В шкафах хранятся не только скелеты...

Грохот и свист оглушили его с первой секунды. Германия не успел почувствовать землю под ногами - он сразу уткнулся носом и коленями во что-то твердое и шершавое, но довольно приятно пахнущее. Сбоку протестующе запищал Италия - видимо, его тоже ждало неприятное приземление. Раздался противный скрип дерева, крики нецензурного содержания, и яростный грохот волн об обшивку корабля. Людвиг почувствовал, как пол под ним накренился, и Германия покатился в сторону, по старой военной привычке закрыв лицо руками. Он врезался во что-то мягкое, судя по ворчанию - в Англию. Керкленд раздраженно начал вещать что-то, но через миг оба воплощения накрыло соленой волной, которая моментально забралась в рот и нос и перекрыла доступ кислороду. Немец закашлялся. Корабль - а находились они именно на корабле, как уже успел догадаться Германия, - накренился теперь уже в другую сторону, и Людвиг, мучительно напоминая себе колбасу на сковородке, покатился уже к другому борту. Где-то над головой раздался свист тяжелых ядер и пушечная пальба. А затем - отдаленный взрыв, крики на шипящем языке, и снова все по новой. Поняв, что если сейчас не сумеет подняться, то ничего хорошего его не ждет, Германия рывком разлепил буквально склеившиеся веки и подскочил на слегка подкашивающиеся ноги. Палуба снова попробовала обхитрить немца, но тот был наготове. Резко рванув в сторону - не важно, в какую, главное - бежать, - Германия успел вцепиться деревянный и склизкий от влаги борт, и в следующий миг корабль снова сделал ошеломляющий кульбит, буквально встав на дыбы. На миг нос его уперся концом своим почти в небо - так показалось Людвигу. Умом-то немец понимал, что ничего подобного, но его нутро буквально верещало от страха - сейчас корабль перевернется, своим весом вдавливая тебя в водную гладь, и пойдет на дно, не забыв прихватить тебя в качестве подарка Дейви Джонсу. Ариец, сам не ведая почему, судорожно вцепился в выскальзывающий борт, и с неимоверным облегчением наблюдал, как корабль с противным надсадным скрипом опять возвращается в относительно горизонтальное положение. Германия осторожно, немного пошатываясь от пережитого ужаса, отцепил руки, успевшие покраснеть от напряжения, от борта. И в следующий миг в него хваткой утопающего вцепился Италия - в слезах, наглотавшийся воды, трясущийся, как осиновый лист. Германия что-то крикнул - сам не услышал, что, - но его голос заглушил очередной выстрел. Вдруг чьи-то сильные руки схватили Германию за его униформу и потянули назад. Людвиг, чисто на инстинктах, попробовал сопротивляться, но обладатель бульдожьей хватки оказался настойчив. Германия, мелко семеня, попятился назад, таща за собой перепуганного, и, кажется, бессознательного Варгаса. И пятился до тех пор, пока не уперся спиной во что-то твердое, и пока небо над головой - прозрачно-синее, слегка отсвечивающее закатным румянцем, - не закрыла деревянная лестница. - Ну что, немец, - хриплый и срывающийся от восторга голос заставил Германию вздрогнуть, - не ожидал, правда? Не ожидал старой доброй морской заварушки? - Тебе что, моча в голову ударила, Артур? - Недовольное фырканье Франциска помогло определить личность интересующегося. - Не вовремя ты решил вспомнить свои пиратские годы! - А что, Арти был когда-то разбойником? - Глаза Америки приняли форму почти идеального круга, что, собственно, было невозможно с биологической точки зрения. - Еще каким! Старый морской черт, чтоб его! - Китай недовольно поморщился: вода затекла ему в уши. - Он не один десяток лет рассекал океан на своей Золотой Лани*, под черными парусами и веселым Роджером! Сколько крови попортил моим купцам, зараза! - Молчать, сухопутная крыса! Не смей гнать на мою Лань! - В глазах Великобритании действительно плескался какой-то безумный, всепоглощающий огонь. Да и движения Артура изменились. Германия заметил, как уверенно передвигается англичанин по качающимся доскам, словно он тренировал свое тело не одно столетие, и какими резкими и скупыми стали его движения - все до малейшей точности четко и быстро. - И вообще, сейчас нам не до разговоров! Германия, как там Италия?! Немец взглянул на Варгаса, и тот еле заметно затрепыхался. - В сознании! - Перекрикивая шум битвы, ответил Людвиг. Англичанин дернул головой, подразумевая кивок, и всего на секунду выглянул из-за их укрытия - маленького пятачка под ведущей с верхней палубы на нижнюю лестницей, явно тесного для семи взрослых мужчин. - Слушай мою команду, вы! - По старой привычке, неожиданно решившей о себе напомнить, гаркнул Англия. - Нашу красавицу бессовестно атакуют, причем атакуют, судя по флагам, шведы! Если у вас нет желания пойти на корм морским чудовищам или стать частью команды Дейви Джонса, советую прикрывать голову руками и прочими частями тела! - Нашу красавицу?! Ты о ком?! - В голосе Японии читалась неприкрытая паника. Он забыл о вежливости, хладнокровии и о неколебимости своего самурайского духа. Да, он был морской державой, и тоже не раз участвовал в сражениях на водной глади, но сейчас все было по-другому - нет, во время японских схваток не было такого грохота, дыма и азарта, охватившего Кику в тот самый миг, когда острые осколки-щепки одной из мачт пронеслись у него над головой. Азарт, возникший при мысли - а выживет ли он? Обломком вполне может убить. На самом деле, мозг Кику смутно сигналил - сейчас ты на подобии призрака, тебе ничего не грозит, но японец отказывался внимать голосу разума. Хонде казалось, что любой, даже маломальский порез заставит его навсегда распрощаться с подлунным миром, поэтому все чувства японца обострились, и он держался натянуто, как вот-вот грозящаяся лопнуть струна. В ответ англичанин грубо схватил Кику за шкирку, и вытолкнул его из укрытия. Японец, с ужасом попавший прямо в пекло сражения, позорно кинулся обратно, но успел заметить красивую витиеватую золотую надпись на одном из трепещущих на ветру парусе, обрамленную черной каймой. «Гото Предестинация.*» - Это же «Гото Предестинация»!