Не кусайся

К концу недели я весь извелся от ожидания. Илья должен был прилететь ещё в четверг, но из-за разыгравшейся непогоды рейс то и дело отменяли. Я не знал, куда себя девать одновременно и от страха (вечером некстати посмотрел коварно подсунутый Гариком фильм про авиакатастрофу), и от нетерпения — ну когда же он вернется, наконец?! Мне и не елось, и не спалось, и не гулялось. Гарик только посмеивался, глядя на меня. А я ничего не мог поделать. Мне казалось, что, когда я увижу Илью, я впечатаюсь в него с разбегу, забью на все свои принципы касательно отношений с лучшим другом и проведу вот так, повиснув на нем, остаток своей никчемной жизни. Но все случилось совсем не так, вернее, не совсем так — на принципы касательно отношений с другом я все-таки забил, но, кажется, сделал это раньше — ещё на выпускном. И когда я увидел Илью, совершенно этого не ожидая, подбежать к нему и впиться в губы было таким естественным и правильным, что у меня и мыслей не возникло о том, что можно поступить как-то иначе. Илья позвонил мне днем и, не скрывая грусти в голосе, сказал, что рейс задерживают ещё на пару суток. Я, расстроившись, с самого утра ушел на речку — Гарик показал тайное местечко, где всегда было тихо и спокойно — прекрасное место для того, чтобы погрустить. Не знаю, сколько я просидел вот так, вперившись взглядом в мелкую рябь волн, но очнулся от оклика: — Макс! Я даже сначала не понял, что это Илья — шутки подсознания, видно. Зато когда понял! Пожалуй, со стороны это выглядело, как дешевая мелодрама. Ну, знаете, одна из тех, где баба похоронила своего пропавшего без вести мужа, а потом он неожиданно вернулся — и она бежит к нему с криком: «Я верила, ждала!». Я ломанулся к Илье ничуть не хуже и с тем же надрывом в голосе — подумать только, не видел его несколько недель, а соскучился так, будто мы не виделись десять лет. — Если ты каждый раз будешь меня так встречать, — еле отдышавшись от поцелуя, заявил Илья, — то я улетаю завтрашним же рейсом. — Я тебе улечу! — буркнул я, прижимаясь к нему всем телом. Отстраняться у меня не было ни сил, ни желания. Илья явно был не против, прижимая меня к себе ещё плотнее. Так, в обнимку, мы дошли до дома Гарика, ничуть не стесняясь недоуменных взглядов встречных прохожих. К вечеру подтянулись остальные ребята, мы вытащили большой стол во двор, Гарик занял почетное место около мангала, кидая деловитые взгляды на тазик с утра замаринованного мяса — до меня только тогда дошло, что о приезде Ильи знали все, кроме меня. Но обижаться я не стал, хотя, разумеется, собирался припомнить это при случае. Илья почти сразу же стал рассказывать о своих приключениях, о том, какие места он видел, какую еду пробовал, с какими людьми знакомился. А я просто сидел, поджав под себя ноги, и смотрел на него. Надо полагать, с наиглупейшим выражением лица, потому что, когда Илья вышел, Гарик оттащил меня в сторонку и без обиняков сказал: — Что ж ты мозги трахаешь и себе, и ему? От вас разве что не искрит, придурок! Его тянет к тебе, как магнитом, а ты даже двигаешься с ним в унисон! Чего ты боишься, Макс? Гарик много ещё чего наговорил. Отчитал меня, как школьника практически. Но мне это помогло — ещё не до конца оформленная мысль о том, что, если попробовать с Ильей, это не страшно, оформилась до конца. И я расслабился. Сам себе объявил, что отныне все идет, как идет. И от этого даже дышать стало легче. *** Следующие четыре дня представляли собой сплошную вспышку восторга. Я был с Ильей, гулял с ним, загорал с ним, купался, катался на велосипеде, завтракал-обедал-ужинал и просыпался тоже с ним. И поцелуи — целовались мы много, долго, с удовольствием. Илья, кажется, поверить не мог в свое счастье, а поэтому ловил момент, зацеловывая меня до подкашивающихся коленок. Он ничего не спрашивал, и я был этому рад, потому что не знал, что ответить. То есть знал, конечно. Но сформулировать не смог бы. На пятый день мое райское наслаждение разрушилось одним звонком мамы, вспомнившей, что у нее есть сын. Мама у меня женщина, с которой не поспоришь. Поэтому и пришлось в срочном порядке собираться домой, хотя мне абсолютно не хотелось так рано прощаться с местом, которое за короткий промежуток времени подарило мне больше счастливых моментов, чем у меня было за всю жизнь. С ребятами не хотелось прощаться, впрочем, они отвечали мне взаимностью в этом плане. Особенно Гарик, крутившийся около меня, как курица-наседка, не желая отпускать туда, где мне будет плохо. Да и я относился к нему совершенно по-особенному, как к старшему брату, которого у меня никогда не было, да я, собственно, никогда и не думал, что это так здорово — иметь брата. Илья только улыбался, наблюдая за тем, как тепло со мной прощаются его друзья. «Я им всегда говорил, что тебя невозможно не любить», — сказал