В шкафах хранятся не только скелеты...

Первое, что почувствовал Англия приземлившись на ноги - сырость. Его ноги по щиколотку повалились во что-то мокрое и холодное, заставив Керкленда недовольно морщиться. Откуда-то сбоку послышался ехидный комментария Франции: мол, не успел еще очухаться, а уже недоволен жизнью. Артур распахнул глаза, позволив миру лицезреть их всепоглощающую зелень, но бытие даже не подумало обратить на Англию свой взор. Нет, грязное небо цвета ячменного зерна все также безразлично проносилось над стоящими в грязи странами, а теплый и влажный ветер без какого-либо интереса трепал их волосы. Артур огляделся, пытаясь понять, в какое болото их занесло. И какого же было его удивление, когда он осознал, что утопает вовсе не в трясине, а в самой обыкновенной слякоти. И утопает не посреди лесного болота, а в самом сердце Москвы - Красной площади. Артур не так часто бывал в столице России, но он точно помнил, что покрытие площади было из неудобного, плохо отшлифованного булыжника, а никак не из перемешанной грязной земли. Нет, почва под его ногами не проваливалась и не пачкала новые сапоги, а лужи здесь раньше были почти приличные. Англия что-то не припоминал, чтобы самая знаменитая русская площадь была наполовину затоплена водой, грязью, и еще Бог знает чем. - Фу, как пакость. - Неожиданно скривился Италия, приближаясь к Германии с явными намерениями спастись от грязевой атаки у немца на руках. Сам Людвиг от таких перспектив был явно не в восторге, поэтому бочком пытался отдалиться от целеустремленного Венециано. - Где это мы? - Негромко спросил Япония, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. Из-за низкого роста Хонда увяз в грязи по самые икры, запачкав свой белый костюм до неузнаваемости. Хотя, признаться, вид у остальных был не лучше - за те несколько часов, что провели страны в воспоминаниях России, их одежда пришла в негодность. Всем, включая непривередливого Америку, хотелось уже оказаться в своих домах и поскорее принять ванну, а затем перекусить. Но, как уже понял Англия, влипли они по-крупному - скорее всего, та чертова книженция покажет абсолютно всю истории Ивана. Артуру хотелось треснуть себя посильнее и оторвать слишком длинный язык. - В Москве. Вон, смотри - Кремль. - Франция, кажется, готов был заплакать - все, что было нажито непосильным трудом, было в грязи. Но в возвышавшуюся над странами бело-серую крепость Бонфуа ткнул почти не дрогнувшей рукой. - Ой… А чего он…такой? Грязный? - Америка протер очки, на которых уже появились пятна, и неуверенно уставился на Францию. Тот пожал плечами. - А он изначально такой был. Кремль покрасили в красный только в тысяча девятьсот сорок седьмом году. - Блеснул знаниями Китай. Страны с уважением глянули на него. Англия же не мог оторваться от разглядывания крепости. Кремль не был серым, но и на белый он не тянул. Так, что-то среднее. Блеклый Кремль казался каким-то болеющим, совершенно неестественным, словно он - временная постройка. Англии было неприятно на него смотреть - уж очень он резал глаза. Сейчас, из-за месива под ногами, подножие стен крепости превратилось в бурое, постепенно сходящие на нет к середине. Поэтому даже в общей какофонии цветов была грязь. Вся Москва будто покрылась этой чертовой грязью - земля, дома, небо, - и только Кремль продолжал сиять своей мерзкой белизной, словно сопротивляясь общему давлению. Он один пытался хоть как-то украсить площадь, пытался не дать ей утонуть в месиве. Своей яркостью он и резал глаза. Почему-то для Англии образ Кремля был очень символичен. Вокруг сновали люди - туда-сюда, совершенно незапоминающиеся, - но они не обращали на столпившихся мужчин никакого внимания. Здесь были и телеги, и лошади, и даже маленькие дети - но никто из них даже не замечал грязи, буквально засасывающей их. Англии хотелось закричать: пусть они остановятся, пусть они поймут, что еще совсем чуть-чуть - и они сами смешаются с грязью, станут ее частью, никак не отличимой друг от друга. Почему же они так спокойно реагировали на нее?! - Арти, ты там что, прилип? - Голос Америки вывел Артура из немого ступора, - Идем, Китай нашел какой-то помост, там вроде почище! Англия кинулся к пятачку досок как умалишенный. Франция покрутил пальцем у виска - вот что делает с неподготовленными тяжелый московский воздух. - А где наш главный герой? - Фыркнул Америка, пытаясь незаметно вытереть рукав куртки о Китай, - Что-то его не