Эмпат

Подняв голову, Ёнджэ уперся взглядом в телевизор, банально не зная, как подступиться к молчаливому Дэхену. Они не разговаривали друг с другом на протяжении всего вечера. А перед этим и всего дня с момента последнего разговора в спальне Чона. Ёнджэ не чувствовал себя здесь как дома. Чувство вины не позволяло расслабиться, стуча по стенкам черепа каждую гребаную секунду. Но как заговорить об этом, он не знал. Хоть и прекрасно понимал, что пора. Он чувствовал, что пора. И вновь опускал голову, пряча взгляд в тени от собственной головы. За окнами на город давно опустился закат. Дэхен еще час назад зашторил все окна в гостиной, погрузив комнату в мягкий свет настольных ламп, украшавших небольшие столики по оба края дивана. И каждый из них — и Дэхен, и Ёнджэ — утонули в этом мягком свечении, вперив взгляды в телевизор, который что-то показывал, наверняка интересное, если бы они смотрели. Но ни один, ни второй не смотрели, думая лишь о том, что было сказано утром. Однако сказанного не вернешь, и кому-то нужно было озвучить свои мысли вслух. Ёнджэ чувствовал, что Дэхен ждет. Он безмолвно ждет, вслушиваясь в тишину, что густым облаком повисла на части дивана, разделяющей их вот уже несколько часов. — Это напрягает, — наконец не выдержав, сдался Ёнджэ, выдыхая. Такая выжидательная тишина напрягала, натягивая нервные волокна до терпимого предела, буквально выходя за его рамки с каждой секундой всё больше. — Первый минус заурядной человеческой жизни в копилку, — пробурчал в ответ Дэхен, явно разочаровавшись в таком долгом ожидании. Но это уже что-то и гораздо лучше, чем совсем ничего. Мысли, вкрадывающиеся в тишину, напрягали куда больше, чем сама тишина. — Ты хочешь, чтобы я извинился, — Ёнджэ даже не спрашивал, точно зная ответ. Он повернул голову к Дэхену, встречая его взгляд, наполненный очевидным — он хотел, чтобы Ёнджэ извинился. Но гораздо сильнее он хотел, чтобы Ёнджэ понял причину. — Я хочу, чтобы ты понял меня. — Я понимаю тебя, — уперся Ёнджэ, отворачиваясь к телевизору и опираясь локтем на подлокотник. Нервно прикусил кончик пальца зубами, теребя и так обгрызенный ноготь. — Ты знаешь меня, — заметив его реакцию, Дэхен тоже отвернулся, предполагая, что говорить, глядя в телевизор, будет гораздо легче, чем глядя в его глаза. — Ты знаешь мои чувства. Знаешь, чего я жду и что я к тебе испытываю. Но ты этого не понимаешь. А внушать тебе это, так, чтобы ты понял, я не могу. И дело не в том, что это мне не по силам, а в том, что это неправильно. — Но я не могу ответить тебе тем же, — выдержав небольшую паузу, тихо ответил Ёнджэ, не решаясь настаивать на своем. Во всем происходящем он понимал только одно — он был не прав. Но слабо понимал, почему. Он боялся довериться полностью, позволив войти в свое сердце и поселиться там теплыми чувствами. Как бы он ни хотел, как бы он ни осознавал, что может себе это позволить. Теперь уже точно может, ведь… он осмотрелся, запечатлевая в памяти уютный интерьер дома Дэхена… это его дом, а ФБР теперь наверняка ищут не только Ёнджэ. Он мог ему довериться, не получив удара в спину. Да только попробуй доказать это мозгу. Джэ привык так жить, и перестроиться на новый вариант на деле оказалось не так уж и легко, как он думал. — Я не прошу отвечать мне тем же прямо сейчас, — Дэхен устало вздохнул, откидывая голову назад. На несколько мгновений между ними снова установилось молчание. — Я бы хотел, чтобы ты научился мне доверять. Ведь я готов на многое ради тебя, и мои чувства это подтверждают, я знаю. Очень тяжело осознавать, что, что бы ты ни делал, результат один и тот же. Я врач по всей своей натуре. Я не привык спотыкаться о стабильность. Кто бы что ни говорил, а стабильность в медицине тоже не есть хорошо. Она сродни неизвестности — то ли пациент идет на поправку, то ли уже никогда не проснется. «Он стабилен» — самая раздражающая фраза, которую я слышу и произношу