Эмпат

Дэхен всегда, с самого детства был окружен заботой и родительским теплом. Любящая и вечно улыбающаяся мать, добрый, но в меру строгий отец. Он никогда не чувствовал, что ему чего-то не хватает. И он был благодарен им за это. Он старался всегда быть для них примерным сыном. Рос трудолюбивым и покладистым, приносил хорошие оценки. Ценил и уважал то, что ему было дано с рождения. И пусть его заставляли с детства есть нелюбимую кашу, учиться допоздна, он не чувствовал, что это что-то неправильное. Наверное, любовь к семье в нем была выше, чем стремление к самовыражению. Но потом что-то пошло не так. В то время он уже заканчивал школу. Самая пора, чтобы определяться с будущей специальностью, думать о личной жизни, жить в свое удовольствие, отрываясь от семьи. Становиться самостоятельным, претворяя мечты в реальность. Но Дэхен не успел. Со временем что-то стало неотвратимо меняться. И придя однажды домой, он не увидел прежней семьи. Мать не улыбалась, с кухни не тянуло привычно чем-то вкусненьким. Цветы, стоящие в вазе на столе, не радовали глаз. Отчего-то они казались совсем бледными на фоне такого яркого неба, виднеющегося из окна. Тогда Дэхен впервые задумался о незнакомой для него профессии. Потому что тогда он впервые понял, насколько он слаб перед жизнью. Слаб перед родителями, в глазах которых не горела жизнь. Он хотел помочь, пусть на это и ушло целых четыре года... но так и не смог ничего сделать. И в тот день, когда он потерял своего отца, он потерял и мать. Нет, она была жива и по сей день, но жизнь в глазах так и не загорелась. А Дэхен по-прежнему был перед ней слаб и не мог ничего сделать. Даже став таким умелым врачом, он не мог ей помочь. Ее болезнь не имела точного медицинского диагноза. Это просто сильнее нее. И потерю вынести стало слишком сложно. Он заботился об отце четыре года. С того дня, как услышал диагноз. Многие говорили в то время, что от Крейтцфельда-Якоба не убежать. Но он мог продлить ему жизнь. И в ответ на это Дэхен уверенно заявлял: «Я сделаю всё, даже если это не в моих силах». Медицина постепенно развивалась, даря ему надежду на шанс. И он искал этот шанс, часами напролет пропадая в библиотеках и на семинарах известных невропатологов и хирургов. Но все как один говорили, что шансов нет. Слишком поздно. А раньше что-то сделать они просто не могли. Потому что не знали. Никто не мог знать, что причина его поведения — вовсе не старость. Но он все равно искал, не теряя надежды. Пока в один миг надежда первой не ушла от него вместе с отцом. С тех пор изменилась не только мать. Изменилось буквально всё. В том числе и сам Дэхен. Что-то изменилось и в нем самом. Тем не менее, он не отказался от своей цели. Он все еще мог помочь другим. Он чувствовал всю эту боль, когда видел ее в чужих глазах. И он хотел помочь хоть кому-то избавиться от нее. С одной лишь разницей. «Я сделаю всё, что в моих силах». Выше головы порой прыгнуть просто невозможно. Дэхен стянул с себя врачебную форму, переодеваясь в обычную одежду. Скорее механически, все движения были доведены до автоматизма. Каждое утро после ночной смены: заполнить истории, переодеться, взять вещи, занести истории по пути к выходу на стойку, возвратиться привычным маршрутом домой и упасть в постель, не преминув проспать так до послеобеденного времени. Но сегодня вместо обычного своего маршрута Дэхен свернул в противоположную сторону. Остановился у обочины, вытягивая руку. Через несколько минут перед ним остановилось желтого цвета такси, неприметное, коих в городе было не меньше тысячи. Он сел в салон, назвав водителю адрес в Бруклине. Поездка дорого обойдется на такси, но тереться полчаса в метро или автобусе совершенно не хотелось. Минут через двадцать водитель притормозил у небольшого дома в два этажа с плетеным металлическим забором да тисненным незаметными узорами фасадом. У крыльца раскидисто плелись зеленые растения. Дэхен так и не запомнил за все года, как же они называются. Главное, не мешали. А остальное уже не так важно. Он расплатился с таксистом, вылезая на тротуар и подходя к калитке, которая, скрипнув, отворилась, впуская неожиданного гостя. Он пересек выложенную плиткой тропинку, ступая на крыльцо и тихо стуча в дверь. Замер, глубоко выдохнув. Через минуту дверь раскрылась, а перед ним предстала довольно красивая женщина, немного в годах, но это ничуть не портило ее красоты. Заплетенные в замысловатую шишку темные волосы с седыми прядями, пробивающимися, несмотря на густую шевелюру — ее излюбленная прическа. Просто и со вкусом, как она всегда говорила: вот будет у тебя девушка, она должна быть обязательно аккуратно причесана. Дэхен не особо понимал, что от этого зависит. Но в детстве он вообще мало что понимал из того, что касалось таких взрослых