наблюдается поблизости. - Его - нет. - Согласился Япония. - А вот кое-кто другой - да. Кику кивнул в сторону небольшой группы детей, над чем-то удивленно хохочущей. Англия вопросительно поднял бровь, не понимая, что могло так заинтересовать Японию. Но потом до него наконец дошло. Причиной внезапной веселости детей был невысокий темноволосый мальчишка, что-то увлеченно рассказывающий ребятне. При прошлой их встрече его глаза сверкали холодом, но сейчас веселые серые огоньки так и плясали во взоре Дмитрия. - О, это же Москва. - Проявил край эрудиции Америка. Англия обреченно закатил глаза - вот за что ему такое, а? - Да и ежу понятно, что Москва. Мне больше интересно, почему он на улице в таком виде ошивается, а не с Брагинским болтается.- Англия окинул столицу России задумчивым взглядом. Действительно, выглядел Дима не так хорошо, как в прошлом воспоминании. Он заметно похудел, волосы потускнели, движения стали более нервными. Но он все равно улыбался во все 32, однако его улыбка была намного искренней Ивановой. Этот мальчишка чем-то запомнился Англии, и Артур был уверен: встреть он его в толпе, ни за что бы не пропустил. - Кстати, Арти, а можно вопрос? - Англия удивленно уставился на задравшего руку над головой и строящего из себя прилежного ученика Америку. - Почему у Москвы есть воплощение, а у твоего Лондона, или у моего Вашингтона нет? - Потому, что страны могут делать воплощения столиц и прочих городов, а могут и не делать. - Влез впереди Англии Франция. Керкленд с трудом подавил желание плюнуть во француза. - На самом деле, по-хорошему создавать воплощение - очень тяжело и муторно. Зато у тебя появляется дополнительный союзник и собеседник, автоматически преданный тебе до самого конца. Это только твой выбор - создавать воплощение или нет. В положении России, как я считаю, было довольно разумным оживить дух Москвы. Стоит заметить, что у меня тоже есть воплощение Парижа и Марсель. - Франциск улыбнулся уголками губ, а затем помрачнел. - Однако у них есть огромный минус. - Какой? - Их нужно растить и воспитывать, как детей. И они смертны. - Глухо закончил за Францию Китай, слегка растерянно глядящий на Москву. Америка потупил взор, и резко передумал создавать воплощение. - Но вопрос не закрыт. Что он тут делает? - Германия совершенно некультурно показал пальцем на Дмитрия, и тот, словно ощутив что-то, резко обернулся в сторону Людвига. Немец поперхнулся и поспешно опустил руку, но столица Северной Империи уже попрощалась с хохочущими ребятишками и устремлено направилась к странам. Воплощения поплотнее прижались друг к другу, недоверчиво косясь на приближающегося Москву. Если бы это был Иван, то честное слово, все было бы намного проще. Но этому фрукту пока никто не доверял - вдруг у него окажутся экстрасенсорные способности, и он засечет вторженцев, как нечего делать? Но, к счастью или радости, Москве было абсолютно фиолетово на пришельцев. Дмитрий легко вскочил на помост, изображающий островок спасения для стран, и огляделся. Потом сверкающе улыбнулся, поправил взъерошенные волосы, и гикнул: - Эй, немчура поганая! Чего грустишь? - Заткнись, Москва! И без тебя тошно! - Раздалось в ответ откуда-то из-за спин стран. Германия судорожно обернулся, услышав недовольное бурчание старшего брата. Москва хихикнул, спрыгнул с помоста, и кинулся в противоположный конец площади, очень экстравагантно граничащий с косым забором деревенской избы. Англию вообще всегда поражала эта особенность архитектуры всех славянских народов - вот идет город, бетонные дома и уходящие под небесный свод небоскребы, потом маленькая такая, всего дворов двадцать деревенька, а потом снова дома и небоскребы. И все жители города считают, что деревня около главной площади - это совершенно нормально, к ней можно даже отдельный микрорайон приписать. Для Англии подобное было дикостью. Но Москва чувствовал себя совершенно вольготно. Да и развалившиеся на этом заборе Пруссия с Россией, лениво поглощающие что-то отдаленно напоминающее семечки, тоже. - Что такое, гнида прусская? Собеседника интересного потерял? - Москва все не унимался, продолжая хихикать и подходя вплотную к забору. Россия, одарив собственную столицу мрачным взглядом, попытался украсить голову Димы метким плевком. Почти попал. - Ты не дерзи мне тут, Златоглавый. Я-то добрый, а вот он… - Пруссия ткнул Россию пальцем, за что получил кульком с семечками по голове. - Эй, ты чего дерешься, русский?! - Ммм. - Оповестил