Эмпат

Эта земля — твоя земля, эта земля — моя земля. От Калифорнии до Нью-Йоркских островов. От секвойного леса до вод Гольфстрима. Эта земля была создана для нас с тобой. — Ты ведь знаешь эту песню? Звук упавших на стол фотокарточек вывел его из мыслей. Николь тихо ойкнула, улыбнувшись. Ногтями подцепила их за края, собрав все фотографии в одну небольшую стопку. И тихо запела: — Я бродил и скитался, шел по своим же следам к искрящимся пескам ее алмазных пустынь. В то же время всюду голос звучал: эта земля создана для нас с тобой… Резкий вдох. Ёнджэ сглотнул, выдыхая несдержанно. Голову опалило огнем, взгляд затуманился. По виску скатилась капелька пота, заставляя поежиться от неприятного ощущения, желания смахнуть ее, расчесать кожу до красноты. Снять с себя всё и обмакнуться в эти эмоции с головой. — Заходите в наш магазин! — с дрожью в голосе проговорил Ёнджэ, сунув кому-то из прохожих флаер. Остановившись у маскарадного магазинчика, он вымерял шаги из стороны в сторону, дожидаясь подходящего момента. Из висящих под вывеской колонок раздавалась знакомая с детства мелодия. Украшенные в цвет американского флага окна пестрили яркими звездами и синими волнами. Всё так и кричало о скором наступлении национального праздника. От Калифорнии до Манхэттена, от секвойного леса до вод Гольфстрима. Эта земля создана для нас с тобой. Из-за маленьких дырочек для глаз он почти ничего не видел. Силуэты спешащих пузырей с эмоциями. Дотронешься — лопнет, омоет с головы до пят, проникнет в самые потаённые уголки тела и души. — Заходите в наш магазин, — снова и снова он проговаривал, борясь с собой. Пачкаясь с каждым прикосновением к пузырям всё больше. Они лопались от дуновений теплого ветерка, от уголочков цветастых флаеров, разрезавших тонкую оболочку. Тяжело и душно. Медведь станет его тюрьмой в этот день. Эта земля — твоя земля. Ёнджэ чувствовал себя здесь лишним. Этот праздник чужих жизней. И тысячи лопнувших пузырей. Дверь с шумом отворилась, заставляя Ёнджэ вздрогнуть, оторвавшись от созерцания белоснежного потолка. Взгляду предстала довольная ухмылка агента Гейла, ворвавшегося в его стерильную обитель на удивление внезапно. За всё время до этого он не радовал его своими визитами. Хотя Ёнджэ не мог с уверенностью теперь сказать — понедельник ли сегодня, а может, уже пятница. — Как спалось, заточенец-доброволец? — бодро выдал Алекс, прислонившись плечом к косяку. Весь его вид говорил об одном: он чертовски доволен своим положением. — Я уже дал свой ответ, — проговорил в ответ Ёнджэ, отвернувшись от гостя. В его мыслях ничего не изменилось за то время, что он находится здесь. Он много думал. Выворачивал свои чувства наизнанку, переживая каждый вариант по отдельности. Но ничего не изменилось. Нет ничего, что могло бы заставить его передумать. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Алекс шумно вздохнул, поднимая взгляд к потолку. Скрестил руки на груди, задумчиво поджимая тонкие губы. Ожидать от парня чего-то иного было ошибкой. Он надеялся на его сообразительность. Ведь терять такой потенциал ему совсем не хотелось. Ёнджэ — как обученная овчарка, способная найти наркотики там, где их не смог бы найти ни один даже самый квалифицированный агент. Натренированная, но не выдрессированная. Требующая больших затрат. Но настолько ценная, что за нее пойдет «ва-банк» весь Вашингтон. Но не настолько, чтобы просто отпустить. В таком случае, получив полную свободу, овчарка теряет всю свою ценность. Став уличной дворняжкой, она оказывается слишком опасной для людей. — Ты ведь понимаешь, что у нас остается только один выход? Оторвавшись от косяка, Алекс вошел в комнатку, запирая за собой дверь. Замок автоматически щелкнул, оставляя их наедине друг с другом. Ёнджэ поднял на агента