть последнее препятствие. Вошел охранник и доложил Киру, что его желает видеть некто, называющий себя посланником освободителей. Кир с удивлением поднялся с ложа и разрешил ввести этого посланника. Почти сразу же в шатер проскользнул высокий долговязый мужчина, худой и грязный, но абсолютно не похожий на нищего или бродягу, так как вид у него был чересчур самоуверенный, а маленькая бритая головка гордо восседала на длинной шее, указывая носом чуть ли не в потолок. - Я приветствую тебя, долгожданный царь Вавилона! – напыщенно прогнусавил он и опустился на колени, по-прежнему запрокинув голову, словно обращался к небесному светилу. - Кто ты? – невозмутимо спросил Кир. Гость, наконец, соизволил взглянуть в глаза царю-полководцу. - Я пришел из Вавилона. Меня послали те, кто ждет тебя. Послали, чтобы помочь. - И сколько ты хочешь за эту помощь? – усмехнулся Кир, уверенный, что перед ним обычный наглец, думающий, что нашел способ обогатиться. Но к его удивлению, собеседник ответил: - Визит мой бескорыстен, я не жду награды, потому что высшая награда для меня – видеть свою страну в руках истинного царя! Кир подал ему глиняную чашу с вином и попросил подняться с коленей, чтобы пересесть на роскошный ковер, что тот быстро и сделал, не забыв откинуться на подушки. - Продолжай, - Кир нетерпеливо взмахнул рукой. - Слушай меня, великий царь Кир. Ты возьмешь город легко, быстро и бесшумно. Ты можешь заняться этим хоть сейчас, тем более что уже ночь. В твоих руках шлюзы городского канала Паллукат. Недалеко от города есть озеро, почти болото. Если перекрыть воду перед входом в город, река свернет к озеру, а канал обмелеет в считанные часы. И в том месте, где канал пересекает городские стены, для твоих воинов откроются девятые ворота Вавилона. - Так ты предлагаешь войти в город по руслу реки? - Да, именно так! - Да ты с ума сошел? Моих воинов поодиночке перебьют, стоя на набережной, сами жители, без помощи воинов! Это безумие! - Вряд ли они додумаются ждать вас оттуда. Тем более, в городе не прекращаются гулянья. Валтасар пирует во дворце и благословляет богов за то, что у него полно продуктов для многолетней осады. Поверь, это единственный разумный способ захватить город. - А как докажешь, что ты не подослан Валтасаром? - Я не смогу доказать тебе это, если ты сам не веришь мне. Испытай меня! - Допустим, я верю. Но ты пойдешь в числе первого десятка моих воинов, которые войдут в Вавилон через девятые врата. Следующим вечером воины Кира шлюзами перекрыли реку Пуратту, направив ее воды в озеро. Ров, окружающий городскую стену, быстро мелел. Кир разделил воинов на два отряда и поставил один отряд у входа реки в город, а другой – у выхода, отрезав вавилонянам пути к бегству. Когда вода убыла настолько, что доставала только до пояса, воины ступили в русло и с двух сторон – с севера и юга – вошли в ночной город. Семирамида была неспокойна в этот вечер. Валтасар настаивал на том, чтобы она почтила своим присутствием его друзей на большом пиру, устраиваемом вторым царем на целую ночь. Ей не хотелось идти, потому что в сердце ее не было ни радости, ни покоя. Она сидела перед зеркалом, рабыня причесывала ее. Однако мысли царицы были далеки от того, как она будет выглядеть на этом пиру. Ей почему-то вспомнилось пророчество Иеремии. Да, она давно была уверена в том, что ее сын загубит и себя, и государство. Мыслимо ли? У Вавилона два царя, один из которых ведет себя как юродивый, другой – как неоперившийся цыпленок. В то время, когда у стен города стоит непобедимая армия персов, один в безумном экстазе молится ночному светилу, а второй пирует! И даже она, царица, не в силах что-либо изменить. Будь она полководцем вавилонской армии, ее воины никогда не разбежались бы по