Превратности Судьбы

Я часто вспоминаю прощание с единственным другом. Вижу это очень четко, но как бы со стороны, будто это не я, а другая девушка расстается с любимым. Темный длинный коридор. Тусклый предрассветный свет пробивается сквозь облака ночи. Тишина, оглушающая тишина, лишь нарушается шорохом платья, которое, несмотря на старомодность, ей приходится носить, чтобы скрыть безобразные шрамы по всему телу. Она волнуется, нервничает, но внешне никак не показывает кипящие эмоции. Если кто-либо узнает об этом похождении, то не сносить ей головы. Она уже давно заслуживает высшей меры наказания! Она ускоряет шаг. Боится опоздать на последнюю встречу. Коридор все не заканчивается. Темнота и молчание пугают. Кажется, что в любой момент из-за угла может выскочить "любимая" сестра или, того хуже, "обожаемый" отец. Но... ради светлой чистой любви стоит рисковать. Даже жизнью. Она с нетерпением открывает последнюю дверь, испуганно поглядывая сквозь радужные витражи на скругленном окне: когда рассветет, то ей придется покинуть родную, но ненавистную Новую Османскую Империю. Ей, пятнадцатилетней девчонке, месяц назад вернувшейся домой из не менее сурового и враждебного государства под названием Панем, предстоит новое путешествие в Капитолий. Она морально готова ко всему - терять-то и вправду нечего! Она ужом проскальзывает в комнату. Когда дверь закрывается, можно наконец забыть о приличиях. Она срывает платок с лица и бросается на шею парню ее возраста. Внешне он уже взрослый мужчина, а этот красный парадный мундир только красит его. - Я знала! - радостный крик вырывается из ее груди. - Я знала! Крупная слеза катится по впалой щеке, обезображенной свежим шрамом. Он нежно снимает ее с щеки. - Опять шалит папаша? - со злобой шепчет он. Она лишь грустно кивает в ответ и прижимается к его мощной груди. В голове перемешались слова. Хочется сказать многое, но время ограничено! - Запомни, Абдель! Я прошу, запомни этот день! Мы расстаемся, но ненадолго! Я вернусь, я сбегу! Клянусь... - Амелина... - тяжело вздыхает Абдель. - Я сделаю все, чтобы мы снова встретились! Поверь! И пусть меня высекут, пусть угрожают убийством! Я не сдамся! Ты веришь мне? - Амелина начинает выплескивать накопившийся за долгое время эмоции наружу. Не зная, что лучше сказать в ответ, он лишь сильнее прижимает темноволосую возлюбленную. Они оба понимают, что это их последняя встреча. Их страхи скрываются за пламенными речами и вечными клятвами. Их разделят моря и океаны. Она едет на Запад. Он - воевать на Восток. Да, Новая Империя не может до сих пор научиться жить в мире с соседями. - Ты чувствуешь как бьется мое правдивое сердце? - спрашивает Амелина, прижимая его руку к ее груди. - Да... Но... - Не надо никаких но! Не надо! - голос предательски дрогнул, и потоки хрустальных слезинок потекли по лицу. - Просто дай мне надежду! Обещай, что вернешься! - Я не могу обещать, Амелина! Война... такая штука. - отвечает он и сам чуть не плачет. Он не может плакать - он же мужчина. - Нет, нет!!! Ты вернешься, слышишь! Вернешься! - она прижалась к нему сильнее, и лишь легкие рыдания нарушали наступившую тишину Они стояли так еще долго, гладя друг друга по спинам. Сейчас робкие нежные прикосновения скажут намного больше самых горячих речей...

