Эмпат

Сегодня ему не спалось. Совсем. Новое место не давало ему отключиться от насущного и погрузиться в царство снов. Даже несмотря на то, что диван был относительно удобен, и никакие чувства и эмоции предыдущих жильцов его не беспокоили, он за всю ночь так и не сомкнул глаз. Вот уже третьи сутки его режим переворачивался с ног на голову. Устало потянувшись, Ёнджэ поднялся с дивана, присаживаясь на самый край и склоняясь ниже, опираясь локтями о колени. Сомкнул кисти, упираясь ими в подбородок. Взгляд устремился в стену напротив, обои на которой в раздражающий цветочек явно не убаюкивали. Потому что он пялился в них всю ночь. Совершенно не было сил, чтобы куда-то двигаться, что-то делать и о чем-то думать. Да и выйти он не мог без угрозы для своей свободы. Вставая с рассветом, он принимался за одно и то же занятие, прерываясь лишь на обед да на сон, когда он таки смаривал его измотанное тело, вытесняя разум на периферию. Три дня назад он так и не добрался до Дэхена. Он даже не вышел за дверь. Не смог. В конце концов, что он ему скажет? «Привет, Дэхен. Я знаю, кто ты»? Да и после утреннего прощания идти к нему снова не хотелось вдвойне сильней. У него было столько вопросов. И ни одного ответа. И все эти прошедшие три дня он не мог свыкнуться с мыслью, что они не просто связаны загадочными занавесками, что их связывает одно — их общий дар. И Ёнджэ просто разрывали чувства изнутри. Настолько разрывали, что он так и не коснулся этих штор ни разу. Отчего-то всё это казалось ему такой глупостью. Живущий обычной жизнью эмпат и другой, стремящийся к этому же эмпат. Была в этом какая-то злая шутка судьбы. Или не судьбы вовсе. Может, так система над ним подшучивает. А может, его собственное подсознание. Он до сих пор помнил, насколько могут быть пусты эти самые шторы, пряча от него все эмоции. И насколько он к ним привязался. Ёнджэ прочувствовал в этом доме всё до последней пылинки. Каждую вещь, которая не принадлежала ему, а досталась с квартирой минимум на два месяца. Он пережил столько эмоций и чувств, что череп едва ли не трещал по швам, грозясь выпустить всё это наружу. Баночка с таблетками постепенно пустела, сердце негромко стучало, скорее постукивало, изредка давая о себе знать. Его разрывало изнутри сомнениями и противоречиями. Он был загнан в собственную ловушку, а ключ собственноручно вручил системе, и теперь оставалось только терпеть. Он не знал, сколько еще все это будет продолжаться. Убегать, скрываться, быть начеку, не иметь и малейшей возможности жить нормально: иметь постоянную работу, а не подработки, на которых он мог бы чувствовать себя относительно безопасно, иметь друзей, семью, в конце концов. Он чувствовал, как постепенно теряет стойкость и самообладание. Как ему хочется погрузиться в те чувства, что полностью заполнили его изнутри за столько лет. Как ему хочется показать всю свою силу, а не быть таким жалким и трусливым. Он злился. На них, на себя, на весь мир за то, что они сделали его таким, за то, что он сам не может ничего сделать. Не может измениться или изменить их. А возможно, может. Но просто боится. И это злило в разы сильней. Ёнджэ подтянул ноги под себя, откидывая голову назад и ударяясь затылком о твердую спинку дивана. Слепо уставился в потолок, не видя перед собой ничего. Он устал от всего этого. Он устал так жить. Но и смерть была для него не выходом. То чувство справедливости и обиды, которое до сих пор кричало в нем, не давало так просто выйти из системы, не оставив после себя ни единого следа. Ни документов, лежащих на тумбочке, для дотошных полицейских, которые бы нашли его. Ни друзей, которые бы помнили о нем. Ни семьи, которая бы любила его. Ни-че-го. В такие моменты, когда он думал о своей жизни, даже злость куда-то испарялась, оставляя место подавленности. Или он должен доказать им, что не слаб... Или просто... всё бросить. Третьего было не дано. Слишком много внутри противоречий и сомнений. Как же жаль, что сейчас он склонялся к последнему. Он устал. Так сильно устал. Ёнджэ накрыл лицо руками, кривясь в отвращении к себе и своей жизни. Даже не может нормально спать. Где-то по городу, всего в нескольких кварталах от него, его ищут. Круглосуточно. Он не мог отмести и того варианта, что его могут поймать в любой момент. Что в любую секунду сюда ворвутся люди с оружием и просто коснутся его своими руками, заводя их за спину и надевая наручники. И никому из них в голову не придет, что Ёнджэ может попрощаться с жизнью, если будет чувствовать их больше двадцати секунд. Потому что двадцать секунд — это всё, чего он смог добиться. И он жалок. Невероятно жалок с этими двадцатью секундами, когда кто-то такой же, как и он сам, живет обычной жизнью. Ёнджэ встал с дивана, подходя к окну и замирая в нескольких сантиметрах от штор. Вскинул руку, не осмеливаясь коснуться их. Отчего-то становилось противно. Он так долго пытался понять, что же в этом человеке такого, а теперь, узнав, не хотел видеть его, а уж тем более чувствовать. Но ведь нужно было задать вопросы? По крайне мере один — «как?». Какую бы сильную зависть он к нему ни испытывал или как бы сильно ему не было тошно от самого себя, он должен был узнать его правду. Потому что он должен знать способ. Чтобы уцепиться за шанс стать нормальным, он должен пойти к нему и спросить напрямую. А Дэхен должен ему ответить. Но касаться их он по-прежнему не хотел. Слишком велико потрясение. Слишком сильны собственные чувства. Стиснув зубы, Ёнджэ мгновенным взмахом руки сжал ткань и дернул вбок, сдирая занавески с гардины и швыряя их на пол. Ткань беззвучно легла на пол. Гардина треснула, чуть отойдя по краям от потолка. Старые прищепки прошлись зубцами по кромке штор, чуть разорвав их и оторвавшись вместе с ними, падая с глухим звоном. Он подошел к окну, проигнорировав последствия секундной ярости. Раскрыл его, впуская холодный утренний воздух. Вдохнул глубоко полной грудью, тут же выдыхая и облокачиваясь на подоконник. Улица заиграла красками перед глазами, немного успокаивая и даря какое-то странное взбудораженное спокойствие. Словно в один миг он может сорваться и побежать, а пока просто стоял и завороженно смотрел вниз. Оторвавшись от подоконника, он метнулся вглубь комнаты, как можно быстрее натягивая на себя брюки и толстовку. Схватил со стола