взгляд, внимательно наблюдая за ним. Тот подошел к столу, вытянул руку, опуская ладонь на спинку стула. Выдвинул его из-за стола, тут же присаживаясь на него, лицом к спинке. Прямо перед Ёнджэ, глядя в его глаза. — Так как ты сделал свой выбор, я могу рассказать тебе одну историю, — заговорил Алекс, скрещивая руки и опуская их на спинку стула. — Ты хочешь узнать, почему всё обернулось так? — Как «так»? — переспросил Ёнджэ непонимающе. Алекс выглядел таким серьезным, что Ёнджэ на мгновение показалось, что наконец-то шутки закончились. Всего на миг, но эта мысль отчего-то напугала. Он понимал, что его не выпустят, но что будет дальше — по-прежнему осталось тайной. И каждое его слово становилось еще более сложной загадкой. — То, почему ты оказался здесь, — чуть тише проговорил Алекс, смотря на Ёнджэ с несвойственным ему сочувствием. Оно мимолетно проскользнуло во взгляде, пугая эмпата. — Эта история такая длинная? — после недолгой паузы Ёнджэ шепнул пропавшим от испуга голосом. Вдруг эта история о нем. Та история, которую он так яро пытался и жаждал узнать. И что, если он всё узнает? Его больше не отпустят. Никогда. — Боюсь, тебе не хватит времени, чтобы узнать финал этой истории. *** Идя по темному асфальту несмелым шагом, он не чувствовал его твердости. Словно плывя по течению жизни, в которой теперь находиться становилось тошно. Словно вывернутая наизнанку наволочка, мир предстал в новых красках. Пространная арена с закругленными углами. Во имя безопасности психов. Оглушающий ход стрелок. Раз, два, три. Шаг секундной стрелки равен тысяче мгновений, растянувшихся на век. Он закрывал уши ладонями, пытаясь утихомирить боль. Жмурился до белых пятен в темноте перед глазами. Сходил с ума, на каждом шагу врезаясь в них. «Больше тебя это не касается». Не касается… Выдохнув, Дэхен шмыгнул носом, расправляя плечи и отрывая ладони от ушей. Проходящие мимо люди сбивали его своими плечами, оставляя пылинки своих чувств на его одежде. Он их не чувствовал, но прекрасно видел. Разрисованные яркими красками улицы. Цветные огоньки в чужих глазах. Дымка их эмоций, окутавшая их, будто мыльный пузырь. Дотронется — и ниточка привяжется к нему, будет тянуться туда, куда пойдет он. — Иди домой. Забудь. Забудь всё, Дэхен. Это не твоя жизнь, не твой выбор и исход. Ты ничего не сможешь сделать. — Во взгляде Кенди слишком явно читалось беспокойство. Переживание за друга, влезшего в далеко не сказочную историю. Она покачала головой, тяжело вздыхая. Это дело, видимо, давалось ей с таким огромным трудом. — Только не вини себя. Ты никогда ни в чем не был виноват. Дэхен сморгнул яркую пелену с глаз, делая несколько глубоких вздохов. Шум часов в голове стих, даря недолгое облегчение. Шагнув еще раз, он остановился посреди серого тротуара, застывая неподвижной статуей. Взгляд опустел еще тогда, в той комнате, где он слышал тихий обеспокоенный голос подруги. Где за зеркальным окошком был тот, у кого была власть. Он хотел его спасти. Но вместо этого лишь сделал хуже. Что он сделал? Что он натворил? Ноги привели его туда. Единственное место, куда он может вернуться. Отворив калитку, он поднялся по ступенькам, буквально наваливаясь на дверь. Ударил по ней рукой, заставляя открыться. Но ее открыли только спустя пару минут. Женщина молчаливо осмотрела фигуру человека, стоящего на ее крыльце. Взгляд, и так всё время виноватый, стал еще грустнее. — Что-то случилось, сынок? — спросила женщина, пытаясь заглянуть в глаза сыну. Но тот только молча вошел, не замечая ничего вокруг, поднялся по лестнице, остановившись у двери в свою бывшую детскую комнату. Хотел бы он найти здесь какой-нибудь ответ, который бы решил все его проблемы и избавил от тягостных дум. Здесь всё было по-старому. Ничего не менялось. Та же кровать, только