его Иван, гневно сверкнув глазами. Пруссия фыркнул. - Так бы и сказал, что настроение плохое. Зачем драться-то? - У. - Ой, ничего я не прикапываюсь! Больно ты мне нужен. Кстати, что хмурый-то такой? Опять Швеция? - Угу. - Он меня тоже раздражает. Может, как-нибудь объединимся и зададим ему? Уверен, вместе победим. - Хм. - Согласен, затея не из лучших. Но ведь хоть что-то! И придумано Великим мной, заметь. А ты вообще безвылазно сидишь со своим Москвой, даже в Европу не заглянешь! И многое пропускаешь. - М? - Например, слышал, что Англия и Франция заключили «вековой союз на равных условиях, кои не будут нарушены даже под огнем Божьим»? - Пф. - Да, дольше года не потянут. - Я смотрю, разговорчивость - конек Вани. - Ехидно заметил Москва, и снова увернулся от плевка. - Сидите тут, как бабки на куличиках, семечки щелкаете. За шалью сбегать, не? - Вот если бы я был хоть капельку менее брезглив, то я бы давно надрал тебе задницу. - Сообщил столице Гилберт. - Но это только ты можешь возиться в грязи, а потом идти в княжескую светлицу - мне не позволит так сделать этикет. Эх, что за страна, что за нравы… Брагинский! Еще раз попытаешься спихнуть меня с забора - сам в грязь полетишь! - Фффф… - Что? Вот этого я не понял. - Пруссия нахмурился, и обернулся к Ивану. Тот закатил глаза, и принялся что-то объяснять на пальцах. - Я. Идти. В… Да сам иди туда! - Через минуту взорвался Гилберт, отчаянно пытаясь столкнуть Брагинского с узкого пространства. Россия протестующе замычал и вцепился в старые доски, как утопающий. Москва, продолжая ехидно хихикать, несильно пнул забор. Тот покачнулся, и теперь мычали уже и Пруссия, и Россия. - Ты что творишь, окаянный?! С дуба рухнул?! - Гилберт принялся махать ногами, силясь хоть немного попасть по столице, но Дима благоразумно отошел. Забор раскачивался все сильнее. Иван размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, но получалось плохо. Если сейчас не прекратить трястись, они упадут. А врезать неугомонному пруссаку значило точно оказаться в грязи. - Да прекратите вы уже! - Внезапно даже для Ивана раздался голос откуда-то из-за забора. Гилберт замер, но было поздно: изгородь заскрипела, качнулась в последний раз, и двое мальчишек полетели в грязь. Москва загоготал, Гилберт заматерился, а Брагинский подозрительно отмалчивался. - Хватит ржать, ты! Из-за тебя я весь в грязи! - Пруссия пытался отряхнуться, но только сильнее размазывал грязь по щекам и одежде. - Я тебя! - Да не кипятись ты так. Подумаешь, в какашках перемазался. - Философски пожал плечами Москва. Россия прыснул, и Гилберт попытался его незаметно треснуть. - Зато вы наконец перестали изображать воробьев. Пошли в княжеский терем! Иван помотал головой, отказываясь. Гилберт пожал плечами. Москва вопросительно уставился на обоих. - Ну почему?! На улице мрачно, скучно и сыро! А вы тут торчите! - Потому… В этот момент люди внезапно засуетились, забегали, по площади прокатилось тревожное эхо. Иван нахмурился и попытался прорваться в первые ряды уже столпившихся зевак, но кто пропустит грязного мальчишку, пусть и в дорогих одеждах? Поэтому Россия, недовольно пыхтя и ворча, подпрыгивал на месте, силясь увидеть хоть что-нибудь. С их прошлой встречи Иван не сильно изменился. Слегка отросли криво обрезанные волосы, кожа заметно порозовела, было видно, что Иван больше не похож на ходячий скелет. Но лихорадочный румянец на щеках никуда не делся, да и глаза сверкали нездоровыми огоньками. Иван хмурился, и на его лице не было привычной ухмылки. Казалось, это совершенно другой Россия - в нем не было ни единой знакомой Англии черточки, ни одного схожего жеста. Артур считал, что Брагинский создал свой нынешний характер во время плена Улуса, но как выяснилось - нет. Нынешний Иван был совершенно другой - другая походка, другая манера речи, другой способ держаться. Англия, хоть и понимал, что звучит это абсурдно, почему-то был уверен, что «старый» Брагинский был намного открытее и чувствительнее - но, в противовес вышесказанному, «старый» старался держаться более замкнуто. Казалось, что именно сейчас проявляется истинный характер Ивана - замкнутый, резкий, со своеобразным юмором и странной привязанностью к некоторым существам. Скоро его покроет фальшивая пленка любезности, лести, и лицемерия - как красочный фантик покрывает кислую конфету. Англия пытался заставить себя прекратить сверлить неширокую спину Ивана пронзительным