вещей. Однако мама была для него примером женщины, ее образцовым идеалом. Может, поэтому до сих пор Дэхен был одинок, а может, слишком много вины в сердце, чтобы уступить ее место кому-то. — Здравствуй, сынок, — женщина радостно улыбнулась, как и всегда, когда видела его на пороге своего дома. По-матерински крепко обняла, оставив поцелуй на лбу. Дэхен улыбнулся в ответ, избегая смотреть ей в глаза. Всегда при встрече они избегали этого прямого взгляда. Потому что улыбались лишь губы, лицо. Но не глаза. Каждый винил себя в том, что произошло с их семьей. Хана винила себя в том, что не смогла быть рядом с сыном, когда он остался один. Потому что они оба остались одни. И ей оказалось не под силу с этим справиться. В отличие от сына. Дэхен справился и все равно дошел до конца. — Почему ты без звонка? — спросила женщина, с улыбкой расставляя на столе кружки с чаем и чашки с печеньем и маленькими сладкими пирожными, которые любил в детстве есть Дэхен. Она до сих пор всегда их покупала, всегда в одном и том же месте, сколько бы лет не прошло. — Просто соскучился, — Дэхен широко улыбнулся ей, придвигая к себе чашку с пирожными и отхлебывая глоток горячего чая. Поморщился от температуры, но тут же потянулся к сладостям. — Как у тебя дела? — спросил он, забивая рот бисквитом. — Как обычно, Дэхен, — мать присела напротив, немного облокачиваясь на стол и с радостной улыбкой смотря, как Дэхен уплетает свое любимое лакомство. В доме было очень тепло, как и всегда. Несмотря на то, что на улице стоял разгар августа, в доме всегда было тепло и уютно. А горячий чай еще больше размаривал, усыпляя наравне с питательным сладким обедом. Она видела, насколько глубоко залегли следы усталости на его лице. Он сегодня даже не спал, по-видимому. С работы торопился. — Опять не спал, — проговорила женщина, подвинув к нему и печенье. — Успеется, — буркнул парень, не поднимая головы. — Поешь. — Тут же, не дав ему ни секунды подумать, она добавила: — А я пока приготовлю твою старую комнату. Хана встала со стула, удаляясь в сторону лестницы, где скрылась из виду Дэхен, собираясь застелить постель в его бывшей комнате, в которой он жил до того, как поступил в университет. Дэхен проводил ее удаляющуюся фигуру взглядом, вновь утыкаясь в свой чай. Что ж, во всяком случае, это было лучше, чем уснуть в такси по пути домой. Поспит немного и вернется в город. Осушив кружку и опустошив чашку с пирожными, Дэхен поднялся по лестнице, сталкиваясь на верхней ступеньке с матерью. — О, ты закончил? Я застелила твою постель. Выспись как следует, — улыбаясь, Хана похлопала сына по плечу, проходя мимо и спускаясь вниз. Дэхен прошел по памяти к своей комнате, переступая порог и замирая. Он нечасто сюда заходил, а когда заходил, то погружался в свое счастливое прошлое. Куча фотографий, валяющихся стопкой на письменном столе. Бейсбольные принадлежности да футбольный мяч, выглядывающий из-под кровати. Он прошел вглубь комнаты, останавливаясь у окна и одним махом раскрывая шторы. Комната наполнилась ярким солнечным светом, слепя глаза. Здесь ему всегда было немного тоскливо. Но все же тепло и уютно. Неподалеку на кухне возилась мама, за окном пели птицы, лето было в самом разгаре. Куча свободного времени сегодня, еще больше завтра. На мгновение он окунулся в детство, становясь школьником. Только уроки делать не нужно было да постараться не сломать руку, играя в футбол на улице с местной детворой. Он улегся на постель, подложив руки под голову. Уставился в потолок, на котором играли солнечные зайчики. Устало выдохнул, прикрывая глаза и засыпая с теплой улыбкой на губах. Откинув все мысли и переживания. Сейчас он был дома. Где с кухни доносилась мамина возня, а свежее постельное белье приятно холодило раздраженную врачебной формой кожу после длинной ночи, проведенной в больнице. Вернулся домой Дэхен уже затемно. Солнце давно спряталось за горизонтом, уступая луне. Чуть похолодало на улице, отчего мужчина поежился, скрываясь за порогом квартиры и довольно быстро стягивая с себя уличную обувь. Он прекрасно выспался, чувствуя себя как никогда бодро. Когда Дэхен проснулся, они с матерью еще какое-то время поговорили, плотно поужинали. Чон починил пару сломанных вещей, как и подобает взрослому сыну и мастеру на все руки. Попрощавшись с матерью, он уехал на одном из автобусов, идущих до Манхэттена. Переодевшись в домашнюю одежду — свободные брюки да тонкую белую футболку, Дэхен примостился на краю дивана, облокачиваясь на подлокотник. Включил с пульта телевизор, листая каналы и ища что-нибудь занимательное на вечер и желательно еще полночи. Спать не хотелось теперь совсем, энергии хоть отбавляй. Но и звонить Элис он тоже не собирался. Видеть ее размалеванное лицо не было сейчас никакого желания. Несмотря