***
“Волшебная палочка – это самый простой проводник магических потоков” Спокойный, бархатистый голос Учителя непрестанно звучал в чертогах разума, внушая непоколебимое чувство спокойствия и уверенности в своих действиях. Время от времени из загадочных закоулков рассудка всплывала то одна, то другая фраза, произнесённая неповторимым тоном искусного колдуна. Элизабет с умиротворяющим упоением вслушивалась в мерцающие оттенки звуков, пока руки механично выполняли ставшие такими привычными действия. “Сильный колдун может обойтись без какого-либо проводника, подчиняя материю лишь силой разума” Память снова и снова услужливо воспроизводила в голове звон разбитого хрусталя, что крохотными белыми осколками рассыпается по полу старинного зала, словно драгоценные мерцающие самоцветы, что были безжалостно сорваны из прекрасного ожерелья. Юная волшебница не знала с точностью, что именно заставило её так отреагировать на разбитую хрустальную чашу. Возможно причиной тому было то, что она сама крайне не любила что-либо разбивать или ломать, соответственно, с прохладой созерцала, как это делают другие. Но допустима была и вероятность того, что холодный изумруд мудрых глаз наставника снова очаровал ученицу, заставив младое тело застыть в холодном отрешении. “Ты не имеешь права вмешиваться в эту историю!” Она много на что не имела права, и этот факт нещадно давил на юное сердце, постоянно принося нестерпимую ноющую боль в мрачнеющую с каждым днём душу. Но никто и никогда не посмел бы отнять у неё право давать совсем незначительную волю своим мыслям и с детским наивным воодушевлением вслушиваться в дорогой сердцу голос. Это был самый действенный способ избавить голову от всяких ненужных дум и нежелательного волнения. “Ты должна будешь избавиться от своего проводника, как только научишься управляться без его помощи” По венам пробежал неприятный колючий холодок, точно также, как в тот момент, когда Учитель впервые промолвил эти слова. Одна только мысль о том, что её волшебную палочку ждёт такая отнюдь незавидная участь, вызывала неукротимый табун мурашек на спине, а в голове непрестанно бились возмущённо-протестующие возгласы эгоистичного внутреннего голоса. Волшебница, несмотря на наставления мастера, позволила себе придерживаться мнения, что волшебная палочка никак не влияет на способности к беспалочковой магии, если таковые у хозяина, конечно же, имелись. Попытки узнать у наставника конкретные причины на неукоснительную необходимость в избавлении от данного магического орудия оказались абсолютно провальными. И чем больше мысли девушки возвращались к теме о предстоящем в скором времени событии, – а почему-то у Элизабет не было сомнений в том, что это произойдёт довольно скоро, – тем меньше ей этого хотелось. Она отчётливо помнила, как много лет назад, в знаменитой лавке Олливандера, рябиновая палочка с пером феникса выбрала свою хозяйку, которой беспрекословно служила на протяжении долгих лет. И вскоре окончит свою службу так бессмысленно. Чрезмерное погружение в собственные думы, как известно, нередко имеет губительные последствия, ибо приводит к – пусть и временному, – но неизбежному разрыву с реальностью. К превеликому неудовольствию, Леншерр-младшая возымела превосходный шанс убедиться в до омерзительности глупом результате своей излишней задумчивости и любви к самоедству. Вечные эликсиры известны не только своим долговременным действием, но и довольно сложными составами, ибо для их приготовления требовалось большое количество сложных магических ингредиентов. Профессор Снейп, вне всякого сомнения, отлично знал, какие именно зелья надо задавать в начале года на самостоятельных, чтобы потом снизить как можно больше баллов с конкурирующих со Слизерином факультетов. Нередко, даже одни из самых прилежных учеников оплошно забывали добавить какие-нибудь компоненты, либо добавлять их в правильном распорядке. Это неминуемо приводило к тому, что зелье или получалось некачественным, или же не получалось вовсе. Полупрозрачное варево в котле Элизабет приобрело надлежащую консистенцию и приемлемый цвет, но вот запах явно не