«Божье Предвидение»! - Проорал Франциск, резко падая на колени и зажимая уши ладонями - очередной снаряд грохнул прямо над головой. - Самый первый русский корабль!* - И без тебя поняли, виносос! - Откликнулся Англия, наоборот, даже не думая прятаться. - Слушайте внимательно! Мы заняли крайне невыгодную позицию - мы в кормовой части, а сюда обычно приходиться самая яростная атака противника: чтобы пробить корпус и снести бизань-мачту***! Так что уносим отсюда ноги, если не хотим быть удачно проткнуты очередным обломком! - Но куда?! - В голосе Альфреда начала прорезаться истерика - Людвиг слышал, как опасно он дрожал. - К носу! Беги прямо, не заблудишься! - Англия, не слушая больше ничего, кинулся прочь, поскальзываясь на мокрых досках и уворачиваясь от летящих в него щепок. Германия почувствовал, что сердце ушло куда-то в горло, и теперь бешеной птицей бьется там. В его руку вцепился дрожащий Италия - немец ощущал, как маленькое сердечко Варгаса тоже отплясывает чечетку. Тело Людвига напряглось против его воли - ему в голову вдруг пришла ассоциация, связанная со второй Мировой. Когда-то он бесстрашно бросался под пули, не особо волнуясь о собственной сохранности, так почему сейчас не может? Это ведь тоже самое. Только сейчас в него летят деревяшки, а не металлические убийцы, и сейчас его не сможет проткнуть даже самым острым из обломков. Он и так уже призрак, призрак в чужом сознании. Так чего ему сейчас боятся? Но Германия все равно боялся. Боялся до дрожи, до противного холода, разливающегося где-то под желудком, до ватных ног, до капелек пота, наперегонки бегущих по его лбу. Он даже не мог объяснить, что за страх его преследует. Не за себя, точно. Не за Италию - Варгасу тоже нечего бояться. Не за жизнь, не за смерть, не за разоблачение во лжи или еще в чем-то. Пока для таких переживаний еще рано. Германия прекрасно, с легкой натянутостью с груди понимал - скоро всплывут две самые страшные его тайны. Ну, одна, пожалуй - не совсем тайна, от нее полмира почти семь лет стонало, а вот вторая… У, вторую немец тщательно берег в самой глубине своего сознания, не допуская к ней даже Италию - робкого мальчишку, ставшего лучшим другом и опорой, - и надеясь, что никто и никогда не догадается о ней… И вот почему все проблемы Германии были напрямую связанны с этим чертовым русским? Но сейчас Людвигу было не до разбора полетов собственной души - страны, повизгивая то ли от восторга, то ли от разрастающегося страха, гуськом-ползком передвигались к носовой части. Вернее, ползком шли только сам Германия, Япония, и, как ни странно, решивший вовремя вспомнить боевую подготовку Италия. Франция и Китай, пригибаясь, быстрым шагом неслись по бортам корабля, заведя руки над головой и скрываясь от внешних волн этими самыми бортами. Германия давно заметил - у многих древних держав есть особый пунктик с коленопреклонением. Например, его покойный брат, Пруссия, никогда не мог позволить себе завязать шнурки, упавши на колени. Нет, он изгибался буквой «зю», поднося ногу к самому носу, но никогда не вставал в унизительную для него позу. Тоже с Францией и Китаем - несмотря на довольно плачевную историю первого и полную нелогичность второго, этот пунктик весьма не вовремя начал проедать им мозги. Германия не видел, как там передвигается Америка - но воплей про собственный героизм не было слышно, или их заглушило ревущее море. А вот Англия был виден прекрасно - он гордо шел прямо посередине палубы, без труда уворачиваясь от обломков и осколков, даже не думая пригибаться или хоть чем-нибудь прикрыть голову. Артур держался до того уверенно и высокомерно, что Германия всерьез задумался - а видел ли он когда-нибудь англичанина в таком свете еще где-нибудь? Серьезно, даже на собственной земле Керкленд выглядел менее уместно, чем здесь, на разлетающейся палубе русского корабля. Они как раз проползали где-то в районе грот-мачты, когда наконец показался сам виновник торжества. Брагинский, скользя и шатаясь на качающемся корабле, весь в крови и мокрый от соленой воды, то и дело окатывающей его, сжимал в руке ружье и безуспешно пытался стрелять с промокшим порохом. Его пепельные волосы растрепались и неопрятными сосульками свисали почти до плеч, камзол порвался и больше напоминал половую тряпку, чем одежду, кожаные сапоги хлюпали от воды. Иван то и дело тряс головой, пытаясь найти точку опоры и скоординировать движения, но получалось довольно плохо. Лицо исхудало, кожа потускнела, губы потрескались и полопались - алые царапины яркими всполохами выделялись на них, как выделяется одинокий костер посреди ночной равнины, - синяки под глазами достигли катастрофических размеров. На голове Брагинского виднелся грязный сползший бинт, постоянно спадающий ему на глаза и нервным движением возвращаемый на место. Россия пустыми глазами оглядел пространство вокруг, словно пытаясь найти кого-то, как вдруг очередное ядро пробило правый борт корабля, чудом не задев Яо, и огромный обломок из выкрашенного в синий дерева приземлился в паре сантиметров от застывшего Брагинского. Тот запоздало вскрикнул, и отпрыгнул назад, но потревоженный ядром корабль снова потерял устойчивое положение. Послышался русский мат и жесткое лязганье металла о дерево - незакрепленные палубные пушки поехали по наклонной, увлекая за собой и стрелявших солдат. Иван, не удержавшись, рухнул на палубу, и из положения лежа проорал: - Защищайте грот-мачту! Если она рухнет, нам точно каюк! - Есть!!! - Недружно рявкнули солдаты, титаническим усилием подгоняя пушки к разбитым бортам. Корабль протяжно и умоляюще застонал, с грохотом приземляясь обратно в воду. Германию окатило очередной волной. Соленые брызги с противным шипением разбились о палубу. Загремели выстрелы - и пушечные, и оружейные. - Гилберт! - Опять заорал Иван, с трудом поднимаясь на четвереньки. - Ты можешь выровнять эту чертову посудину или нет?! - А Я БЛЯДЬ ЧЕМ ЗАНИМАЮСЬ?! - Германия резко вскинул голову, и обнаружил на корме за штурвалом собственного брата - мокрого, встрепанного, расцарапанного обломками и просто пышущего неистовой яростью. Гилберт вцепился в