он, целуя меня в висок. Сам он, естественно, вызвался ехать со мной и не ради меня даже, хотя и это, конечно, тоже, а ради родителей, с которыми не виделся уже целый месяц. Он соскучился по ним. А для меня это дико — скучать по родителям. Я никогда не скучал по маме с папой. Даже когда был маленьким и практически жил в больнице, не скучал. Не ждал, что они придут. С облегчением выдыхал, когда они уходили. — О чем задумался? — Илья, отвлекшись от созерцания видов поля через пыльное окошко автобуса — единственного доступного здесь транспорта, повернулся ко мне. — Да так, ни о чем, — улыбнулся я. — И обо всём сразу. Неохота уезжать. И чем дальше едем, тем больше мне кажется, что этого всего и не было вовсе — ни дома, ни речки, ни Гарика. — Хочешь, я с тобой пойду? — чуть помедлив, спросил Илья. — Куда? — К матери твоей. Кажется, тебя здорово подкосил ее звонок. Вон и в Гарика даже верить перестал, — невесело усмехнулся мой… друг? Парень? Надо бы подумать, кто он теперь для меня. — Да не то чтобы подкосил, — пожал я плечами. — Я просто немного опасаюсь. — Ну, ещё бы тебе этой истерички не опасаться, — хмуро буркнул Илья, сжав мою ладонь в своей. — Не в этом дело. В смысле, не совсем в этом. Знаешь, я стал бояться, что она не отпустит меня в универ. — Да с хрена? Она же сама тебе мозг полоскала, что вот закончишь ты школу, поступишь в универ — катись колбаской. Перед людьми ей за тебя не стыдно будет, может гордиться умницей-сыном. — Так-то оно так, но ты же знаешь, в моей семье ни в чем нельзя быть уверенным. — Я твоя семья. Понял? — Понял, — улыбнулся я. *** В квартиру я заходил с опаской. Ведь и правда — никогда не знаешь, какой прием тебя ожидает. То, что перед отъездом я заслужил пару ласковых взглядов, ещё ни о чем не говорило. Если бы все было хорошо, мама и не позвонила бы мне вовсе, а если уж вспомнила обо мне, значит, понадобился мальчик для битья. Тот, на кого можно выплеснуть весь свой негатив. — Явился! — прилетело в меня с порога, и я понял, что прав. Явно что-то произошло. Или снова поругалась с отцом, или разочаровалась в очередном своем хобби, у нее была их целая куча — от йоги до вышивания крестиком. Единственное хобби, которое ее никогда не подводило — бутылка виски. — Здравствуй, мам. — Здра-а-авствуй. Вот так значит, да? Забыл, что у тебя мать есть? Развлекался там в свое удовольствие? Даже не хочу знать, чем ты там занимался… Бросил меня, как отец твой, подонок, бросил. Полуторачасовую лекцию о том, какой я ужасный сын, совершенно не заботящийся о своей матери, я выслушал как должное, особенно не вникая в смысл сказанного. Абстрагироваться я научился давно. Мама, не получив в ответ бурной реакции, успокоилась довольно быстро и позволила мне пройти в свою комнату. Чуть позже она зашла и объявила, что завтра мы с ней идем к психологу. Я только кивнул равнодушно — сейчас я готов был сделать все, что угодно, лишь бы она позволила мне уехать, лишь бы отпустила. Психологи — меньшее из зол. Их я посещал регулярно, правда, каждый раз разных, потому что запросы моей матери удовлетворить никто не мог. Ни у кого, как ни странно, не получалось вылепить из меня натурала. Хотя попытки были. Некоторые пытались меня убедить, что это я сам себе придумал свое влечение к парням. Мол, видно, увидел где-то по телевизору придуманный образ счастливой гомосексуальной пары — и в моем мозгу это трансформировалось в уверенность, что такая теплота и взаимопонимание могут быть только у однополой пары. Мол, на самом-то деле это не так и я хочу совершенно другого. Другую, если быть точнее. По правде говоря, некоторым именитым психологам, у которых я был, не помешал бы психиатр. Были, конечно, и адекватные, настоящие профессионалы своего дела. Только вот они насквозь видели мою мать и представляли себе ее стиль воспитания. Маме такие не нравились, она не выносила критики в свой адрес и называла их шарлатанами и мошенниками, способными только на то, чтобы тянуть с честных людей деньги. После посещения таких психологов мама обычно вела меня в кафе или в пиццерию. Потому что со мной дружить она способна была только против кого-то. Поздно вечером позвонил Илья. — Ну как, жив? — он был взволнован не на шутку. — Все нормально, отделался малой кровью, идем завтра к психологу, — отчитался я. — Точно все хорошо? — Я тебе врать не умею, ты же знаешь. — Знаю. И всё-таки, может, ты ко мне, а? — И как ты себе это представляешь? — рассмеялся я. — Ну как… Я могу тебя, к примеру, украсть. — Ага, — хмыкнул я. — Через форточку вынесешь. — Как вариант! Макс? — Да? — Мне очень хочется тебя обнять. — Мы ведь увидимся завтра, да? — Спрашиваешь! Моя бы воля, я бы тебя и не отпустил никуда. Значит, до завтра? — Да. Спокойной ночи, Илья. — Спокойной. Я тебя люблю. И гудки. Я тоже тебя люблю, Илья. Я тоже.