баночку, высыпая на ладонь несколько таблеток. Секунду помявшись, оставил только одну, пряча остальные назад и запивая эту водой. Взял с собой немного мелочи, что осталась с последней подработки, и покинул квартиру, закрывая ее на ключ. Выйдя из подъезда, Ёнджэ накинул на голову капюшон, осматриваясь по сторонам. Чувство тревоги не покидало, давя на разум и заставляя как можно внимательней осматриваться и не пропускать мимо себя ни одного подозрительного субъекта. Ну хоть это у него получалось. Когда можешь чувствовать за несколько сотен метров вокруг, все проблемы, казалось бы, должны испаряться. Кроме вреда собственному организму. Но сейчас он должен был пользоваться тем, что умел лучше всего — чувствовать. Ёнджэ знал, что рядом с домом Дэхена, где его видели в последний раз, его будут искать больше всего. Но где еще его найти, не знал. Если его не будет в больнице, он сможет уйти оттуда или спрятаться там. Но если он придет к нему домой, а его там не будет, он сможет спрятаться в случае погони только на крыше. А с крыши был только один запасной выход. И он Ёнджэ не нравился. Поэтому, глубоко вздохнув и раскрывшись для новых ощущений, Ёнджэ быстрым шагом рванул в сторону центрального госпиталя, надеясь увидеть Дэхена там и успеть спрятаться, пока его не нашли. Он шел очень быстро, перебирая ногами и то и дело сжимая и разжимая ладони. Кожей он непривычно чувствовал дуновения ветра, скользящее между пальцами и ускользающее дальше, к кому-то другому. Он не надел перчаток, оставив их дома. Слишком заметно. Только неизменная толстовка с капюшоном да устремленный сквозь толпу взгляд, прикрытый длинной темной челкой. Он старался дышать так же быстро, входя в один темп с шагами. Два шага — вдох, два шага — выдох. Снова два шага. Короткий вдох. Вокруг было столько разных чувств. Они, смешиваясь, невообразимым потоком пролетали сквозь него, оставляя на дне сознания тысячи разных оттенков десятка цветов. Он судорожно выискивал среди них нужный ему цвет, стараясь заметить любое подозрительное упоминание о нужном чувстве. Собственные шаги казались поразительно медленными, отчего он едва не срывался на бег, еще быстрее пронизываясь через яркую разноцветную стену. Он шел по прямой, вдоль дорог по тротуарам, сворачивая только по главным дорогам и ни разу не задумываясь срезать путь через подворотни. Здесь было значительно больше людей, а значит, больше шансов скрыться в толпе. И больше шансов умереть, не дойдя. Всего квартал до больницы. Ёнджэ судорожно хватал воздух носом, чувствуя, как дышать становится невозможным. Открыл рот, вдыхая еще активней. Шмыгнул носом, ярко ощущая в горле привкус крови. Несдержанно выдохнул, прикладывая пальцы к носу и замечая на них алую жидкость. Скривился от испуга, еще больше ускоряя шаг и уже практически добегая до крыльца больницы. Спиной он чувствовал тот самый оттенок, который искал от самого дома до крыльца. Ярче и ярче. Сильней. Секунды плавно утекали, ускоряясь и уже не показывая ему свои составляющие. Теперь, оказавшись внутри, он явственно чувствовал, что бежал все это время на бешеной скорости. Что из носа течет кровь, а в горле стоит ее металлический привкус. Широко раскрытыми глазами, он обвел весь холл, тут же срываясь в сторону лифта, ведущего на другие этажи. Стараясь не касаться других людей, он рванул по коридору, мимо лифтов, стараясь найти хоть какую-нибудь возможность спрятаться. В какой-нибудь палате. В какой-нибудь комнате. Хоть где-нибудь. Он добежал до конца коридора, разворачиваясь лицом к холлу. Врачи, медсестры, пациенты, посторонние люди. Ничего. Нет того оттенка. Но он ощущал его так отчетливо. Напоровшись спиной на дверь, он дернулся, отворачиваясь от холла. И в эту же секунду дверь раскрылась, а оттуда вышел мужчина в темно-зеленой врачебной форме. Он держал в руках планшет, записывая что-то на бумаге. Ёнджэ шумно выдохнул, застывая перед ним в тот момент, когда он поднял голову. — Ёнджэ? — мужчина в удивлении и растерянности окликнул Ёнджэ, но большего сказать не успел, как его стиснули в крепких объятиях и тут же развернули спиной к холлу. Ёнджэ шумно дышал, прижимаясь всем телом к Дэхену и пряча лицо в изгибе его шеи. Наверняка запачкав кровью и напугав доктора не на шутку. Но в какой-то миг его спины коснулись руки Дэхена, прижимая его к себе еще сильней. А Ёнджэ тем временем плавился от исходящего от Дэхена тепла. Оно было таким сильным, что обжигало его, заставляя потеть и пытаться выбраться. Но он не слушался своего тела, прижимаясь к нему и несдержанно выдыхая в шею. Прикрывая глаза и ощущая, как неприятные оттенки уходят прочь, вытесняемые теплом его визави, а перед глазами так ярко и солнечно, что уже ничто не кажется для него столь важным. Только этот мужчина, обнимающий его в ответ, уже ставший его другом. Планшет с ручкой давно упал на пол, глухо ударяясь о плитку пола. Но долго он так простоять все равно не мог, как бы ни хотелось. То ли нос совсем забило кровью, которая не хотела останавливаться, то ли легкие свело страхом и болью. Но дышать становилось катастрофически сложно. Он отпрянул от Дэхена так же резко, как прижался полминуты назад. Поднял на Чона взгляд, замечая что-то на грани ужаса в его глазах. Поднес пальцы к носу, тут же испуганно вжимая шею в плечи и пряча лицо. Кровь тонкой струйкой стекла по носогубной складке, запачкав губы и ворвавшись в его рот своим терпким привкусом. Он облизал губы, убирая пальцы от лица и смотря на них. Красные, как знак опасности. И только для Ёнджэ красный никогда не был знаком опасности. Скорее доказательством чувства наивысшего удовольствия. Наивысшего наслаждения. Счастья. Не успев додумать свою мысль до конца и усмехнуться ей напоследок, он ощутил сильное прикосновение к своему плечу, вновь вернувшее ему тот жар. В это же мгновение его утянули в ту самую комнату, из которой Дэхена вышел минуту назад. Грубо отволокли вглубь комнаты, усаживая в кресло и одним взглядом заставляя смиренно сидеть без движения. Что Ёнджэ и сделал. Дэхен порылся в высоком, до потолка, шкафчике, возвращаясь к Ёнджэ и опускаясь перед ним на корточки. Вытянул руку, держа пальцами кусочек ваты. Ёнджэ вздрогнул, когда пальцы Дэхена коснулись кожи, мягко стирая ваткой кровь. — Я не буду спрашивать, почему, — проговорил вдруг Дэхен, стерев