штурвал, и изо всех сил тянул его вбок, при этом ругаясь одновременно и на русском, и на немецком. - Я не могу его выровнять, пока не улягутся волны! Сделайте так, что бы шведы больше не стреляли в правый бок - у нас крен идет! - Уже более спокойно завопил Пруссия, но тут его накрыло очередной волной. Отплевавшись, Байльшмидт на чистейшем русском послал шведов туда, куда им, собственно, и дорога. - Не знал, что Гил так хорошо владеет русским! - Франция внезапно возник прямо под боком у Италии, и гаденько захихикал. В любой другой момент Людвиг бы обязательно напомнил французу о его знании русского языка - удивительно хорошем, особенно по части ненормативной лексики, - но сейчас Германия сомневался, что Франциск хоть что-нибудь услышит. - ЛОЖИСЬ! - Русские как подрубленные рухнули на палубу, и в тот же момент нечто здоровое и темное с громким треском врезалось прямо в укрепления пушек, разбрасывая и саму артиллерию, и стрелков в разные стороны. Послышался отчетливый крик и всплеск волн - моряки падали за борт, имея все шансы навсегда там и остаться. Огромная тяжелая пушка, стуча за каким-то дьяволом примотанными к ней цепями, покатилась через всю палубу прямо в то место, где сейчас зияла пробоина корпуса. Через дыру были прекрасно видно бушующее и пенящееся в ярости море - настоящий темный ад, как показалось Людвигу. Англия неожиданно громко закричал - Германия вздрогнул - и ткнул пальцем прямо в грозящееся исчезнуть в морской пучине орудие. Но его крик потонул в дружном вопле русских, моментально забывших обо всем и толпой кинувшихся к пушке. Одни схватились за цепи, изо всех сил потянув их на себя; другие обежали пушку со стороны, и теперь подталкивали ее обратно на корабль прямо около темнеющего дула. Брагинский, сам не свой, бросился к оставшимся без присмотра орудиям, и вместе с группкой оклемавшихся солдат принялся закатывать ядра в незаряженные орудия. Пушку удалось вернуть на место, а вот насчет тех несчастных, что оказались за бортом - неизвестно. Может, им повезло - Германия видел свисающие с бортов канаты, видимо, как раз для таких случаев, - а может, и нет. Сейчас Людвига куда больше волновало то, что корабль опять кренится, и он потихоньку скользит по палубе прямо к пробоине. Германии очень не хотелось оказаться в воде - он понимал, что мало того, есть угроза захлебнуться в мечущимся в агонии море, так еще и тяжелые тела кораблей нет-нет да раздавят его маленькое, человеческое тело. В кой-то веке Людвиг осознал всю бренность своего существования. Да, он целая страна, и в мире не так много угроз для его жизни, да, сейчас он на подобии призрака в чужих воспоминаниях, но все же во Вселенной есть вещи, с которыми не в состоянии бороться даже воплощение страны. И, как назло, это самые банальные вещи - обидно немного. - Италия! - Взревел немец, заставляя несчастного итальянца вздрогнуть с перепугу. - Немедленно ползи вперед! Япония, тебя это тоже касается! Бывшие союзники, привыкшие подчинятся командам Германии еще в далеких сороковых, безапелляционно исполнили приказ, тотчас начав продвигаться к носу корабля. Задачу осложняли носящаяся как ополоумевшая команда и сам Россия, уже оставивший пушки в покое и теперь пытающийся добраться до Гилберта. Англия, тоже словно очнувшийся от крика Людвига, с беспокойством озирал палубу. Германия знал: опытный в морских сражениях Туманный Альбион понимает гораздо лучше всю плачевность положения, в каком они оказались. К тому же, Германия начал всерьез переживать за Америку - не мог же Альфред выпасть за борт, да? Людвиг, на миг замерев, прошелся глазами по людскому месиву - и с каким-то немного раздосадованным облегчением наткнулся на Джонса, уже успевшего оказаться у самой носовой мачты. Желая его догнать, Германия ускорил темп, но тут… … Ядро врезалось прямо в площадку рулевого, разнося ее в дребезги. Людвиг почувствовал, что сердце пропустило удар. В уши словно положили килограмм ваты - все звуки приглушились и люди, казалось, начали говорить басом и буквально по слогам, зачем-то растягивая слова. Тело налилось горькой тяжестью осознания, кто был за штурвалом. Оборачиваясь, словно в замедленной съемке, Германия с расширяющимися от ужаса глазами смотрел, как в воду слетают ступеньки площадки, руль штурвала, и камзол. Ярко-красный, со смешными синими манжетами, совсем не в российских вкусах, а, скорее, в прусских…Германия прекрасно помнил этот камзол. Он пах табаком, крепким ромом и какими-то горькими травами, когда Людвиг, будучи еще ребенком, в испуге после плохого сна прижимался к груди старшего, такого сильного и любимого брата… - ГИЛБЕ-Е-ЕРТ!!! - Истошный крик России вывел Германию из оцепенения. Людвиг подскочил на ставшие свинцовыми ноги, и кинулся к борту - вытаскивать брата. Плевать, что его сейчас не видно и не слышно. Плевать, что он, скорее всего, сам может погибнуть или поранится. Плевать, что Италия испуганно вцепился в его руку, что-то шепча на своем языке и пытаясь заглянуть ему в глаза. Он должен, должен!.. - Германия, стой! - Франция - вот паршивец! - вцепился в него сзади, просунув руки подмышками и прижимая к себе. - Ты не сможешь ничего сделать - не забывай, что мы не материальны! - Германия, не надо… - Пробормотал Италия, смутно догадавшийся, что задумал немец. Япония смотрел на него полными волнения глазами. - Пусти! Пусти меня! - Брыкался Людвиг. Страны замерли. - Пусти, кому сказал! Это мой брат, мой брат!... Я должен ему помочь! - Угомонись, Крауц!..