Эмпат

— Посмотри на рисунок и скажи, что ты видишь. С хрипотцой голос, на слух явно принадлежащий мужчине старшего возраста. Ёнджэ открыл глаза, замирая взглядом на картинке в его руках. Типичная психиатрическая проверка — не свихнулся ли он. И пусть говорят сколь угодно, что этот старик штатный психолог. Его, Ёнджэ, не обмануть. Слишком уж расплывчаты эти картинки. — Зебру. Мужчина изогнул густую седую бровь, продолжая держать в руке рисунок из стандартного набора психотерапевта. Тест Роршаха был началом их еженедельных встреч. Дальше — всё по обычному плану: игра в ассоциации, несколько тестов на агрессивность и на сладенькое — копание в душе. Ёнджэ проводил в этом уютном кабинете по четыре часа каждое воскресенье. И сегодня был как раз такой день. — Почему именно зебру? — спокойным голосом, не выказав и толики удивления, спросил мужчина, опуская руку с карточкой и доставая из стопки другую. Снова поднял руку, держа рисунок лицевой стороной к Ёнджэ. — Она черно-белая. Как и этот рисунок. Усмешка. Тихая и едва уловимая — профессиональная. И не придерешься ведь, что над тобой смеются. — Это всё, что ты увидел? Что ещё он мог увидеть в чёрной капле краски, небрежно брошенной чьей-то неумелой рукой на белый лист бумаги? Тот, кто это придумал, явно был не в себе. — Когда я смогу отсюда уйти? — спросил Ёнджэ, немигающим взглядом наблюдая за доктором, чей халат был гораздо белее, чем высококлассная бумага этих карточек. Сеанс только начался, а сил на него не было. Как и каждое воскресенье. Но он не удивлен, что посещает их штатного психиатра так часто и сидит здесь подолгу. Нет, дело не в сложных тестах, требующих немало времени на организацию. Они боятся. Они боятся его дара, но не хотят отпускать. Если бы только Ёнджэ помнил, как оказался здесь. Мужчина тяжело вздохнул, убирая карточки и откидываясь на спинку кресла. Смерил Ёнджэ долгим задумчивым взглядом. Хотел ли он отвечать, да и мог бы он ответить ему? Джэ понимал, что, несмотря на ощутимую жалость к нему, Джим не властен над его жизнью. Как бы горько ни было. Всё свое детство он провел в этом здании, работая на правительство. И чего он добился? Смелого вопроса, заданного психотерапевту? — Коснись руками подлокотников кресла, в котором ты сидишь. — Я не могу, — спешно выдавил Ёнджэ, не понимая, почему вдруг врач так изменился в лице и попросил сделать его то, что причиняет столько боли. — Коснись, — повторил чуть громче свою просьбу мужчина, кивнув на подлокотники. Ёнджэ опустил взгляд, смотря на деревянные подлокотники удобного мягкого кресла. Он не мог их коснуться кожей. Иначе снова бы почувствовал то, что испытывал каждый день. Хотя бы в воскресенье он отдыхал от этого. Но мужчина продолжал ждать от него действия. И он осмелился. Резким движением опустил ладони на подлокотники, закрывая глаза и задерживая дыхание, словно погружался под воду, где с каждым метром, равносильным одной секунде, давление увеличивалось в геометрической прогрессии. Перед глазами проносились цвета, похожие на солнечные блики. Разноцветные и яркие, ослепительно яркие. До боли. Пять. Сердце разрывалось от боли. Но её было так много, что становилось невыносимо. Восемь. Он тонул, задыхаясь. Девять. Отчаянные крики разрывали нутро, требуя выхода. Столько метаний и сомнений. И Ёнджэ знал, что это всё значит. Он научился понимать, хоть и не так много. Десять. Резко вдохнув и раскрыв глаза, Джэ убрал руки, вскинув их вверх и боясь шелохнуться. Сколько он здесь бывал, он ни разу не касался никаких предметов, кроме ручки, что носил с собой. Бумагу ему всегда давал доктор, предупреждая заранее, что её никто больше не трогал и ничто её не касалось, кроме печатного станка, на котором были изготовлены тетрадь или альбом. И он уже пожалел, что послушался врача сейчас. — Поэтому ты не можешь отсюда выйти, — вдруг ответил на его вопрос мужчина, придвигая к нему эту самую бумагу. — Продолжим.