кровь и выкинув кусочек ваты в урну неподалеку. Вновь перевел на него взгляд, полный недовольства. — Скажи мне только одно. — Что же? — после недолгой паузы спросил Ёнджэ, подталкивая Дэхена говорить. — Ты до конца честен со мной? — наконец выговорил врач, внимательно всматриваясь в медовые глаза. Ёнджэ чуть приоткрыл рот, собираясь ответить. Но, вспомнив причину своего риска, подавил желание выговориться, задав ответный вопрос. — А ты? — Я? — Чон непонимающе вздернул брови, поднимаясь на ноги, и, засунув руки в карманы, уставился на парня перед собой. Ёнджэ поднял голову, не сводя взгляда и смотря снизу вверх. — Ты ничего не скрываешь? — Что я могу скрывать? Я обычный врач... — Обычный? — Ёнджэ поднялся с кресла, подходя к Дэхену и всматриваясь в глаза. Взгляд невольно скатился к шее, к тому месту, куда он выдыхал, к тому месту, где теперь бросалось в глаза алое пятнышко. Ёнджэ, нахмурившись, подался вперед, касаясь кожи. Дэхен вздрогнул от прикосновения, поворачивая голову вбок и вжимая невольно шею в плечи, отчего Ёнджэ тут же одернул руку. — Кровь, — констатировал он в ответ на удивление в глазах врача. Дэхен, услышав это, отошел от него, подходя к небольшому зеркалу, висящему на стене. Наклонил голову, замечая след на шее. Вздохнул, оттирая кровь ватой. Обернулся к Ёнджэ, встречаясь с ним взглядом. — Давай начистоту? — Дэхен сделал несколько шагов, останавливаясь в метре от Ёнджэ и выжидающе смотря в его глаза. — О чем ты? — С каждой нашей встречей я замечаю в тебе всё больше странностей. Они не пугают. Но здорово прибавляют подозрений на твой счет. Я хочу знать, кто ты такой и что тебе нужно. Ёнджэ, минуту подумав, серьезно глянул в ответ, решаясь задать беспокоящий его вопрос и наконец приоткрыть карты. Возможно, это его шанс. Он не расскажет всё, но часть... вполне. Если Дэхен — такой же, он поймет его. — Тогда у меня условие. Дэхен приподнял брови, призывая договаривать. — Ты ответишь на один мой вопрос. Предельно честно, не соврав. — Идет, — кивнул Дэхен, отворачиваясь и принимаясь что-то искать. Потом, видимо вспомнив, уставил руки в бока и запрокинул голову, ругнувшись на выдохе. — У меня сейчас утренний обход. Потом моя смена заканчивается. Жди меня здесь. Ясно? — на последнем вопросе он повернулся к Ёнджэ, строго смотря в его глаза, пока тот не кивнул. После этого он вышел за дверь, оставляя Ёнджэ внутри своего кабинета. Поднял с пола упавшую планшетку с историей болезни, которую заполнял до столкновения с Ёнджэ, и направился в сторону лифта. Встав у его дверей, нажал на кнопку вызова, ожидая. Взгляд невольно скосился в сторону выхода, где слонялись люди в форме ФБР, что-то или кого-то разыскивая. Дэхен подозрительно нахмурился, внимательней вглядываясь в их сторону. После покосился на дверь своего кабинета, еще больше хмурясь. Стараясь не привлекать внимание, пошарился по карманам, выуживая оттуда ключ от кабинета. Медленно вернулся назад и, не обращая внимания на агентов, повернул ключ в замочной скважине три раза, закрывая дверь на замок. Вернулся к лифту, и двери раскрылись через секунду, впуская его внутрь. Нажав на этаж, где располагалось нужное отделение, он снова погрузился в историю болезни, игнорируя красные звоночки, намекающие ему на краю сознания об опасности вокруг себя. Закончив обход, Дэхен спустился на первый этаж и подошёл к своему кабинету, вставляя ключ в замочную скважину. Но не успев повернуть его, то ли к счастью, то ли наоборот, он услышал, как его окликнули, и, повернувшись, увидел одного из тех агентов, снующих по больнице. — Да? Я могу вам чем-то помочь? — откликнулся Дэхен на короткое «извините», полностью поворачиваясь к мужчине перед собой. Хорошо ли это или же плохо, но Дэхен нарочно старался говорить громче, помня о том, что внутри его ждет Ёнджэ. И если искали его, в чем Дэхен почему-то уже переставал сомневаться, то у него будет время по крайней мере спрятаться в шкаф с одеждой. Он был небольшим, но тем не менее такой хрупкий парень, как Ёнджэ, туда бы поместился. — Вы не встречали здесь парня, похожего на этого? — агент всучил Дэхену в руки фотографию, с которой на него смотрел парень чуть моложе Ёнджэ, но до безобразия на него похожий. Словно это фото было сделано несколько лет назад. Чон нахмурился, поджимая губы. Выходит, Ёнджэ искало ФБР. Но зачем? Скосив взгляд на агента, ожидающего ответа, Дэхен глубоко вздохнул, делая вид, что все это время вспоминал всех, кого видел за это утро в больнице. — Кажется, когда я шел на обход, я видел кого-то похожего. Но не разглядел, к сожалению. На нем был... капюшон? Кажется. Я не уверен. Простите, — Дэхен, состроив профессионально сочувственное лицо, вернул агенту фотографию. — А вы не помните, куда он направлялся? — попытав удачу, задал еще один вопрос агент. Дэхен вскинул руки, пробежав взглядом по коридору, вертя отрицательно головой. — В сторону выхода, — проговорил Чон, тут же видя, как мужчина подносит рацию ко рту, разворачиваясь и спешно уходя прочь. Вдогонку Дэхен уловил короткое «он ушел», брошенное собеседнику на том конце линии. А в голове Дэхена билась лишь одна мысль: «Что, черт возьми, происходит». Повернув ключ в замке и раскрыв дверь, Чон прошел внутрь, закрывая за собой дверь, опять же на замок, и оглядываясь. Внутри никого не было. И только тихий выдох сбоку стал доказательством того, что Дэхен не ошибся. — Ты слышал? — проговорил Дэхен, не смотря на парня и проходя вглубь кабинета. — Я объясню, — выдавил из себя Ёнджэ, отлипая от стены и стараясь немного успокоиться. Если Дэхен не сдал его сейчас, значит, у него был шанс, что тот его примет и не позвонит в полицию. — Ты уж постарайся, — положив на стол планшетку, Дэхен повернулся к Ёнджэ, наконец заглядывая в его глаза. Ёнджэ, выдохнув, постарался взять себя в руки. От Дэхена так и несло злостью. Он был не в самом лучшем расположении духа. А теплом от него больше не веяло. Становилось только холоднее. И с каждой секундой его молчания Ёнджэ всё меньше ощущал его. Словно Дэхен просто пропадал из поля его зрения и возможностей. Что не могло не удивлять еще больше. — Только сначала ответь на мой вопрос, — выдал Ёнджэ, тут же вздрагивая. Сердце пропустило удар, устремляясь вскачь. Но уже не от чувств, что он испытывал, не от волнения, охватившего все его тело и