белье застелено свежее, будто мать ждала его изо дня в день, когда он придет и упадет на свою постель, превратится в ребенка, и всё станет как раньше. Оживет отец, исчезнет чувство вины, и пролитые слезы заберут с собой память о пережитом. Дэхен возвращался воспоминаниями сюда вновь и вновь, заставляя себя переживать всё заново. Счастливые моменты, горестные моменты. Хотел бы он превратиться в ребенка, упасть на постель и зарыться носом в одеяло, чувствуя свежесть чистого постельного белья. Никаких проблем, никаких чувств и забот. Не медля больше, Дэхен упал на постель, зарываясь лицом в одеяло. Мягкое и приятно пахнущее родным домом, его детством. Мать, улыбаясь, стояла у двери, опершись плечом о косяк. Скрестив руки на груди, она наблюдала за своим ребенком. Совсем как в детстве, только без улыбки. Улегшись на живот, Дэхен прижался щекой к одеялу. Взгляд устремился вперед. Вот сейчас он моргнет, и снова всё окрасится радугой. Его старые воспоминания, это белье, эта стена и даже воздух, залетающий через открытое окно с улицы. Вновь в голове он услышит отголоски души Ёнджэ. Располосованной на цвета радуги. Души, которую он предал. — Я ведь ему пообещал, — прошептал Дэхен едва слышно. Он пообещал ему, что вытащит. Не сейчас, но чуть позже. «Черта с два, Дэхен. Мне больше не нужна твоя помощь». — Я обещал, что вытащу его. У меня не было выбора. Разве я мог иначе? — снова прошептал Дэхен, уткнувшись носом в одеяло. Затем резко развернулся, смотря широко раскрытыми глазами на мать. Тонкие стенки мыльного пузыря обволокли ее фигуру, окрашивая в яркие цвета. Дэхен моргнул, смахивая синестетическую пелену. — Почему это происходит? — спросил он, глядя в глаза матери. Она медленно вздохнула, склоняя голову набок. Не верила, что когда-нибудь придется рассказывать. Дэхен опустил голову, приподнимаясь на постели и усаживаясь удобнее. Весь его сегодняшний день пошел кувырком. Он не спал всю ночь, сидя в пустой квартире. В памяти всплывали детали разговора недельной давности. Целая неделя. Словно беспомощный зверек, он крутится в собственном колесе терзаний. Сколько бы ни притормаживал, по инерции ускорялся вновь. Нёсся на бешеной скорости, маринуясь в цикле из дней и ночей. Он хотел вытащить его оттуда, но не знал как. У него не было ничего, кроме своего собственного тела, так невовремя дающего сбой. Ничего, кроме крохотного знания о мире и системе в нем. — Это то, каким ты родился, — вдруг произнесла женщина, окинув сына печальным взглядом. Дэхен уставился на нее, приоткрыв рот. Не зная, как реагировать и что сказать. Но она и не стала дожидаться ответа — молчаливо покинула комнату и прикрыла за собой дверь. И снова тело дало сбой, окрасив след из ее шагов в ярко-голубой цвет. *** — Подожди! — вскинув руки, Ёнджэ остановил Алекса до того, как тот начал говорить. — Что? Не хочешь узнать свою историю? — изогнув бровь в чересчур явной и непозволительной для агента насмешке, Алекс тем не менее замолчал, ведь не это было его целью. Ему нужен был другой исход, другой выбор эмпата. — Мы ведь оба понимаем, что если я всё узнаю, то назад пути уже не будет. Ёнджэ боялся. Боролся с собой, желая узнать, почему он стал таким. Выбросить на ветер шанс узнать всё без труда и боли он не мог себе позволить. Но и принять его и воспользоваться им он тоже не мог. Это означало бы только одно — он больше никогда не выйдет за пределы этой комнаты и станет их зверушкой на привязи. Либо наполнением для черного мешка, в которые прячут трупы в морге. У него было не много шансов на жизнь. Точнее, их не было вовсе. — Ты сообразителен, — ткнув указательным пальцем в его сторону, усмехнулся Алекс. Затем слегка откинулся назад, увеличивая расстояние между ними. — Ты передумал, я надеюсь? — Нет, — сразу же ответил Ёнджэ, не