Горячее блюдо

— Случилось это больше шестнадцати лет назад. Я тогда был чуть старше вас... Матвею было семнадцать, но он уже считал себя полностью взрослым — ведь он уже был женат. Так удачно сговорились их родители, что Матвей, сын купца Архипа, женился на той девушке, которую без памяти любил, да ещё и с пользой для дела. — Отец держал лавку игрушек в столице... — Я никогда не слышал, чтобы в столице жили демоны. — А кто сказал, что я родился демоном? И я, и мои родители, и моя жена Данка — все мы были людьми. И держали, конечно, не самую большую в городе лавку, и не на главной площади — но у них были свои постоянные клиенты. Да и вообще семья не бедствовала. — Да вот беда, однажды к нам в магазин заглянул ваш братец с папенькой. — А мама как же? — Подозреваю, она в то время рожала вас. Или только родила, или готовилась к родам. Я продолжу? — Да, конечно. Габриэлу, в те времена мальчишке лет не старше десяти, в магазине понравилось, он ходил, рассматривал игрушки, что-то держал в руках. — Ваш брат был немного неосторожен. К сожалению, в зале тогда не оказалось моего отца, был только я. Я мягко намекнул вашему отцу, что ущерб стоит оплатить... Видно, недостаточно мягко. "Да где это видано! — возмущался Василевс Равенский, брызжа слюной, — Покупать испорченный товар! Платить деньги!" "Но ведь это ваш сын..." — попытался возразить Матвей Он совершенно не ожидал, что князь перебьёт его, отвесив пощёчину. "Молчать, смерд! — презрительно процедил он. — Пойдём из этой дрянной лавчонки, сын". — Василевс Равенский увёл растерянного и хнычущего Габриэла из лавки. Думаю, ваш брат сейчас и не вспомнит этот эпизод. — Я не понимаю. Из-за одной пощёчины? — Кто сказал, юный господин, что дело было лишь в пощёчине? У этой безобразной сцены были свидетели... Свидетели, которые немедленно разнесли новость по всем направлениям. Князь Равенский посетил игрушечную лавку Архипа и ушёл оттуда злой и недовольный! Совсем купец хватку растерял, мышей уже не ловит. — В считанные месяцы только рядом с нашей лавкой игрушки стали продавать ещё двое купцов. Над нами висело клеймо княжьего неодобрения, и постепенно даже постоянные, верные клиенты отвернулись от нас, привлечённые блеском конкурентов. Отец Матвея отчаянно пытался свести концы с концами, но никто не хотел иметь с ним дело. Кто же захочет, чтобы на него смотрели так же косо, как на этого неудачника? — К зиме отец разорился. В тот год случилось лихоманка... Мужчин она почти не трогала, а вот женщины... Мама и Данка заболели в числе первых. Не уберегли мы их. Матвей сбивался с ног, пытаясь найти лекаря. Но, конечно, никто не хотел работать без денег, которых у них не было. В последние месяцы семья еле сводила концы с концами, распродав все драгоценности. У Архипа тоже ничего не выходило, кредита разорившемуся купцу давать никто не хотел. Как он его отдавать-то будет, с каких доходов? — Мы пытались даже продать дом, но никто не хотел покупать. Точнее, желающие нашлись, но за такую смешную цену, что не хватило бы на лечение даже одной женщины. — Они так и не увидели весну. Матвей был с любимой до последнего, находился рядом, держал за руку, кормил с ложки. Он сам превратился в бледную тень себя, не имея сил видеть, как страдает его любимая. У них не было денег даже на нормальное питание. В особо лютые и голодные морозы они съели даже двух любимцев Данки — здоровенных бойцовых псов. Животных не смогли продать, как и дом, а собаки были крупные, хоть и похудевшие с голоду в последние месяцы... — У нас не было денег даже на то, чтобы похоронить их по-человечески, и сейчас останки двух убитых лихоманкой женщин покоятся в безымянной могиле бедняков. На следующий день после похорон отец повесился. Я остался один. — Ох, Матвей... — Вот так ваш отец разрушил мою жизнь, — закончил демон, слишком погружённый в свои мысли, чтобы заметить, что Глеб хочет прикоснуться к нему. Княжич отдёрнул руку, как от горячего железа, сжал губы. Глеб уже давно ушёл, а Матеуш до сих пор смотрел внутрь себя. Сейчас он снова был там, шестнадцать лет назад, стоял посреди снежной метели на окраине кладбища. Но на этот раз на сердце у него было пусто. Заживающие крылья жутко зудели. Матеуш бесился из-за невозможности почесаться, но сделать ничего не мог — крылья по-прежнему оставались зафиксированы и вытянуты назад, а хвостом не получалось поскрести именно там, где чесалось сильнее всего. Больше демона не беспокоило ничего — сыт, в тепле, не трогают. Только юный княжич со своими разговорами. Вот и сегодня Глеб решил его навестить. — Я понял, что меня зацепило в твоём рассказе. — Что же, юный господин? — спросил Матеуш, мысленно прогоняя их последнюю встречу в памяти. — Ты сказал, что твоего отца звали Архип. Почему тогда Матвей Матвеевич? — Потому что Матвей Архипович тоже умер той зимой. Из него родилось новое существо. Демон Матеуш, Матвей Матвеевич. — Расскажешь мне, как это случилось? — Конечно, юный господин, — согласился демон. — На