***

И вот уже Капитолий. - А ты что думаешь, Нурбану? - с явной неприязнью спрашивает Неджмие. Я быстро вытираю дорожки некстати набежавших слез и гордо отворачиваюсь: не хочу, чтобы эти змеи видели мою боль. Как раз, рассматривая из окна посольской машины достопримечательности сияющего Капитолия, я еду на встречу к своему новому хозяину - начинающему распорядителю Сенеке Крейну. Не имею ни малейшего понятия как он выглядит, а уж про его характер я молчу. Надеюсь, он терпеливый! И нормально отнесется к моей просьбе - покинуть это государство. Странно, правда? В Панеме можно работать с восемнадцати, а меня, в мои пятнадцать, отправляют на службу. Но, я же гражданка другой страны, поэтому никого мой возраст не волнует... Радужные капитолийцы активно машут руками, стоя вдоль дороги. Мой отец и сестры, разукрашенные под стать, не отстают. Лишь я, молчаливая и грустная, в длинном коричневом платье на их фоне выгляжу белой вороной. Капитолий...Несбыточная мечта многих, гроза Дистриктов, город безудержного веселья и отдыха. Сияющие дома разнообразных форм, яркие люди, добрые улыбки - хорошая обертка, за которой скрывается истинное лицо этого отвратительного места. За этими натянутыми ухмылками скрываются клыки, за яркими людьми - усталый народ, чье развлечение лишь Голодные Игры. Дома... Например, дом в форме куба, чьи наружные стены покрыты гигантскими зеркальными плитами, являются, по официальной версии складами. А внутри либо свалка, либо жилье для разорившихся капитолийцев. Таких людей немало. Но о них знать не стоит. Тем более Дистриктам. Капитолий всячески зажимает их, старается, чтобы ни один человек в Панеме не смог усомниться в мощи этого зловещего государства. Что же будет, если все кто не надо узнают об этом... Да, за месяц жизни здесь узнаешь многое, а уж из уст главного распорядителя! Машина въезжает на территорию огромного дворца. Пока мы едем к парадному выходу по невиданной красоты саду, мои сестры успевают подкрасить губы и глаза. Я закатываю глаза: сколько можно красится? Они лишь поджимают надутые губки и смотрят с еще большим презрением. Немая слуга ведет нас по бесконечным коридорам, в которых застыла история. Это, говорят, единственное уцелевшее за полвека здание. Разные времена перемешались в нем: древние хоромы тысячелетней давности с новыми коридорами, старые картины с произведениями современного искусства. И смотришь, думая о том, чем же думали наши предки, развязавшие кровавые войны из-за жалкого куска земли с залежами полезных ископаемых. Ничего не осталось в Панеме из истории: ни музея, ни памятника - только эта резиденция. Но этого можно было бы избежать! А сколько людей погибло? Я думаю о Абделе, и сердце кровью обливается... Массивная дубовая дверь открывается со скрипом, и миротворцы, шедшие рядом, берут нас под руки. В небольшой, но богато обставленной комнате на резном троне сидит молодой мужчина. Прилизанные черные волосы, слишком худое тело, нелепая бородка - что в нем может нравиться? Пожалуй, лишь холодные серые глаза. Они действительно чарующие. Миротворцы отпускают мои руки. Отец и сестры, Неджмие и Фериде, названные в честь книжных героинь, медленно склоняются перед этим человеком. Я повторяю за ними. - Очень признательны, что согласились принять нас, мистер Крейн. Я благодарен вам за то, что вы потратили на нас свое драгоценное время. - Не стоит, господин Языджи! - его писклявый голос, свойственный истинным капитолийцам, начинает немного смешить меня. Я тихонько посмеиваюсь и для себя отмечаю: Сноу доверяет ему, раз позволил распорядителю Игр, не имеющему прямого отношения к внешней политике, провести переговоры вместо себя. Ему можно доверять! Отец вновь кланяется, показывая мне кулак за спиной. Он начинает долгую и тянущуюся, словно мед, речь про доброту Капитолия, президента Сноу, заслуги предков-Крейнов, бывших отменными дипломатами, не забыв отметить и самого Сенеку, ставшего распорядителем. Затем, плавно переходя к сути разговора, говорит о несчастном представителе Панема, скончавшемся несколько дней назад. Сноу сделал правильный выбор, назначив "такого достойного человека" временным заместителем скончавшегося дипломата, пока не найдут другого. Поговорив о важных делах: развитии культурных связей, поддержке Новой Османской Империи, бывшей некогда Турцией, Балканскими странами и Северной Африкой, в войне с Персией, так и не утихшей за не одну тысячу лет, о экономических делах - отец перешел, наконец, к подаркам. - Кто эти очаровательные девушки с вами? - спросил Сенека. Неджмие и Фериде расцвели прямо на глазах и медленно поклонились вновь. Я же застыла с каменным лицом и не шевелила ни одним мускулом. - Это мои дочери... - на этой фразе они подбежали к нему, отталкивая друг друга. - А вон та, в коричневом...наряде? - громким шепотом задал вопрос Крейн, когда отец наклонился. - Кланяйся, Нурбану! - говорит не разжимая губ Фериде. Я не шевелюсь. Ни за что! Я что, собачка? Достаточно одного раза! Пусть они перед ним унижаются! - Ну же... - чуть не плачет Фериде. Лишь гордо приподнимаю голову и с пренебрежением смотрю на них всех. На нового хозяина. На семью. О, как же я их ненавижу. За все, что со мной происходит. - Да, какие же боснийцы невоспитанные! - визжа, заявляет Неджмие. - Их матери, видимо, ничему не учат... Я начинаю посмеиваться и еще выше поднимаю голову. Со всей накопившейся яростью смотрю прямо в глаза этой змее, которая длиннее меня. - Повтори! Немедленно! Она подошла на два шага ближе и повторила фразу. - Да, у них и матери невоспитанные, и они сами! Боснийцы все такие. Размахиваюсь и ударяю по щеке эту гадину. Она падает на пол. Из ее носа потоком хлыщет кровь. - Запомни, тварь, никогда не смей оскорблять мой народ! - я пинаю ее ногами. Как давно я хотела это сделать! Миротворцы быстро подбегают, но я быстрее. Достаю нож из-за пояса и прижимаю к горлу Неджмие. - Еще один шаг, и она труп! - поворачиваюсь к побледневшему отцу. - Даже безропотные пташки могут превратиться в хищных птиц, забыл? Я столько лет терпела эти унижения! Десять чертовых лет! Настало время расплаты! Беру ее за руку и разрезаю ее. Она истошно вопит. Эти крики - песня. Я столько лет ждала этого. Этого самого дня. Проделываю то же самое с другой рукой. Бледный испуганный Сенека незаметно подает знак миротворцам, и те медленно начинают окружать меня. Ждут, когда я запаникую. А там в тюрьму бросят. И казнят, но не здесь. Дома. Это стоило того. В старинном зеркале напротив вижу отражение: дикая, бешенная, только слюны не хватает, но счастливая. Проще говоря - сумасшедшая. Сойдешь с такой семейкой с ума! Какой-то недотепа-миротворец оставил мне лазейку. Плотное живое кольцо прорвано. Бросив истекающую кровью сестру, я изо всех сил бегу. Последнее, что вижу, это гневные глаза отца. Мне конец, если остановлюсь. Тяжелые быстрые шаги гулким эхом отдаются в голове. Я почти лечу, в момент пролетаю винтовую лестницу, выбегаю из дворца. Нет времени размышлять, куда бежать. Точно не в сад. Мчусь к выходу. Ничего не помню, кроме одной навязчивой мысли: Спасибо тому миротворцу! - прежде чем выбежала на дорогу...