сам почти каждый день. И вот с тобой у меня точно так же — наши отношения стабильны. Не плохо, но и не хорошо. И не ясно, что будет в следующий миг. Станет ли плохо или, наоборот, хорошо. И вот стабильность сменилась угасанием. Если мы не поймем друг друга, нам будет очень тяжело. Пациент никогда не проснется. Договорив, Дэхен замолк, мысленно выдыхая в облегчении. Где-то на краю сознания глухо метались стрелки часов, приближая полночь. Сказать ему больше было нечего. Смог ли он донести до Ёнджэ свою мысль или не смог, уже не так важно. Высказанные мысли опустошили голову, забрав с собой силы. Рядом с ним он всегда чувствовал себя неоднозначно. Либо полон эмоций, либо пуст, как прозрачная стеклянная ваза. Разбитая стеклянная ваза, и кусочки уже не разобрать по фрагментам паззла, они спутываются, внося хаос в привычный мир. Ёнджэ вносил в его мир хаос. — Дай мне время, — прошептал Ёнджэ, когда звук, доносящийся от телевизора, смолк. — У тебя его не так много. Дэхен посмотрел на Ёнджэ, подвигаясь чуть ближе, вынуждая посмотреть в ответ. Поджав губы, Чон молчаливо вытянул руку, касаясь его предплечья и заставляя отнять руку от своего живота, дав возможность сплести пальцы. Ю вздрогнул от прикосновения к своей коже, задерживая дыхание. Взглянув исподлобья в его лицо, Дэхен торопливо выключил звук на телевизоре, вслушиваясь в тишину. — Не надо, — проговорил он тут же, понимая, что он снова не дышит. — О чем ты? — кротко спросил Ёнджэ в ответ, поднимая взгляд. — Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до тебя, ты задерживаешь дыхание и вздрагиваешь от испуга. Не надо так делать. Дыши, — слова Дэхена прозвучали твердо и настойчиво, как приказ. Ёнджэ попытался сделать над собой усилие, делая вдох и так же медленно выдыхая. Один раз, второй, третий… Время нещадно бежало вперед, в голове уже давно загорелся выдуманный им самим красный огонек, говорящий о том, что он должен остановиться, вырвать свою руку из его и отсесть подальше, чтобы не иметь возможности коснуться даже случайно. А Дэхен сжимал его пальцы, явно не считая секунды, лишь только вслушиваясь в его дыхание и сердцебиение, которое гулко стучало в висках, увеличивая яркость сигнального огонька. Тридцатая тысяча миллисекунд плавно утекала, грозя остановить сердце. И в этот же момент тепло исчезло, а руки коснулась прохлада нового покрывала, купленного Дэхеном этим утром. — Сколько? — поинтересовался Дэхен, дождавшись, когда состояние Ёнджэ вернется в границы нормы. — Тридцать с половиной, — хрипло донеслось в ответ. — Контролируй свое тело. У тебя действительно не так много времени. И не потому, что я не могу ждать. А потому, что ФБР ждать не намерено. — Что ты задумал? — Джэ с подозрением глянул на Дэхена, мысленно перемалывая новые чувства. — Есть одна мысль. Если получится, мы смогли бы выиграть немного времени для тебя. — Я правильно понял? — переспросил Ёнджэ, поймав его мысль, с недоверием взирая на нее с высоты собственных чувств. — Смотря, что ты понял, — Дэхен весело улыбнулся, доведя свою идею до совершенства. — Видимо, правильно, — Ёнджэ кивнул, удостоверяясь в своей прекрасной способности понимать завуалированные под чувства мысли. — Ты готов? — бодро подначил Дэхен, увидев сомнение на его лице. Этот вариант не был стопроцентным, и предсказать реакцию ФБР тоже было достаточно сложно. Но они могли бы попытаться. Так у них будет чуть больше времени на тренировки, если за ними по пятам, словно некормленые крысы, не будут следовать агенты. — Я доверяю тебе, — наконец решившись, проговорил Ёнджэ, отчаянно вздыхая. Дэхен в ответ лишь кивнул, мягко улыбаясь, глядя в его глаза. Затем отвернулся к телевизору, включая звук. Обратил всё свое внимание на экран, вслушиваясь в то, что там говорили. Теперь и фильм был гораздо интереснее, и молчание так не давило, как раньше. Дэхен даст Ёнджэ время и выиграет для него еще немного. Для них.