на то, что Дэхена был полон энергии, морально он был раздавлен гораздо сильней. Прошлые раны открылись и теперь кровоточили, пачкая одежду и заливая каждый орган чувств липкой кровью. Ёнджэ своими словами наступил туда, где давно никто не ступал, и Дэхен не собирался туда никого пускать. При мысли о Ёнджэ Дэхен поморщился. Парень, запутавший его не на шутку. Потрепавший нервы и разбередивший старые раны. И отчего он не мог сказать ему правды? Что бы от этого изменилось? Зачем же было придумывать столько всего, во что не поверит ни один психически здоровый человек? С каждым днем их знакомства у Дэхена появлялось все больше вопросов, и пока ни одного ответа. Точнее, один — мизофобии никакой не было. Но на смену этому вопросу приходило еще больше новых. Даже перечислять всё не было желания. Потому что пустота квартиры ему на них уж точно не ответит. Задумываясь над тем, стоило ли дать ему шанс объясниться, Дэхен все больше путался. Он был бы психом, если бы позволил. Но неизвестность гложет в разы сильней. Возможно, все-таки стоило его выслушать. Но тогда он думал совсем не об этом. Старые воспоминания пробились наружу, заставляя его ломаться под их гнетом. И он сломался. На глазах у этого парня, который, Дэхену на секунду показалось, чувствует его лучше, чем он сам. А вдруг это и в самом деле правда... Дэхен тихо выругался, выключая телевизор. Теперь эти мысли не давали ему покоя. Все-таки... этот парень сильно запал ему в душу своей загадочностью. Он хотел его разгадать. Хотя бы понять. А еще с ним было невообразимо тепло. Так тепло, что, казалось, он согреет даже в зимнюю стужу. А еще он казался ему невероятно знакомым. Таким родным и любимым. Словно знает его с детства. Но он не знал его. До этого времени. Встав с дивана, Дэхен бесшумно прошагал до кухни, усаживаясь за стол. Влез в свой телефон, принимаясь листать список контактов. Пролистал его до конца. Снова и снова. Пока не понял того, что выбило все его мысли о неправильности происходящего из головы. У него нет его номера телефона. И никогда не было. И он даже не знает его адреса. Только имя, которое могло быть даже не настоящим. А если и настоящим... он не мог искать его по нему. Таких Ёнджэ по всей стране… Осознание выбило всю почву из-под его ног. Он не мог с ним связаться. Никак.

***

Дэхен аккуратно поддел краешек ворота рубашки, оттягивая его в сторону, чуть стягивая с плеча и оголяя светлую кожу. Кончики пальцев мягко прошлись вверх, останавливаясь у основания шеи. Взгляд скользнул к лицу, к прикрытым глазам. Он снова перевел взгляд на шею, скользя пальцами к горлу. Чуть надавил, отпуская через секунду и что-то задумчиво записывая в истории болезни, прикрепленной к планшетке. — Зачем ты пришла ко мне? Я ведь не терапевт, — проговорил он тихо, чтобы другие пациенты, находящиеся за ширмой, не услышали. — Я доверяю только твоим рукам, — она глубоко вдохнула, задерживая дыхание, как просил Дэхен. Выдохнула, переводя взгляд на его губы и закусывая свою. — Ты совсем перестал звонить. Что-то случилось? — Просто не хочется, — сделав еще пару пометок у себя в листе, он подтянул воротник рубашки на плечо, невесомо оглаживая бархатную кожу. — Это немного обидно слышать, знаешь, — Элис ловко застегнула пуговички, оставив верхнюю незастегнутой. Снова взглянула на лицо Дэхена, в который раз подмечая, насколько тот красив, когда вот так чем-то увлечен. А его работа была для него сродни увлечению. — Ты здорова, — выговорил он в ответ, проигнорировав ее слова. С момента прихода Ёнджэ к нему домой они больше не виделись. Сколько прошло? Неделя? Две? Не было желания звонить. Вот Дэхен и не звонил. Но она, похоже, обиделась. — Ты нравишься мне, Дэхен, — снова заговорила Элис, медленно натягивая на себя кардиган. — Но иногда ты бываешь таким недоступным. И мне до тебя не достучаться. — Прости, — коротко ответил Чон, собираясь уйти, но был остановлен неожиданным вопросом: — Это ведь не из-за того мальчишки? — О чем ты? — он замер, стоя к ней спиной. Повернул голову, заглянув в глаза, ожидающие ответа. — Тот парень, который приходил к тебе неделю назад. Мне показалось, что вы близки. Он так спокойно ворвался к тебе и сразу же завладел всем твоим вниманием. Мне такое редко удавалось. — Не мели ерунды, — сочтя ее слова бредом, он вновь отвернулся, уходя и бросая напоследок: — Ты здорова. Можешь идти домой. Покинув терапевтическое отделение, Дэхен спустился на первый этаж, намереваясь засесть в кабинете. У него было немного свободного времени, которое он желал потратить на обед. Остальное было неважно. Раскрыв дверь, он прошел внутрь, не поднимая головы, уставившись в бумаги, пока не столкнулся с кем-то, кто сидел в его кресле. — Ёнджэ? — слегка испуганно и удивленно выдал Дэхен, замирая в шаге от