соответствовал обозначенным в рецепте критериям. Девушка замерла в беспомощном ступоре, когда с донельзя горькой досадой осознала череду совершённых ею ошибок. И без того слабый румянец окончательно сошёл с лица, придавая ему ненавистный болезненный желтовато-серый оттенок. Волшебница стала лихорадочно оглядываться по классу, тая в душе слабую надежду на хоть какое-нибудь крошечное чудо или внезапное спасение. Мысль о том, что, должно быть, даже студенты с Хаффлпафа сварили зелье лучше неё, душила, словно дикий безжалостный питон. Переводя беспокойный взгляд с одного студента на другого, Леншерр-младшая столкнулась с проницательным взглядом преподавателя. Мужчина глядел на неё в упор, даже не пытаясь скрыть еле заметную неприятную ухмылку, всем своим нелицеприятным видом демонстрируя, что знает, в какую нелепую ситуацию попала студентка с вороньего факультета. Потупив взор, волшебница стала стремительно перебирать в памяти совершённые действия, чтобы понять, есть ли хотя бы ничтожная возможность немного исправить результат её деяний. Но горькая правда заключалась в том, что за оставшееся количество минут она ничего не смогла бы сделать, и этот факт свирепо раздавил слабые ростки надежды. На мгновение в голову девушки пришла малодушная мысль «случайно» разбить хрустальный флакон с образцом, который следовало сдать на проверку. Естественно, эта далеко не умная идея была немедленно отвергнута и запрятана в самые дальние углы разума.***
Горькое разочарование раскалённым кинжалом ранило молодое сердце, а безнадёжный постный пессимизм захлестнул свою жертву, словно безжалостно разбушевавшаяся природная стихия, всё больше и больше затягивая душу в свою хитрую западню. Совсем недавно, когда новый День только устанавливал свои права на окутанные густым тёмным пологом владения Ночи, ничего не сулило непрошеного прихода Госпожи Неудачи, извечной сестры-близнеца Госпожи Фортуны. Вечное и слепое стремление к неоспоримому совершенству имеет не только добрые стороны, и юной колдунье уже не впервой было сталкиваться с этой богомерзкой правдой жизни. Но, как известно испокон веков, жизнь никогда ничему не учит твердолобого отпрыска рода человеческого, посему, волшебница снова и снова уверенным шагом наступала на старые грабли, при этом безошибочно присматривая самые крупные из всех. Ещё будучи хрупким дитя, она во всём хотела быть лучшей, во всём желала превосходить других сверстников, доказать, в первую очередь себе, что она чего-то стоит и сама, без чьей-либо чужой помощи. Ничего плохого в желаниях дочери добросердечная мама не видела, посему старалась предоставить маленькой Лиззи больше самостоятельности. Она знала, что девочка должна быть готова к самостоятельной жизни как можно скорее. Но, когда ты строишь в своём воображении идеализированные планы, когда не допускаешь мысли о том, что что-то может пойти не так, как того пожелала твоя душа, ты неосознанно возносишь свою планку на определённый уровень, который, к великому несчастью, в большинстве случаев оказывается слишком непосильным для тебя. С большой высоты больнее падать. Элизабет имела превосходную возможность многократно убедиться в этом по собственному горькому опыту. Но, это никогда не могло заставить юную Леншерр перестать лелеять в трепещущей душе хрупкую надежду. Разум сухо и беспрекословно твердил своё «Нет!», а сердце тихо и многообещающе шептало «Но всё же…». Мисс Леншерр узнала, какой оценки удостоилась её работа на Зельеварении и бескрайний бушующий гнев разверзся в душе волшебницы. Она злилась не на учителя, она злилась на саму себя, потому что слишком хорошо знала, что на этот раз оценка «Слабо» была вполне ею заслужена. «На сей раз вы не станете начинать бессмысленных споров, мисс Леншерр?» О, как же ей была знакома эта вечная издёвка в голосе мрачного профессора, и как неописуемо обидно было, что теперь она должна была стоять, понуро опустив голову, и не иметь даже и полслова, чтобы достойно ответить. Элизабет беззвучно хмыкнула, презрительно сощурив глаза и повыше натянув одеяло. Тёмная ночь с её вечной спутницей, имя которой Тишина, давали