Не кусайся

Утром мне позвонил Илья, спросил, как настрой и не решился ли я на побег. Я, улыбаясь, заверил его, что все в порядке. Сбежать мне, может, и хотелось, но сейчас, когда долгожданная свобода была так близка, это было бы крайне неосмотрительно. Я был готов сделать буквально все, что хочет моя мать, лишь бы она сдержала свое слово, лишь бы отпустила. Я понимал, что у нее нет оснований этого не сделать, напротив, сын-студент — предел ее мечтаний, но липкий страх никуда не исчезал. — Ну что, ты готов? Собирайся скорее, у этого специалиста запись на месяцы вперед, знал бы ты, чего мне стоило выбить местечко для тебя! Звучит так, будто я ей должен быть благодарен. Я помнил, как мама первый раз отвела меня к психологу. Сказала, что всё это потому, что я совершенно социально неадаптированный интроверт, который втайне от нее мечтает покончить жизнь самоубийством. А ещё я много вру, не соблюдаю субординацию, много ругаюсь матом и вообще, недавно ей назло заявил, что я гей. Она-то, конечно, понимает, что всё это я делаю демонстративно, потому что у меня такой период и вообще, в книжках по воспитанию пишут, что подростковый кризис в некоторых случаях может затянуться, а она уверена, что дело именно в нем. Я уже тогда пришел к выводу, что кому-кому, а маме психолог точно необходим. Когда мы пришли на консультацию, мне сначала показалось, что психолог не помешал бы и психологу, к которому меня мама привела. Тип оказался крайне странным. Во-первых, выглядел он, как герой замшелого вестерна. Я даже подзавис, разглядывая его шляпу. Во-вторых, он слегка шепелявил, и это придавало его речи комичный оттенок — я ещё сразу подумал, что никто его не воспринимает всерьез. В-третьих, первое, что он спросил, это знаю ли я, зачем я здесь. Моя маман, напротив, прониклась образом и стала незамедлительно жаловаться на жизнь, не дожидаясь, пока ее об этом попросят. Психолог выглядел слегка ошарашенным, но словесный понос прервать не решился, видно, инстинкт самосохранения у него срабатывал исправно. Зато после пламенной речи моей родительницы он задал поистине великолепный вопрос. Он спросил ее, зачем мы пришли. Мама задохнулась от возмущения, но вкратце пересказала все свои претензии относительно моей социальной неадаптированности и тэ дэ. Психолог почесал подбородок и спросил, в чем проявляется моя социальная неадаптированность. Мама замялась. Психолог объяснил ей, что значит социальная неадаптированность. Мама сказала, что, может, этого у меня и нет, так зато я не соблюдаю субординацию и не умею общаться со взрослыми. Психолог, которого я к тому моменту возвел в ранг божества, простив ему все странности, спросил, почему она меня этому не научила. Мама от раздражения покрылась красными пятнами, но всё-таки вставила свои пять копеек про мою гомосексуальность. Психолог спросил, а что, собственно, в этом такого. Мол, ну нравятся мне не девочки, а мальчики, но быть ее сыном я от этого не перестал. И ее первостепенная задача как родителя — это оказать мне помощь и поддержку. Вот тут-то мама окончательно и взбесилась, обозвала специалиста нецензурным словом и поклялась, что ноги ее здесь больше не будет. Тогда я подумал, что неудачный визит примирит мать с действительностью, но нет, она продолжала с завидной регулярностью таскать меня по психологам и по сей день. Нынешний психолог чем-то неуловимо был похож на того первого. То ли хитрый прищур глаз, то ли выражение лица… Я даже задумался о том, не родственники ли они. Никаких отклонений во мне он не увидел, чем до глубины души оскорбил мать, которая тут же заподозрила отклонения у самого психолога. Так что отделался я малой кровью, мы вышли из кабинета уже через четверть часа. — Каков мерзавец, — не переставала возмущаться мама. — Сидит, считает, что он самый умный и все про всех знает, тоже мне, врачеватель душ. Но ты профессию выбрал правильно — сидишь, ничего не делаешь, говоришь, что на ум пришло, ещё и деньги за это получаешь немалые. Ты в списки поступивших заглядывал уже? — Да, — осторожно ответил я. — Я на первом месте, так что уже можно точно сказать, что поступил. А через три дня можно уже и в общежитие заселяться, так что… — Вот и хорошо, — довольно протянула мама. — Я твою комнату сдавать буду, а то надоело уже в нищете сидеть. Папашка твой непутевый считает ненужным обеспечивать свою семью, а мне как прикажешь жить? Опять устроиться в офис за копейки? — Конечно нет, — поспешно ответил я. — Я съеду, будешь сдавать мою комнату, она немаленькая, всё есть, можно приличные деньги попросить. — Сейчас мне было очень важно поддержать мать в любом ее начинании. — Вот, — довольно хмыкнула она. — Знаешь, всё-таки благодаря мне ты вырос настоящим мужчиной. Если бы не твои противоестественные наклонности… Надеюсь, ты не опозоришь меня перед людьми? А то знаю я, как это бывает. Только свободу почувствуешь, пустишься во все тяжкие. — Взгляд матери стал настороженным. — Ну что ты, мама, — покачал я головой. — Не собираюсь я тебя позорить, для меня главное учёба. — То-то же, — кивнула мама. — Может, зайдем в кафе? *** — И вы сидели в кафе? — удивленно спросил Илья. Я пришел к нему полчаса назад, а