него. — Забирай, — проговорил Ёнджэ в ответ, выкладывая на его стол аккуратно сложенные шторы. Те самые, которые он так и не смог выкинуть. Которые не хотели, чтобы их выкидывали. — Что это? — нахмурившись от такого холодного тона, Дэхен перевел взгляд на маленькую стопку ткани на столе, с трудом узнавая в них те шторы, что он продал два года назад. — Я хотел выкинуть их. Но вот невезение, не смог. Поэтому забирай их обратно, — выразившись отстраненно и холодно, Ёнджэ покосился на занавески в последний раз, вставая с кресла и проходя мимо Дэхена, увернувшись, дабы не задеть его плечом. — Эй, — опомнившись, Дэхен окликнул его уже у самого порога кабинета, останавливая и заставляя оглянуться. — Я верю тебе. — Что? — непонимающе переспросил Ёнджэ, взглянув ему в лицо. — Все эти дни я хотел сказать тебе эти слова. Я верю тебе. Во все, что ты сказал. Во всё верю, — спешно Дэхен протараторил на выдохе, поворачиваясь к нему всем телом. — Только останься. Ёнджэ растерянно уставился на дверь перед собой. Нерешительно помялся, видимо, боясь обернуться и увидеть на его лице улыбку. Шутливую улыбку, обращенную к нему. — Это что, шутка? — таки обернувшись, Ёнджэ выжидательно глянул на Дэхена, надеясь не услышать смеха или короткого «да». — Нет, — кратко выдал Дэхен. — Только... — он запнулся, покосившись назад. — ...что? — уже приготовившись все-таки уйти, раздраженно выпалил Ёнджэ, чуть повысив тон. — Причем тут мои старые шторы? — Что? — растерявшись от вопроса еще больше, чем от предыдущих слов, Ёнджэ развернулся к нему всем телом, тихо переспрашивая. — Знаешь, что? Давай... — Дэхен на мгновение задумался, оглядываясь по сторонам. Ухватился взглядом за настенные часы, подсчитывая время до конца смены, — зайдем ко мне после смены и поговорим. — И, — негромко протянул Ёнджэ, тоже переводя взгляд на часы, на которые Дэхен смотрел несколько секунд назад, — когда она кончится? — Через пять часов. — Я не... — Ты можешь остаться здесь и дождаться, — перебив возможные возражения Ёнджэ, Дэхен выпалил первое, что пришло ему в голову. Во всяком случае, это было самым верным выходом. Этот парень ведь не мог рисковать, приходя в одно и то же место дважды за полдня, да и вдруг сбежит, не решившись теперь поверить ему. — Это самое глупое решение за последние два года моей жизни, — пробурчал Ёнджэ себе под нос, вздыхая и отходя от двери, за которой был намерен скрыться еще минуту назад. Прошел вглубь кабинета, усаживаясь на кресло возле его стола. Дэхен кивнул чему-то своему, усаживаясь напротив. Теперь их разделяли только стол и маленькая стопка тонкой ткани занавесок на нем. Дэхен придвинулся к столу, выкладывая перед собой стопку папок и принялся за работу. — Ты будешь сидеть здесь все пять часов? — спустя несколько минут молчания и тишины отозвался Ёнджэ, устало подперев подбородок ладонью и облокачиваясь на стол. — Нет. Мне нужно заполнить истории. Потом у меня прием и обход. — И тебе нравится этим заниматься? — Да, — проговорил Дэхен, поднимая голову. На мгновение задержал на нем молчаливый взгляд. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Это скучно, нудно, большая ответственность за низкую зарплату, и в ответ не всегда слышишь слова благодарности за спасенные жизни, а то и иски получаешь по почте или же втык от главврача. Но это то, чего я хотел. — Почему же? Нет. Я бы и сам хотел... хоть чего-то такого, — Ёнджэ опустил взгляд вниз, разглядывая пол под ногами. Между ними снова воцарилось молчание. Дэхен глубоко вздохнул, отчего в тишине его вздох показался слишком громким, нарушая ее. — Ты расскажешь мне, как?.. — он вкрадчиво коснулся пока еще больной для них темы, желая наконец раскрыть все тайны и найти ответы на загадки. Он до сих пор не понимал, как Ёнджэ это делает, и хотел узнать. Хотел узнать, кто и он, Дэхен, такой. Ведь тогда Ёнджэ сказал, что и Чон такой же. Значит, он сможет ему помочь. А может, он и сам умеет что-то подобное, но не подозревает? — Я уже рассказывал. — Вкратце? — А есть еще что рассказать? — Ёнджэ немного раздраженно посмотрел в ответ, подняв голову. Он вроде всё рассказал. Да, умолчал о ФБР, но о себе рассказал. Что еще он должен был поведать? Все же он был зол, по-видимому, и обида глодала Ёнджэ с новыми силами, не отступая ни на йоту. — Ты говорил, что я тоже... — Эмпат? — Верно. Если я такой же, как ты, я тоже умею что-то этакое? — Ты не такой же, как я, — сказал Джэ, прерывая заходящие всё дальше рассуждения. Дэхен удивленно уставился на него, наконец полностью откладывая свое занятие. Ручка, выпав из его руки, покатилась по столу, останавливаясь у самого края. — Но ты же сказал, что... — Я ошибся, — выдал он в ответ на удивление врача. В этот же момент Дэхен положил руки на стол, под который закатилась упавшая