***

Ёнджэ проснулся ближе к утру, сонно протирая глаза и осматриваясь. Не проспал. До рассвета ещё было достаточно времени. Встав с матраца, заправленного неприметной простыней, он подошел к окну, ловко дёрнув за ручку балконной двери и не задев шторы. В комнатку ворвался свежий ночной воздух, тут же раздувая белоснежный шифон и забираясь под его одежду, щекоча нежную кожу. Джэ передернулся, разворачиваясь к балкону спиной и отыскивая в темноте помещения свои вещи. Взял небольшую сумку, пряча туда запасной комплект одежды и свою тетрадь вместе с ручкой и баночкой чернил. Обувшись, натянул поверх рубашки толстовку, перекинул через плечо сумку. Ещё раз оглянулся, зацепляясь взглядом за шторы. Ветер раздувал их, даря им легкость. В комнате становилось немного прохладно. Когда выглянет солнце, Ёнджэ уже вернется назад, а здесь будет снова тепло и более или менее уютно. По стенам вновь будут скакать солнечные зайчики, задерживаясь на его коже и отдавая свою заботу. Захлопнув дверь, он бегом спустился по лестнице, преодолевая этаж за этажом, пока не оказался внизу. Остановившись у двери, отделяющей лестничную клетку от холла, он залез в сумку, вытаскивая оттуда что-то отдаленно напоминающее щипцы. Зацепил их за ручку двери, открывая её и осторожно и довольно ловко выскальзывая наружу. За полгода он привык вот так избегать нежелательных контактов. На все вопросы окружающих он отвечал просто — мизофобия. Так и выживал. Сложнее всего приходилось с одеждой. Её было не так просто найти, не испытав чудовищного кошмара. Таким же образом преодолев холл и оказавшись на улице, Ёнджэ спрятал щипцы, натянул на голову капюшон и двинулся в сторону Манхэттена. Он слишком рисковал, идя вот так, в открытую, так ещё и в сторону штаба ФБР. Они знали, когда его искать. И наверняка догадаются, где. Тут был лишь вопрос времени. Он скрывался уже полгода, ни разу не напоровшись на агентов. И сегодня он здорово рисковал угодить обратно. В ту же ловушку системы. Но для того чтобы скрыться и выжить, ему была необходима система. У него не было выбора. Все возможные для человека варианты всегда восходят к одной точке — к системе. К её механизму. Став кем-то отличным от обычных деталей, ты становишься заложником системы. И у тебя не будет выбора в этом десятке вариантов того единственного, который выйдет за рамки механизма и предоставит тебе спуск с полки с часами. А уйдя из одной системы, всегда можно угодить в другую — такую же слаженную и нерушимую. Чтобы полностью воспользоваться всеми вариантами, тебе необходимо как минимум сломать то, в чём не существует прорех. Не существует бракованных деталей. И даже если ты и есть эта самая деталь, тебя не существует. Ты в системе. Система сломает тебя, заменив нормальной деталью, предварительно найдя с твоей помощью таких же, как ты. У таких, как он, есть один вариант — найти их первыми. Ёнджэ остановился у одной из высоток, оглядываясь по сторонам, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. На улицы уже высыпали люди, причиняя ему неудобства. Он опасался одного — что не сможет вернуться назад, не столкнувшись с кем-либо по дороге. Любое прикосновение, даже самое мимолетное, оставит на нём след. И не всегда эти следы бывали приятными. Удостоверившись, что за ним нет слежки, он перешел улицу, заходя в здание и поднимаясь по лестнице. Он снова сжимал в пальцах щипцы, попутно цепляя ручки дверей и отворяя их перед собой. Поднялся на нужный этаж, негромко постучав по двери кончиками этих же щипцов. Через несколько минут дверь отворилась, являя парню удивленного мужчину в возрасте, с седыми волосами и густыми бровями. На нем был запахнут домашний халат, а глаза были сонными. — Простите, что разбудил. Не пригласите войти? — пролепетал Ёнджэ, криво улыбнувшись и нетерпеливо помявшись на лестничной клетке. Мужчина хмуро оглядел своего гостя, таки отворяя дверь пошире и отходя в сторону, чтобы парень мог без труда войти. — Тебя ищут, — выдал наконец мужчина после минутного молчания. Едва заметно дернулся куда-то в сторону, но осёкся, снова задерживая на нём взгляд. — Зачем ты пришел? — Вы должны мне помочь, — смело высказал Ёнджэ, прикусывая изнутри