взглядом, но удавалось ему это плохо. Артур в прямом смысле «залип» на грубой темной ткани с золотыми узорами. Он не понимал, что с ним творится. Хотя, прислушавшись к ощущениям, Керкленд все же смог поставить диагноз. Перегруженный информацией мозг гудел, как пчелиный улей, а в животе бурчало. Мышцы налились свинцом, и неприятно гудели. Артур попросту устал. Ему хотелось сесть и ничего не делать пару часиков, хотелось набить живот до отказа и вздремнуть - хоть на сеновале. Англия уже замаялся переваривать информацию, непрерывным потоком поступающую в его сознание. Он мечтал сделать хоть крохотный перерыв. И даже был согласен на последующее продолжение - все-таки копаться в памяти Ивана было очень интересно. - Что там у них? - Пробормотал Италия, выводя Англию из транса. Венециано никогда не отличался ростом, поэтому ему было ничего не разглядеть за спинами толпы. - Всадники. Много всадников. - Хмуро сказал Германия. - Хм, и чего все так встревожились? Вроде обычная конница, ну подумаешь, метлы болтаются... - Метлы? - Неожиданно встрепенулся Франция, и страны удивленно уставились на Бонфуа. - А к седлу случайно не привязана отрубленная собачья голова? - Фу, Франция, о чем ты думаешь? - Скривился Америка, но Япония его перебил: - Привязаны. - Это опричнина. - Уверенно сказал Франциск, заправляя за ухо выбившуюся прядь. - Я помню ее, сталкивались. Жуткое подразделение, должен вам сказать. - А что они делали? - Сталина помнишь? - Уверенный кивок. - Так вот опричнина - первоначальный вариант. Пробный, так сказать. Приближенные Ивана Грозного карающей дланью проносились по русским землям, уничтожая своих же. А все из-за Грозного. К тому моменту у него уже началась паранойя, и… - Погоди-погоди. Грозный? Это Иван IV? - Переспросил Америка, все-таки показав, что хоть что-то знает. - То есть нас отбросило почти на двести лет после Орды? - Ммм… Думаю, да. - Вот это поворот… Неужели все это, - Альфред обвел руками площадь, показывая, что подразумевает под «это», - скоро кончится? - Молись, неверный. И надейся. - Хмуро буркнул Китай, недовольно посматривая на Америку. Джонс недовольно надулся. Тем временем из-за толпы раздался протяжный гик, и площадь мгновенно замолкла. Лица людей окаменели, превращая зевак в какие-то дешевые декорации. Большие цветастые куклы в грязи - с мертвыми глазами и душами, жуткие и совершенно беззащитные. Англии показалось, что они остались на площади совершенно одни - словно теперь ветер проходил сквозь людей, словно теперь они стерлись из этого мира. Англия наконец смог разглядеть, что творилось в центре толпы. Двадцать человек не последнего десятка восседали на холеных конях, покручивая усы и довольно зыркая вокруг себя. У всех за плечами болтались метлы, а около ног - отрубленные головы несчастных животных. Люди были вооружены луками и плетками. Англия сморщился. Неожиданно вперед выехал молодой ладный парень, и, достав откуда-то помятую берестяную грамоту, хорошо поставленным голосом начал: - Слушайте сюда, вы! Царь-батюшка, Отец всея Руси и ваш Отец, наш милостивый государь, да подарит Господь Бог ему долгих лет, наше солнце ясное, наше небо чистое, наш… - В России всегда так долго представляют кого-либо? - Не выдержал Америка. Англия рыкнул, а Китай сухо кивнул. - … соблаговолил помиловать вас, псы поганые! Отныне на плаху отправляется только тот, чье имя будет в государственной грамоте, да тот, кто осмелиться ослушаться царского указа! Денно и нощно будут следить за вами лихие соколы опричники, и никакое злодеяние не сможет скрыться от них! Ясно вам, мерзкие отребья?! Нестройный хор был ему ответом. - Тогда убирайтесь с наших глаз, и не смейте показываться у стен Белокаменного Кремля! Пшли прочь, окаянные! Ах да, чуть не забыл. Среди вас много тех, кто страдает слабоумием, а в частности - дырявой памятью, поэтому… - Он неожиданно протянул рук за спину, и достал одну стрелу из колчана, болтавшегося там же. Оперенье теперь было синим, автоматически отметил Англия. Прикрепив к наконечнику свою грамоту, опричник натянул тетиву лука, и выстрелил. Та, рассекая воздух, прошла сквозь толпу, чудом никого не задев, и, пролетев мимо Артура, врезалась в покосившийся забор, где еще минуту назад болтались страны. Англия почувствовал легкий ветерок, коснувшийся его щеки, словно извинявшийся за угрозу. - Вон там все, что вам нужно знать. А ну-ка живо сгинули! - Рявкнул опричник, убирая оружие обратно за спину. Толпа