сковавшего разум. А от пустоты, которая была вокруг Дэхена. Он не чувствовал его. Совсем. — За сегодняшнее утро я спас тебя от ФБР два раза, — тем временем начал Дэхен, сердито сверля его взглядом и не замечая растерянности и испуга в глазах Ёнджэ, — и что-то мне подсказывает, что набросился ты на меня тоже не случайно. Ёнджэ с трудом сглотнул, чувствуя, как в горле застрял комок, со всеми его выводами и доводами вместе взятыми. Он думал только о том, что рядом с Дэхеном поразительно пусто и холодно. Что если бы не окружающие их снаружи люди, попадающие под действие его способностей, он бы подумал, что он нормальный. Но вместо этого он думал лишь о том, что это явно какой-то сбой. Но система не дает сбоев. — Моя смена закончилась, — проговорил Дэхен, заметив заминку. Ёнджэ заметно поменялся в лице, смотря на него странным взглядом. Таким, что испуг теперь промелькнул в глазах Дэхена. — Мы можем спокойно поговорить здесь. Выходить на улицу тебе сейчас совсем не вариант. Так что задавай свой вопрос. А потом, — предупреждающе прищурился, — ты расскажешь мне всё, что скрываешь. И только правду. Без увиливаний. — Хорошо, — выпалил в ответ Ёнджэ, отчего Дэхен немного смягчился, но тем не менее продолжил сверлить рассерженным взглядом, поджимая полные сухие губы. Ёнджэ глубоко вздохнул, абстрагируясь от окружающих его эмоций. Закрылся от них, фокусируясь лишь на Дэхене. Но по-прежнему не чувствовал ничего. Только какую-то холодную пустоту и ни толики того тепла, что он излучал дни и ночи напролет. — Что я чувствую? — Ёнджэ проговорил свой вопрос на выдохе, тут же застывая в ожидании ответа. Дэхен, раскрыв рот, посмотрел на него, как на идиота, по всей видимости мысленно прокручивая слова. Вдруг ему показалось. Но нет, ему не показалось. Вопрос звучал предельно четко и просто. Три слова. Три коротких слова. — Мне-то откуда знать? — задав очевидный вопрос, Дэхен уставился на него еще более удивленно, едва не забыв, о чем изначально шла речь. — Ты обещал говорить правду, — настоял Ёнджэ, мгновенно похолодев от ответного взгляда. — Ты издеваешься?! — потеряв терпение, вскрикнул Дэхен, тут же осекаясь и бросая взгляд на дверь. Снова взглянул на Ёнджэ, вздыхая и уже более спокойно продолжая: — Ёнджэ. Я хоть и добрый, и все это время я был добр к тебе, но это уже ни в какие рамки. Либо ты говоришь всю правду, либо я открою эту чертову дверь и наберу 911. Выбирай. — Ты эмпат, — услышав о полиции, Ёнджэ тут же выпалил всё, что было в мыслях. Но Дэхен, вместо того чтобы удивиться или как-то по-другому отреагировать, рассердился еще больше. — Снова ёрничаешь? — Ты что, даже не знаешь? — пришел черед Ёнджэ удивляться еще больше. — Да о чем ты, черт возьми?! — снова сорвался Чон, уже окончательно теряя терпение. Он хотел слышать правду, но Ёнджэ снова заговаривал ему зубы, увиливая от ответа. — Ты эмпат. Как я, — ответил Ёнджэ, опуская плечи. Усталость так не вовремя наваливалась, вышибая из сил. — Не говори, что не знаешь. Я не поверю. — Ёнджэ, я знаю, что такое эмпатия, но... причем здесь я? Во мне нет и доли... — Дэхен внезапно стих, уже тише договаривая, словно понимая что-то, — сочувствия. — Ты что, жил с этим, ничего не зная? — С этим? — удивленно переспросил Чон. — Ёнджэ, сочувствие и сопереживание заложены в каждом человеке. В ком-то больше, в ком-то меньше. Если ты так рассуждаешь, то эмпатию можно применить на каждого в этом мире. Чем я выделяюсь из этой массы? — Тогда что же это?.. — пораженно прошептал Ёнджэ себе под нос, вскидывая руки и накрывая ими лицо. Вплел пальцы в волосы, взлохмачивая их, словно так мог бы заставить мозг работать быстрее. — Я не знаю, зачем тебе это, но я ответил на твой вопрос. Теперь твой черед, Ёнджэ. Я жду всей правды, — немного тише проговорил Дэхен, стараясь не обращать внимание на его растерянность. Ему нужны были ответы, так или иначе. Ёнджэ сомкнул ладони вместе, переплетая пальцы. Покосился на дверь позади, снова возвращаясь к Дэхену. Выбора не было совсем. Лучше Дэхен, чем четыре стены и седативные на ужин. — Я эмпат, — проговорил совсем тихо. — Это я уже слышал, — поторопил его Дэхен, скрещивая на груди руки и упираясь ягодицами о край стола. Выжидающе смерил взглядом, приготовившись узнать наконец всё. — Тогда слушай дальше. И Ёнджэ набрал в легкие побольше воздуха, принимаясь за рассказ. Ведь рассказывать придется много. — Так значит, ты эмпат, — Дэхен скептически посмотрел на Ёнджэ, скрестив руки на груди. Ёнджэ кивнул, смотря ему в глаза и с еще большим непониманием пытаясь хоть что-то узнать по теплу, исходящему от Дэхена и теперь разливающемуся по всему его телу. — И ты можешь узнать чужие чувства одним прикосновением? — еще более скептический взгляд уже наполовину с усмешкой. Ёнджэ, поджав губы, кивнул, продолжая сканировать его взглядом. — За всю жизнь? — Ну, — Ёнджэ помялся, вдохнув, после протянул на выдохе, — с этим всё сложно. — То есть, не можешь? — Могу. Но это слишком трудно для меня. Дэхен неверяще смотрел на парня, видимо, пытаясь сообразить, в какой момент Ёнджэ начал над ним откровенно издеваться. Ведь весь этот рассказ... на вид был чистейшей воды глупостью. Ну или бредом умалишенного. — Ты думаешь, это смешно? — вновь начиная закипать, Дэхен выпрямился, подходя ближе к Ёнджэ. Тот попятился на несколько шагов назад, избегая случайного контакта. У него совершенно не было на это сил. Он до сих пор ощущал запах крови, а в горле стоял ее терпкий привкус. — Ты думаешь, я шутил? — переспросил Ёнджэ, хмуро зыркнув в ответ на яро сочащийся из Чона скепсис. — Всё это больше чем похоже на шутку. — Я могу доказать, — вдруг быстро пролепетал Ёнджэ, наконец понимая, что та пустота, которую он ощущал вот уже полчаса, бесследно исчезла. И знакомое тепло всё больше окутывало. Всё неверие Дэхена обрушилось на Ёнджэ как снег на голову. Дэхен не верил ему. Совсем. — И тебе, конечно же, нужно до меня дотронуться, — саркастично усмехнувшись, всплеснул руками Дэхен, но увидев ответный кивок, немного растерялся. — Ты что, и правда хочешь это сделать? А как же твоя фобия? — он замолчал на мгновение, мысленно связывая все концы в один узел. — Никакой фобии нет, — проговорил Чон чуть тише, отворачиваясь от Ёнджэ на секунду. — Нет, Дэхен, — ответил Ёнджэ еще тише, пряча руки за спиной от вдруг повисшего