Гляди! - Англия вплотную подошел в рвущемуся прочь Германии и несильно встряхнул его за шиворот. Людвиг мотнул головой, и успел разглядеть несущуюся через всю палубу пепельноволосую фигуру, на ходу скидывающую камзол и отбрасывающую прочь бесполезное ружье. То глухо клацнуло о доски, приземлившись на них. Брагинский с разъяренным воплем перепрыгнул через какого-то зазевавшегося солдата, и замер у развороченного борта. Германия, наконец освободившись из медвежьих объятий Франциска, на негнущихся ногах еле доковылял до внимательно вглядывающегося в морскую пучину Ивана. Германия впервые за все время, проведенное в воспоминаниях Брагинского, стоял к их обладателю так близко. До этого им то не выпадало шанса находиться рядом с Россией, то они сами держались слегка на отдалении - старая привычка, выработавшаяся за время общения с современной Федерацией. Да и не сказать, что сам Иван любил чужое общество - как-то раз Украина по секрету шепнула, что Брагинскому не очень нравиться, когда кто-то держит его за руки. Поэтому сестры всегда хватали брата слегка выше локтя, или держали его за плечи - и себе легче, и родственника не нервируешь. Но сейчас все изменилось. Германию и Россию разделял какой-то жалкий метр, и Людвиг всем телом чувствовал жар, исходящий от Брагинского. Россия пылал - и не понятно, от чего; то ли от собственных сил, осознание которых пришло так недавно и от распирающих амбиций; то ли от вполне естественного фактора простуды, учитывая, что они находятся посреди океана, а погодка так себе: градусов пятнадцать-двадцать, не больше. Брагинский был намного, намного ниже себя теперешнего - едва по плечо ему, Людвигу. Гилберт, на памяти Германии, доставал ему хотя бы до уха. Россия был немного щуплый и сутулый, но в его теле уже чувствовалась вся та мощь, что проглянет через пару десятилетий. На его худом лице и без того большие глаза казались просто огромными бездонными аметистовыми колодцами, а нос, так и не сумевший выпрямиться после Улуса - несоразмерно большим. Германия обратил внимание, что русский дышит через рот - знак плохой дыхательной системы и отдышки. Значит, с финансовым благополучием у него тоже не порядок. Но сейчас Германия не мог заставить себя внимательно разглядывать Россию. Он придирчиво изучал буквально кипящее море, в надежде увидеть либо белобрысую голову старшего брата, либо его кровавый камзол. Но нет - попадалось все, что угодно, но только не Гилберт: обломки дерева, бочонки, скинутые с кораблей, куски мачт, разнообразные ларчики-сундучки, куски холстины от парусов, обувь, какие-то бутылки, трупы… На последнем Германию передернуло. Темно-синее море ревело и шипело, а белые барашки волн то и дело привлекали внимание Людвига почем зря. Внезапно Россия дернулся, как ошпаренный; Германия проследил за его взглядом, но не нашел, что вызвало такое возбуждение у русского. А тот, видимо, уже обнаружил цель - Людвиг и моргнуть не успел, как русский исчез с корабля, и только едва заметный всплеск воды на фоне общего апокалипсиса подтверждали, что Брагинский не испарился. - Ну что?!...- Франция, буквально врезавшийся в борт, чуть не вывалился, но Германия, вовремя среагировавший, схватил его за шиворот. В ответ на вопрос Людвиг только что-то неопределенно промычал, успокаивая себя тем, что со старшим братцем ничего не могло случиться - он точно выживет: Брагинский не позволяет друзьям погибать. Внезапно на поверхности воды показался и сам Иван. Всего на миг он вынырнул, заглотнул побольше воздуха, и вновь скрылся в пучине вод. Вовремя - на то место, где только что торчала голова русского, приземлился огромный кусок борта. Корабль буквально разваливался на глазах - но Германия был просто уверен, что шведам тоже мало не покажется. Такая уж у русских особенность - если что-то делать, то открыто и искренне - и любить, и ненавидеть, и помогать, и воевать. - Черт, не стой столбом! - Сильная рука вцепилась Людвигу в волосы, и дернула назад. В том месте, где он стоял, пролетел довольно острый обломок дерева, вполне способный сыграть роль кинжала. Германия тряхнул головой, освобождаясь от хватки Англии, и внимательно осмотрел Артура. В глазах Англии граничили безумие и восторг, а еще откровенная тоска по морскому ветру, соленым брызгам и крикам матросов. Пират, даже будь он на земле, навсегда останется пиратом - его сердце всегда будет принадлежать тому кораблю, на чьем борту он впервые вкусил призрачную свободу, подарок Нептуна. Однажды один знаменитый философ сказал, что морские путешествия похожи на путешествия по небу - бесконечная синь и ветер кругом, а ночью единственной чертой, разделяющей небо и землю, становится горизонт. Германия был почти уверен - Англия сто процентов всегда держит окно спальни открытым, позволяя морскому ветру гулять по своему пристанищу хотя бы ночью, и хотя бы во сне вновь дарить ему ощущения приключения. Однажды Германия плавал с Англией на современном, железном корабле. И хотя глаза Керкленда сверкали, Людвиг все равно заметил, как морщится их джентльмен, когда волна бьется о стальной корпус корабля - нет, Артур остался верен старым деревянным фрегатам, каравеллам и парусникам. Вот и сейчас - при каждом ударе ядра о поверхность «Гото» Артур был готов рвать на себе волосы и долго и нудно проклинать шведов за то, что они творят с « красавицей». Почему корабль был женского рода, для Германии так и осталось загадкой****. Людвиг перевел взгляд обратно на море, и как раз вовремя - Брагинский снова вынырнул, но теперь уже придерживая у себя на плече бессознательное тело Гилберта. Германия почувствовал, как табун мурашек пробежался по его шее, и дикое облегчение заставило опереться на борт - ноги подкосились. Несмотря на то, что голова Пруссии сильно кровила, Гилберт выглядел относительно цело - все конечности на месте (что, собственно, и было чудом - после прямого попадания ядра-то!), голова не превратилась в яичницу, и он точно дышал. А еще, кажется, постепенно приходил в себя - Германия видел, как слабо дергаются руки брата, видимо, в попытке плыть. Россия, удерживающий пруссака, как-то странно улыбался. Шарф русского плавал на воде, то и дело цепляясь за всякий мусор, но его раздраженный обладатель постоянно возвращал его на законное место. - Вот видишь, все в порядке с твоим братцем! - проворчал Англия, но Германия его не слушал - он буквально пожирал взглядом два воплощения, еле держащиеся на воде и постоянно скрываемые набегающими волнами. Германия переживал - вдруг какой-нибудь обломок пришибет русского, или их сейчас затянет течением прямо под днище корабля? Благо, Россия догадался доплыть до ближайшей доски, и суметь убедить