зашевелилась и разбрелась, и только высокий седой старик остался стоять в грязи, не сдвинувшись с места. Артур нахмурился, предвкушая неприятное зрелище. - Прости старого, сокол ясный! Да только выслушай ты меня, молодец красный! Мы - крестьяне, народ темный, не просветленный. В грамоте не сильно кумекаем, а буков и в глаза не видали! Смилуйся, родненький: прочитай, али мы и нарушим чего, не знамо-то! Придет лихо, откудова и не ждали, а постоять за себя не сможем, и честь царя-батюшки опорочим. А мы-то народ честный, за дела и ответить готовы: только разъясни нам, темным, чего надобно делать, а чего не надобно! Мужчина внимательно слушал лепет старого крестьянина, иногда задумчиво кивая. Народ замер, тоже навострив уши: старик говорил дело. Старик кончил, умоляюще глядя на опричника. Тот кивнул, но внезапно глаза его налились кровью, а рука дернулась к плети. Воздух взвизгнул, а толпа отпрянула. Старик, застонав, рухнул в грязь. Лицо его было расчерчено огненной полосой. - Хорошо, старый пень, да только слушай внимательно! Правило первое - к слуге царскому обращаться в челобитную, али с поклоном в ножки! - Кнут снова взметнулся, но в этот раз старика он не достал. Плетка встретилась с рукой Ивана, секундой ранее выскочившего пред крестьянином, и намоталась ему на кисть. Брагинский сморщился, и закусил губу: было больно. Полы его шарфа испачкались в грязи, и дорогой кафтан последовал их примеру. Но сейчас Ивану было плевать - он уничтожающим взглядом пилил резко посеревшего опричника, который, казалось, вот-вот свалиться с коня. - И-и-иван… Господи Боже милостивый! Голубчик наш, сокол ясный, прости меня, дурака эдакого! Извини ради всего святого, не признал, свет ты наш! Да коли простишь ты меня, да коли не донесешь царю-батюшке, что я на его дитятко покусился, да коли ты… Иван гневно топнул, прекращая поток извинений, и махнул рукой в сторону опричника. Тот рухнул на колени, заливаясь слезами и сложив руки в молитвенном жесте. - Спасибо тебе, дай Боже тебе здоровья, да чтобы у тебя всего в достатке было, да и… Иван раздраженно замычал, и опричник, поспешно вскочив на лошадь, исчез с площади в неизвестном направлении, попутно захватив с собой свою свиту. Толпа тоже стремительно рассосалась, оставив страны в немом изумлении и компании, как ни странно, ржущего Гилберта. - Ой, не могу… «Сокол ясный, голубчик наш»… Он бы тебя еще павлином хвостатым назвал! - Передразнивая, заливался Пруссия, сгибаясь в три погибели от хохота. Москва презрительно на него посмотрел, но промолчал. Россия внезапно выпрямился, сверкнул глазами, и уверенным размашистым шагом направился к Пруссии. Гилберт нервно сглотнул и попятился, но потом решил, что Великие встречают кару судьбы в виде всяких там Брагинских грудью, и остановился. Иван подлетел к Гилберту, схватил его за грудки, притянул к себе, и немного шепелявым голосом возвестил: - Иди в задницу, Гилберт. - А потом, отстранившись, добавил, обращаясь скорее к ржущему Дмитрию, нежели к выпавшему в осадок Байльшмидту. - Весь день мечтал это сказать. - А… А почему не сказал? - Тараща глаза, на выдохе спросил Гилберт. Иван пожал плечами. - Знаешь, как-то с отрубленным языком немного не до этого. - О, так вот почему ты сегодня такой неразговорчивый был. - Поразился Москва, утирая выступившие слезы. - Тебе что, Грозный опять язык оттяпал? За что на этот раз? - Я, видишь ли, слишком громко чавкаю, когда ем. - Весело откликнулся Иван, неторопливо направляясь в сторону Кремля. - И вообще, у него начинает формироваться довольно противная привычка отсекать мне любую часть тела, до какой он дотянется, будучи в плохом настроении. Конечно, ничего страшного - все равно потом отрастет, но почему-то мне не улыбается быть заточкой для мечей. - Эй, русский, у тебя от длительного воздержания словесный понос начался, что ли? - Проворчал Гилберт, явно недовольный тем, что его там легко послали куда подальше (а он, главное, возразить не успел!). - Нет, Берти, просто я замаялся молчать. А мычать - это к Швеции, я-то пока родной язык еще не забыл. - С долей издевки откликнулся Брагинский, не замечая, что по колено измазался в грязи. Гилберт, не выдержав, что-то зашипел и схватил Ивана за шарф, рванув на себя. Брагинского дернуло назад, прямо в объятия пруссака. - Так, ты, сволочь русская! Я тебе все уши оборву! - распинался Гилберт, потрясывая Ивана и пытаясь заставить хоть немного его испугаться. Весьма