щёку, боясь быть преданным. Врач — тот психотерапевт, с которым Джэ на протяжении восьми лет проводил свои самые лучшие воскресенья. Самые лучшие, потому что это были единственные выходные, когда он мог по-настоящему отдохнуть. И со временем и эти четыре часа сеансов превращались в отдых. Потому что неизменное волей-неволей врезалось в память, призывая организм действовать на автомате. — Я ничего не должен тебе, Ёнджэ. Ты сбежал. — Я не мог больше сидеть там, — умоляюще взглянув на мужчину, Ёнджэ вздохнул, подбирая нужные слова. Он тщательно копошился в памяти, выискивая тот самый рычаг. То, чем можно было повлиять. — Пожалуйста, помогите мне. Я должен научиться справляться со своим даром. — Уходи, парень. Мне не нужны неприятности, — мужчина был непреклонен, указывая ему на дверь. Ёнджэ же, не сдвинувшись ни на сантиметр, смотрел ему в глаза, перебарывая в себе желание надавить. Нечестно и подло. Но у него не было выбора. Хуже уже не станет. — Ради вашей семьи, — дрожащий голос разрезал напряженную тишину, врезаясь в уши и ударяя набатом по слуху и сердцу. — Что ты знаешь? — Ничего, — он помахал головой, говоря правду. — Я не телепат. Я не вижу картинки. Я не знаю, что с ними произошло. Но я знаю все ваши чувства. Вы скучаете по ним. Вам больно. И вы отчаялись. Ёнджэ выговорил всё это на одном дыхании, резко замолкнув и на мгновение зажмурив глаза. Он смог. Он сказал это. Как делал всегда до этого с агентом Элис. Ничего нового. Лишь ситуация другая, и человек, не виновный ни в каких преступлениях. — Что ты хочешь сделать с моей помощью? — Научиться контролировать свои способности. Мужчина задумался, опускаясь на стул и скрещивая руки перед собой. Он рисковал. Ёнджэ догадывался, что отчасти и за федеральным психотерапевтом следили, полагая, что он может прийти к нему. Что он и сделал. Возможно, о них уже знают. Но ему нужна была помощь. — Я очень рискую. — Как и я, — мотнув головой, Ёнджэ вскинул руки, намекая на явную очевидность сказанного. — Больше не приходи ко мне в дом. Я сам приду к тебе. — Уотэр-стрит, 55, — сказал последним парень перед тем, как покинуть чужой дом. Раскрыв глаза, Ёнджэ уставился в потолок. Было ещё темно, солнце только-только выползало из-за горизонта. Ему по-прежнему снились сны. Каждую ночь он заново переживал все свои воспоминания. Это мучило его не хуже обычного рукопожатия. Но если к снам Ёнджэ уже привык, то ко второму – не выйдет. Он вздохнул, уже привычно быстро вставая со своей импровизированной постели и собирая сумку. Сегодня ему нужно было наведаться в круглосуточный супермаркет неподалеку и купить немного продуктов. По обычному своему маршруту он пересёк улицу, оказываясь у супермаркета. Вошел внутрь, проходя мимо стеллажей с полками и выбирая самое необходимое — непортящееся, недорогое и как можно более питательное. О здоровой пище речи пока даже не шло. Поскитавшись мимо полок некоторое время, он набрал всё, что ему было нужно, решив заглянуть еще в один отдел. Обогнув несколько рядов, он остановился у полок с различными журналами, разглядывая обложки. Мода, музыка, порно, эротика, политика, финансы и экономика. На любой вкус и возраст. Он осмотрел все полки, найдя, наконец, то, что искал. Медицина. Ёнджэ перебирал в голове все свои доступные варианты. Десяток вариантов, возможно, ещё десяток незримых вариантов исхода, начала всего. От какого-то одного варианта пошла его жизнь, игнорируя все развилки, которые встречались на пути, пока он не свернул в сторону. Система делала выбор за него, восстанавливая бракованную деталь и используя её в своих целях. Но была ли эта деталь бракованной с самого начала? Или он — просто плохая составляющая, ускоряющая ход секундной стрелки на несколько миллисекунд? Схватив журнал с полки, Ёнджэ развернулся назад, роняя бумажное издание из рук. Всё тело охватила боль, вынуждая Джэ упасть на колени. Прокричать. Зажмуриться и погрузиться под толщу ледяной воды. Хватать ртом воздух, вместо него поглощая лишь воду. Поглощая лишь боль. Неожиданно сменившуюся радостью. Восторгом. Трепетом. Чужие чувства. Непостоянные и противоречащие времени и пониманию. В душе Ёнджэ пролетел ещё один прожитый