Гилберта зацепиться за нее - оглушенный пруссак, все-таки пришедший в себя, ошалелыми глазами глядел вокруг себя, не совсем понимая, что происходит. - Гил, ты держись, держись! - Голос России звучал на удивление четко, словно не было между ними ни огромного расстояния, ни рушащегося корабля. - Не вздумай тонуть! А то твой король мне голову откусит, как Холлу за пропуск коронации! Ты меня слышишь, Берти? Не вздумай закрывать глаза, конченный ублюдок, иначе тебя уничтожу! Или нет: применю польское право, и Варшава станет твоей столицей! Ты ведь не хочешь провести остаток своих дней в обществе Феликса, да? А они будут тянуться долго, медленно и мучительно! Так что не вздумай спать, кретин! - Зткнись, Бргинский… - Еле пролепетал Гилберт, морщась и чуть расцепляя руки. Россия обеспокоенно на него посмотрел, но через секунду его накрыло очередной волной, и Брагинский протяжно закашлялся. - Да не, я молчать не собираюсь. У меня, собственно, резко проснулось желание поговорить с тобой, представляешь? Так не вовремя, честное слово… - Россия внезапно замер, а потом уже осознанно ушел под воду. Гилберт обеспокоенно дернулся, но русский, вытянувшись по струночке, через секунду выпрыгнул сам. И снова оказался под водой. Пять или шесть раз Брагинский проделывал подобный номер, пока наконец не вынырнул окончательно. - Гилберт! - Истошно заорал он, как только вода отступила ото рта. - Там наши идут! Холл! И Петр! Господи, спасибо! Эге-гей, на судне! Помощь рядом, слышите?! Ря-до-о-ом! Ура! - Русский попытался махать руками, но в его положении это было занятием рискованным. Германия оторвал глаза от брата и внимательно всмотрелся в горизонт, где проступали очертания пяти-шести огромных кораблей, на всех парусах спешащих к тонущему «Гото». Над кораблями развевались голландские и русские флаги, как знамя, несущее за собой победу. Россия что-то восторженно орал, воспевая хвалебные оды своему императору и Стране-Плотнику, да и Пруссия заметно приободрился. Прищурившись, Германия разглядел на носу одного из приближающихся кораблей весомую фигуру Петра, гневно взирающего на крушение любимого детища. Выражение лица Романова не сулило ничего хорошего. На Брагинского ему, видимо, было наплевать с высокой колокольни. Внезапно корабль громко, пронзительно заскрипел, заставляя все внутренности Людвига похолодеть. Медленно, уже зная, что увидит, Германия обернулся. Грот-мачта, по приказу Брагинского охранявшаяся, как зеница ока, дала огромную трещину у основания. Русские взвыли. Мачта, душераздирающе скрипя, начала плавно заваливаться набок, прямо туда, где столпились страны. На корабле шведов победно улюлюкали. Видимо, они еще не заметили приближающееся подкрепление. Сердце корабля падало, слава Богу, не на остальные, на ладан дышащие остатки «Гото». Германия услышал перепуганный крик Америки, до которого наконец дошло, на кого приземлится огромное, обитое железными заклепками бревно. - Сам ты… Бревно! - Гневно воскликнул Англия, и Германия понял, что последнюю фразу сказал вслух. - Ты только посмотри, какая ювелирная работа, как все тончайше и аккуратно выполнено, и как… - Арти, твою мать, какая разница, каким бревном нас раздавит?! - Америка вцепился в бывшего опекуна, как клещ. - Нужно что-то делать, или нам всем… Остаток его фразы заглушил громоподобный треск, но Германия приблизительно догадался, что с ними будет. - Надо прыгать за борт. - Первым сориентировался Китай. Все внимательно на него посмотрели. - У вас есть предложения получше?! - Нет. - Отрезал Людвиг. Он давно заметил, что его слово остается последним. - Так, все живо за борт! В воду входить солдатиком, никак не плашмя! Постарайтесь находиться под водой как можно дольше, чтобы обломки успели упасть и не причинить вам вреда! Как только вынырнули, хватайтесь за что-нибудь плавучее, и ищете друг друга! Старайтесь держаться группами, и… Мачта затрещала над самой головой. - Прыгай! - Франция, проявив неожиданную для себя прыть, первым сиганул за борт. Германия только и успел, что заметить мелькнувшие светлые кудри, а потом француз исчез из поля зрения. Остальные страны не заставили себя ждать. Германия, почувствовав спиной, что мачта вот-вот приземлиться прямо на него, прыгнул. Морской ветер забрался ему под форму, пробежался по разгоряченному телу. Людвиг напрягся всем телом, готовясь входить в воду. Ему казалось, будто он уже почувствовал, как подошвы его сапог коснулись поверхности воды, но почему-то он не ощутил той влаги, которая приходит вместе с намокшей обувью. Людвиг все ждал и ждал, пока его тело погрузится в воду, но вокруг по-прежнему свистел ветер, над головой кряхтела мачта, а русские солдаты стали орать что-то неистово и восторженно - видимо, заметили приход подмоги. Германия, не совсем уверенный в своих действиях, осторожно приоткрыл один глаз, проверяя, в ту ли они сторону вообще прыгнули, и… Приземлился на что-то твердое, мягкое, и пахнущее смолой. Людвиг зашипел - удар волной прокатился по телу, особенно отдавая в коленки. Решив, что после возвращения в свое время он точно не досчитается пары зубов и целых костей, Германия резко вскинул голову, но слезящиеся глаза не давали разглядеть ему всю картину. Однако, кажется, они переместились с поля боя - не было слышно пальбы и криков, хотя мягкое штилевое покачивание осталось. А еще Германия услышал далекие, почти нереальные крики чаек. Сморгнув выступившие от боли слезы, немец внимательно огляделся. Они находились в довольно тесной, залитой розоватым светом каюте, где были разве только жесткая кровать да окно, за которым алел закат. Каюта выглядела вполне прилично и ухоженно. Германия выглянул в окно, и с изумлением обнаружил там на ладан дышащий Гото, лениво покачивающийся на волнах и с каждой секундой все больше уходящий под воду. На корабле все еще бегали люди, суетясь и изображая какую-то деятельность, а самым активным была знакомая двухметровая фигура с темными растрепанными волосами. - Я думал, нам конец. - Америка заговорил так неожиданно, что Германия слегка вздрогнул. - Я тоже. - Англия, после