безуспешно. - Ты как со старшими разговариваешь?! Да я тебя… - Гилберт, ты белены объелся?! - Теперь уже Иван тряс Пруссию, - Ты чего на меня напираешь, альбинос хренов?! Совсем страх потерял?! - Эй, а может мы… - но договорить Москва не успел. Пруссия повалил Россию в грязь, и теперь активно пытался привить ему уважение к старшим посредством типичного мордобоя. Иван же не менее резво доказывал, что Пруссия не относиться к числу уважаемых им людей, тыкая Гилберта лицом в грязь, как нашкодившего котенка. Москва, страдальчески закатив глаза, уселся на какую-то опрометчиво выпирающую коломенку, и с уставшим видом взирал на Ледовое побоище второй версии - в грязи, а не на льду. Германия залился краской. Не каждый день его брат, с виду приличная Империя, барахтается со второй такой Империей в грязи около крепости, при этом посылая в адрес противника весьма лестные комментарии. Людвиг даже посочувствовал Москве: у него хотя бы братец-идиот, а у Москвы - страна… Видимо, побоища посреди Красной площади были делом нередким, потому что на барахтающихся в грязи двух четырнадцатилетних оболдуев никто не обращал внимания. Те, спустя десять минут высказываний мнения друг о друге заключили перемирие, и теперь судорожно пытались привести себя в надлежащий вид. Проблема была в том, что оба были бледные и светловолосые; а на белоснежных одеждах пруссака грязь моментально бросалась в глаза. Москва порой отпускал ехидные замечания то в сторону Гилберта, то в сторону Ивана, и грозился получить двойные фингалы под оба глаза. - Ты, кажется, собирался во дворец. Идем. - Брагинский в последний раз назвал Гилберта придурком, и раздраженно продолжил свой путь. Гилберт, выглядящий на удивление счастливым, спокойно размазал грязь по лицу и последовал за ним. Англия уже по привычке побрел за удаляющимися воплощениями, брезгливо переставляя ноги и морщась на каждом шагу. Но внезапно перед глазами Артура все поплыло и закачалось. Керкленд почувствовал дикую усталость, и понял, что еще немного - и он точно загремит в грязь. Ему нужен был отдых. Но, на удивление Великобритании, резко лишившимися сил выглядели абсолютно все. Сжав зубы, Керкленд ощутил, как почва буквально прыгает у него под ногами. Артур успокоил себя - скорее всего, они просто прыгнут из воспоминания в воспоминание. Но в прошлый раз ощущения были другие, совершенно безболезненные. Так что же сейчас? Картина мира буквально треснула перед Артуром - ему даже показалось, что он слышал треск осколков и видел их блеск, - и сложилась заново. Артур покачнулся - ему было очень, очень нехорошо. Тошнота подступила неожиданно; Артур всерьез испугался, что его вырвет. Но через пару минут самочувствие резко улучшилось, и Керкленд наконец-то смог разогнуться.

***

Они спокойно шли по коридору, торопливо и резко - на лице Ивана не осталось ни капли веселости. При своем относительно невысоком росте он делал удивительно размашистые шаги, такие, что Гилберт и Дмитрий, оба выше его почти на голову, семенили за ним следом. Полы его темной чуги* развевались, соболиная шапка накренилась набок, а сапоги мелькали с умопомрачительной скоростью. Всю солидность и серьезность портило только чумазое напряженное лицо, которое Брагинский так и не удосужился отмыть. - Быстрее, быстрее! - Бормотал Иван, пролетая по полутемному деревянному коридору, украшенному резьбой, как ракета. На цветном ковре, явно персидского происхождения, оставались темные следы. - Куда ты так торопишься-то? И что сказал тебе тот хмырь? - Пруссия, чье дыхание давно сбилось, пытался разговорить Ивана. Тот досадливо отмахивался, и только ускорялся. Странам пришлось догонять удаляющиеся воплощения, чтобы не прослушать остальной диалог. - Не «хмырь», а Борис Федорович Годунов, очень хороший человек. - Наставительно поправил Москва, стараясь успеть за своей страной. Пруссия, явно не желающий разбираться в государственной иерархии русских, пренебрежительно скривился. - Замолчите оба. Если Годунов не ошибся, то сейчас у нас начнутся проблемы. - Брагинский резко остановился, и идущий следом Гилберт чуть не врезался в него. Иван раздраженно зашипел, а затем уставился на тяжелую дубовую дверь, перед которой он стоял. Байльдшмидт вопросительно склонил голову, но Иван не ответил - он, явно собравшись с духом, с силой толкнул дверь. Та, противно заскрипев, отъехала в сторону, впуская воплощения в просторный темный зал, освещенный единственным, но огромным окном