желая быть понятым превратно. Он не передумал и ни за что не передумает. Просто он должен сделать кое-что. Что-то очень важное. — Я хочу сходить в одно место. Алекс скрестил руки на груди, выказывая некоторое изумление. Ёнджэ, казалось, выглядел для него обреченным. В какой-то степени отчаявшимся. И сейчас он казался таким. — Ладно. Куда ты хочешь? — сдавшись, вздохнул Гейл, вновь откидываясь на спинку стула. — Ты отвезешь меня туда? — переспросил Ёнджэ, желая удостовериться, что это случится. — Да. Чуть позже. Конечно, — кивнул Алекс, со всей серьезностью глядя эмпату в глаза. — Только… сначала дай мне свою руку. Ёнджэ удивленно уставился на агента, протянувшего к нему руку. Зачем? Тысячу раз прокрутился в голове один-единственный вопрос. Что он хотел сделать? Заковать в наручники, чтобы не сбежал? Ёнджэ не слишком сильно боялся теперь. Теперь, когда каждый из них двоих говорит начистоту. Когда каждый из них знает, что будет дальше. Ёнджэ не слишком сильно боялся, ведь от Алекса исходит солнце. Тепло и радость. И пусть их так много, что обжигают кожу, но он скучает по этому теплу. Оно не похоже на тепло Дэхена, но он скучает по нему. И пусть он уже не почувствует Дэхена, но может коснуться его. — Давай же, — поторопил его Алекс, пошевелив пальцами. — Со мной тебе ничего не угрожает. По крайней мере, не таким способом. Ёнджэ закусил губу, сжав кисть в кулак. Он так злился на Дэхена за его поступок. Но так сильно скучал. За долгое время одиночества здесь, взаперти, он много думал. Ему хватило времени, чтобы основательно подумать обо всем. Он хотел бы его увидеть, дотронуться… Но ни за что бы не сделал этого. Его злость и обида были сильнее. Наконец решившись, Ёнджэ вытянул руку, хватаясь за теплую ладонь Алекса как за спасательный круг. Сжал ее, чувствуя, как сжимается чужая кисть в ответ. Тепло. Необычайно тепло и ни капельки не больно. Просто ладонь, никаких часов и ударов секундной стрелки. Никакой системы. Лишь теплое прикосновение, дарящее покой. Ёнджэ прижался затылком к стенке, закрывая глаза. Мысленно отсчитывал мгновения, скорее по привычке, чем по ощущениям. Это было его мечтой — касаться кого-то вот так легко, не заглядывая при этом в его душу и прошлое. Не выворачивая наизнанку чужую память и собственную жизнь. Трогать, обнимать и целовать. Быть рядом, чувствуя только дыхание и тепло кожи. Быть обычным выросшим подростком, пропустившим детство. Хотел бы он его наверстать… Но вдруг что-то изменилось. Часы пошли вперед, запуская систему. Тысячи мгновений, секунда за секундой. Ёнджэ распахнул глаза, пораженно застывая, опаленный внезапной болью. Алекс смотрел в его почерневшие от боли глаза, крепко сжимая ладонь в своих руках. Зажав ее в тиски своего мыльного пузыря. — Это твой выбор, Ёнджэ, — проговорил Алекс, обхватив пальцами его запястье, еще крепче сжав его руку в своих. — Что ты?.. — прохрипел Ёнджэ, раскрывая рот, хватаясь второй рукой. Пальцами пытаясь отдернуть чужие руки. Прикосновение уже не было таким теплым и безболезненным. С каждой секундой Ёнджэ всё больше окунался в его душу. Пачкался в липком масле из эмоций, нахлынувших в один миг. — Закрой, — прохрипел Ёнджэ вновь, не в силах сделать вдох. Вцепился в пальцы Алекса, с ужасом глядя в его глаза. В них не было ничего. Ни толики тех эмоций, что сейчас вдавливали Ёнджэ в пол своей массой. Счет оглушал, переходил на десятки, так же быстро вынимая из него единственно используемый им вариант. Нос обжигало кровью, стекающей по коже, капающей с губ. Пачкающей белоснежную стерильность. Ещё немного — и она зальет всю постель, оставив на мокром матраце его жизнь. — З-з-закрой… — прохрипел на выдохе, выбившись из сил, уже не хватаясь за чужие пальцы. Боли больше не было. Жар его эмоций не обжигал, как