В шкафах хранятся не только скелеты...

Глава получилась более жизнерадостной и веселой, чем остальные. Предупреждение: подобные ей будут следовать целой серией, и в основном будут основаны на приключениях злополучной троицы (думаю, сами догадаетесь, кто это). Насчет самой главы - что ж, думаю, в жизни России были не только войны и интриги, не находите?

***

Яркие лучи солнца ударили Альфреду прямо в закрытые веки. Джонс поморщился и чихнул от неожиданности - резкий, насыщенный разными запахами порыв ветра ударил прямо в нос. Все тело обдало неожиданным теплом, а макушку уже прилично напекло горячее солнце. Альфред почувствовал неожиданный подъем сил, словно он находился сейчас не в воспоминаниях валенка-России, а как минимум на лучшем курорте на Гавайях. Проигнорировав головокружение - к нему легко приспосабливаемый американец уже привык - Джонс несмело приоткрыл один глаз. А потом в изумлении распахнул оба. Он никогда даже представить не мог, что на территории Ивана есть место, совершенно несоответствующее характеру Брагинского. Здесь не было снега - только ласковая, мягкая трава, а на ней - пестрые полевые цветы, ковром раскинувшиеся по всей округе насколько только глаз хватало. Не было темных, пушистых елей - вечных спутниц Ивана; их заменили низкорослые кустики с молодой, еще просвечивающей на свету листвой, и тонкие березки, податливо склоняющиеся к земле при каждом порыве свежего, теплого ветра. А над головой раскинулось волшебно-синее небо, такой потрясающей лазури, что глаза Альфреда тут проигрывали всухую. Ни единое облачко не рискнуло испачкать его своей легкомысленной белизной, и оно беспрепятственно стремилось вверх, к недосягаемым далям, маня за собой любого, кто только решиться взглянуть на него. Лишь только на самом горизонте небосвод становился бело-прозрачным, но это было так далеко, что Джонс даже не смотрел в ту сторону. Они стояли на обширной поляне, окруженной просекой. Где-то вдалеке виднелись купола московских соборов. А здесь, вокруг, трещали кузнечики, беззаботно пели птицы и ласковый летний бриз игрался с растрепанными волосами Альфреда. Джонс, на миг забывшись, даже прикрыл глаза: как же здесь хорошо! - Неужели Бог наконец-то услышал наши молитвы?! - Пробормотал Франциск, оседая на землю прямо там, где стоял. - Наконец-то кончилась эта холодрыга! Наконец-то тепло, спокойно, никакой крови и никаких битв! - Я бы на твоем месте не говорил с такой уверенностью. - Хмыкнул Людвиг, но по его лицу Америка догадался: Германия тоже рад короткому передыху. - А я есть хочу… - Протянул Венециано, растерянно проводя рукой по урчащему животу. Страны вздохнули. - Все хотят, Италия, все хотят. Надо в следующий раз, когда окажемся около какого-нибудь стола, попытаться что-нибудь стянуть. Не думаю, что Брагинский резко обеднеет, если мы позаимствуем продукт, который он наблюдал почти четыреста лет назад! - Откуда ты знаешь, что четыреста? Насколько я понял, мы нехило так скачем во времени… - Китай задумчиво притянул руку к подбородку. - А еще можем перемещаться на короткие отрывки - примерно несколько часов, или день. Вот только и первое, и второе до чертиков противно! - Да, согласен. Меня скоро наизнанку вывернет, если мы так будем продолжать скакать. - Япония серьезно уставился на бледного и растерянного Англию, который задумчиво крутил в руках только сорванный колосок. - Англия-сан? - А, что? А, это ты, Кику. Извините, задумался… - Англия быстро засунул колосок в рот и повернулся к остальным. - Я считаю, что Китай прав. Кроме того, судя по всему, нам еще и передаются некоторые чувства Брагинского. Когда он увидел Польшу со Швецией, я просто почувствовал, что его распирает от ярости. - И я… - Шмыгнул носом Франция, не вставая с земли. - Думал, зубами ему в глотку вцеплюсь, если он хоть еще слово скажет. Никогда бы не подумал, что Эван (Иван - фр. вар.) так ненавидит Феликса! - Ну, это можно было понять, пролистав учебник истории. - Фыркнул Англия. - Вспомни, кто был постоянным участником во всех разделах Польши? - Артур. - Франциск укоризненно посмотрел на англичанина, а Германия стыдливо отвел глаза. Он не любил, когда ему открыто намекают на события двадцатого века. Хоть и не стыдился, но не любил. - Кстати, а я и не знал, что Пруссия с Россией были друзьями-товарищами. Германия? - Китай вопросительно уставился на Людвига. Немец почувствовал любопытствующие взгляды, прожигающие его с ног до головы. - Насколько я знаю, когда-то они действительно были в дружественных отношениях. Не друзья, а приятели, я бы так сказал. Но потом они рассорились по какой-то причине, однако Гилберт так и не рассказал, почему. Брагинского же я не решался спрашивать. Да и никакой необходимости в этом не было. А потом… Потом стало поздно. - Людвиг потупил глаза, показывая, что продолжать дольше он не намерен. Но тактичные в большинстве своем страны этого и не требовали. Все и так прекрасно помнили, что было «потом». - А ты ведь почти не помнишь своего брата, верно? Он ведь намного старше тебя… - страны удивленно взглянули на Италию, но Варгаса это не смутило. Он продолжал смотреть на ошарашенного вопросом Германию, как ни в чем не бывало. - Получается, если Гилберт с Иваном были в хороших отношениях, ты побольше узнаешь про своего брата! Все-таки хорошо, что нас сюда забросило, правда? - Может, ты