и сотней маленьких свечей, мостящихся по всему периметру. Здесь было очень просторно и на удивление свежо. В воздухе витал аромат воска и ладана, а также крохотные частички пыли, заметные в тусклом дневном свете. Пепельное небо едва решалось сюда заглядывать - самым краешком - и здесь царила атмосфера спокойствия и какого-то величия. Где-то в глубине зала, матово поблескивая в пламени свеч, стоял золотой трон, а на нем восседал самый страшный государь всея Руси - Иоанн IV Васильевич, Грозный. Из-за мрака, царившего в помещении, внешности Грозного разглядеть не удавалось. Однако Англия был уверен - черные блестящие глаза, чем-то похожие на скарабеев, точно задержали свой взор на фигурах непрошеных гостей. Керкленд передернул плечами - ему вдруг стало жутко. Но никто не заметил дрожи, прокатившейся по телу Великобритании. Америка уже вовсю рассуждал, почему этот «переход» был такой странный, а Кику уже давно выдвинул довольно правдоподобную версию о том, что они все еще в одном воспоминании, просто перескочили на несколько часов или минут вперед. Большинство было с ним согласно. - Где тебя носило? - Грозно спросил правитель, и его голос эхом разлетелся по залу. - Ты, неблагодарный мальчишка, постоянно заставляешь наших гостей ждать! Где твои манеры?! - Я приношу свои извинения, Ваше Владычество. Однако по делам государственным должен я был отлучиться. - Иван согнулся в легком поклоне, не поднимая глаз на Грозного. Стоящие позади него Пруссия и Москва скользнули в тень, скрываясь от пронзительного взора русского царя. Грозный же фыркнул. - Знаем мы твои государственные дела. Тебе бы лишь… - Но я Вам обещаю - впредь такого не повториться, и я больше никогда не заставлю ждать… - тут взгляд Ивана скользнул за трон, где, едва заметные, примостились еще два силуэта. Они показались Англии смутно знакомыми, но он не мог точно сказать, кто перед ним. А вот Брагинский явно узнал гостей. По его лицу скользнула гримаса ненависти и презрения, но он тут же замаскировал ее приторно-сладенькой улыбочкой, - … господина Феликса и господина Бервальда. Польша и Швеция синхронно шагнули в центр зала, давая Ивану рассмотреть себя. На их лицах не было ни уважения, ни даже капли дружелюбия - лишь брезгливость и обреченное согласие на грязную работу. - Ну здравствуй, Янек, - поздоровался Польша, корча на своем лице улыбку, больше похожую на судорогу. И он, и Бервальд были намного выше Брагинского, чем пользовались, смотря на того сверху вниз. - А что, на Руси принято здороваться только с двумя гостями, начисто игнорируя третьего? - Не кипятись ты так, Фил. Подумаешь, не заметил. - Литва появился незаметно, и положил руку Ивану на голову в знак того, что не сердится. Брагинский вздрогнул, а страны выпучили глаза: не каждый день увидишь спокойного Ториса, который легко общается с Россией и выше его на полторы головы. - Извини, Торис. Зрение неважное. - Иван действительно пытался выглядеть виноватым, но на его палитре чувств такой эмоции просто не было. Литва одобряюще улыбнулся и вновь уставился на недовольного Лукашевича. - Ну что, может быть, уже займемся нашими делами? - Погоди, это что, Пруссия? А я смотрю, вы нехило скорешились. - Польша начисто проигнорировал вопрос Литвы, но Торис не особо возмущался. Видимо, привык. А Артур наконец-то понял, что его смущает в Лукашевиче. Ни высокомерная манера речи, ни свойственная Польше развязность, ни полное несоблюдение правил приличия - нет, ко всему этому Англия уже привык. Это были жаргонизмы. Точнее, полное их отсутствие. Пока что Польша не украшал свою речь любимым словечком «типа», но явно был недалек от этого этапа. - Хм, может тогда Гилберт и станет основным торговым партнером для Руси? - Бервальд задумчиво склонил голову набок, делая вид, что всерьез задумывается над этим вопросом. Но Польша шутки не понял, и тут же разрушил иллюзию Швеции: - Не-не, Пруссия мне еще нужен. А вот что я делаю здесь, для меня большая загадка. - Польша оглядел зал так, как будто это был последний свинарник. Лицо Ивана приобрело еще более слащавый оттенок. -Полагаю, тебя послал твой любезный Жигимонт, дабы решить кое-какие проблемы. - Иван улыбнулся еще шире и по старой привычке склонил голову слегка влево, приобретая тем самым вид невинного младенца. - Вот почему твоя шляхтская** задница до сих пор на моей территории. - Не Жигимонт, а Сигизмунд! Ах ты… - Феликс, казалось, готов был замахнуться на Брагинского, но