в воздухе чувства неловкости. — Ты все еще не рассказал мне, зачем ты нужен ФБР. Из-за чего они тебя разыскивают? — Сначала я должен доказать тебе, — надавил Ёнджэ, откладывая ответ на самый важный вопрос на потом, но Дэхен был непреклонен. — К черту, — вскинув руки, он прервал Ёнджэ, поворачиваясь к нему спиной. В этот же момент Ёнджэ ощутил, как вместе с ним от него отворачивается и тепло. Исчезая, растворяясь в воздухе и не оставляя после себя ни следа. Вновь пустота, вновь отголоски злости и раздражения на дне хрусталика, взметающиеся вокруг своими цветами. Темными и холодными, словно распростертый впереди океан, доходящий до горизонта. — Ты кого-то убил? — повернувшись обратно, уставился на него Дэхен, задавая волнующий вопрос. Ёнджэ, закатив глаза, вздохнул. — Я не преступник, если ты об этом. Уж тем более никого не убивал и вряд ли стану, — ответил Ёнджэ, стараясь сохранять спокойствие. Но он не мог понять одного. Дэхен так просто исчезал из поля его возможностей, внезапно появляясь и исчезая вновь. И это, видимо, было как-то связано с его эмоциями. Только как? — А теперь... — Ёнджэ протянул руку к нему, выжидающе смотря в глаза. Дэхен склонил голову, сердито, но удивленно смотря то на его руку, то в глаза. Но, на мгновение отведя взгляд, все же подал руку в ответ, сжимая ладонь Ёнджэ. И Ёнджэ понял, что облажался. Он не чувствовал его, а значит, не мог доказать. Но почему? Как это связано? Какие это?.. Словно озаренный вспышкой познания, Ёнджэ взглянул в глаза Дэхена, складывая в уме все части мозаики. — Ты злишься, — выдохнул он немного радостней, чем хотелось бы. — Еще бы я не злился. Ты разводишь меня, как идиота, — едва ли не прокричал Чон от такой очевидности. Как можно не злиться, когда в лицо говорят ерунду, даже глазом не моргнув и ни разу не подумав, что вся эта ложь выглядит нелепо. Полная ерунда. И Дэхен видел это. Чувствовал. Крепко сжимал его ладонь, чувствуя, что всё это надувательство. А ладонь такая теплая… И прикосновение казалось таким привычным и знакомым. Оба выдохнули одновременно, тут же встречаясь взглядами. Ёнджэ улыбнулся, наконец вбирая в себя его тепло, но с каждым мигом улыбка сползала с лица, а сердце внутри ускоряло свой ход. Краски замелькали перед глазами, только было в них что-то такое, чего он не ожидал. Какой-то еле уловимый оттенок. Совсем незаметный. Дэхен вмиг одернул руку, вырывая ее из чужой хватки. Тепло тут же отступило, оставляя место привычной пустоте. Удивленно и немного растерянно Дэхен взглянул ему в глаза, сжимая ладонь, которой секунду назад чувствовал тепло его кожи. — Странное ощущение, — выдавил он, смотря на не менее удивленного Ёнджэ. — И? Что скажешь? — Ты боишься. — Да неужели? — прервав его, всполошился Дэхен, но тут же замолчал, когда Ёнджэ продолжил. — Ты заботишься о ком-то. О ком-то близком и любимом. Но этот кто-то не рядом, — Ёнджэ говорил тихо, но отчетливо, смотря куда-то сквозь Дэхена, будто заглядывал в самую глубь. Будто вошел в его душу и шарился там в поисках правды. — Ты всегда, с самого детства был окружен любовью и теплом, заботой. Поэтому ты вырос таким добрым? И помогаешь тем, кто в этом нуждается? Ёнджэ на какое-то время замолчал, моргнув и уставившись Дэхену в глаза. Тот застыл перед ним, пряча ладонь другой рукой и заставляя себя не сводить с парня взгляда. — Этот человек — твоя семья? — Ёнджэ меж тем добивал до конца, доказывая свои слова. В Дэхене было столько чувств, что казалось невозможным разглядеть их полностью. Каждый раз от Ёнджэ что-то ускользало. Но он безошибочно мог сказать, что в Дэхене очень много тепла и любви. Этот человек словно солнце — светился изнутри. Его душа светилась изнутри. И так притягивала к себе. И это чувство он мог безошибочно выделить среди сотни других. Он чувствовал его всего лишь несколько раз. Но оно такое яркое. — Ты чувствуешь всё в разы ярче, Дэхен. В разы сильнее. Не так ли? — ...допустим, — сказал Чон, желая выслушать до конца, но все еще не понимая. Ёнджэ, почувствовав уверенность, продолжил: — Когда ты с кем-то разговариваешь, ты чувствуешь, как себя вести? Как и что сказать? Потому что понимаешь. Хотя откуда бы, да? Но ты понимаешь и знаешь, каково это. — Это чувствуешь ты? — вкрадчиво поинтересовался Дэхен, понимая, что Ёнджэ вновь клонит в ту сторону. Что он такой же. Но Дэхен упрямо не хотел верить. Он чувствовал и понимал, но это ведь элементарное сопереживание? Просто он порой чересчур внимателен к другим. — И ты, — Ёнджэ покачал головой, неловко улыбаясь, словно открывал какую-то слишком интимную тайну, доверенную лишь ему. Казалось, что Дэхен даже не знает. И с каждой секундой Ёнджэ убеждался в этом всё сильней. Либо Дэхен самый обычный эмпат, либо Ёнджэ чего-то недопонимал. Но он все понимал. Он чувствовал. А чувства не обманывают. — Я не тот, за кого ты меня принимаешь, Ёнджэ. — Но ведь ты веришь мне? — спросил Ёнджэ с надеждой в голосе. Но Дэхен, отвернувшись, глубоко вздохнул. Видимо, собирался с мыслями. Воспользовавшись его заминкой, Джэ спросил: — Кто этот человек, о котором ты заботишься? — Заботился, — поправил его Чон спустя минуту молчания, посмотрев в глаза. — Он умер. Ёнджэ осекся, кожей ощущая, как воздух пропитывается болью. Внутри всё замерло, вмиг переворачиваясь. Столько боли и любви одновременно. Столько вины. — Уходи, — донеслось словно сквозь толщу воды. Дэхен упрямо отводил взгляд, сжимая за спиной ладони в кулаки. — Ты... — Уйди, — Дэхен сорвался с места, подходя к двери. Повернув ключ, раскрыл дверь, вставая у порога: — Сейчас же. Ёнджэ молча смерил его взглядом, понимая, что ошибся. Его не поняли и уж тем более не примут. А теперь, когда он разбудил в нем то, что он так хотел забыть, и подавно. Но главное было то, что он ему не верил. — Ты мне не поверил, — проговорил он тихо, почти шепотом, подходя к порогу и останавливаясь в нерешительности. Чтобы уйти и уже, вероятно, больше не вернуться. Он бы и хотел — настолько было обидно — но не мог. Дэхена был его надеждой. Единственной и последней. Последней надеждой на то, что есть еще выход. Дэхен молчал, лишь кивнул на дверь, чтобы Ёнджэ поскорее ушел, оставил его одного. Ёнджэ так же молча переступил порог кабинета, выходя в коридор. Дэхен закрыл за ним дверь, повернул ключ в замочной скважине, запираясь изнутри.