и прав… - Неуверенно протянул Людвиг, почему-то опуская взгляд на притоптанные им же ромашки. Опустился на корточки, коснулся кончиками пальцев нежного белого лепестка, расправил его. Цветочек, до этого словно сжавшийся под большими руками немца, вновь распрямился и открыл свою желтую, солнечную серединку. Германия, сам не зная почему, горько усмехнулся. - О, а вот и он, легок на помине. - Внезапно произнес Англия, привычным жестом скрещивая руки на груди. Альфред давно заметил: если Артуру весело, то он обязательно пристроит руки куда-нибудь или к кому-нибудь. Вот только Америка никак не мог понять, для чего его бывший опекун так делает. Оторвавшись от разглядываний немца, Америка перевел взгляд на стремительно приближающуюся фигуру. Потом опустил веки, решив, что у него начались галлюцинации. А потом зажал рот рукой - ибо засмеяться в данной ситуации было ой как тяжело. Брагинский летел по полю, хмурясь и недовольно кривя губы. Америка не мог сказать, какие эмоции сейчас плещутся в Иване, но он бы охарактеризовал его… глубоко сконцентрированным на внутренних ощущениях. Брагинский совершенно не смотрел под ноги, поэтому часто спотыкался, шипел, шел дальше и снова спотыкался. Полы его неизменной чуги колыхались на ветру, отросшие почти до плеч волосы торчали в потрясающей прическе «воронье гнездо», а руки, облаченные в кожаные перчатки, постоянно сжимались в кулаки. Но самое смешное, что под русским народным чугом была накрахмаленная рубашка европейского вида, широкие русские штаны, и ботфорты французского производства, в которые эти самые штаны были заправлены. Иван выглядел как минимум странно, и Америка не удивился, когда услышал тихий смешок со стороны Франции. - А что это он… так? - Япония, забыв обо всех правилах приличия, беззастенчиво ткнул пальцем в марширующего Ивана. Франция развеселился еще больше. - Видимо, в моду входит европейская одежда. Когда так бывает, резко меняются вкусы, и ты ходишь, как пугало, разрываясь между двумя стилями. Видели бы вы, как Англия одевался, когда я… - Но англичанин поспешно заткнул Бонфуа рот, и Америка не услышал конца фразы. Впрочем, Альфред мысленно поставил крестик-напоминалку, дабы не забыть поинтересоваться у Франции позже. Как бы Америке не было стыдно это признавать, он не мог оторвать взгляда от Ивана. Брагинский сейчас чем-то напоминал тех самых подростков-отшельников, что зачастую являются главными героями во многих Голливудских фильмах Альфреда. Он был довольно тощий, долговязый, немного сутулый, с невероятно тонкими запястьями и острым подбородком. Джонсу, привыкшему видеть круглолицего Ивана, эти изменения казались дикостью. Америка бы не сказал, что Иван голодает - скорее, жрет все, что не приколочено - но была в нем та самая мальчишеская особенность - лопать и не толстеть. Как бы смешно это не звучало, сейчас Иван был тем самым семнадцатилетним шалопаем, который никогда ничего не делает и которому все равно все сходит с рук. Америка не был точно уверен, но ему показалось, что под густой челкой, почти скрывающей глаза, виднеются красные головки прыщей. Иван прошел почти все поле, и остановился под ветвистым вязом, которого Альфред раньше не заметил. Темное дерево так соблазнительно раскинуло свои крепкие, длинные, едва припорошенные листочками ветки, что Америка с трудом подавил мальчишеское желание с визгом кинуться к дереву и залезть на него. Иван остановился, задумчиво поразглядывал кору, стянул перчатки. Помахал белоснежными кистями, привычно наклонил голову, и неожиданно заорал на всю округу: - Ладно, ладно, Варшаву мне в столицы! Согласен я, согласен! Когда взойдешь на царствование - побреем всех бояр нахрен! - Обещаешь? - С дерева неожиданно свесился чернявый и кудрявый мальчишка лет десяти. Брагинский вскрикнул и подпрыгнул на месте. - Господи, Вашество, я ведь чуть не помер с перепугу!...Разве Вас не учили, что нужно со старшими обращаться вежливо и с почтением? - Ну так это со старшими, а не с тобой. - Мальчишка, продолжая висеть вверх ногами, ухмыльнулся. Брагинский закатил глаза и скрипнул зубами. - Слезайте-ка Вы с дерева, Ваше превосходительство. - Преодолев гнев, прорычал Иван. - Негоже Вам как макаке китайской на суку болтаться. Курам на смех. - Цыц, страна-лопух! - Мальчишка нахмурился, извернулся, и спрыгнул с дерева. Брагинский сжал руки так, что побелели костяшки. Америка не выдержал и хихикнул. - Будут мне тут еще всякие холопья указывать! Ну-ка поднимай свой славянский зад и пошли в гости к Слободе, а то я ее давно не видел. - Я сотни, сотни раз просил меня так не называть!... И вообще, никуда Вы, Вашество, не пойдете. У вас урок словесности, и пока я полчаса ползал и искал Вас, Ваш педагог уже утомился нас ждать! Вот объясните мне - почему Вы не можете жить, как Ваш брат, а? Почему Вам обязательно надо унести Ваш сиятельный зад в неизвестном направлении, чтоб меня (и только меня, и никого другого, из раза в раз!) отправили Вас искать? Вы хоть представляете, что со мной София делает , когда Вы исчезаете из ее поля зрения?... - Хватит бухтеть, чучело огородное. Ни на какой урок я не пойду! И вообще, как будущий император, я имею полное право выбирать, чем Мое Величество изволит заниматься*! Так что шиш тебе с маслом, а не словесность! - Мальчишка гордо сунул Ивану под нос дулю и с