Швеция остановил его, положив руку на плечо. - Не стоит растрачивать силы понапрасну, Феликс. К тому же, все действия Ивана вряд ли сыграют ему на руку, очень вряд ли***… - Швеция многозначительно покачал головой, с хитринкой поглядывая на Феликса. Тот гаденько ухмыльнулся, и промолчал. Иван резко нахмурился. - Что ты имеешь в ви… - Многоуважаемый мой Иоанн Васильевич, - Начал Польша, перебивая Брагинского и вообще напрочь игнорируя его, - Я прибыл в холодный северный город, дабы обсудить одну пренеприятную деталь нашего мирного договора. Помнится, мы с вами обязались не начинать военных действий друг против друга, однако набеги русских варваров (в не обиду вам будет сказано) продолжают портить мои города и душевное состояние моих людей. Поэтому я бы хотел обсудить… - Но твой король прекрасно отшвыривает «русских варваров», - Возразил Иван. - Более того, почему-то моя территория начинает постепенно таять. Не можешь мне рассказать, почему? - Потому что ты слаб, и не в состоянии ее защитить. - Ответил за Польшу Швеция. Лукашевич благодарно кивнул. Иван же, казалось, готов был скрежетать зубами от злости. Вся его маска уже давно разлетелась на мелкие осколки, и теперь странам предстали истинные эмоции России - безграничная ярость и ненависть, но, увы, обе бессильные. Насколько помнил Англия, Иван действительно был очень слаб в этот период, и, раздираемый Смутой, еле сводил концы с концами. Да и набеги Речи Посполитой и Швеции давали о себе знать - Артур только сейчас заметил, что синяки под глазами у Брагинского намного больше, чем казалось изначально. - Украина и Беларусь - мои сестры. Если ты только тронешь их пальцем… - Прорычал Россия, медленно начиная напирать в сторону Польши. Но Грозный, заметив конфликт, урезал его на корню. - Предлагаю отобедать, а потом уже государственные думы думать. На пустой живот мысль хорошая не придет. Господа, прошу, - Он указал на дверь, и Польша, высокомерно вздернув голову, плавно выскользнул из зала. За ним и немного виноватый Литва, а потом и спокойный Швеция. Россия остался стоять на месте. Пруссия, схватив Москву за шкирку. Поволок его к выходу. Уже почти скрывшись в проеме, он вскинул руку и показал Ивану большой палец. Русский хмыкнул, скрывая лезущую на лицо улыбку. - Прекрати его провоцировать. Нам не нужны проблемы. - Строго одернул его Грозный, выпрямляясь на троне. Артур слышал, как зашуршала его одежда. - Он первый начинает! И вообще - чего они тут забыли, и почему я узнаю обо всем от Годунова?! - Иван явно был недоволен своим правителем, чего не боялся высказывать в лицо. - Я подумал прекратить военные действия против Речи Посполитой. Этот проклятый Жигимонт слишком силен, и я неуверен, что мы справимся. - Тяжело ответил Грозный. Иван возмущенно втянул воздух. - Но мы же сами их начали! Почему мы должны ластиться под этих шляхтов, как не знаю кто?! Народ гневается, царь-батюшка! Еще и Опричнина эта… - Ну потерпи ты немного. Пройдет голод, пройдут морозы, и мы наконец, собравшись с силами, дадим бой. Ох, попляшут они еще у нас, попляшут! - Я очень на это надеюсь… - пробормотал Иван, но его тезка уже прекратил утешительные речи. Его глаза снова сурово засверкали, а голос наполнился прежней трескучей сварливостью. - Вот и надейся. Почему еще здесь?! Ступай, тебя гости ждут! Кыш отсюда! - Грозный стукнул по полу своим тяжелым посохом, стоящим около трона, и Иван, вскинув голову, рванул прочь. Англия собрался было за ним, и даже поднял ногу для шага, но не нашел опоры, опустив ее. Он даже не заметил, как исчез пол - слишком было темно. Великобритания вскинул руки, в надежде за что-то ухватиться, но не успел - его уже затягивало… Чуга* - национальный русский костюм. Именно в него были одет Жорж Милославский - знаменитый авантюрист комедии «Иван Васильевич меняет профессию». ** - Шлях - дорога( укр.) Шляхти - поляки (древнерусск.) Не путать! *** - Во времена Ивана Грозного у России были большие проблемы с Речью Посполитой. Тогдашний король, Сигизмунд, оказался великолепным стратегом, каким не был Грозный. Россия, начавшая крохотную войну, проигрывала. Это одно из немногих войн, что мы проиграли. А Швеция тем временем все набирала силу и мучила Русь, не зная, что буквально через сотню лет навсегда лишиться звания Империи... А Сигизмунд по-русски - Жигимонт, и его имя породило множество кличек, от которых так бесились поляки. Глава переходная, дальше постараюсь писать интереснее:0