своим домам и полям. А оба царя даже пальцем не пошевелили, чтобы вернуть себе былое уважение воинов и их желание защищать родину. «А впрочем, - сказала она себе, - хватит об этом думать. Мои мысли ничего не меняют, только попусту переживаю. Осада едва началась и может длиться долго. За это время что-нибудь изменится. И если уж Киру и его персам суждено добиться своего, то, может быть, это и к лучшему. Я устала». Рабыня помогла ей надеть поверх белой туники длинный бордовый плащ, тяжелый от нашитого на него золота, затянула на лодыжках ремешки сандалий, украшенных золотыми пластинами. Семирамида бросила мимолетный взгляд в зеркало и почти не узнала своего отражения – слишком уж сурово сдвинулись брови на ее лице, и губы сжаты так, что побелели. Блеск, исходивший от украшений на ее голове, груди, руках и одежде, показался ей мрачным холодным сиянием, отчего руки ее повлажнели и стали холодными, а плечи зябко передернулись. Оказывается, ее мысли совсем не придали ей равнодушия, а наоборот, усилили тревогу и чувство безысходности. Но она пойдет на этот пир к своему сыну, даже если это будет последний пир. Для нее, или для ее сына, или для его друзей. Пиршественный зал, огромный, украшенный колоннами и статуями крылатых быков с человеческими лицами, был полон гостей. Длинные столы были заставлены блюдами с рыбой и птицей, сочными фруктами и душистыми закусками из овощей, печеным хлебом и лепешками, истекающими маслом и медом. И бесчисленные сосуды – кувшины, бокалы и чаши. Столы, полы, ложа и сами гости были усыпаны увядающими цветами. Посреди зала юные танцовщицы с бубнами танцевали головокружительный танец, и маленькие ножки мелькали на мозаичном полу, разнося по залу мелодичный перезвон браслетов. Среди гостей было множество друзей Валтасара – в большинстве своем, это были сыновья самых знатных и богатых горожан, были и ярые противники, которые, не стесняясь, обвиняли нынешних царей в некомпетентности. А женщины почти все были храмовыми иеродулами, специально приглашенными на празднество. Лишь немногие были почтенными матронами – жены и наложницы вельмож. И вся эта многоликая и многоголосая толпа шумела, вопила, пела и хохотала под несмолкающие звуки свирелей, бубнов и цимбал, под перезвон бубенцов на ногах танцовщиц. Семирамида возлежала на угловом ложе, отказавшись от почетного места в центре. Ей вдруг стали противны все эти люди, среди них у нее не было ни одного друга. И в этот момент она как никогда остро почувствовала свое одиночество. У нее не осталось никого, ни единого человека, с кем могла бы она просто поговорить, кто мог бы забыть, что она царица, и говорить с нею на равных. Хотя нет, был один друг. Нет, это не сын – Бэл-шарру-уцур, давно привыкнувший к имени Валтасар, отдалился от нее, когда из царевича превратился в царя. Он стал совсем другим, почти чужим. И теперь только Даниил спасал царицу от одиночества, ибо и сам был одинок и несчастен. Он, как и она, любил сидеть в беседке висячего сада, слушая пение ночных птиц и тихое журчание бегущей сверху вниз воды. Вдвоем говорили они о превратностях судьбы, о вершителе всех судеб человеческих – о боге едином и всемогущем. Но сейчас его не было здесь, среди этих людей, предающихся пьянству и веселящихся неизвестно почему. Семирамида прикрыла рукой глаза и попыталась отвлечься от шума, доводившего ее до головной боли. Ей ужасно хотелось расплакаться, чтобы хоть слезами заполнить душившую ее пустоту в груди. Внезапно до ее слуха донесся голос Валтасара, веселый и пьяный: - Ей, галлу, принеси сюда из сокровищницы иудейские чаши для обрядов, те, что привез Навуходоносор из Иерусалима. Мы будем пить из них вино! Семирамида поднялась и сказала негромко, но так, чтобы сын услышал ее: - Опомнись, сын, эти сосуды трогать нельзя, они священны. Ты же не берешь под питье сосуды из наших храмов! А эти святыни лежат для того, чтобы впоследствии мы могли предложить их для обмена иудеям. - Глупости! – шатаясь, воскликнул он. – Я здесь единственный решаю, что можно, а что нельзя. Иди же, галлу, неси нам чаши и кубки, мы освятим их живою влагой вина и сикеры. Раб поймал ключи от сокровищницы, брошенные Валтасаром, поклонился и помчался выполнять приказ. Через несколько минут он вернулся в сопровождении охраны, убедившейся, что он не вор. На плече он тащил завязанные в покрывало сосуды; он скинул их на пол перед столом царя. Тот вскочил, развязал узел и откинул края ткани, отчего кубки, переливаясь в свете факелов, покатились в разные стороны. Смеясь, он пнул ногою один из них и с наслаждением слушал, как гремит он по полу. - Галлу, наполняйте кубки вином и угощайте моих друзей, а самый большой, вон тот, золотой с рубинами, подайте моей матери, царице Семирамиде, и пусть она выпьет с нами за наших вечных богов! За Мардука, повелителя все бессмертных, чьим дыханием дышим мы; за Иштар, дарительницу любовных утех; за мудрого Сина; за грозного и воинственного Нергала, льва-воина; за парящего в небесах Нинурту, что принесет нам удачу в бою; за доброго Набу, что подобен нам и умеет быть выше нас благодаря крылам; за Шамаша, который дарит нам свет нового дня; за всех других богов, которые любят нас и благоволят нам. Ну же, царица возьми кубок и пей. Тебя просит сам царь Вавилона, ты не смеешь отказать мне! Семирамида взглянула на протянутый ей золотой сосуд, до краев наполненный вином. Он был тяжел, и рука раба с трудом держала его. Царица сошла со своего ложа, обеими руками взяла его и поднесла к лицу. Свет, отразившийся от граней рубинов, упал на ее лицо множеством мелких дрожащих пятнышек. С минуту стояла она так, видя напряженно ожидающие лица гостей, а затем с размаху выплеснула содержимое чаши на пол. Янтарное вино, соприкоснувшись с изображением львицы на полу, разбилось на сотню брызг, разлетевшихся во все стороны и покрыв рябью белую тунику царицы. - Не мне предназначено пить из этой чаши, и я не стану осквернять священный сосуд. И каждый из вас, кто осмелится испить из подобного сосуда, пусть пожалеет об этом! - Не слушайте, друзья! – завопил Валтасар. – Моя мать стара, да к тому же помешана на иудейской вере. Она не верит в богов Вавилона, она не истинная царица! Так пусть ее слова не остановят вас, пейте со мной! И он рывком поднес к губам большую чашу, которую держал обеими руками за ручки, и начал пить жадно, спешно, заливая вином одежду и стол. И как по приказу, все тут же последовали его примеру. Со всех сторон неслись восхваления богам Вавилона, слышался звон роняемых на пол сосудов, смех и журчание льющегося вина. Семирамида что-то кричала, но люди уже не слушали ее, зал вновь наполнился музыкой и воплями. Тогда она гневно развернулась и быстро направилась к выходу. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как вдруг по огромному залу пронесся порыв ветра, словно ураган ворвался в зал, погасив единым вздохом все факелы и светильники разом. Лишь два факела на стене, противоположной месту, где стоял Валтасар, издавали слабое сияние, понемногу набирающее силу. Возрождающийся огонь все ярче освещал небольшую часть стены. Кубок выпал из руки Валтасара и откатился в сторону; маска ужаса сменила беззаботную усмешку, глаза его стали круглыми, рот распахнулся. Все, кто находился в зале, повернули головы к освещенной стене, да так и замерли, потрясенные увиденным. В тишине раздался горячий шепот Семирамиды: - Что это, Господи? Из полумрака на стене выступали какие-то знаки. Огонь в факелах разгорался, делая пятно света