***

Ёнджэ обессиленно ввалился в своё новое укрытие, тут же падая на пол, едва успел запереть дверь. Сил не было. Он не чувствовал собственных рук, ног, перед глазами всё буквально плыло, а в мозге взрывались тысячи фейерверков. Только вот в отличие от новогодних или тех, что взмывали в небо на день независимости, эти не приносили чувства прекрасного, не завораживали, когда смотришь на них, стоя на балконе своей тихой скромной квартирки. Они причиняли боль. Потому что с каждым взорвавшимся фейерверком в его мозге умирали сотни клеток. В горле еще ярче встал привкус крови, и даже одежда была испачкана ею. Он из последних сил снова вытер рукавом кровь с губ, запуская руку в карман и выуживая оттуда телефон. За это утро он обнимал столько людей, сколько не обнимал за всю жизнь, трогал столько дверных ручек, столбов, поручней, да всего!.. Что только попадалось под руку... Чувствовал столько, сколько не ощутил за последние два года своей жизни. И он был готов умереть, лишь бы в его памяти не отложилось всё это утро до мельчайшей эмоции, едва заметной, но такой яркой. И прикосновения к Дэхену потускнели на фоне его пути до дома. Он чудом сумел не попасться. Практически ценой своей жизни. И сейчас, кажется, понимал, что не «практически». Он не был готов к такому. Набрав заученный номер, Ёнджэ прислонил телефон к уху, опустив голову на плечо и зажав так аппарат. Гудки врезались в слух, нервируя еще больше. Словно его слух в этой ситуации пострадал сильнее всего. Ему была необходима помощь врача. А в больницу соваться он не мог. А Дэхен... Его единственный шанс. В голове настойчиво вертелось, что Ёнджэ не ошибся. Что он был прав. Его единственный шанс не верил ему. Его визави предпочел прогнать. — Джим, — прошептал Ёнджэ спустя еще несколько секунд ожидания, уже практически теряя сознание. Темнота наступала раньше, чем ему бы того хотелось, — мне нужна помощь.

***

Сегодня светило ярко солнце, опуская на город душную осеннюю жару. Ни за что не скажешь, что приближается зима, пока не посмотришь на календарь. Ёнджэ нервно озирался по сторонам, смотрел куда угодно, лишь бы не на нее. Элис твердым шагом шла чуть позади, буквально в полшага отставая, чтобы видеть всю его фигуру и не дать возможности сбежать. Все-таки нацепить наручники на него она не могла. Он не был преступником, да и что бы подумали окружающие... В общем, это было бы слишком глупым решением. Они, как и все года до этого, молчаливо гуляли по шумному мегаполису, разглядывая прохожих, изредка заглядывая в какие-нибудь тихие местечки, типа того антикварного магазинчика, в который Ёнджэ занесло по великому любопытству. Она не сопротивлялась, позволяя мальчику бывать там, где ему угодно. Лишь бы не терялся из виду. Ёнджэ всегда предпочитал пользоваться такими возможностями отдохнуть от душной комнаты в штабе. Увидеть жизнь такой, какой она была ему недоступна. И с каждой такой вылазкой во внешний мир он все чаще начинал задумываться о том, что он мог бы попробовать. Рискнуть. Ведь он тоже человек. Почему и он не может иметь такую же жизнь? Для этого ему всего-то надо приручить свои руки. Приручить свои способности и свой мозг. Стать обычной тысячной в системе. И пусть мозг его работает на целую сотую, он ведь может и притвориться. Нужно только научиться. Он остановился на углу какой-то улицы, вынуждая остановиться и Элис. Она встала сбоку от него, вглядываясь в его профиль. Но Ёнджэ молча отвернулся, читая про себя указатель, висящий над дорогой. Угол двадцать третьей и сто десятой. Далеко они зашли в этот раз. Обычно прогулки ограничивались Манхэттеном и немного Бродвеем. Это позволяло Ёнджэ увидеть много всего красивого и не очень, но никогда не позволяло увидеть всю жизнь Нью-Йорка целиком. Как он вообще здесь оказался, Ёнджэ не знал. Точнее, не помнил. Ни как он родился, ни кто его родители, ни то, почему он оказался в ФБР. И почему он вообще оказался в Штатах. Он четко понимал, что его внешность немного отличается. Даже несмотря на то, что ему было всего пятнадцать. Он много учился в свободное от помощи ФБР время. Слава богу, такую возможность ему предоставляли. Видимо, не боялись, что Ёнджэ станет умным и сбежит. Были уверены в нем либо в своей системе безопасности. Но и Ёнджэ был в себе уверен. Как и в их системе безопасности. Как и в Элис, которая не теряла бдительности на улицах города. Она не умнела с годами лишь в одном. Ёнджэ осторожно коснулся ее ладони, сжав ее не слишком крепко, давая ей возможность отказаться от смелого прикосновения. Но она по-матерински нежно, но крепко сжала его руку в ответ, улыбнувшись ему, когда он повернулся и заглянул ей в глаза. — Уже хочешь вернуться? Сегодня они гуляли дольше обычного. Но Ёнджэ не устал. Он отрицательно помахал головой, отворачиваясь и вынимая свою ладонь из ее и уверенно поворачивая на двадцать третью. Он был уверен, что в следующий раз ему не скоро позволят так гулять. А сейчас его настойчиво тянуло к двадцать третьей. Словно там что-то ценное было именно для него. И он покорно тянулся, преодолевая перекресток, и, следуя наитию, шагая по тротуару. Шаг за шагом. Ведя своего законного надзирателя, как она говорила — опекуна, вслед за собой. Знал бы он немного раньше, что не следовало этого делать. Что он будет корить себя за это до сих пор. Но в тот момент, когда он заглянул этому мальчишке в глаза, весь мир откатился на второй план. Этот цвет, что он излучал, был таким теплым. А чувство, что исходило от него, заставило Ёнджэ глупо желать коснуться. И он пошел у этого желания на поводу. Что было после, Ёнджэ не знал. Он вернулся назад, в свою комнатку, получив дозу снотворного, которое отняло у него возможность анализировать. Обдумать то, что он увидел и почувствовал. Но засыпая, он до последнего видел его глаза. Детские большие глаза, полные чувств, своих и чужих. Полные чувств Ёнджэ. И его плач. Звонкий надрывный голосок, зовущий маму. Маму, которая, к сожалению, как показалось Ёнджэ, не могла отозваться. Хоть он и учился в свободное время всему, что изучают обычные дети в школах, его не учили одному — механизму системы. Это ему приходилось постигать в одиночку.