отличную возможность скрупулёзно обдумать всё, что далось пережить за один день. Разве могла бы она ожидать другого результата? Разве имела она права надеяться на что-то больше, чем это пресловутое «Слабо»? Определённо, нет, потому что это был не просто урок Зельеварения на пятом курсе, это был курс Продвинутых Зелий, где такие ошибки непозволительны. И даже сердце, вечно хранившее слабую надежду, на этот раз непоколебимо молчало, а мерзкий злорадный внутренний голосок ехидно шептал свои отравленные речи. О, да, только не на сей раз! Воспоминания – дивное явление. Сколь ценных и важных событий хранят они, и удивительным остаётся то, сколько чувств могут вызвать даже самые малозначительные крупицы прошлой жизни, стоит им только вынырнуть из бесконечно-огромного лабиринта памяти, чтобы в очередной раз явить неугасаемому внутреннему взору свой престранный лик. Пройдёт неисчислимое количество времени, новые мысли займут законное место старых, новое окружение будет дарить иные впечатления и другие люди будут играть свои роли, но навсегда останутся воспоминания о том, что навеки кануло в небытие времён и ничто, никакая магия не будет способна во веки веков стереть то, что когда-то красной нитью вписывалось в нескончаемый гобелен истории мира сего. Только всемогущее и всепоглощающее Время. Теперь воспоминания казались ей мерзкой пучиной, что затягивала своими огромными когтистыми лапами в холодный, свирепо бушующий чернильный омут. Ледяной озноб пронизывал каждую крошечную клеточку всего её существа, заставляя ёжиться от неприятных ощущений, а беспощадно давящая досада окрашивала весь мир в скупые серые тона. Всё началось два года назад. Тот злополучный день не задался с самого утра, неся с собой только пресловутую неудачу, поэтому Элиз и не удивлялась, что именно тогда начались её неприятности в Школе Чародейства и Волшебства, а если быть точнее – затянувшийся конфликт с преподавателем Зельеварения. Яблоком раздора стала именно оценка «Слабо», которая вызвала у юной мисс Леншерр неподдельное негодование, переросшее, в итоге, в праведный гнев. Сначала её яростный протест распространился исключительно среди однокурсников, что тоже получили, как казалось Элизабет, незаслуженную низкую оценку. Но напрасно тогда волшебница рассчитывала на беспрекословную поддержку со стороны приятелей, ибо, несмотря на то, что они полностью разделяли мнение бойкой однокурсницы, никто из них не был готов идти с открытым протестом к виновнику переполоха в вороньем факультете. Тогда, собрав воедино весь скопившейся в душе гнев, девушка твёрдым шагом направилась прямиком в подземелья, чтобы отстоять свои права. Немногим позже поняла Леншерр, какую нелепую глупость совершила в тот злополучный момент, но в ней непреклонно говорили качества студентки Рэйвенкло – для неё был важен каждый балл и каждая оценка. Как и следовало ожидать, бойкий настрой практически бесследно улетучился в тот момент, когда она оказалась перед деканом Слизерина. Гневные тирады, что она с особой тщательностью обдумывала несколько часов, звучали совершенно не так, как должны были, ибо некоторые слова терялись, голос звучал глухо, а взгляд часто опускался в пол. Профессор Снейп тогда наградил юную волшебницу сразу несколькими десятками брошенных шпилек и снял ещё столько же очков с Рэйвенкло, чётко указывая малолетней бунтарке её место. Покинув подземелья, Элизабет чуть ли не волосы на себе рвала, когда осознала, насколько огромный урон нанесла своему факультету и то, как низко опустилась в глазах окружающих, включая того же Северуса Снейпа. Но, как известно испокон веков, запущенный механизм уже не так-то просто остановить, особенно если он стал набирать большие обороты. А обороты эти стали масштабными, без толики преувеличения, и уже через несколько дней Элизабет Хелена Леншерр была вызвана к самому Альбусу Дамблдору, директору Хогвартса. Девушке пришла в голову мысль, что это декан змеиного факультета пожаловался руководству школы, и теперь ей предстояло в полной мере ответить за свои слова. Элиз прошла в кабинет на негнущихся ногах, будучи уверенной, что в