всего пережитого, выглядел усталым. Но спустя пару мгновений к нему вернулась его привычная язвительность. - А ты, оказывается, можешь довольно резво перемещаться в позиции «полусидя». Когда научился? Америка возмущенно насупился, но Китай раздраженно прервал их пререкания: - Хватит спорить! Мы… - Яо хотел еще что-то сказать, но тут дверь каюты оглушительно хлопнула, и внутрь ввалились Пруссия, Россия и Голландия, причем двое последних поддерживали под руки слегка пошатывающегося Байльшмидта. - Я думал, что я там помру! - Несмотря на бледность кожи и плохой внешний вид, слова из Гилберта перли, как из пулемета. - Мало того, что башка трещит, что воды наглотался и что рук не чувствовал, так еще и Брагинский нашел самое время обсудить смысл жизни! Ей Богу, Холл - никогда еще не был так рад увидеть твою в край обнаглевшую харю! - Думаю, могу считать это за комплимент. Благодарю. - Холл с силой усадил Гилберта на кривой стул, ранее не примеченный Германией, и выразительно посмотрел на Брагинского. Тот проигнорировал голландца. - Там Петр рвет и мечет. Серьезно. Я ему на глаза показываться боюсь. - Иван немного нервно дернулся. Оттягивая прилипший к шее шарф. Из носа русского торчал кусочек бинта, сдерживающий идущую кровь. - Он только-только отдал приказ о постройке какой-то новой крепости - Петропавловской, кажется, а может и нет, - когда ему пришло сообщение о стычке со шведами. Черт, и вот зачем я взял «Гото» в этот бой! Он меня на дно морское отправит, если с его ненаглядной «красавицей» случится что-то! А уже случилось, причем ого-го как! - Россия досадливо поморщился, жалуясь на свою горькую судьбинушку. Пруссия сочувствующе посмотрел на него, а Холл остался безучастным. - Тебе все равно не скрыться от него. Петр найдет тебя в любом уголке мира, куда бы ты ни спрятался. А я не хочу кровопролития на своей «Маргарет», уж извините. К тому же, здесь больной. - Россия непонимающе уставился на Голландию, а тот, покачав головой, несильно подтолкнул его к выходу. - Вы, русские, кажется, предпочитаете умирать на родине. Будь добр, распрощайся с жизнью на «Гото», а то у меня нет резона еще раз отдраивать палубу от твоей крови. - Предатель! - Возмущенно зашипел Иван, до которого дошло, что его посылают на верную погибель его же товарищи. Холл пожал плечами, и, дав уже сапогом по пятой точке русского, легко выставил его на палубу. Страны выскользнули следом. Россия, продолжая ворчать, неспешно подошел к белоснежному борту голландского корабля, игнорируя носящихся туда-сюда матросов. Свежий ветер растрепал его перепачканные кровью волосы, легкие соленые брызги оставались на щеках и лбу, как поцелуи морских нимф. Оперевшись на борт, Брагинский лениво разглядывал розово-алое солнце, скрывающееся в рыжем океане. Россия выглядел расслаблено и умиротворенно, невольно жмурясь и улыбаясь солнцу, и игнорируя усталость, проступающую у него на лице. Внезапно раздался громкий крик, и с «Гото» рухнула какая-то доска, подняв волну брызг. Россия вздрогнул, и кинул виноватый взгляд на корабль. - Удивительно, что он все еще на плаву. - Голос Элеонор, возникшей словно из-под земли, звучал удивительно спокойно, но Иван все равно нервно дернулся. - Любой другой бы уже давно затонул. - А… да. Он - гордость нашего флота. - Россия продолжал пилить усталым взглядом «Гото», даже не думая поворачиваться. Элеонор фыркнула. - И единственный его представитель. - Девушка подплыла к России, и, встав рядом с Брагинским, тоже принялась разглядывать пылающее небо и розовое море. Свежий ветер трепал ее светлые волосы, невольно отливающие медью на фоне алеющего заката, полы ее кафтана постоянно плясали на ветру. Девушка со скучающим видом рассматривала горизонт. Германия не верил, что они родственники. Похожи - да, старший брат признает ее родней - тоже, все знакомые считают ее воплощением германского народа - пускай. Но этого просто не могло быть. Они не могли быть воплощением одной и той же страны, ведь получается, что нынешний Германия - это и есть Элеонор, просто в другой ипостаси. А это просто не возможно. И к тому же, почему-то Германии совершенно не льстило, что когда-то он рассекал просторы мира в женском теле в компании собственного брата, слегка странного Голландии и психически неуравновешенного России. Тогда каким образом он переродился в нынешнюю форму? Или они с Элеонор действительно разные люди? Германия окончательно запутался. Но девушка все же отличалась от него. Поведением, характером, мимикой - да вообще всем. Германия, все это время внимательно за ней наблюдавший, не нашел никакого сходства, кроме внешнего. Вот, к примеру, сейчас Элеонор стоит, лениво разглядывая волны и чаек; а Германия бы потратил это время на починку корабля и осмотр раненных. По мнению Людвига, его предшественница тратила время совершенно напрасно. Сам бы немец никогда бы не допустил подобного. - Сегодня красивое небо. - Внезапно сказала девушка. Россия задумчиво кивнул. Элеонор тяжело вздохнула. - Спасибо тебе. - За что? - Русский удивленно моргнул, все-таки оторвавшись от созерцаний морских просторов и внимательно глядя на Германский союз. - За брата. Если бы не ты, Гилберт бы… - Девушка прикрыла глаза, и на миг на ее лице проскользнул призрак болезни - белоснежная кожа Элеонор посерела, а глаза превратились в огромные темные провалы с крошечными сверкающими искорками на дне. Но только на миг. - Ему бы ничего не было. - Пожал плечами Россия. - Он не участвует в войне морально - только физически, своим собственным телом, чисто в своих интересах, а не в государственных. Конечно, утонуть не самое приятное дело, но, скорее всего, он бы просто оказался где-нибудь в Кенигсберге, даже не помня о своей «гибели». Так что тебе не за что меня благодарить. - Это тебе так кажется. - Осуждающе протянула Элеонор. - Гил бы расстроился, и к тому же, не думаю, что тебе бы самому захотелось нахлебаться воды. Так что формально, ты спас моего брата от смерти. И вполне логично тебя отблагодарить. Кстати, почему ты это сделал? - Что? - Ты кинулся в воду, не