вокруг все больше, знаки на стене проступали ярче. Едва заметные поначалу, они становились все четче, и их становилось все больше, они словно складывались в слова. Новый порыв сквозящего непонятно откуда ветра сорвал с одной из съежившихся танцовщиц тонкую прозрачную накидку и бросил ее на стену с надписью. Невесомая ткань заструилась по стене, словно чья-то гигантская рука обтерла загадочные письмена и отбросила тряпку на пол. Какое-то мгновение все сидели в мертвой тишине, не двигаясь и боясь произнести хоть слово. Но вот в тишине раздался оглушительный перезвон выпавшего из рук танцовщицы бубна, дрожь охватила присутствующих, и тут же завопили со всех сторон. Началась суматоха, загрохотали опрокидываемые столы, угощение посыпалось под ноги давящимся в куче вельможам и бившимся в истерике матронам. Валтасар вскочил на стол и заорал, пытаясь заглушить весь этот гам: - Все оставайтесь на месте! Каждый, кто двинется, распрощается с головой! Дождавшись, когда в зале все стихли, он спросил дрожащим голосом: - Кто из вас знает, что здесь написано? Никто ему не ответил. - Ну же! Не может быть, чтобы никто не знал этой письменности! Говорите, я обещаю наградить того, кто ответит мне! Молчание и пугливые взоры были ему ответом. Валтасар не сдавался. Его голос стал спокойнее и увереннее: - Слово царя даю, что любому, будь он даже раб, кто объяснит мне значение написанных слов, я подарю пурпурный плащ царя, золотую цепь, и объявлю его третьим царем Вавилона! Я жду. Тихий голос Семирамиды долетел до его слуха: - Позови Даниила. - Галлу, - тут же воскликнул царь, - беги, приведи сюда иудейского раба Даниила! Когда в зал вошел Даниил, здесь уже было светло, рабы зажигали светильники. Валтасар указал ему рукой на надпись на стене: - Прочти. Даниил всмотрелся в знаки и сразу узнал родной язык, поэтому быстро произнес: - Шаррум, здесь написано «Мене, мене, текел, упарсин», что означает «исчислен, исчислен, взвешен и разделен». Валтасар, ничего не поняв, тряхнул головой и воскликнул: - Даниил, я просил разъяснения этих слов, прочесть их мы могли бы и без тебя. Что же кроется в этих словах? Ответь, и твои плечи украсит мой пурпурный плащ, шею – золотая цепь, и сам ты будешь третьим властелином в Вавилоне. - Мне не нужно твоих даров, шаррум, как не нужен и твой трон вместе с твоими проблемами. Я растолкую так, задаром. Вспомни все то, на что обрек вавилонян твой отец, царь Набу-наид. Вспомни его безумные идеи о возрождении культа Сина – благодаря его чудачествам бедные люди стали нищими бродягами, тогда как богачи наживались. Вспомни свою сестру, которую Набу-наид принес в жертву своей идее. Вспомни, как он чуть не унизил твою мать на площади перед всем городом, когда требовал ее смирения перед идолом. И это лишь малая часть того, что он сделал. Вспомни все! Ты стал его соправителем, и его грехи перешли и на твои плечи. Вместе вы загубили великую державу, которую с таким трудом возвысил Навуходоносор. Армия перестала быть защитницей, превратившись в сброд, неспособный защитить даже себя, не говоря о своей стране. И это не всё! Так слушай, что значат эти слова, написанные рукой самого Господа. Мене – исчислил бог царствие твое и положил конец ему; текел – ты взвешен на весах и оказался настолько легким, что неприметен для людей, ты ничто; перес – разделено царство твое и отдано персам и их союзникам. Валтасар молчал, стихли и все присутствующие. Медленно подошел к Даниилу, стянул со своих плеч тяжелый пурпурный плащ и набросил его на своего раба: - Теперь, Даниил, ты мой соправитель, и треть Вавилонии принадлежит тебе. И на его шею опустилась тяжелая золотая цепь царя. - Не слишком щедрый дар, если учесть то, что мы процарствуем, быть может, всего лишь несколько