***

По привычке рано поднявшись с утра, Дэхен подскочил с постели, сонно побрел к окну, расправляя плотные шторы, позволяя солнечному свету пробиться сквозь окна. Да только света не было. Небо застлала пасмурная пелена, разгоняя серость утра над проливом. Широко зевнув, он обвел улицу перед домом хмурым взглядом, успокаивая свой еще не до конца проснувшийся мозг. Мысль о том, что Ёнджэ разыскивали по всему Нью-Йорку, не покидала ни на миг. Но, несмотря на это, Дэхен замечательно проспал всю ночь, чувствуя сейчас себя вполне сносно. Все же присутствие Ёнджэ в его доме создавало атмосферу умиротворения. Вдоволь насмотревшись на сизые тучи и удостоверившись, что у его дома не дежурит патруль полиции или фургончик с хот-догами, Дэхен побрел в коридор, тут же замирая, едва переступив порог собственной спальни. Прямо напротив была комната, которую он отдал Ёнджэ. Дверь была раскрыта нараспашку, а внутри было чересчур сонливо. Дэхен сделал пару шагов, останавливаясь у входа в комнату. Парень мирно сопел, накрывшись одеялом по самую шею. Его лицо было таким спокойным, а складка, обычно пролегавшая меж его бровей, разгладилась. Дэхен впервые заставал его спящим у себя дома. И то, что он видел, заставило его улыбнуться, тихой поступью войти в комнату, присев на корточки у подножия кровати, глядя на спящего, который, кажется, даже… улыбался чему-то во сне. Совсем незаметно, робко. Но ему снилось что-то явно хорошее. Уступив желанию коснуться его, Дэхен вытянул руку. Чуть колеблясь, притих на секунду, затем все же касаясь кончиками пальцев мягких темных волос. Убрал упавшие на лицо прядки. Мягко провел по виску указательным пальцем, едва касаясь кожи. Нерешительно замер на скуле, бесшумно выдыхая, опустился ниже, провел линию по щеке, до подбородка. Ёнджэ шевельнулся во сне, поморщившись. Наверное, это было щекотно. Дэхен отнял руку от его лица, собираясь встать и так же тихо уйти, не потревожив его сон. Но Ёнджэ внезапно открыл глаза, фокусируя взгляд на Дэхене. — От тебя так и веет счастьем, — сонно пробубнил Ёнджэ, поправляя на себе одеяло. Закутался в него еще сильней, будто замерз. — Я не хотел будить. Прости, — извинился Чон, таки поднимаясь на ноги. — Я могу не почувствовать во сне, если ты просто стоишь рядом, но если ты прикоснешься ко мне, я почувствую. И сейчас я чувствую счастье. Его так много, что это даже немного пугает, — Ёнджэ поморщился, тут же издавая смешок в ответ на смех Дэхена. — Зато ты даже не вздрогнул, — подметил Чон, довольно улыбаясь. — Я ведь спал. А ты был слишком нежен, — перевернувшись на спину, Ёнджэ посмотрел на Дэхена снизу вверх, сонно моргая. В его доме он всегда хорошо спал, и просыпаться с рассветом было катастрофически тяжело. Здесь он высыпался. Набирался сил, несмотря на то, что чувства окружали его, пропитывая даже воздух. — Я могу быть грубым, — усмехнулся Дэхен, незаметно приближаясь к порогу комнаты спиной. — Избавь меня от своей разносторонности, — скривившись, Джэ отвернулся, прячась с головой под одеялом. — Уже, только сначала… яичница или яичница? — разведя в воздухе руками на манер импровизированных чаш весов для более наглядного представления потрясающего выбора завтрака, Дэхен выжидающе дернул бровями, строя до неприличия серьезное лицо. — Яичница, — донеслось из-под