победным видом отвернулся от России. Из ушей Брагинского, казалось, повалил пар. -Нет, Вашество, Вы меня выслушайте! - Иван в мгновение ока оказался рядом с мальчишкой, схватил его за пухлые щеки и принялся их растягивать в порыве беззлобной ярости. - Русский язык - богат и многогранен! А Вы уже сколько лет не можете послать меня дальше бани! Мне стыдно за Вас, как за будущего царя! - Не царя, а Императора! - Мальчишка отчаянно вырывался. - Хоть ты лоботряс и тунеядец, я все-таки сделаю из тебя Империю! Сразу же, как только взойду на престол! И первым делом обрею всех бояр наголо! - Эк куда Вас занесло, Вашество. - Хмыкнул Иван, отпуская щеки мальчика. - Вы сначала бы на престол взошли, а потом уже и планы строили. Не стоит забывать, что у Вас есть весомый конкурент - Ваш собственный брат. - Ванька? Да нет, он кони двинет через годок-другой… - Звонкий подзатыльник прилетел мальчишке с такой скоростью, что тот даже не почувствовал боли. Он только ойкнул, а через миг обиженно взревел. - Эй, ты чего дерешься?! - Он - Ваш брат, Вашество. Нельзя так говорить о родственниках. - Иван наставительно поднял палец к небу, а мальчишка пробубнил что-то вроде «Больше не буду». Но через миг наставнические порывы души Брагинского были грубо отодвинуты на задний план. - И все равно, не пойду я к этому «педагогу!» Давай лучше к Слободе сходим - у нее интереснее! Она наверняка опять угостит нас пряниками, а потом книжку заморскую покажет! С картинками! Ну пошл-и-и-и! Или давай Потешные полки погоняем! Ты сам ржешь, как лошадь стрельцовая, когда они браниться начинают! Ну Ва-а-ань! Канючить малец умел, и спустя пару минут уже повис на руке Брагинского. Тот только отмахивался от него, как от назойливой мухи. - Не смею, Вашество, не смею! Что ваша матушка скажет, когда я вместо урока словесности потащу ее дитятко смотреть, как барские дети палками друг друга лупят? Не положено мне, простой стране, с будущим Императором… - Ах ты поросенок неблагодарный! - Неожиданно взорвался мальчишка, мигом отрываясь от Ивана. - Да чтобы я хоть еще раз тебя о чем-нибудь попросил! Все, решено - иду к Слободе, а ты ступай к своему педагогу, слушай его нудное бормотание и постигай, чем «одевать» отличается от «надевать»! Тьфу на тебя, окаянный! Мальчишка развернулся на каблуках, поправил свой темно-синий кафтан со смешным жабо, и, гордо взмахнув черными кудрями, стремительно почесал сквозь все поле в сторону Москвы. Иван так и остался стоять рядом с деревом, потрясающе дополняя картину. - Господи Всемилостивый! Если вот этот вот, - он ткнул пальцем в удаляющуюся фигуру мальчика, - станет Его Императорским Величеством Петром Алексеевичем Романовым I, я без роптаний приму всю эту чертову европейскую моду, чтоб ее! - Иван от души пнул дерево, прошипел что-то по поводу его ориентации, и разъяренной тучей помчался догонять объект своих страданий. Страны, не сговариваясь, кинулись за ним. - Так, оказывается, Брагинский и нянькой подрабатывал! - Из голоса Англии пропала вся усталость: Америка искренне надеялся, что на бывшего опекуна так повлиял свежий воздух, а не упоминание о возможной еде. - Ой, много ты о нем не знаешь! - Хихикнул Франция, останавливаясь и срывая голубой василек. Осмотрев цветок со всех сторон, он бережно засунул его в свои светлые локоны. Англия скривился. - Не переживай, скоро я узнаю самые сокровенные тайны русского! - Не ты, а мы. - Поправил его Германия, на ходу хватая Италию за шиворот, и волоча его за собой. - И к тому же - это очень некрасиво, ползать по воспоминаниям других. - Ох, Людвиг, и почему ты задумался об этом только сейчас?! Поле кончилось так неожиданно, что Америка и понять не успел, когда под ногами вместо пружинистой травы оказалась пыльная, желтая дорога. Она гулко стучала под ногами сотен людей, шедших по ней, и казалось, что вибрировала вся округа. Джонс задумался, вспоминания, есть у него дома такое. Но мозг отказывался работать, отвлекаясь на теплый ветерок, щебетание пташек, проплывающие мимо низкорослые кустики, и прочую дребедень русской флоры, которое по своему существу не должна была волновать Америку. Но почему-то волновала. Иван с Петром шли впереди, о чем-то яростно споря и что-то доказывая друг другу. Мимо с грохотом плелись телеги, заставляя путников сходить на обочину (вторженцев они не замечали, проходя их насквозь. Ощущения не самые приятные, но довольно забавные). Мужики, восседавшие на этих телегах, о чем-то громко перекрикивались, лошади ржали, колоса скрипели, вокруг бегали и гавкали маленькие дворняжки, желая утянуть хоть какой лакомый кусочек. А в самим телегах ехали девушки и женщины, одетые пестро и нарядно; они пели какие-то протяжные и веселые песни, хохотали, о чем-то громко и возбужденно переговаривались. Вереница тянулась в столичный град - Москву, распахнувшую свои объятия для любого желающего. Небо сверкало, упиваясь своим счастьем. Америка вдруг подумал, что Дмитрий сейчас румян и круглолиц - ведь в такую пору невозможно выглядеть по-другому. А еще Альфред никак не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего: почему Россия, страшный северный гигант, может быть таким спокойным и даже радостным? Почему голубое, а не серое небо, почему тепло, а не холодно? Неужели русские - такие же люди, как и все? - Я вот чего понять не могу. Почему этот