прежде. Всё осталось где-то там, за пределами сознания. Механизм ослабил давление. Во рту чувствовался привкус крови. Она стекала по шее, уже давно лишив его возможности слышать. Стук собственного сердца в груди отдавался эхом в голове. Непрекращающийся стук, словно отряд барабанщиков, растянувшийся по всему Манхэттену, сливался с эхом в одну звонкую мелодию. Когда солнце взошло, сияя, а я странствовал, пшеничные поля колосились, а облака пыли вихрились, воспевал голос, а туман опускался: эта земля была создана для нас с тобой. *** Я оставлю всё там, ты поймешь, как только увидишь. — Эй, медведь, — окликнули Ёнджэ из-за спины, когда тот всунул кому-то очередной флаер. На миг испугавшись, он медленно развернулся, сквозь маленькие дырочки для глаз рассматривая мужчину, позвавшего его. — Ты-ты, медведь. — Мужчина, стоявший на входе в маскарадный магазинчик, поманил его пальцами, подзывая к себе. — Для тебя тут посылка. Сказав это, он скрылся в магазине, напоследок еще раз поманив его пальцами. Вспомнив слова Николь, Ёнджэ хорошенько мотнул головой, едва не сорвав с себя костюм. Мир вокруг закружился на короткий миг, но после стало немного легче. Николь… Она позаботилась о нем. Учла всё, если не больше. Больно, но не смертельно. Закинув оставшиеся флаеры в мусорное ведро, Ёнджэ поплелся в магазин, держа лапами свою голову. В конце концов, как бы он ни боялся, как бы ни осторожничал, стоять тут вечно и раздавать бумажки было не в его силах и на пользу бы уж точно не пошло. Его бы схватили. Агенты не дураки. Мужчина ждал его у стойки с кассой, держа в руках большую коробку. На ней не было ничего, кроме небольшой наклейки с названием магазина на фоне американского флага в честь грядущего праздника. — Держи, — громко выдал мужчина, протягивая ему коробку. Зажав ее в своих лапах, Ёнджэ мотнул плюшевой головой в знак благодарности, на что мужчина лишь усмехнулся, возвращаясь к покупателям. Он выполнил свое поручение. Покрутившись на месте с коробкой в руках, Ёнджэ осмотрелся. Нужно было где-то распаковать коробку. Узнать, что в ней лежит, и воспользоваться этим. В костюме уже становилось невыносимо тяжело. Найдя взглядом неприметный уголок в магазинчике, Ёнджэ бросил там посылку и потянулся к голове. На секунду притих, прислушиваясь к ощущениям. Он был здесь один. Не считая незнакомых покупателей и продавца, доставившего ему посылку. Стянув голову, Ёнджэ глубоко вздохнул, чувствуя временное облегчение, пока окружающие его пузыри не втянут в свои радужные стенки. Как можно быстрее Ёнджэ избавился от костюма ростовой куклы, прячась за ней в углу вместе с коробкой. Разворошил весь бумажный скотч, раскрывая посылку от Николь. Поверх чего-то из ткани, лежащего в ней, были очки с круглой оправой, запакованные усы и смешная шляпа. Достав всё это и разложив на полу, Ёнджэ вытащил и ткань. Это оказалось темно-коричневым костюмом старого покроя. Когда-то они с Николь смотрели кино. Оно не было похоже на современные фильмы со спецэффектами на несколько миллионов долларов. То кино было черно-белым и немым. Оно понравилось Ёнджэ. В нем совсем не было ярких красок, коими и так пестрила его жизнь. В нем был только черный, причиняющий боль цвет. Но на экране он заставлял его смеяться. — Шел бы ты в примерочную, пацан. Всех покупателей мне распугаешь. — Ёнджэ подскочил, когда за спиной внезапно послышался голос продавца. — И медведя забери, — выдал мужчина вслед, оставляя его вновь наедине с Чарли. Ёнджэ быстро поднялся с пола, похватав все свои вещи и скрывшись в той стороне, куда ему указал мужчина. Здесь была парочка кабинок для примерок. Закрывшись в одной из них, он в спешке стал раздеваться, чтобы уже через минуту превратиться в героя черно-белого кино и почувствовать радость от долгожданной свободы.