следующий момент её холодно оповестят о том, что отныне она больше не является ученицей Школы Чародейства и Волшебства, а посему может собирать свои вещи немедленно. Но какого же было её удивление, когда мудрый директор внимательно выслушал молодую колдунью, более того – угостил её чаем и конфетами. Когда ненужное напряжение окончательно покинуло замученный рассудок, Леншерр-младшая сумела спокойно рассказать всё о своих сомнениях насчёт выставленной оценки и о недавней «беседе» с профессором Зельеварения. Тогда профессор Дамблдор дал слово разобраться в этом непростом деле, вызвав у юной ученицы шквал неподдельных благодарностей. Через некоторое время стало понятно, что беседа с директором состоялась и у Грозы Подземелий, ибо те самые работы были пересмотрены и сразу у нескольких учеников, включая Элизабет, оценка «Слабо» была заменена на скупое «Удовлетворительно». Хорошо, когда всё хорошо кончается, не так ли? Казалось бы, что ещё следует ожидать после всего, что произошло? Вся эта неприятнейшая история обрела, если не хороший, то уж точно неплохой конец, ведь Элизабет сумела добиться своей цели – она смогла доказать неправоту угрюмого учителя, а заниженная оценка была исправлена без каких-либо дополнительных и столь нежелательных вопросов. Разве не должно было подобное завершение принести с собой хотя бы незначительное количество неподдельной радости? Но Леншерр-младшая не ощущала никакого восхищения, только давящее чувство досады, ибо интуиция непрестанно шептала своим глухим и дрожащим голоском, что начиная с того дня ничего не будет так, как было прежде. Всё, даже самые незначительные мелочи, непременно изменит свой курс, и ничто не сможет восстановить былой порядок вещей, никто не сумеет повлиять на строптивую Госпожу Судьбу, что непрестанно вшивала красную нить в искусный и такой сложный гобелен жизни… Шестое чувство никогда не подводило юную волшебницу, даря девушке поистине превосходный шанс делать относительно верный выбор, стоило ей только оказаться на хитром перепутье жизни. И тогда это совершенное чувство не обмануло свою обладательницу – изменения стали ощутимы сразу: однокурсники отныне относиться к ней с некой толикой опаски, зная, что эта неугомонная персона наверняка принесёт ещё немало неприятностей на их многострадальные головы, а Снейп и вовсе стал точить зуб на неугодную ученицу вороньего факультета, не упуская ни единого шанса бросить колкость в её адрес, снять баллы за любую мелочь или даже публично унизить в свойственной ему манере. Первое время Элизабет старательно притворялась, что не замечает, какой уродливый театр абсурда закружился вокруг её одинокой фигуры, всеми силами делая вид, что ничего её не волнует. Не волнуют ни мерзкие косые взгляды однокурсников, ни вечные и уже порядком поднадоевшие издёвки преподавателя. Ещё год продолжались безмолвные истерики по ночам, когда она спокойно могла сбросить, наконец, ненавистную холодную маску бесстрастного хладнокровия и дать волю настоящим чувствам, что смертоносной волной накрывали девушку, а сердце обливалось кровью от одной только мысли о том, что впереди ещё неисчислимое количество дней, что ей предстало прожить в этом обезображенном окружении. Тем не менее, всё имеет свойство заканчиваться, таковы вековечные законы Матушки Природы, и ничто не в силах нарушить мерный их шаг. Со временем, разбушевавшийся ураган унял свой неукротимый нрав, и место его занял безветренный штиль, дарящий убаюкивающее чувство расслабляющего спокойствия. Безусловно, невозмутимую водную гладь жизни иногда нарушала волнистая рябь от очередного брошенного кем-то камня, но непоколебимое безмолвие всегда одерживало бесспорную победу над грубыми попытками Хаоса нарушить идеальный новый порядок вещей. Довольно быстро маска безразличия приросла к холодному фарфору лика, и не эти брошенные камни могли бы сорвать её. Элизабет привыкла к этому эскапистскому образу жизни, да и недавние обидчики, кажется, всё больше теряли давешний интерес к её персоне. Хорошо, когда всё хорошо кончается. Или же всё закончилось не так благополучно, как того хотелось бы?..