Император - Петр I, кажется, - так спокойно входит в Москву через парадные ворота, вместе с крестьянами? Если я не ошибаюсь, именно этот человек через пару десятков лет кардинально изменит облик России, превратив ее в целую Империю! Так где же его царские манеры и прочая? - Неожиданно спросил Китай, разглядывая, как одна ловкая собачка стягивает кусок сала с телеги зазевавшегося мужика. - А может, потому и изменил, Яо? Может, он знал, что нужно менять? - Когда у Франциска было хорошее настроение, он начинал говорить загадками. Но сейчас Альфред неожиданно ощутил, что он понимает, куда клонит француз. Не выдержав, Америка быстро подбежал к телеге и стащил с нее злополучный кусок мяса, кидая его животному. Псина удивленно моргнула, не понимая, как сало взлетело в воздух и шлепнулось прямо ей на нос, но потом весело гавкнула, благодаря высшие силы. Америка отсалютовал ей. Постепенно они дошли до столицы. Как выяснилось, поляна находилась не так уж далеко от города. Проходя сквозь красиво расписанные ворота, Америка поймал себя на том, что с открытым ртом их нагло разглядывает. Джонс смутился, но тут заметил Италию с совершенно таким же выражением лица, и успокоился. Люди, медленно заплывающие в город, кричали еще веселей и оживленней, а Москва с радостью отвечала на этот крик сотней разнообразных голосов. Альфред вдруг снова ощутил себя ребенком, прогуливающимся по главной улице Лондона - но британский город не мог сравниться своим великолепием с Москвой. Да, там, в сером дождливом Лондоне тоже были погожие деньки, и тоже встречались соборы, базары, ярмарки, небольшие площади и огромные улицы, замощенные плохо отшлифованным булыжником; да, в Лондоне тоже теснились повозки, толпами ходили люди, тоже хлопали тяжелые двери различных лавок, тоже гулко стучала обувь. Но и во всем Лондоне не было той искренности и живости, что была в улицах Москвы. Сейчас лица, всплывающие в памяти Джонса, казались ему фальшивой маской, а истинные эмоции - вот они, прямо перед ним. Лицо бакалейщика, продававшего ему яблоки, казалось сейчас блеклым, а вот того румяного здорового мужика около прилавка с бубликами - настоящим. Сейчас все чопорные дамы, сияющие своей бледной английской красотой, казались уродливыми, а щекастые чернявые девки, гурьбой идущие по улице и подметающие своими юбками булыжник - эталоном изящества и грации. Америка вдруг захотел стать частью этой жизни - купить бублик, погладить лошадь, подмигнуть девушкам, чтобы они смущенно захихикали, и просто влиться в толпу, ища знакомые лица. Но это было невозможным - Джонс отчетливо понимал, что это не его эпоха. Эта была жизнь Ивана, в которую не стоило вмешиваться, но в которой так хотелось поучаствовать. И, судя по блестящим глазам Франции и тяжелым парным вздохам Китая и Италии, не ему одному. - Эй, а мы так Брагинского не потеряем? - Вырвалось у Америки, и он обвел внимательным взглядом своих спутников, замечая пропажу одного из них. - А где Япония? Кику нашелся у прилавка с теми самыми бубликами, тщательно ползающий по карманам в поисках хоть еще одной иены. На вопросительный взгляд стран он кивнул сначала на деньги, а потом на свежую выпечку, при виде которой Америки потекли слюни. Благовоспитанный Япония бросал полные боли взгляды на бублики, но просто взять и «позаимствовать», как планировал сделать Америка, он не мог. Уговоры на Кику не подействовали, и японец, аккуратненько стягивая выпечку с прилавка, поспешно сунул на ее место кучу банкнот. А потом преобразился в живую совесть компании, прожигая взглядами остальные страны и вынуждая их тоже искать по карманам завалявшуюся мелочь. За всеми этими хлопотами они чуть не упустили из вида Россию с Петром. Обернувшись, Америка искал взглядом привычного двухметрового гиганта со странной ухмылочкой возвышавшегося над толпой, но такового не было. Джонс начал паниковать: несмотря на все прелести города, застрять ему здесь не хотелось. К счастью, наблюдательный Китай заметил, как мелькнули пепельные волосы Ивана где-то в море людей, а затем показался уже и сам Брагинский. Страны кинулись за ним. Они пешком шли через весь город, и даже не подумали остановиться передохнуть. Порой Иван принимался что-то втолковывать идущему рядом правителю, но Петр моментально начинал корчить рожи, и Брагинский затыкался. Мальчишка вел себя, как истинный ребенок; в нем не было знаменитый «голубой крови» царских семей, ни капли не было. Он мог спокойно пинать дорогими бархатными туфлями плохо лежащие камешки, гонять голубей, громко возмущаться простыми крестьянскими наречиями, не используя никаких чванливых оборотов; мог спорить с прохожими, мог придумывать сотни новых прозвищ для Ивана, когда тот поспешно извинялся перед этими самыми прохожими за «барскую дитяти»; мог забегать в различные дорогие лавки, мог упросить Ивана купить сахарного петушка, мог кокетливо подмигивать проходящим девушкам. Брагинский лишь изображал смирение в совокуплении с вселенской скорбью, глядя на все это, но даже невооруженным глазом было видно: он настолько привязан к своему государю, что простит ему даже дуэль на Красной площади. Америка почувствовал, что у него уже начинают затекать ноги от долгой ходьбы, когда Петр неожиданно сорвался с места и с радостным визгом влетел в невысокие ворота, открытые нараспашку и чуть скрывающие