вариант чужой жизни. И он не мог ошибаться. Он уже переживал этот вариант. Изо дня в день. Снова и снова. Четырнадцать. Ёнджэ раскрыл глаза, резко и шумно втягивая ртом спасительный воздух. Живо одёрнул руки, отпихивая от себя незнакомца, который, кажется, что-то говорил. Джэ пытался отдышаться, распластавшись на полу и судорожно стягивая с рук тонкие тканевые перчатки. Несколько раз согнул и разогнул кулаки, возвращая пальцам чувствительность. Кончики покалывало от лёгкого онемения. Наконец придя в себя, он поднял голову, сталкиваясь взглядом с молодым парнем, склонившимся над ним. Его губы шевелились, что-то выговаривая. — ...в порядке? — донеслось до слуха Ёнджэ словно через толщу воды. Словно он ещё не до конца выплыл на поверхность. — Парень, ты в порядке? Ты весь вспотел. Тебе плохо? — незнакомец потянулся к нему рукой, пытаясь добиться от него ответа. Но Джэ лишь испуганно отодвинулся, уставившись на его руку. Аккуратная небольшая ладонь с длинными ровными пальцами. Кожа светлая, но чуть темнее, чем у самого Ёнджэ. Этот парень часто бывал на солнце. Он знал это из его чувств. Тепло, исходящее от него, было таким сильным. — Слушай, я врач. Я могу осмотреть тебя, — снова донесся голос. Довольно приятный. На удивление громкий. Ёнджэ скривился — слух вернулся, наваждение ушло, чувства снова припрятаны под коркой памяти. Врач. Поэтому он оказался за спиной у Джэ, когда тот брал медицинский журнал? — Ну так что? — ещё один вопрос, уже чуть спокойней и с ноткой облегчения в голосе. — Нет, простите. Со мной всё в порядке, — спешно промямлил Ёнджэ в ответ, попытавшись встать с пола. Навстречу ему раскрылась та же аккуратная ладонь, видимо, предлагая помощь. Ёнджэ, проигнорировав этот жест, поднялся на ноги, попутно схватив отлетевший в сторону журнал. — Что с тобой было? Может, я все-таки могу чем-то помочь? — незнакомец обеспокоенно заглянул ему в глаза, больше не делая попытки коснуться. Ёнджэ взглянул на него в ответ, с интересом разглядывая лицо своего двухлетнего таинственного визави. Он и не подозревает... как хорошо Ёнджэ его знает. Но не всё. Он знает не всё. Этот парень все равно оставался для эмпата загадкой. — У меня... — выдавил Ёнджэ, продолжая с интересом пялиться на его лицо. Мягкие черты, щеки с такими большими на их фоне полными губами, — мизофобия. Вы коснулись меня. — О, прости. Значит, я виноват в приступе? — взволнованно просмеялся незнакомец, понимая свою ошибку. Хотя этот смех был скорее вызван чувством вины. Или малой дозой разочарования в себе и своих врачебных навыках. — Ещё и врачом называюсь. Какой стыд. Прости ещё раз. — Да ничего. Всё прошло, — на автомате выпалил Ёнджэ, невольно поддаваясь этой очаровательной улыбке. — Слушай, может, я могу чем-то помочь? — незнакомец предпринял ещё одну попытку загладить свою вину, безоружно улыбаясь, словно эта улыбка могла бы пронять кого угодно. А Ёнджэ поддавался, понимая, что его проняла. Этот парень слишком дружелюбен. И это ему вредило не раз. — Разве что только покупки на кассе оплатить, — в шутку предложил Ёнджэ, срывая со своего лица любое напоминание об улыбке. Чересчур дружелюбен. Врач рассмеялся в ответ, видимо, принимая его шутку за шутку. Парадоксально. — Спасибо за беспокойство. Я спешу, — Ёнджэ обогнул парня, стараясь не задеть его по случайности. — Я точно не могу ничем помочь? — крикнул парень вслед. Ёнджэ остановился, задумчиво повернулся, взглянув на незнакомца. Высокий, худощавый. Необычайно красивое лицо. Он вспомнил испытанные им десять минут назад эмоции. Спустя два года этот парень нашёлся. — Вы не продавали два года назад белые занавески? — спросил вдруг Ёнджэ, вгоняя парня в смятение. — Забудьте. Эмпат отвернулся, направившись на кассу и оставив парня обдумывать услышанное. Рассвет близился. Скоро здесь будет значительно больше людей. — Центральная. Я работаю в центральной клинике, — крикнул ему вслед незнакомец, все ещё надеясь чем-то отплатить. Чувство вины его будет тревожить, похоже, очень долго, если они вот так разойдутся. — Центральная, — шёпотом повторил Ёнджэ, скрываясь за соседними рядами. — Неужели это ты? Хозяин моих белых занавесок. Или просто система дала сбой?