часов. - Не слушай его, шаррум! – воскликнул вдруг один из друзей Валтасара. – Или не видишь, что этот раб смеется над тобой?! Ты одариваешь его, а он даже не благодарит и не восхваляет тебя. Не стоит принимать во внимание его недостойные речи, лучше брось его в яму с тиграми, чтоб не каркал худого! Даниил с бесцветной улыбкой безразличия поклонился оратору, затем снял с себя подаренный плащ и швырнул его к ногам Валтасара вместе с цепью: - Ты был мне другом, шаррум, но ты забыл об этом. Возьми назад свой дар и продолжай пир со своими прихвостнями. Пей, пока есть время, ибо это последний твой пир. Успей же помянуть себя и свое царство, конец ваш близок. - Замолчи, глупый раб. Оставь при себе свои пророчества, не мешай нам веселиться! Галлу, наполни мой кубок вином, я хочу выпить за вечную державу, за великий Вавилон! Смеясь, он смотрел, как раб наливает ему вина из огромного кувшина, и оно плещется и искрится, закручиваясь омутом в берегах золотого края кубка. С торжествующим видом обвел он взглядом зал, усмехнулся, увидев Даниила, кивнул матери, прислонившейся к стене и взиравшей на него с ужасом, а затем поднес к губам свой сосуд и сделал глоток. Легкий свист раздался слева от Семирамиды, и через мгновение она увидела, как дернулся, покачнулся ее сын, роняя кубок и фонтаном выпуская изо рта вино. Хрип вырвался из его груди, он стоял, раскинув руки, и как завороженный, смотрел на хвост стрелы, пронзившей его живот. Уцепился за него руками и рванул изо всех сил. Окровавленный обломок древка упал на пол, заливаемый кровью, хлынувшей одновременно изо рта и раны Валтасара. Качаясь из стороны в сторону, он сделал несколько неуверенных шагов, натолкнулся на стол, опрокинул его и рухнул рядом. Все произошло в какую-то секунду. В один голос завопили женщины, возобновилась паника. Семирамида бросилась к сыну. Она осторожно приподняла его голову, краем накидки попыталась отереть лицо от крови. - Мальчик мой, Валтасар, услышь меня! Мое безумное дитя! Она откинула со лба его волосы и заглянула в глаза. Мутная поволока накрыла зрачки, застывшие с удивлением. Он умер, даже не успев осознать, что это конец. Умер, не успев проститься ни с кем. Плач Семирамиды нарушила внезапная тишина, оглушившая ее. Она подняла голову, и слезы высохли на ее лице. У входа стояла толпа вооруженных людей. Оглянувшись, она увидела таких же воинов у каждой двери огромного зала. Их лица не выражали ничего, они были суровы, и в их глазах было одно – приговор присутствующим. Семирамида посмотрела на их облачение, на незнакомое оружие, на мокрые ноги, и в голове вспыхнуло лишь одно слово – персы! Воины медленно входили в зал, заставляя всех сбиваться в кучу. Но Семирамида осталась на месте, возле мертвого сына. Выпрямившись, смотрела она на приближающихся людей. Один из них сделал другим знак остановиться, а сам вышел вперед, почти вплотную подойдя к ней. - Царица? Я Угбару, Кир поставил меня командовать войском. Мы пришли, чтобы сообщить тебе о том, что Вавилон пал. Войска Аншана заполняют город. Твоя стража перебита. Царь Валтасар мертв, царь Набу-наид – трус, спрятавшийся в другом городе. Ты, царица, должна сказать нам свое последнее слово. Мы даем тебе право выбора – плен или смерть? Семирамида смотрела на стоявшего перед ней ухмыляющегося воина, и не в силах была даже разгневаться. - Этот вопрос будет решать Кир. Я подожду его, - тихо сказала она. Ее глаза встретились со взглядом Даниила. – Ты был прав, Даниил. И Иеремия был прав. * Аншан – Персия. ** Вавилон имел три стены, окружающие город. Первая из них – стена рва –самая низкая, она ограничивала ров с водой шириной в 12,5 метров, на расстоянии от нее – стена Немет-Эллиль, а затем – Имгур-Эллиль, самая высокая и широкая.