ручка. Чон, отвлекшись от мыслей, дернулся, задевая ее ногой, отчего та откатилась уже к ногам Ёнджэ. Тот, заметив, наклонился, беря ее в руку и, задержавшись на ней на секунду взглядом, бросил Дэхену, заставляя того поймать ее на лету. — Верни ручку хозяину, — проговорил он тут же, припадая спиной обратно к спинке кресла. Дэхен поймал ручку, не сводя с Ёнджэ взгляда. Молча кивнул, ловя слухом тихую усмешку в свой адрес. Лицо Джэ при этом не дрогнуло, совсем не изменившись в эмоциях. Дэхен действительно взял эту ручку у одного из коллег, совершенно позабыв вернуть назад. — Ты не можешь того, что могу я. Сам подумай, ты хотя бы знал бы об этом. Ты обычный эмпат. Человек, который чувствует чуть больше обычного человека, любого человека из миллионного мирового сообщества. Так что не обольщайся. Ты не узнаешь, что чувствую я, даже если дотронешься до меня. Но вот мое раздражение ты явно чувствуешь, и оно тебя бесит. — Согласен, — неожиданно в ответ выдал Дэхен, переварив его слова, — это чертовски бесит. Чон откинулся на спинку кресла, выдавая взглядом всё свое недовольство. Он поверил, попросил остаться, даже защитил. А в ответ едкая порция насмешки. Он, похоже, очень сильно обижен. Но и Дэхен, тем не менее, не собирался извиняться. Он сказал всё, что хотел. И заставить Ёнджэ рассказать всё остальное он был не в силах. Как бы сильно не мучило любопытство. — Почему ты мне поверил? — спросил Ёнджэ, внимательно всматриваясь в глаза Дэхена, по-прежнему ища там любой намек на шутку или сомнение в своих доводах. — Почему попросил остаться? — Пусть это и странно... Даже нет, не так. Пусть это и выглядит шуткой, но ты доказал на примере, ты доказал на мне. Поэтому я поверил. И я хочу разобраться в этом до конца. А если есть шанс помочь тебе, то я хотел бы им воспользоваться. — Почему? — чуть тише переспросил Ёнджэ, вслушиваясь в его ответ. — Это не покидает мои мысли, — Дэхен слабо усмехнулся, прикрывая на миг глаза. — Я думал об этом все дни после нашего разговора. И понял, что хочу разобраться. Мне нужны ответы, Ёнджэ. А тебе нужна помощь. — И ты не считаешь меня психом? — Если ты псих, то я еще больший псих, раз поверил в твои бредни, — ответил Дэхен на выпад, тихо рассмеявшись. Джэ рассмеялся вместе с ним, не сводя взгляда с его лица. Его улыбка была такой искренней, а теплом от нее веяло еще большим, чем от него самого. Он не мог отвести взгляда, даже если бы захотел. Как-то не получалось. Эти эмоции притягивали взгляд, заставляли улыбаться так же открыто и желать видеть улыбку как можно дольше. Ёнджэ моргнул, смахивая наваждение с глаз. Дэхен уже снова вернулся к своим делам, обращая всё внимание только на эти бумажки. Он вздохнул, отводя взгляд и осматриваясь по сторонам. На глаза попалась одна фотография, стоящая в фоторамке на полке шкафа, скрытая стеклянной дверцей. Ёнджэ встал с места, подходя к шкафу и вглядываясь в фото. — Это твоя мама? — спросил он, разглядывая женщину, которая стояла рядом с Дэхеном. На этом фото врач был немногим моложе. Лицо такое же, только цвет волос другой — более светлый. — Да, это моя мама, — прозвучало неожиданно близко, едва ли не у самого уха Ёнджэ, отчего он дернулся, разворачиваясь и натыкаясь на Дэхена, чудом успевая среагировать и не коснуться его рукой или, не дай Бог, чем-то другим. — Тех доказательств было мало? Или проверяешь? — нервно выпалил Ёнджэ, обходя его и отдаляясь на безопасное расстояние. — О чем ты? — удивленно, с долей сарказма переспросил Дэхен, сдерживая улыбку. — Ничего такого. — Тебе никто не говорил, что ты еще большая загадка, чем парень, читающий прикосновением чужие жизни? — Наверное, если бы у них было с чем сравнивать... — Дэхен вернулся к столу, собирая папки и складывая их в одну стопку, которую был намерен забрать с собой. — Я приду через полчаса. Он тут же скрылся за дверью, не ожидая от Ёнджэ ответа. И в следующую секунду послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. Ёнджэ раскрыл рот от изумления, сверля взглядом закрытую дверь. — Я что, похож на преступника, который может сбежать? Через четыре часа Дэхен и Ёнджэ переступили порог квартиры Чона. Он закрыл дверь изнутри на замок, жестом приглашая Ёнджэ пройти. Тот разулся, смиренно проходя вглубь комнат и осматриваясь. С момента его последнего визита ничего не изменилось. Дэхен прошествовал мимо него, оставляя в гостиной на столе пакет с занавесками. Бросил рядом телефон, по пути стягивая с себя пиджак и расстегивая пуговицы на рубашке. Не глядя на Ёнджэ, прошел мимо, скрываясь за дверями спальни. Ёнджэ проводил его взглядом, снова возвращаясь к изучению интерьера. — Тогда ты застал меня врасплох, — проговорил Дэхен, выходя из спальни и заставая Ёнджэ за разглядыванием своих фотографий, стоящих в рамках на полках. — Я