огромный внутренний двор. Иван, на миг замерев в нерешительности, последовал за ним. Двор был похож на площадь - на него выходили сразу семь огромных, чисто русских богатых особняков из светлого камня. Здесь было много людей, и что самое примечательное - совершенно не похожих друг на друга. Они были одеты по-разному, говорили на разных языках, даже держались как-то группами. Но были отдельные личности, которые совершенно беззастенчиво вторгались в чужую среду обитания. Например, Америка отчетливо услышал английскую речь в группе немцев, столпившихся около одного из домов. Причем речь была веселая, и группа то и дело взрывалась смехом, что вызывало у Америки искренне недоумение. Иван, судя по всему, тоже чувствовал себя неловко среди иностранцев. Он обвел пристальным взглядом весь двор, ища знакомые лица, но в это мгновения нежный голос с заметным акцентом окликнул его. - Ванья! Россия встрепенулся и привычно закрыл лицо дежурной улыбкой. - Привет, Слобода. Как поживаешь? - Из толпы вынырнула очень красивая девушка с длинными пшеничными волосами и небесно-голубыми глазами. Тонкая талия, обтянутая лазурным шелком, бархатная кожа цвета персика, волосы, достающий почти до поясницы и забранный на лбу в тонкую косичку, мягкая, плавная поступь. Она буквально плыла навстречу Ивану, а вокруг нее крутился упивающийся восторгом Петр. - Я много раз просила тьебя не называть меня «Слободой». У меня есть имья, между прочим. - Девушка насупилась, скрещивая руки на груди. Петр укоризненно посмотрел на Брагинского, за что получил уничтожающий взгляд. - Извини, Элеонор. Ты же знаешь - я тугой на имена. - Россия, продолжая улыбаться, выдавил из себя ухмылку. Америке стало жутко: на лице Ивана невероятным образом проступало сразу две эмоции, и Альфред мог поклясться, что никто из его знакомых не умел так делать. Даже Англия. - Тогда почему бы тебье, наконец, не выучить мое официальное имья, а? С самого первого знакомства «Слободой» зовешь, а ведь почти пятьдесят лет прошло! - Девушка покачала головой, и золото ее волос разметалось по плечам, разбрасывая солнечные зайчики. Она прикрыла глаза, и внимательно уставилась на Ивана, пряча взгляд под густыми темными ресницами. Иван тяжело вздохнул, и согнулся в шуточном поклоне. Петр одобрительно закивал. Девушка, хихикнув, протянула Брагинскому тонкую ручку. - Я приношу свои глубочайшие извинения, фройлян** Элеонор. Или мне лучше называть Вас госпожа Германский Союз? Людвиг поперхнулся воздухом и закашлялся. Остальные страны пораженно уставились на него. Америка, судорожно переводя взгляд сначала на одного немца, потом на другого, постепенно замечал их сходство, как внешнее, так и внутреннее. Их глаза сияли арийской голубизной, их волосы были подобны пшенице, они оба держались прямо и гордо, слегка вздернув подбородок. - Это что, твоя родственница?! - Италия распахнул глаза. И вцепился в руку Германии. Тот молчал. - Почему ты не рассказывал о ней?! Я думал, что между нами нет секретов! Или ты Японии рассказал, а мне нет?! Она ведь такая красивая… - Мне никто ничего не сообщал. - То ли у Америки точно начались глюки, то ли голос Японии действительно звучал слегка обиженно. - Я… Я… Я вообще ее в первый раз вижу! Честное слово, никогда раньше не встречал! Мне никто-никто не говорил, что у меня есть какая-то родственница Элеонор! Ни Австрия, ни Пруссия! Клянусь! - Видеть растерянного и суетящегося Людвига было забавно, но обмен любезностями между Германским Союзом и Россией продолжался, и Америка решил потешить себя замешательством Людвига позже. - Так и быть - Элеонор. Специальная привилегия для Вас, герр Брагинский. - Девушка улыбнулась, а потом вообще весело расхохоталась. Петр, тоже смеялся, но у Америки создалось впечатление, что будущий император не совсем понимает, над чем. - Ну, как ты съездила в свою Европу, Слобода?! Расскажи!!! - Мальчишка, проигнорировав последние три минуты диалога, и снова обозвав девушку неприятным ей именем, принялся мучить и расспрашивать ее. Элеонор, тяжело вздохнув и смирившись с привязавшейся кличкой, вполне ласково отвечала: - Сносно, господин император, сносно. Я привезла Вам то, что вы просили. - Девушка протянула мальчику небольшую коробочку, что до этого сжимала в руке. Тот радостно вскрикнул, обнял Германский Союз (Иван неодобрительно покачал головой), и понесся хвастаться подарком перед теми самыми немцами, что до этого приметил Америка. - А я смотрю, он всьё развлекается. - Элеонора усмехнулась, и повернулась к Ивану. - Его здесь уже за своего считают, порой даже забывают, что он - будущий император. - Еще бы не считали - он в Немецкой Слободе проводит времени больше, чем в царском дворце. - Иван почесал затылок, бросая косые взгляды на своего воспитанника. - По-немецки говорить научился, а по-русски - вообще никак! Вчера предложил, мол, давай боярам бороды сбреем? А то они - рассадники вшей и прочей заразы! Я ему говорю: Вашество, да как так-то, бояре же тоже мужики, а обреете - чести лишите! А он нет, знай все свое гнет: обреем-обреем, и пуская все законы русские в пропасть катятся! А то что это мы не по европейской моде живем, будь она не ладна! - Иван, не удержавшись, сплюнул. Потом покраснел, и, пробормотав извинения на ломаном немецком, быстренько растер слюну по земле. - А ты что? - Слобода, начисто