***

Ёнджэ глубоко вздохнул, тут же морщась от боли в грудине. Приоткрыл глаза, уставившись в потолок. Белый, чуть ребристый. Похож на тот, в который он пялился ночами, когда не мог уснуть. Он еще раз глубоко вдохнул, со стоном выдыхая, и попытался приподнять голову. Но тут же лба коснулись горячие пальцы, заставляя откинуться на твердую подушку, заботливо подложенную под голову. Только сейчас Ёнджэ заметил, что всё это время лежал на полу, а рядом, слегка нависая, сидел Джим, сверля его ужасно сердитым взглядом. Его злость, казалось, можно было размешать ложкой в воздухе. Она скапливалась где-то над головой Ёнджэ и собиралась в один большой шар, грозясь прорваться и накрыть своей гущей. Джим подозрительно долго молчал, не говоря ни слова, только смотря на него сверху вниз, подперев подбородок ладошкой. Ёнджэ хмуро, насколько позволяли силы, воззрился на него в ответ, ожидая хоть чего-нибудь. Хоть одного слова проклятья или что-нибудь про то, что «паршивец ты недоделанный, опять нашел себе приключения, ничему тебя жизнь еще не научила». Но между ними повисла напряженная тишина, которая уже буквально выворачивала внутренности своей навязчивостью. Дернув руками, чтобы хоть как-то помочь себе привстать, Ёнджэ ойкнул, мгновенно падая обратно и хватаясь второй рукой за предплечье. Из-под кожи чуть выше запястья торчала игла, примотанная чем-то похожим на пластырь. Он поднял взгляд выше, прослеживая путь тонкой трубки, идущей наверх. На спинке стула висел небольшой медицинский пакет, видимо, какое-то лекарство. Он был почти полон. — Что это? — первым не выдержал Ёнджэ, решаясь хотя бы спросить, чем его пичкает врач на этот раз. — Глюкоза, — выдавил Джим, продолжая хмуро оглядывать парня. — М-м, сахар, — промычал Ёнджэ и усмехнулся. В теле все еще ощущалась слабость, но силы постепенно возвращались, хоть и крайне медленно. Но сердце ровно билось, никуда не спеша и не вырываясь из груди, давая о себе знать. — Если шутишь — значит здоров, — ответил на это Джим, освобождая Ёнджэ от оков иглы и позволяя наконец привстать, сев на полу. — Вполне нормально себя чувствую. — Если нормально — это когда я нахожу тебя валяющимся на пороге квартиры, то да, это нормально. Если то, что я не чувствую твоего сердцебиения — это нормально, то прости, я, видимо, не прав, — повысив голос, Джим всплеснул руками, поднимаясь с пола и сверкая злым взглядом. — Ёнджэ, тебе крупно повезло, что эта квартира была первой в списке, а дверь не пришлось выламывать. Я не твой ангел-хранитель, я могу однажды и не успеть. — За тобой не следили? — проигнорировав всё вышесказанное, Ёнджэ уставился на доктора, желая знать только одно. — Раз мы еще здесь, видимо, они так ничего и не нашли, — немного успокоившись, ответил Джим, присаживаясь на диван, стоявший неподалеку от них. — Что значит «не нашли»? — сипло отозвался Ёнджэ, бледнея. Если они подозревают Джима, то им теперь вообще нельзя видеться. Не то что уж иметь что-то общее типа карты. — Это последний раз, когда я пришел к тебе. Ради твоей безопасности, да и моей тоже. Они считают, что я мог тебе помогать. — Почему это? — спросил Ёнджэ. — Потому что мы с тобой проводили вместе каждое воскресенье на протяжении восьми лет? Джим в ответ лишь устало вздохнул, потирая переносицу пальцами. — И что же? Как же карта? — вновь спросил Ёнджэ, потихоньку внутренне закипая. Если они запросят историю счета, то точно начнут задавать вопросы. — За это не волнуйся. Я не дурак, в конце концов. Об этом счете никто не знает. Как и ни один банк Нью-Йорка. — Что это, Джим? Прячешь деньги от ФБР? — Ёнджэ усмехнулся, смотря на мужчину. Тот же, не поняв шутки, уставился в ответ. — А пригодилось ведь, не так ли? — Ладно, я понял, — покончив с шутками, Ёнджэ осторожно поднялся на ноги, выпрямляясь и, подойдя к дивану, присаживаясь на него чуть поодаль от Джима. — Тебе, наверное, пора. — Да, — мужчина вздохнул, поднимаясь с дивана. — У меня еще пара сеансов сегодня. — А... — Ёнджэ дернулся, чтобы спросить, но вопрос так и повис в воздухе, оставшись не заданным. И только Джим понял все равно. — Всё под контролем, — тихо проговорил он в ответ, последний раз взглянув на парня. Ёнджэ облегченно выдохнул, кивая на его слова. — Как с Чон Дэхеном? — Никак, — после секундной заминки выдавил Ёнджэ, отчаянно не желая вспоминать. Только не это. То, ради чего он рисковал даже домой не вернуться. Всё было зря. — Ты ему рассказал?.. — ...а он не поверил. Вот и всё. Больше ничего, — Ёнджэ встрепенулся, подскакивая с дивана, и, чуть пошатнувшись, оперся рукой о стол, выдыхая. Голова кружилась. Слабость в теле пробиралась по косточкам, по сухожилиям, вплеталась в нервы, натягивая их, словно струны. Ёнджэ бесился одновременно и так не хотел думать об этом. Потому что в страхе довериться он все же сделал это. И поплатился. — Думаю, ты просто застал его врасплох, — махнув рукой, Джим направился к выходу, покидая его квартиру и хлопая дверью напоследок. Вот и всё, возвращен к жизни, как бы пафосно это ни звучало. И оставлен в гордом одиночестве. Еще на очень долгое время. Ёнджэ перевел взгляд на шторы, сквозь которые слабо просачивалось полуденное солнце. Даже они теперь не грели его. Осталось только солнце. То, что светит с неба, а не вьется волнами перед глазами. Глубокий вдох закрался внутрь, обогащая легкие кислородом. Ёнджэ шумно выдохнул, прикрывая глаза и откидываясь на спинку дивана. Запрокинул голову назад. Челка взметнулась, открывая лоб и залегшие на нем от постоянных раздумий морщинки. Пора бы начать привыкать, что теперь в его сердце будет меньше тепла.