долгое время предпочитал не вспоминать об отце. Я чувствовал себя виноватым. — Дэхен уже переоделся в домашнюю одежду, избавившись от костюма, жутко неудобного. Принес с собой напиток и два стакана, при этом соблюдая те же меры предосторожности, что и в прошлый раз. Стакан был запакован в коробку в единственном экземпляре. — А ты напомнил мне о том, чего я не смог сделать. — Чон поставил перед Ёнджэ на столик стакан, давая понять, что тот должен его открыть сам. Дождавшись, когда Ёнджэ сделает это, он налил в него напиток, проделывая то же самое и со своим стаканом. Взял его в руку, выпрямляясь и поднимая взгляд на парня. — Поэтому я вспылил. — Я должен извиниться? — поинтересовался Джэ, поднимая со стола и свой стакан. Кожу обожгло холодом, а в нос ударил терпкий запах. — Достаточно того, что мы наконец поговорим. Дэхен протянул к нему свой стакан, замирая и ожидая реакции Ёнджэ. Тот взглянул на протянутую руку, видя, как Дэхен, не дождавшись, стукнул краем стеклянного бокала о его, чокаясь с ним, после чего сделал несколько небольших глотков, выдыхая. — И что же ты хочешь знать? — спросил Джэ, тоже отпивая напиток. Поморщился от вкуса, с трудом проглотив горьковатую жидкость. — Похоже, я тебя спаиваю, — заключил вдруг Дэхен, саркастично прищуриваясь и поджимая свои пухлые влажные от напитка губы. — Это пиво. В тот раз было вино. Боюсь, как бы в следующий раз я не предложил тебе виски, — добавил он в ответ на недоуменный взгляд Ёнджэ. — Я не ребенок, так что не переживай, — скривился Ёнджэ, отпивая еще глоток. Постепенно привыкаешь к вкусу, и горечь уже не кажется таким существенным недостатком. — Я вижу, — коротко подтвердил Чон. Сдвинулся с места, усаживаясь на диван и вытягивая ноги. — Расскажи мне, как ты это делаешь? Ёнджэ вздохнул, видимо понимая, что разговор затянется надолго. Уселся чуть поодаль, на самом краю дивана, и заговорил, смотря строго перед собой и не поворачиваясь к Дэхену. — Когда я дотрагиваюсь до кого-нибудь, я начинаю чувствовать. Чем дольше сохраняется контакт, тем больше я ощущаю. У меня нет никаких картинок перед глазами. Только цвета. Их много, и все они разные. Много-много оттенков каждого цвета. Они переливаются, образовывают линии, круги, узоры, да что угодно. Чем больше у человека чувств и эмоций, тем ярче и разнообразней эти цвета. Со временем я научился различать по цветам эти самые чувства и соотносить их с событиями и другими людьми. Грубо говоря, я понимаю, что произошло с человеком, увидев цвет того чувства, которое он испытывал. — Но так разве нельзя перепутать? Ведь многое нам приносит радость или делает печальными. — Да, ты прав. Но всё слишком сложно… У каждого цвета есть множество оттенков, множество тонов, которые, казалось бы, не видны обычному человеку. Но не мне. — И... какие цвета чему соответствуют? — вкрадчиво поинтересовался Дэхен, воспользовавшись секундной заминкой в рассказе. — Чаще всего я вижу черный. Много его оттенков, — ответил Ёнджэ, задумываясь. — Даже у черного есть много вариаций. — И что он для тебя означает? — Боль, смерть, потерю, зло. — И это ты чувствуешь чаще всего? — Джэ кивнул в ответ, делая глоток пива. Дэхен практически уже повернулся к нему всем телом, с интересом слушая рассказ. Ёнджэ же не смотрел в его сторону, продолжая. — Да. Боль неотделима от жизни людей. Каждый из них хоть раз в жизни ощутил все ее прелести. А во мне этого хоть отбавляй, — он усмехнулся, опуская взгляд. Взболтнул стакан, видя, как образуется пена на поверхности жидкости. — Но, когда я касаюсь тебя, перед глазами рассветает солнце. Становится так тепло и хорошо, что хочется чувствовать это как можно больше и чаще. Эти чувства притягивают. Поэтому я пришел к тебе. — А еще какие цвета? — Разные. Например, голубой означает спокойствие, тишину и безразличие; синий — холод, злость, раздражение; желтый — тепло, свет, радость, улыбку; оранжевый — смех, счастье, самые яркие проявления эмоций. А красный означает удовольствие. Чем он ярче, тем больше удовольствие. — И ты всё это чувствуешь? — заинтересованно спросил Дэхен, продолжая смотреть на его профиль. — Да, — не задумываясь, ответил Ёнджэ. — И как это происходит? — Ну, просто перед моими глазами появляются цвета, соответствующие чувству. Без физических проявлений. То есть я могу чувствовать радость, но при этом мне совсем не весело, и улыбаться я уж тем более не буду. — И ты всё это чувствуешь, когда дотрагиваешься до меня? — Ты излучаешь очень много тепла. — А ты помнишь все чувства? — Абсолютно все, — кивнул Ёнджэ, подтверждая догадки Дэхена. — Даже удовольствие? — Дэхен вопросительно уставился на Ёнджэ, замечая, как у того постепенно краснеют уши. — Да? Ёнджэ промолчал, понимая, что ему становится неловко. Дэхен заставлял его смущаться из-за