раздумывая. Просто взял, отставил своих людей, и бросился вылавливать моего брата. Мне матросы рассказали об этом. Зачем, если бы Гилу ничего не было? Я не понимаю тебя. - Сам не знаю. - Честно сказал Россия, слегка виновато глядя на Элеонор. Было видно, что девушка заставила его почувствовать неловкость. - Однажды просто он уже тонул у меня на глазах. В тот раз я его вытащил, потому что боялся гнева Римской Империи, а в этот… Рефлекс, скажем так. - Иван усмехнулся, снова переводя взгляд на водную гладь. Элеонор поджала губы. Ответ ее не устраивал. - А если бы это был Холл? Или я? - Глупый вопрос. Холл прекрасно плавает, к тому же, если его скинуть с корабля, можно смело нырять следом - потому что иначе он вылезет, напичкает тебя пулями, и уже силой отправит за борт. А ты…Если вы, немцы, все так хорошо плаваете, то пожалуй пришлось бы за тобой нырнуть. - Иван снова скривил губы в подобие улыбки, но глаза его оставались совершенно серьезными. - И тем более - я уверен, что Гилберт тоже бы меня не бросил. Элеонор внезапно отвела взгляд, и Иван насторожился. Нахмурившись, Брагинский всем корпусом развернулся к Германскому Союзу, и та виновато потупила глаза. - И что это значит? - Ты… Наивен. В этом мире все намного жестче, чем кажется. И это когда-нибудь тебя погубит. - Ты хочешь сказать, что Гилберт бы оставил меня за бортом? - Нет, но… Возможно, когда-нибудь он это сделает. - И, наткнувшись на внимательный взор Ивана, Элеонор стушевалась еще больше. - Нет, я не говорю, что он предатель и только и мечтает, что поставить тебе палки в колеса, но когда-нибудь все может случиться, верно? Мы ведь не люди: это у них еще сохранились какие-то моральные принципы и устои. А у нас, стран, совершенно в порядке вещей воткнуть нож в спину тому, кому еще вчера улыбался. Это правила, установившиеся с незапамятных времен, и глупо надеется, что когда-нибудь он будут нарушены. - Но у нас есть те, кого нельзя предавать. Семья. - Сейчас они поменялись местами - Иван, который никогда не признавал существование моральных аспектов, находящихся выше человеческой подлости, и одно из воплощений Германии, который находил утешение в чужой близости, - доказывая друг другу простые истины, что через пару веков сами назовут глупостью. Людвиг, не сдержавшись, хмыкнул. - Мои сестры, - продолжал тем временем Иван, - никогда бы не предали меня. Я знаю это, просто знаю. Между нами могут быть разногласия или даже конфликты, но не предательство. Потому что семья не может предать. - Поэтому ты хочешь их освободить? - Да. У меня две сестры - Наташа и Оля. И обе в плену у Речи Посполитой. Как только я смогу добиться выхода к Прибалтике… - Знаешь, а я бы хотела, чтобы войны не было. Вообще. - Элеонор беззастенчиво перебила Ивана. Тот возмущенно на нее уставился и шмыгнул носом. Через бинт начинали просачиваться капельки крови. - Мне кажется, гораздо приятнее было бы, если бы мы все жили под одним флагом. Пользовались одной валютой, шагали бы вместе в ногу с прогрессом, все препирания решали бы мирным путем. И всех было бы право голоса, и все был равны. Тогда никто бы не погибал на бессмысленных войнах, не разлучались бы семьи, ничего того, в чем сейчас погрязла вся Европа, не было бы. Я бы могла улыбаться одинаково открыто и тебе, и Турции, и Англии. И мы все могли поплыть или поехать туда, куда захотим, и открывали бы новые земли, и… - Элеонор задохнулась от распиравших ее идей. Лицо Брагинского не выражало абсолютно ничего. Девушка с надеждой посмотрела на Ивана, но потом ее глаза потухли, заметив безразличие русского. - Жаль, что я недостаточно сильна для этого. Если бы я обладала хотя бы твоим потенциалом, я бы приложила все усилия для свершения своей цели. - Элеонор внимательно взглянула на Ивана, словно ожидая его моментального согласия или хоть какой реакции. Но Россия упорно ее игнорировал, продолжая изучать море и закат. - Другими словами… Ты хочешь подчинить себе весь мир? - Россия говорил урывками и со странными всхлипами. Германия пристально уставился на Ивана, и увидел, что русского буквально трясет от распирающего его смеха. Элеонор тоже это заметила, и возмущенно запыхтела. - Или как? Ты хочешь, чтобы все жили по твоим правилам и указаниям? Типа, все будут едины с Германским Союзом? - Под конец своей тирады русский хрюкнул и засмеялся в голос. Германия ощутил какое-то горько-кислое жжение на кончике языка, и усмехнулся; в будущем он уже не раз слышал нечто подобное из уст России. Правда, с небольшой правкой. - Нет, все не так! - Девушка, казалось, даже покраснела. Россия, посмотрев на нее, залился пуще прежнего. - Я не собираюсь никого подчинять и захватывать! Я хочу, чтобы все прошло без кровопролития. И… - Нет, именно это ты и собираешься сделать. Потому что другого способа не существует. - Россия внезапно перестал смеяться, и совершенно серьезно посмотрел на Элеонор. - Понимаешь, без силы и крови не получить власти. Даже если у тебя благая цель, и даже если ты хочешь всем добра, никто никогда не примет его без корыстного подтекста. Видишь ли, любая власть оставляет за собой реки крови - так заведено. Объединить весь мир - неплохо, но нужен сильный и смелый лидер, а таковых нет. К тому же, с чего ты решила, что все будут мириться с твоими законами, а? Это одна из самых бредовых идей, что я только слышал, Элеонор. Только самый двинутый на всю голову человек решиться попытаться воплотить ее в жизнь! - Эхе-хе-х, и это говорит человек, который через пару веков объединит половину Европы и Азии под своим контролем. - Смешок, вырвавшийся из уст Франции, озвучивал мысли Людвига. Да и не только его. Сейчас Россия только что назвал безумием главную идею всей своей жизни. Это было как минимум забавно. Людвиг испытывал двояковые чувства. С одной стороны - вот он, Россия, молодой и глупый. На его жизненном пути еще не было того моря крови и слез, что он будет бороздить через пару десятков лет. Он все еще способен улыбаться солнцу. Его мерзкая ухмылка все еще не совсем отравляет сознание, стоит ее только увидеть. Улыбка России пока еще несет свою