***

Ёнджэ вдохнул полной грудью, чуть приподнимая голову, чтобы воздух свободно вышел из трахеи, миновав грудную клетку и оставив после себя там небывалое чувство легкости. Бледно-голубое полотно, похожее на небо — безоблачное, чистое небо, расстилалось вокруг. Ярко-желтые солнечные блики слепили глаза, будто он смотрел на солнце без очков. Слезы тонкими-тонкими струйками скатывались по щекам. Когда он поднимал голову, соленые капли утопали в волосах, скатываясь по вискам. Перед его глазами расстилалось безоблачное небо с невероятно ярким солнцем, вот-вот готовым спрятаться за первым и единственным появившимся из ниоткуда облаком. А облако, чуть сероватое, навевало мысли о дожде. Перед глазами сияло солнце, постепенно прячась за воздушной пуховой периной. Свет угасал, облако еще больше серело, а небо окрашивалось в синий. Темно-синие тени очерчивали его серость, придавая небу еще большую угрюмость. И эта тень разрасталась всё больше и больше, затмевая собой всё. Он резко вдохнул, раскрывая глаза. Зрение в момент помутнело от слез, капавших из глаз от яркого еще несколько секунд назад солнца. Оно было слишком ярким и теплым. Но каждый раз, как и сегодня, оно гасло, а небо синело, становясь ледяным и пугающим. И каждый раз он раскрывал глаза, вытирая пальцами слезы, выступившие в уголках. Каждый раз это сопровождалось безумной головной болью, а сознание все равно упорно влезало в его мысли. На протяжении уже нескольких дней распорядок его дня не менялся. Просыпаясь утром, он садился на полу, скрещивая ноги, и закрывал глаза, вызывая в памяти одно-единственное воспоминание — иллюзию его чувств, самых теплых и ярких — и прокручивал его в голове сотню раз за каждый из прошедших дней. И всегда это заканчивалось действительностью, которая незаметно врывалась в иллюзию, забирая оттуда всё тепло. В его способностях были и свои прелести. Когда на душе так погано, что нет сил даже на мысли, он мог погрузиться в этот мир чужих вариантов. Выбрать понравившийся и прокручивать его перед глазами. Будь то море ярких красок или небо умиротворения и спокойствия, буря или метель, где единственный цвет, что он видит, — черный. Он был волен сам выбирать себе жизнь. Пусть и кратковременно и, как правило, не без последствий, но в этом у него был выбор. Он мог выбрать любое чувство из уже когда-либо испытанных. Может, поэтому они не оставили попыток найти его? Единственное, чего он не мог, — это остаться в этом мире дольше, чем на двадцать секунд. Но он еще ни разу не находил тех чувств, в которых хотел бы жить всегда. Кроме этих. Эта иллюзия рассыпалась в прах, не позволяя ему насладиться теплом сполна. Вытянув перед собой ноги, он задел пальцами нижний край занавесок, чувствуя то самое тепло, что минуту назад воссоздавал в своей голове. Поморщился, притягивая ноги обратно к себе и прижимая колени к груди. Что-то нужно было с этим делать. Что-то, но что? Дэхен отверг его, не приняв правду, которую так просил. Что же Ёнджэ теперь с этим делать? Уж точно не идти к нему снова. Этого он не сможет. Несмотря на молодость и жизненную неопытность, у Ёнджэ была гордость. И поступаться ею он точно не желал. — Я выкину вас... — прошептал он довольно отчетливо в окружающей тишине, собственный шепот отозвался в голове эхом. — Выкину. Я выкину вас. Он устал. Просто устал. И это всё, что его сейчас волновало. Устал от этих штор, от этих чувств, побегов, лекарств. От всего. В голове не было никаких других мыслей. Он был не такой, как остальные, и это никогда еще не играло ему на руку. Только причиняло боль. Когда ты другой, ты априори теряешь больше, чем получаешь. Когда мир вокруг тебя совсем иной, а внутри, кроме органов, нет никаких схожестей с обычными людьми, все меняет свой смысл. Теряет старый, приобретая новый. И главной целью твоей жизни становится не семья, друзья, минивэн с восьмью местами и собака в будке на заднем дворе. Твоим смыслом становится смирение, выживание и принятие. Стремление быть понятым и принятым в этой сложившейся системе. Стать обычной деталью, на позолоту которой никто бы не обратил внимания, а механизм бы не зажевал тонкий слой, сорвав резьбу и сбив ход стрелок. И всё, о чем ты думаешь изо дня в день, — как бы я жил, будь я обычным, умей я использовать свой мозг на стандартные десять процентов. Но в «как бы» не проживешь, и ты вынужден просыпаться от этих мечтаний, вырываясь из отличного от этого мира, вырываясь из этих чувств. Как Ёнджэ делал изо дня в день. Погружаясь в эти чувства, он погружался в то, чем жил все эти двадцать лет. Но с радостью бы отказался от этого, чтобы стать обычным. Он подскочил с пола. Взмахнул руками, срывая шторы с петель гардины. Пальцы вновь обожгло приятным теплом, возвращая голубое небо и яркое солнце. Без единого облака. Ярко, тепло. Спокойно. Он живо скомкал ткань руками. Раскрыл окно. Высунул руку наружу, держа в ней большой комок из белоснежной ткани. Приоткрыл рот, вдыхая так глубоко, насколько мог. Кроме внутренних органов есть еще одна схожесть с обычными людьми. Он так же труслив. До дрожи в пальцах, которыми он с силой сжимал ткань, перебарывая свой страх. У него есть еще десять секунд, чтобы побороть себя, иначе он никогда больше не сможет этого сделать. Всего девять секунд. Восемь. Семь. Сердце заходилось бешеным ритмом. Ёнджэ безостановочно моргал, пытаясь отвести от глаз эту красочную пелену чувств. Не сводя при этом взгляда, пялился на ткань в своей руке, которую безжалостно обдувал теплый августовский ветер. В них было слишком много чувств. Дэхен испытывал так много... В нем было так много эмоций. Так много цветов. От белого до черного. Вся палитра, которую он только успел разглядеть. Слишком больно всё это испытывать. Слишком больно думать о нем, потому что его не приняли. Не поняли и не поверили. И он должен избавиться от боли. Пусть и оторвет ее от сердца. Ведь Ёнджэ и боль... Он не представлял себя отдельно от черных красок. Вся его душа была окрашена в эти оттенки. И лишь с ним в ней появилось что-то цветное, яркое. Но черный не ушел, не уйдет. Он способен затмить эти яркие краски. Резко вдохнув, Ёнджэ очнулся от забытья, выпуская ткань из рук и падая на пол. Надрывно раскашлялся, пытаясь отдышаться. Хватаясь пальцами за ткань футболки где-то в районе груди, он чувствовал, как сердце колотится, сбиваясь с ритма и вынуждая его еще сильнее дышать, чтобы успокоить сердцебиение. Пульс комом стоял в горле, причиняя боль от всех этих попыток. Подняв голову, Ёнджэ с минуту всматривался в окно, после чего зашелся громким нервным смехом, хватаясь пальцами за подоконник. Перед глазами снова запрыгали цветные огоньки, миллисекунды своим плавным ходом отсчитывали время. А белоснежная прозрачная ткань самым краешком зацепилась за выступ на подоконнике, словно утопающий цепляется за спасательный круг в воде из страха потонуть в бездне. От них не избавиться. Похоже на злую шутку судьбы. Или система так с ним разговаривает, требуя что-то, чего он делать не хочет. Но Ёнджэ понял одно: если это заговор системы, то он точно сошел с ума, и тесты Джима не успели это предугадать. Или просто не смогли. Поднявшись на ноги, он отцепил край занавески, обжигаясь солнцем, исходящим от нее. Затащил остальное внутрь, закрывая окно. Кинул ткань на пол, вовсе не собираясь возвращать занавеску на место. Было достаточно того, что она не хотела оставлять его. Или это Дэхен? Передумал? Поверил? Теперь это было неважно. Теперь всё это было неважно. Силы Ёнджэ иссякли.