проигнорировав невежество Брагинского, весело смотрела на него. Россия развел руками. - А что я? Разве у меня есть выбор? - Девушка засмеялась, и на губах Ивана тоже зазмеилась тонкая усмешка. Однако внезапно Слобода резко посерела и, тяжело дыша, схватилась за бок. Иван мгновенно оказался рядом с ней. - Ты как?! - Майн Готт, как же уже мне надоела эта междоусобица! Вроде бы договорились: живем в союзе, Гамбург и Бремен, так нет же! Обязательно за власть подраться надо! - Девушка, согнувшись в три погибели и позволяя Ивану поддерживать себя, грязно ругалась. - А то, что при этом гибнут мирные люди, нам, видите ли, наплевать! Как же надоело это все! Вот почему никто не может жить мирно, а?! - По ее щеке скатилась одинокая слеза боли. Она судорожно втянула воздух, и не торопясь выпрямилась. Иван, замявшись, все еще придерживал ее за талию. - Может, тебе не стоит каждый раз сбегать сюда? Осталась бы у себя, поговорила с королями, пришли бы к миру. Тебе ведь все хуже становиться! - Ты не понимаешь, Ванья. Когда один твой ребенок прет на другого твоего же - это адская боль. Я постепенно схожу с ума из-за того, что они никак не могут поделить власть. А когда я нахожусь еще и на своей территории - я вообще готова волком выть. - Элеонор втянула воздух носом и всхлипнула. - К тому же, обе из этих сторон недолюбливают меня из-за того, что я родилась девушкой. Они почему-то уверенны, что родись я мужчиной, я бы смогла стать сильным и независимым государством! А то, что слабая и нежная Венгрия когда-то была сильным воином - никого не волнует! Как же мне это надоело! Поскорей бы они либо помирились, либо вообще расторгли этот чертов союз! Или вылечусь, или помру - хоть мучиться не буду! Verdammten Scheisse***! - Взвизгнула воплощение Германии, и на нее тут же обернулось полдвора. Немцы, тоже присутствующие на общем празднике жизни, качали головами и начали неодобрительно гудеть, но Слобода грозно зыркнула на них, и недовольство загнулось на корню. Иван присвистнул. Элеонор поправила платье, отряхнулась, выпрямилась, и уже совершенно спокойно добавила: - К тому же, Немецкая Слобода - это единственное место, где есть люди, которые меня еще ждут. Петя, Дима, и ты, Ванья. - Девушка снова улыбнулась, а Иван хмыкнул. - А как же Гилберт? Вы же с ним вроде… - Я сотни раз повторяла и сотни раз буду повторять - ни этот идиот Пруссия, ни чистоплюй Австрия не приходятся мне родственниками! Ну, то есть приходятся, но не могу же я, - она покрутилась на месте, показывая себя со всех сторон и давая Ивану проникнуться своим великолепием, - подтвердить родственные связи с этими мужланами! - Между прочим, высокомерие у вас с Гилом почти одинаковое! - Иван хихикнул, а девушка обиженно фыркнула. Но потом снова заулыбалась. Америка не мог понять, как эта улыбчивая, открытая красавица мало того что приходиться родственницей их педантичному и скрытному Людвигу, так еще и вполне мило общается с Брагинским! Не визжит в страхе, не падает в обморок, а умудряется шутить и смеяться! Это было совершенно абсурдно. - Гамбург и Бремен, говорите?... А, ну тогда вполне все ясно… - Людвиг задумчиво склонил голову, заставляя страны удивленно обернуться к нему. Заметив любопытные взгляды, Германия пояснил: - Все то время, что я существую, я ни разу не сталкивался с воплощением Гамбурга и Бремена. Хотя они долгое время существовали как самостоятельное государство, и только потом присоединились ко мне. Значит, получается, она - воплощение Гамбурга и Бремена, Германского Союза, как она говорит. Забавно, а Гилберт про нее не говорил… - А почему мы с ней не сталкивались? - Вопрос сорвался с языка прежде, чем Альфред успел захлопнуть рот. Страны хмуро на него посмотрели. - Вероятно потому, что она умерла. - Резко откликнулся Китай. - Тебе же сказали: междоусобица и борьба за престол. Если ты не заметил, она уже очень плоха - тяжело дышит и явно с трудом шевелит левой рукой. Я думаю, что она протянет от силы еще десяток лет. Вот только почему Иван решил нам показать ее?.. - Китай, порой ты меня пугаешь. - Тихим шепотом сказал Франция. - Не думал, что ты можешь быть таким жестоким. - И что с того? Предлагаешь мне занять пост «Мирового Зла»? - Огрызнулся Яо, но Америка заметил, как смущенно пылают его щеки. - Погоди, наше «Мировое Зло» сейчас кадрит старшую сестру Германии. - Это не моя сестра! - А ведь вы похожи… Германия собирался что-то возразить, но передумал. Вместо этого он только пытливым взглядом принялся пожирать веселое лицо Элеоноры, гадая, почему ей досталось такое имя****. - Мне всегда было интересно - почему именно я стала Слободой? - Внезапно вырвал голос девушки немца из мыслей. - Потому что ты единственное воплощение, а не человек, рискнувшее здесь поселиться. - Просто откликнулся Иван, срывая растущий поблизости колосок и аккуратно прикусывая его. - Ну тогда сегодня я наконец перестану носить это почетное звание. - Ехидно сказала девушка, и пока Иван пытался понять смысл ее слов, негромко крикнула: - Петя, иди сюда, я хочу тебе кое-кого представить! Будущий император мгновенно оказался рядом с воплощением, радостно скалясь щербатой улыбкой. В руках он сжимал уже не только коробочку, но и как-то леденец. Иван неодобрительно цокнул, а Петр только показал ему язык под дружный хохот стоящих рядом немцев. « Если бы я так