одеяла, на что Чон кивнул, бодро подскочив. — Я знал, что ты выберешь яичницу, — донеслось от него напоследок, после чего он скрылся в коридоре. Уже через секунду оттуда послышались решительные шаги в сторону лестницы. Облегченно выдохнув, Ёнджэ вылез из-под одеяла, покосившись в сторону двери. Не заметив там движения, он слез с постели, зевая. Хотелось поспать еще. Хоть немного. Однако времени на это у него не было. А у Дэхена был какой-то план. Точнее, Ёнджэ знал, что это за план, но назвать его, кроме как «какой-то», язык не поворачивался. Вряд ли это сработает. Просто так ему не поверит никто, а тесты он не пройдет. Решив не переодеваться, оставшись в новых брюках и футболке, Ёнджэ спустился вниз по лестнице, заворачивая в гостиную, а оттуда — на кухню. Там с самым серьезным и сосредоточенным видом у плиты стоял Дэхен, следя за жарящимися яйцами на сковороде. Если быть точным — на двух сковородах. Видимо, чтобы не тратить больше времени на приготовление. Он выглядел таким домашним, увлеченным. Совсем не похожим на себя на работе. Словно это два разных человека, и Ёнджэ успел повидать их обоих. — Доставай посуду и садись за стол, — на мгновение подняв взгляд на пришедшего Ёнджэ, Дэхен выключил огонь, снимая одну яичницу со сковороды на тарелку. Пока Джэ копался в верхнем ящичке в поисках новых тарелок, Дэхен схватил вторую сковороду, выжидающе сопя у плиты. — Как спалось? — спросил он, когда Ёнджэ наконец достал тарелку, поставив на столешницу. — Отлично, — буркнул Ю, забирая свой завтрак и садясь за стол, как было велено. Чон присел напротив, хватая вилку и принимаясь за еду. Вкрадчиво взглянув на Дэхена, Джэ спросил в ответ: — А тебе? — И мне, — коротко ответил Чон с набитым ртом. Ёнджэ кивнул, погружаясь с мыслями в завтрак. Всё это было таким непривычным. Просыпаться в теплой постели уютно обставленного дома от нежного прикосновения к щеке, завтракать с кем-то, кто готов на многое ради него, говорить о погоде и о том, кто как спал прошлой ночью… Это было одновременно приятно и пугающе. Пугающе, потому что слишком приятно. И если он этого лишится, вряд ли уже сможет забыть свои чувства. Его чувства. Поэтому он должен был что-то сделать, чтобы не стало хуже. Он не может лишиться этого насильно. Только не таким путем. — Я должен уехать, — проговорил Ёнджэ на грани шепота. Дэхен, перестав жевать, уставился в полупустую тарелку, вилка замерла в воздухе, крепко сжатая в его руке. — Мы снова говорим об этом? — сдавленно выговорил Чон, подняв взгляд на парня. — Да… Думаю, да, — нерешительно выдавил Ёнджэ, встречая его взгляд. От такого взгляда он чувствовал себя виноватым. Снова. И не мог понять причину своей неправоты… снова. Дэхен тяжело вздохнул, опуская взгляд. Отложил вилку и отодвинул от себя тарелку. Положил ладони на стол, сжав их в кулаки. Ёнджэ не понимал. Опять. И Дэхен не мог ничего с собой поделать — он злился. Он начинал злиться на него за это и не мог заставить себя понять его. Ведь они уже решили. Они всё решили, а теперь он снова заявляет, что должен уехать. Он не должен и может, но не хочет. Может, внушить ему было действительно хорошей идеей. С силой зажмурившись, Дэхен как следует мысленно ударил себя по голове, отбрасывая эту глупость подальше. Это не выход, и он это знал, теперь знали и