следующий день после смерти отца я оказался на улице. Матвей не сразу понял, кто стучится — он готовил отца к последнему пути и готовился сам к тому, что снова будет стоять у безымянной могилы. Открыл дверь — и столкнулся с чиновником при поддержке отряда стражи. — Они сказали, что дом конфискован за долги. Смешно! Отцу никто не давал денег в долг, мне тем более. Знали, что отдавать не с чего. Ослабевший, несколько месяцев не евший досыта парень даже воспротивиться не мог и был вышвырнут из дома в буквальном смысле, хорошо, пинком вослед не проводили. — Мне не дали времени даже на то, чтобы собрать вещи, да и собирать-то нечего было. И предупредили, чтобы я и носу показывать не смел возле своего уже бывшего дома. Матвей оказался бездомным и абсолютно нищим. У него было два варианта — или свести счёты с жизнью, как отец, или попытаться выжить в качестве бродяги. Но нашёлся и третий вариант, правда, он не сам его выбрал. — Не знаю, продолжается ли это до сих пор, но в моё время нищие в городе периодически пропадали. Вроде только примелькается — а уже нет его. Раньше я не особо задумывался, что происходит. Но после того, как оказался на улице, узнал на собственной шкуре. Бездомных бродяг отлавливали маги, которым был нужен подопытный материал. Преступников не всегда хватало, и в расход шли неосторожные уличные жители. Матвей ничего не знал, прятаться не умел, и его взяли той же ночью. — Нас держали в одной камере, где из всех удобств были дырка в полу да ворох старых матрасов. Матвея, как самого неприспособленного и непривычного, быстро отжали в самый грязный угол. Не били — маги вообще следили за тем, чтобы расходники друг друга не попортили — но при случае указывали на его незавидное положение. — С каждым днём нас становилось всё меньше. Люди исчезали по одному. Не возвращался никто. Дошла очередь и до меня. Когда Матвея затащили в комнату, сначала, увидев демона, он жутко перепугался, решил, что его принесут в жертву. Но после, когда их обоих приковали к рядом расположенным алтарям, парень понял, что рогатому монстру не повезло ровно в той же степени. — Я до сих пор не знаю, что за манипуляции они проделывали, но это было больно. Потерять сознание я не мог, рот мне заткнули кляпом, так что даже орать не получалось. Когда ритуал завершился, у Матвея не было даже сил, чтобы повернуть голову и посмотреть по сторонам. Он лишь слышал, как демона с руганью заставляют встать и куда-то уводят. Человека они оставили прикованным ремнями к алтарю. — Долго скучать мне, впрочем, не пришлось. Дверь открылась, но на этот раз, судя по звуку — от мощного таранного заклинания. Над Матвеем навис ещё один демон, ещё более жуткий и страшный тем, что этот был свободен и очень зол. "Подделка! — яростно завопил демон, обрушив страшные когти на алтарь. Матвея не задело только чудом. — Они подделали ауру, чтобы обмануть меня!" От злобного взгляда Матвей затрясся, как лист на ветру, демон же, окрасив пальцы ярким голубым светом, вонзил когти ему в грудь. Юноша задёргался от страшной боли, выгнулся в безуспешной попытке порвать ремни, а инфериец уже отворачивался, пряча жалобно сверкнувшую искру души за тёмным стеклом. Мир стал бесцветным и скучным, не хотелось ничего, и Матвей остался лежать бессмысленным бревном, бездумно смотря в потолок. — Он убежал куда-то, но очень скоро вернулся. "Радуйся, подделка!" Демон, не стесняясь, отвесил удар, Матвей замычал в кляп, но вяло, его тело и сознание пребывали в слишком большом шоке после утраты души. "Их отвлекающий маневр удался. Я пришёл слишком поздно..." — Рэн действительно не успел на какую-то жалкую минуту, отвлёкшись на мою ауру. Его брата успели вскрыть, вынуть большинство внутренних органов и сердце... Юный господин, вам плохо? У вас странный цвет лица. — Нет-нет, продолжай, всё в порядке. — Рэн всё равно попытался спасти брата, захватив весь анатомический набор в Инферно. Душа покинула изувеченное тело ровно в тот момент, когда Рэн положил его на операционный стол. И он не нашёл ничего лучше, чем вернуться в разорённое прибежище магов и сорвать злость на "обманке". То есть на мне. "Ты тоже сдохнешь, жалкая тварь!" Матвей жалко хрипел, ему и так не хватало воздуха из-за кляпа, а демон, схвативший его за горло, и вовсе сделал ситуацию критической. Но, когда парень был уже готов расстаться с жизнью, включились механизмы, заложенные магами во время ритуала. — Я превратился, немало удивив этим Рэна. Он настолько был ошарашен превращением человека в демона, что раздумал меня убивать. Наоборот, сделал эрт'то, вассалом, научил всему необходимому, что должен знать и уметь демон, и даже позволил выкупить душу со временем. — Он больше не винит тебя в смерти брата? — Откуда мне знать? Когда я попытался в первый раз заговорить на эту тему, шраст'т меня чуть не убил окончательно. Всё пришлось узнавать у других. Вы довольны рассказом? — Да... Пожалуй. Я пойду... Ты отдыхай, ну, поправляйся... — До встречи, юный господин.