кому-нибудь из своих президентов язык показал, я бы спортивный зал щеткой надраивал…» - пронеслось в голове у Альфреда, пока он ошарашено любовался, как Иван строит ужасную мину в ответ. Петр закатил глаза, снисходительно относясь к придури собственной страны. Брагинский поперхнулся от возмущения. - Холл, иди сюда! Я здесь! - Девушка, собрав вокруг себя русских, принялась совершенно некультурно размахивать руками, яростно подзывая кого-то. Но ее игнорировали. Не вытерпев и прошипев что-то про «тупого дебила», Элеонор сложила руки в рупор и заорала: - Холл де Вард, ну-ка подними свою ленивую задницу и тащи ее сюда. Иначе я запихаю твою трубку прямо в нее! Двор замер, да так внезапно, что стало слышно, как цокают копыта проходящей за воротами лошади и как ветер скребется о резные ярко-красные черепицы белоснежных домов. Сотни взглядов, осуждающих и не очень, устремились прямо на Элеонор. Та залилась краской, а Петр удивленно распахнул рот. - Откуда ты знаешь это слово? - Ванья научил… - прошептала девушка, смущенно пряча лицо в ладонях. Америка подивился: как своих людей приструнить, так она легко, а как просто сказать «задница» - так нет уж, увольте. - Брагинский! Что ты за существо такое - даже чистый, непорочный цветок этого двора научил сквернословить! Я тебя на кол посажу, нет, язык тебе крапивой натру!... - Зато она и то ругается изысканнее Вас, Вашество! - Возражал Россия, яростно размахивая руками. Америка приметил, что при разговорах с Петром маска Ивана моментально раскалывалась. - А ты, Леля, не переживай - в России без сквернословия ни пожрать, ни посра… - Цыц, страна-лопух! Петр повис на русском, пытаясь выписать ему подзатыльник. Вот только учитывая разницу роста, получалось у него не особо хорошо. - Л-леля? Почему «Леля»? - С тихой обреченностью в голосе прошептала Германский Союз, раздвигая пальцы и опасливо выглядывая из-за них. - Ну как же? Элеонора - сокращенно Леля…Ай, Вашество, не кусайтесь! - Весело тут у вас. - Неторопливый, слегка расслабленный голос прозвучал совсем рядом, и страны стремительно обернулись. Холл де Вард выглядел… ну, как минимум странно. В европейском костюме тогдашнего времени - изумрудный кафтан с серебряной расшивкой, жабо, чулки, туфли с квадратными носами и большими золотыми пряжками, с белоснежными манжетами, и в темной треуголке с здоровым пером, - он неспешно шел через толпу, сверкая зелеными глазами и выпуская клубы дыма из своей неизменной трубки из темного дерева. В руках он сжимал трость, но сейчас на нее не опирался, предпочитая удобство стилю. Америка и забыл, что когда-то Нидерланды позволял звать себя Голландией. Этот Холл не был похож на их, современного - в нем читалась сила, властность и какая-то алчность. Альфред ощутил, как у него напряглось нутро, а мозг отчаянно сигналил: «опасность».Впрочем, все вышеперечисленное никак не вязалось с удивленно-шокированным выражением лица де Варда, которое никак не хотело сходить и делало его похожим на деревенского простачка. - Привет, Элеонор. Давно не виделись. - Холл вежливо поклонился, шаркнув ногой и приподняв свою треуголку. Потом поднял глаза на сияющего от восторга Петра и вновь натянувшего свою маску-улыбку Ивана. - Не имеют чести знать Вас, господа. Однако, прежде чем мы с Вами познакомимся и закрепим нашу связь, - Холл вытащил трубку изо рта и выпустил струйку дыма, - я бы хотел узнать: а где я? Челюсть Ивана совершенно неэстетично отвисла, и Брагинский явно усомнился в умственных способностях нового знакомого. Элеонор закатила глаза и удрученно покачала головой, мол, снова-здорово. Петр хохотнул. - Ты в России, Холл. - Почему-то Америке показалось, что тон Элеонор звучал как мрачный приговор. Глаза Холла округлились до невероятных с биологической точки зрения размеров. - Потрясающе. А как я здесь оказался? - Он вот это сейчас серьезно, да? - Иван потихоньку закипал: ему казалось, что Холл издевается над ним. Элеонора примирительно покачала головой. - Уж лучше бы издевался. На самом деле, Голландия - неплохой парень, но… - Девушка наклонилась к Ивану, и прядка ее шелковых волос скользнула по его щеке. - … Если честно, он немного… кхм… того. - Шепотом закончила она, не забыв покрутить пальцем у виска. Иван понимающе закивал. Америка хихикнул. - Между прочим, не «того», а просто с разносторонним мышлением. - Неожиданно сказал Холл, невозмутимо глядя на немку. - Это вы смотрите на мир плоско, а я - под определенным углом. И то, что наши мышления часто не совпадают, вовсе не является доказательством моей неадекватности. - А он начинает мне нравиться, - Петр крякнул, немного неуверенно подходя поближе к Холлу. Было видно, что мальчишка в восторге от наряда де Варда, его манер и вообще от него в частности. - Погоди, ты тот самый Голландия, который… Плотник Мира?! Это ты, правда ты?! - Нелепая кличка, данная мне этим поганцем-Испанией. Должен Вам сказать, совершенно невоспитанный тип, помешанный на своих «красных яблоках». Но, увы и ах, вынужден признать - да, это я. - Голландия снова выдохнул дым и внимательно уставился на Петра. - А Вы, собственно, кем будете? - Я - Петр, будущий Император будущей Российской Империи. - Совершенно серьезно представился мальчишка, протягивая свою пухлую ладонь для рукопожатия. Иван глухо застонал, и прикрыл лицо руками. Германский Союз