своей саркастичной заинтересованности. Он давил на него своими чувствами, вынуждая покрываться румянцем и молчать. Он зажмурился, закусывая изнутри губу. — То есть... — Дэхен замолк на секунду, боясь озвучить свою мысль. Но все же высказал: — Сексуальное удовольствие тоже? — Да, — просипел в ответ Ёнджэ, не сказав больше ни слова. Дэхен удивленно покосился на его профиль. — И ты всё это чувствовал, когда дотрагивался до меня? Ёнджэ снова промолчал, чувствуя, что становится пунцовым. Щеки пылали, губа уже болела, настолько сильно он прикусил ее. А Дэхен тем временем наклонился к нему, заглядывая в лицо. — Чувствую себя так, словно мои секреты узнал весь мир. — Но, когда ты злишься, ты словно закрываешься от меня. Я перестаю тебя чувствовать. Если ты злишься на кого-то, то всё нормально, но если ты зол на меня, то ты просто исчезаешь, а чувства растворяются. В тот день, когда я рассказал тебе, кто я, ты разозлился. Но потом что-то произошло, и я почувствовал тебя снова. По всей видимости, Ёнджэ попытался как можно скорее сменить тему, заговорив о других чувствах. Дэхен задумчиво отвернулся, припоминая тот день. Он и правда был зол. Он не верил, да и как можно было поверить. Но потом что-то пошло не так... — Черт, — тихо выругавшись, Дэхен припал губами к стакану, делая сразу несколько больших глотков уже изрядно потеплевшего в его руках пива. Он вспомнил улыбку. Искреннюю и живую улыбку Ёнджэ. Она вызвала в нем старые воспоминания о детстве. Когда-то он уже видел такую же искреннюю улыбку. И видя ее вновь, он не мог продолжать злиться. — Такое работает и с вещами, — Ёнджэ постарался продолжить рассказ, дабы не затягивать эту минуту неловкости, потому что еще немного, и, казалось, его лицо сгорит.— Если у вещи есть живой или относительно недавно погибший хозяин, я могу увидеть всё, что чувствовал их владелец до того момента, как вещь попала в мои руки. — А, — Дэхен открыл рот, чтобы что-то спросить, но взгляд невольно соскользнул к стоящему на столике пакету с занавесками, — шторы. — Обычно я вижу года за секунды, но в случае со шторами происходило что-то странное. Я видел каждый твой предыдущий день, но так и не смог увидеть полностью сутки. Я все еще не могу делать это дольше, чем двадцать секунд. Поэтому моих навыков еще недостаточно, чтобы увидеть всё. — Что будет в противном случае? — Это опасно для меня. Мне становится плохо. Сердце не выдерживает, а дышать и вовсе становится невозможно. — Дэхен снова вспомнил их встречу в больнице, когда из носа Ёнджэ текла кровь. Теперь он понимал, почему и что с ним тогда произошло. — Ты сказал, что я... — Эмпат. — Да. Вдруг и я все же умею проделывать такое, но просто еще не знаю об этом? — Ты не такой, как я. Ты обычный. Просто ты чувствуешь чуть больше обычного человека. Так что рано не радуйся, — Ёнджэ хлебнул пива, уже не так морщась от вкуса. Похоже, быстро привыкает. — Тогда как я могу помочь тебе с этим? — проигнорировав колкость, Дэхен задал еще вопрос, вертящийся на языке. Ёнджэ не раз упоминал, что Чон может ему помочь. — Я не знаю, как, но думаю, что можешь. — Кое-что меня волнует не меньше, — протянул Чон, задумываясь, как правильней подойти к вопросу. Он не мог задать просто так в лоб, ведь Ёнджэ может обидеться. Но и не спросить он не мог. — Что же? — повернувшись к нему, Ёнджэ выжидательно уставился в его лицо. — Почему тебя ищет ФБР? — Потому что я сбежал от них, — выдавил Ёнджэ, похоже понимая, что уже не уйти от этого вопроса. Если он хочет его помощи, то должен довериться. Иначе Дэхен не поверит, что Ёнджэ не преступник, раз скрывается от всех, на ком надет мало-мальски приличный костюм. — Отсюда поподробней, пожалуйста, — серьезно проговорил Дэхен, отставляя стакан на столик и разворачиваясь всем корпусом к Ёнджэ. Тот повернулся к нему в ответ, так же отставляя стакан, но предварительно осушив его до дна залпом, видимо набираясь смелости, чтобы рассказать то, что уж точно никому бы не рассказал даже под страхом разоблачения его сущности. — Я не помню своего детства. Сколько себя помню, я всегда был в системе. Я работал на ФБР всю свою жизнь. Помогал им своими способностями. Но я знал наверняка, что уж точно не соглашался на это сам. Я бы не смог согласиться на такое. Меня держали взаперти, иногда позволяли выбраться на улицу, но в сопровождении агента, который был кем-то вроде моего надзирателя. Как говорила она сама — опекун. Меня обучали всему, что учат в школе. Поэтому я не вырос незнайкой. После «работы» мне давали порцию седативных, и я просто засыпал до следующего утра. По воскресеньям полдня торчал у психиатра, — он замолк на мгновение, усмехаясь. — Джим до сих пор твердит, что он психотерапевт, но я уверен, что он истинный психиатр. Он проверяет меня тестами и