они оба. — Не закрывайся. Пожалуйста, — прошептал Ёнджэ, осторожно касаясь руки Дэхена, отчего тот вздрогнул, поднимая удивленный взгляд. — Мне нравится такое утро. И день тоже. И даже вечер. Да и ночью я неплохо сплю теперь, — заговорил он тихо, стараясь донести до Чона свои чувства, в то время как от него не исходило даже пресловутого тепла, уже ставшего таким необходимым в моменты их споров. — Я привыкаю к этому. Понимаешь? Если это отберут у меня насильно, я не смогу отдать. Но и удержать я тоже не в силах. — Ты говорил, что не чувствуешь ко мне ничего. Что изменилось спустя ночь? — холодно проговорил в ответ Дэхен, снова коря себя за неспособность отбросить эгоистические замашки, когда дело касается того, что ему несказанно дорого. Ёнджэ застыл, приоткрыв рот и вылупившись на Дэхена. В голове пронеслись часы вчерашнего дня, каждое его слово, сказанное с дикой уверенностью в их правдивости. Что же изменилось за ночь? Действительно, ничего. Тогда, может, он врал сам себе? Он привыкает к нему. С такой стремительностью, что хочется сделать несколько шагов назад и остановиться там, замереть в одной точке, повесив для убедительности табличку «стоп» перед своими глазами. Как бы он ни закрывался от него, все же не вышло. И признавать это было больно. А терять — еще больнее. — Ничего. Ничего не изменилось, — отняв от него свою руку, Джэ опустил взгляд в тарелку, вновь ощущая расползающееся в воздухе тепло. — Врёшь, — заключил Дэхен спустя мгновение, сверля парня взглядом. — С чего ты взял? — отвлеченно поинтересовался Ёнджэ на это, хватая в руки вилку и обращая всё свое внимание на слегка остывшую яичницу. — Чувствую. Ёнджэ уставился на Дэхена, неверяще моргая. Вилка выпала из руки, с противным звоном ударяясь о край тарелки. Чон поджал губы, борясь с желанием сделать то, о чем он будет жалеть очень долго. Все же стоило дать ему волю решать за себя самому. Иначе ничего не выйдет. Если Ёнджэ хочет уехать, он уедет. А если Дэхен остановит его, потому что просто почувствовал… ничего не выйдет. — Ничего не изменилось, — проговорил Ёнджэ спустя минуту молчаливых гляделок в глаза друг другу. — Ничего, — повторил Дэхен едва слышно, опуская взгляд на стол, где лежала выпавшая из руки вилка. — Стабильность, — добавил Джэ, так же опустив взгляд. Взял в руку эту вилку, втыкая ее в кусочек желтка. — Лучше, чем ничего, верно? — Дэхен криво улыбнулся, тут же забивая рот едой. Ёнджэ натянуто улыбнулся в ответ, заканчивая тем самым разговор. Говорить об этом больше не было смысла. Он признал, что облажался. Очень сильно и необратимо. А теперь можно попытаться удержать то, к чему привык. Лишь бы только его привычка не пострадала вместе с ним. Лишь бы только она выплыла, если оба пойдут ко дну. Для Дэхена Ёнджэ не желал ничего из того, чем Джэ сам жил двадцать лет. Ровно двадцать лет его не существовало. Он, Ёнджэ, двадцати лет от роду, и его не существовало. Он был браком системы, выброшенным из механизма. Но, кажется, нужно завести новую тетрадь. И начать новый отсчет. Ёнджэ мысленно припомнил, что оставил дневник для записей в своей квартире. И это было к лучшему. В конце концов, у них был план. У них. Несуществующая деталь всегда в одиночестве. Теперь же это скорее антиномия, граничащая с диссонансом, чем то, кем он является.