прямую цель - она показывает радость хозяина, пусть и в изощренной форме. Россия еще верит в свет, хотя намного позже он скажет, что света нет - есть только тьма, освещаемая взором человека. Но только что Россия опроверг ту идею, за которую боролся не одно поколение. Сейчас он, намного моложе и несмышленее, признал поражение, что никак не мог сделать во времена Советского Союза. Что же такое приключилось с Брагинским, что он, как маленький мальчишка, отказался от реальности и стал цепляться за призрачную, почти неосуществимую мечту? Германия не хотел этого знать. Он не хотел вообще понимать русского. Какое ему дело до России? Да, у Ивана самая кровавая история - не без участия Людвига, конечно, - но почему он, Германия, должен сочувствовать России? Здесь, на корабле, он кажется одним из них - здравомыслящим европейцем, без глупых убеждений, руководствующийся выгодой. Нормальная страна и должна быть такой. Но нет - Брагинский готов отдать последнюю рубашку нуждающемуся, даже если знает, что этот нуждающийся потом этой же рубашкой и задушит его. Россия всегда протягивал руку помощи, и эту руку ему потом жестоко кусали. Но он все равно улыбался. Впрочем, боготворить Россию нельзя - он мог быть жестоким. И Людвиг знал это. Он испытал это на себе, на своем народе, на своей земле. А еще на брате, который 25 февраля 1947 года истекал кровью у него на руках, хватая ртом предрассветный воздух и словно пытаясь выплюнуть русскую пулю, насквозь прошедшую ему правое предсердие. Германия тряхнул головой, отгоняя страшную картинку. Он был уверен - скоро он заново освежит свою память и собственным величием, и собственным поражением. А сейчас и Брагинский, и Гилберт все еще улыбаются друг другу, не зная, что их вскоре ждет. Но одно Германия был вынужден признать - кажется, он начал понимать, почему Россия смотрит на мир под своим углом. И что было еще хуже - немцу начинало казаться, что угол Брагинского самый что ни на есть верный. - Ох, хватит. Закройся, глупый мальчишка. Ты ничего не понимаешь. - Элеонор, возвращая Людвига в реальность, недовольным голосом разрезала тишину. - Ты еще не знаешь, как больно терять близких. Не когда их берут в плен, а когда они умирают. Действительно уходят. Навсегда. Знаешь, как это забавно? Вот человек, что тебе дорог есть, а вот его нет. Единственное, что доказывает его существование - твоя память. Ты помнишь его голос, его тепло, его слова, его руки. А потом время играет с тобой злую шутку - оно потихоньку стирает этого человека из твоей головы, и в конце концов ты мечешься и гадаешь - а уж не придумал ли я его? - К чему ты это говоришь? - Иван беззаботно прикрыл глаза. - Пока что никто из дорогих мне людей не умер. К тому же, память страны намного дольше, чем память людей. А если я все-таки что-то забуду, я всегда могу спросить у Гилберта, Холла. Или тебя. Вы-то мне точно напомните! - Да… Напомним. - Негромко сказала Элеонор, как-то понуро опуская плечи. Иван удивленно посмотрел на нее, но тут громкий, полный ярости голос оглушил добрую половину команды: - РОССИЯ!!! - О нет, только не «Птр»*****... - Обреченно прошептал Брагинский, поспешно ретируясь в сторону каюты. Но на миг он все же замер, и, обернувшись, уверенно сказал: - Знаешь, если бы ты сумела убедить всех в своей правоте, у тебя бы точно нашлись союзники. А если точно решишься - я в деле. - Но ты же сказал, что только самый двинутый на всю голову человек решиться на такое! - А кто тебе сказал, что мы не такие? - Брагинский весело шмыгнул разбитым носом, стирая кровь с лица. Элеонор, все еще казавшаяся растерянной, слегка улыбнулась. Россия попытался выдавить из себя ответную улыбку, но она искривилась, и опять переросла в ставший привычным оскал. Брагинский слегка смутился. - Россия, я тебя вижу! Не вздумай скрываться, чертов тунеядец! - Все, мне пора! Привет брату! - И Иван, козырнув напоследок, поспешно нырнул в открытый трюм корабля. В следующий миг на палубе показался растрепанный и доведенный до белого каления Петр. - Где?! - Рявкнул он, но Элеонор, лишь хитро улыбаясь, пожала плечами. Романов замер, и задумчиво принялся подкручивать свои черные усы. А потом вдруг торжествующе сверкнул глазами, и взревел: - Сколько лет прошло, а ты все туда же! Ну что, Брагинский, как жизнь молодая?! - И Великий Государь, довольно вякнув, чуть ли не рыбкой спрыгнул в трюм. Германии показалось, что он услышал тонкий визг фальцетом. Элеонор, солнечно улыбнувшись, повернулась к закату. Германия внимательно смотрел ей в спину. И на душе у него разлилось какое-то умиротворение, огромной кошкой свернувшееся где-то в груди и приятно давящее на остальное тело. Вот только Людвиг так и не смог понять: принадлежало ли оно ему, или Брагинскому? На миг солнце, уже почти исчезнувшее, яростно полыхнуло алым, ослепляя Людвига. Тот недовольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел только тьму. Устало вздохнув, и ощущая всей кожей встречные потоки воздуха, Германия понесся к очередному воспоминанию… *- Золотая Лань - знаменитый корабль капитана-пирата Френсиса Дрейка. * - На самом деле, переводится как «Божье Предвиденье», но другой вариант немного более популярен. ** - Вообще-то, «Гото» не был первым русским кораблем. До него существовало еще очень и очень много его предшественников - «Орел»(1669), «Принципум», «Святой Марк», «Святой Матвей»(1696), - а сам «Гото» спустили только в 1700 году, но формально именно он считается основоположником русского флота. Кстати, Петр I лично участвовал в проекте и постройке корабля. *** - Бизань-мачта - кормовая мачта корабля. **** - Поговаривают, что Петр сам считал свой любимый корабль представительницей женского пола. Бывало, что он часто проводил рукой по синему борту «Гото», и приговаривал: «Ох, душа моя, до чего же ты хороша!». ***** - У Петра I была серьезная логопедическая болезнь - он начисто игнорировал гласные, считая их пустой тратой времени. Поэтому во всех официальных документах так и значиться - «великий Император русский Птр I». Ну, кто такой Дейви Джонс, объяснять не стоит)