сочувственно покачала головой. - Очень приятно познакомиться, будущий Император будущей Российской Империи. - Холл говорил совершенно серьезно. Он поднял свои кошачьи глаза на Ивана, пристально разглядывая его, и делая какие-то выводы в своей голове. - А Вы, должно быть, будущая Российская Империя. - Именно так, но на данный момент я просто Россия. - Иван с явной неохотой пожал протянутую ему руку, неодобрительно косясь сначала на Петра, потом на Холла, а потом и на Элеонор. - Прошу Вас, не берите в голову слова этого мальчишки - он всего лишь неразумный ребенок, что с них взять… - Напротив, устами младенца глаголет истина. - Голландия криво усмехнулся, и внезапно переменился в лице. - Извините, а Вы не соизволите подсказать, сколько сейчас времени? Брагинский задумчиво нахмурился, подсчитывая что-то в уме. Но тут где-то вдалеке забухал колокол, облегчая Ивану задачу. - Ровно два часа. А какая Вам печаль?... - У меня коронация королевы через тридцать минут. Но, насколько я понимаю, из России в Голландию за тридцать минут… - Ты чокнутый. - Вынес свой вердикт Иван, ухмыляясь. Кажется, ему стало весело. - Инакомыслящий, друг мой, инакомыслящий. Ну ладно, раз я застрял в России… - Голландия задумчиво огляделся, явно пытаясь осознать происходящее. - Вы не могли бы провести мне экскурсию, господин Россия? Просто дело в том, что если я сейчас сяду на корабль, отплывающий в Голландию, то в ближайшую неделю я доберусь до дома, и тогда моя принцесса, пардон, уже моя королева чисто из доброты душевной открутит мне голову. Брагинский хрюкнул от смеха. Слышать такие высказывания от человека с невозмутимым лицом было как минимум странно. - Да, причина веская. А как ты вообще тут оказался? - Америка давно заметил: если русского человека развеселить, он неприметно переведет весельчака в разряд знакомых, к которым можно обращаться на «ты». Скорее всего, Иван давно не замечал за собой этой особенности, но вот остальным она была хорошо заметна. - Да вообще без малейшего понимания. Сел я, значит, на корабль, прикорнул немного, и раз - в России! - Холл, видимо, ощущал себя вполне комфортно в обществе русского, и уже через минуту говорил с Иваном как с давним другом. Америка, признаться, ожидал много, но не этого. Ему рассказывали, что раньше Холл был совершенно другим человеком, нежели сейчас, но где его банальное чувство самосохранения? Насколько же он храбр, если может спокойно шутить вместе с Империей Зла? И насколько же он слеп, если не видит той темной, зловещей ауры, развевающейся как роковая накидка за спиной Брагинского? Альфред прищурился, ища знакомые фиолетовые всполохи, но не обнаружил их. Наверное, во всем было виновато яркое солнце, несвойственное России. Поэтому бликов и не видно, но они точно есть, Альфред ручался. - Я же говорила - Ванья не такой плохой. - Элеонор уверенно скрестила руки на груди, с гордостью косясь на переговаривающиеся государства. Петр с сомнением посмотрел на нее. - Ему просто нужен человек, хоть немногим умнее и тактичнее Пруссии. - Я сильно сомневаюсь, что из этого выйдет что-нибудь путное. - Петр с сомнением покачал головой, но через миг его глаза коварно сверкнули. - Однако, пока наш валенок пытается строить из себя дружелюбного человека, из этого можно извлекать выгоду… Элеонор удивленно уставилась на Петра, но тот уже переключился на другую волну. - Господин Хо-о-олл, а Вы научите Ваню делать кораблики?... Америка искренне пытался услышать ответ Голландии, но не получилось. Площадь под ногами разъехалась в разные стороны, и Америка почувствовал, как «топориком» летит куда-то вниз. Откуда-то сбоку сдавленно проматерился Англия, с другой стороны тоскливо вздохнул Франциск, а ухмыляющийся Брагинский остался наверху, в далекой, красивой, солнечной Москве… *- Петр I поучил слабое образование, и до конца жизни писал с ошибками. А все потому, что имел неуемный характер и плохое положение при дворе. **фройлян - девушка, красавица, молодая особа благородного происхождения (нем.) *** Verdammten Scheisse - одно из самых грязных выражений немецкого языка. Если дословно - «Ебанное говно!», но имеет много значений, которые даже печатать неприлично. **** - Вообще-то, Элеонора - русское имя, пришедшее к нам из Италии, а к итальянцам - из Греции. Означает «милосердие, сострадание». Обоснуй тайм. Насчет Элеонор. Как известно, Германия - очень и очень древняя страна. Вот только сильным, сплоченным государством была именно Пруссия, а нынешняя Германия была столпотворением мелких и слабых феодальных княжеств, которые, в свою очередь, периодически объединялись, образуя некие союзы. Самыми сильными княжествами были Гамбургское, Бременское, Люксембургское (на данный момент являющееся отдельным государством.). Словом, Элеонор - это объединения Гамбургского и Бременского княжеств, которых в истории были не мало и которые почему-то постоянно назывались какими-то союзами. Не путать с дальнейшим Германским союзом - объединением Австрии, Рейнского союза и Пруссии. Стоит так же добавить, что с Голландией у России были весьма недурные отношения вплоть до двадцатого века. Собственно, это стоит обыграть. Автор дико извиняется - фантазия кончилась в неподходящий момент. И так же клятвенно обещает, что следующая глава будет интереснее. По-моему, эта фраза преследует меня в течении всего фика.