он, даже толком не дав мне поздороваться со своими родителями, сразу схватил за руку и потащил меня в свою комнату, где прижал меня к стене и долго ласкал мои губы своими. Сейчас мы, обнявшись, сидели на его кровати, я рассказывал о том, как прошел мой день. — Да, — пожал плечами я, ведя пальцем по теплой ладони Ильи. — Играли в настоящую семью. Наверное, со стороны это даже смотрелось мило. — Не понимаю я тебя иногда, — сморщился он. — Я бы после всего, что она сделала, на одном поле рядом срать не сел, а ты… То есть я понимаю, что она твоя мать, но как-то это… — он покачал головой, не в силах подобрать нужное слово. — Ты пойми, — мягко сказал я. — Я сейчас на что угодно готов, лишь бы ничего не сорвалось. Всего три дня осталось потерпеть. — Ну что она может сделать? Зачем ей тебе запрещать ехать, ну? Она сама же этого дождаться не может. — Логика и моя мама не совместимы. Помнишь, в десятом классе меня отправляли за границу на олимпиаду по биологии? — Да, ты не смог поехать, кажется. Заболел вроде, да? — Из-за нее. Она сначала очень радовалась, что ее сына отметили, что он участник элитной олимпиады, что ему всю дорогу оплачивают, гордилась, рассказывала всем. А потом в день отлета она заперла меня в комнате. Я даже не знал, что моя дверь в принципе на ключ закрывается… Она тогда поругалась с отцом и решила, что я не достоин лететь. Мол, полечу развлекаться. — Бля-я-я, — протянул Илья. — Ты мне этого не рассказывал! — Ну, — я смущенно потер нос. — Не хотел тебя лишний раз расстраивать. В общем, после того случая у меня в комнате набор с отвертками валяется, на всякий случай. — Теперь понятно, чего ты так нервничаешь, — выдохнул Илья и чмокнул меня в шею. — Но ждать недолго осталось, пару дней — и ты уже едешь навстречу мечте. — Да, — улыбнулся я. — Там какой-то, говорят, дополнительный медосмотр нужен, для тех, кто в общежитие заселяется, плюс оплатить сразу, ещё временную регистрацию оформляют, нужно паспорт сдавать… — Не понял, — перебил меня Илья. — Какое ещё общежитие? — Обыкновенное, номер три, — пожал плечами я. — Секционного типа. И от универа недалеко, я узнавал. — Но я думал, ты со мной будешь жить, в квартире… Блин, я слишком тороплю события, да? — тут же спохватился он и схватил меня за руку, как будто решил, что я сейчас убегу. — Просто я никак поверить не могу, что всё, что сейчас происходит — правда. Я одновременно и счастлив просто до охуения, и боюсь, что всё это сон. Мне вообще тебя от себя отпускать не хочется, ни на секунду. Я смущенно фыркнул, прикоснулся легонько к губам Ильи, а он углубил поцелуй, обхватив мой затылок ладонью, притягивая к себе ещё ближе. У меня никогда не было таких ярких ощущений от одного только поцелуя: до сладкого томления внизу живота, так, чтоб мурашки по коже. Я против воли подумал, что если от одного поцелуя так вставляет, что будет, когда мы окажемся в постели… Господи боже, неделю назад я и думать не смел, что между нами может быть что-то большее, чем дружба, а теперь уже думаю о сексе. С другой стороны, как тут не подумаешь, когда он, такой красивый, горячий, прижимается к тебе всем телом, пробирается ладонями под футболку, начиная ласкать влажную кожу спины, и ты плавишься от этой незатейливой ласки, таешь, как мороженка на солнце. — Прости, — хрипло выдохнул Илья, с явной неохотой отодвигаясь от меня. Я зацепился взглядом за очевидное доказательство того, что ко мне очень даже не равнодушны, и Илья, покраснев, схватил лежащую рядом подушку, накрывая ею пах. — Прости, — повторил он. — Да не за что прощать, — улыбнулся я. — Это вроде как комплимент. — За то, что меня понесло, прости, — объяснил Илья. — Мне крышу рядом с тобой сносит. Я так долго этого хотел, что теперь просто… — Теперь ты имеешь на это полное право, — прошептал я и придвинулся к нему ближе. — И тебе не нужно прикрываться подушкой, потому что у меня «там» то же самое. И не может быть по-другому. Ты должен знать, что всё это правда, всё это происходит по-настоящему. Я раньше даже представить боялся, потому что мне казалось, что непременно произойдет что-то плохое, если мы будем вместе, боялся тебя потерять, думал, что лучше ты будешь со мной в качестве друга, чем тебя не будет совсем. — Теперь не боишься? — Нет, теперь уже нет. Ну, — я хмыкнул. — И Гарику спасибо стоит сказать. — Я готов всю оставшуюся жизнь целовать его волосатую задницу за то, что он сделал. — Я бы предпочел, чтобы ты не целовал задницы других парней, — ухмыльнулся я. — Ма-а-а-акс, — почти проскулил Илья, снова сгребая меня в охапку и прижимая к себе, как ребенок любимого плюшевого медведя. — Я тебя люблю. Так, что иногда кажется — с ума сойду от этого. — Или уже. — Или уже. Я очень хочу, чтобы ты жил со мной. Блядь, да я б женился на тебе, если б мог! — Я никуда от тебя не денусь. А общежитие будет запасным аэродромом. Мало ли, что может случиться? Если я задержусь допоздна, например, мне будет где переночевать. — Я понимаю, тебе нужно личное пространство, ты не слушай меня, придурка крезанутого. Моя бы воля, я бы тебя к себе наручниками приковал, чтобы ты всегда был рядом. Вот такой я хуёвый романтик. — Мне нравится. — Правда? — Очень.