болтовней, чтобы я не сорвался в один миг и не уничтожил всё, что вокруг меня. — Почему они боятся этого? Разве ты способен на что-то плохое? — удивленно спросил Дэхен, воспользовавшись паузой в его рассказе. — Дэхен, в моей голове столько опыта, столько знаний. Я знаю, каково это, когда ты убиваешь человека, когда лишаешь кого-то жизни. Какой экстаз ощущает каждая клеточка головного мозга. Каждое нервное окончание внутри натягивается, и ты чувствуешь эту власть, контроль. Это небывалое ощущение. — Ёнджэ увлеченно рассказывал, полностью погружаясь в свои чувства, обнажая свою душу. Доверял самое темное, что было в нем. Похоже, он чувствовал комфорт и покой рядом с ним. А Дэхен просто слушал, удивляясь и теряясь еще больше. Его поражало всё это, но мозг отказывался сопротивляться, и он верил. Слушал дальше и верил каждому слову. — Да, я чувствовал и оборотную сторону этой медали. Боль. Утрата, смерть, насилие. Это больно. Когда тебя убивают, ты не чувствуешь эйфории. Тебе больно и обидно. За то, что это произошло вот так, как происходило. Больно и мерзко. Эта боль не сравнится с эйфорией от убийства человека. Но я не так слаб, как ты думаешь. Я помню всё, что испытал когда-либо, начиная с моего десятилетнего возраста. Я могу вырвать из памяти любой клочок чувств и воспроизвести его, почувствовать вновь. Отмести все остальные эмоции и поддаться этому чувству. И тогда я смогу убить. Тогда я смогу сделать многое. Меня удерживает лишь моё здравомыслие и стремление жить обычной жизнью. И знаешь, что? — Что? — любопытствуя, переспросил Дэхен. — Я добьюсь этого. — Обычной жизни? — Да, — Ёнджэ несколько раз кивнул в подтверждение своим словам. Отвернулся, хватая со столика стакан и показывая его Дэхену, который, не мешкая, наполнил его еще одной порцией терпкого напитка. — Почему тебе помогает Джим? — Ему кое-что нужно. Я помогу ему это узнать, когда стану сильней. Сейчас я еще слаб для этого. — И где ты живешь? — Дэхен продолжал закидывать его вопросами. Другого шанса может не быть, лучше узнать всё сразу. А может, Ёнджэ хотя бы теперь согласится на его поддержку. — Недалеко от больницы. На Манхэттене. — Тебе по карману центр этого района? — весьма удивившись, переспросил Чон. Все-таки он и сам не жил там. Ему по карману небольшая квартира там, но он все равно почему-то не стремился. Наверное, ему и здесь неплохо. Благополучный и относительно безопасный квартал на окраине района. Хороший вид из окна. Двадцать минут до работы пешком. Даже не нужно ездить на метро и уж тем более пользоваться машиной. — Джим помогает мне с этим. Но кое-что и я зарабатываю сам. Так что не думай об этом. Твою помощь я не приму. — Но как ты работаешь? — В городе много строек. Курьеры тоже пользуются популярностью. Так что я не бедствую. — Видимо, бесполезно пытаться, — вслух подметил Чон, откидываясь на спинку дивана и вытягивая руки в стороны. Голова начинала понемногу болеть от такого количества информации. Хотелось спать, хоть и время было совсем не позднее. Однако солнце уже село, и вечер наступил. — Верно, — кивнул в ответ Ёнджэ. Вздохнул, отпивая пиво маленькими глотками. — Оставайся сегодня здесь, — на выдохе протянул Дэхен, вытягиваясь на диване и зевая от усталости. Он боялся отпускать его после такого длинного разговора. Боялся, что не увидит его больше, что парень просто передумает. Теперь, после того, что он узнал, было сложно забыть это и жить дальше. Он не мог отпустить его, не оказав помощь. Ёнджэ молча кивнул, посмотрев в окно. Да и по темноте лучше не ходить. Хоть в городе и было светло, но опасности от этого не уменьшалось. А если приплюсовать к этому еще и агентов, лучше было не высовываться вовсе. — Только, — Дэхен вовремя опомнился, едва не подскакивая с места, уставившись на Ёнджэ, отчего тот удивленно покосился в ответ, — как ты тогда спал? Ты же не можешь касаться моих вещей. Но когда я проснулся и пришел к тебе, ты спал так крепко, притянув к себе одеяло руками, что оно касалось твоей кожи. — Я не знаю. Я просто вырубился. Проснулся от твоего голоса. Я помню, как коснулся простыни, и чувства нахлынули, но что было потом... пустота. В тебе слишком много всего, я не справляюсь. — Тогда, может, не стоит... — Всё в порядке. Иди спать. Я вижу, ты уже засыпаешь, — Ёнджэ попытался его прогнать спать, самому же остаться в одиночестве. Может, ему нужно было подумать обо всем. Да и он, по виду, тоже устал. Если в прошлый раз с ним здесь ничего не случилось, значит, и в этот не случится. Переживать было нечего. — Тогда до утра? — спросил Дэхен, вставая с дивана. Убедившись ответным кивком Ёнджэ, он направился в спальню, оставляя эмпата одного. — Ну вот и всё, — прошептал в тишину Ёнджэ, чего Дэхен уже не услышал. Откинулся на спинку дивана. — Теперь ты знаешь всё.