Утраченная весна

Рекомендую читать под Десятое королевство OST "Do Not Think, Become", только танец с Ноэриэль все же под Kari Rueslatten "Jeg kommer inn" А она возносилась стрелой в небеса, За собой его чувствуя силу, И так ярко азартом горели глаза, А его улыбались ей в спину. Он держал ее взглядом, над бездной держал, И боялся, что вдруг потеряет. Он так много побед на земле одержал, Но не знал, что любовь покоряет. В одночасье, не зная запретов живет, Две души вместе слив воедино, Что быть может, вот этот, последний полет Станет песней для них лебединой. Айрэ и Саруман "Два дракона"

      Нежные предрассветные сумерки мягко окутывали Эрин Гален. Расплывчатые полутени все больше прижимались к земле, оседая в текучем тумане, сочащемся меж деревьев. Его молочно-серые щупальца рвано задирались тягучими язычками по ногам присмиревших лошадей. Сырая дымка скрывала под своей вуалью булыжник дорожек и травы, опавшую листву и участки обнаженной почвы, поглощая звуки и насыщая воздух влагой.       В этой неспешно спадающей пелене пробуждающегося мира Ноэриэль казалась сказочным видением, порождением мерцающего туманного зарева колдовских болот, о котором люди слагали столько легенд. Пугливая и настороженная, словно дикая лань, она терялась и вздрагивала, не понимая, куда он ее везет, опасаясь чего-то, о чем король не знал и что тревожило его все больше. Ее взгляд скользил по раскрывающемуся перед ней Зеленолесью, переходя от удивления к восхищению, от несмелого проблеска радости к разливающемуся искрящемуся счастью в глазах. Ее звонкий смех, услышанный Ороферионом впервые, переворачивал все внутри короля, погружая в странное состояние нереальности происходящего. Этот самый сладкий звук из всего, что доводилось слышать тауру, бежал по его венам с кровью, оседал ласкающим эхом в памяти, нежно стекая по струнам его фэа.       - Это все местный воздух, - отшучивалась она.       Но все же король чувствовал ее смятение, ее полный животного страха взор, прикованный к его спине, словно он был чем-то, что удерживало девушку от падения в безвозвратную бездну. Мороз продирал владыку от этой упрямой и отчаянной решимости Ноэриэль, от ее молчаливой борьбы с самой собой.       Беспокойство оставило эллет, лишь когда они немного углубились в лес. Словно тугой обруч, сжимавший ее, наконец, ослабил хватку, словно гнетущие предчувствия отпустили ее душу. Она заметно повеселела и неожиданно открылась совсем с другой стороны. Улыбающаяся, беззаботная, игривая, словно чистейший источник. Она увлеченно разглядывала деревья и кустарники, ласково касаясь их, с какой-то трогательной непосредственностью собирая осеннюю листву. Но в этих ее действиях владыка интуитивно ощущал что-то весьма значимое, глубинное, в этом чувствовалась ее душа, ликующая, поющая, создающая особое настроение. Частью этого, сотворенного ею на мгновение мира, ему невыносимо захотелось стать. Захотелось быть причастным к ней, ее жизни и ее мыслям, видеть и чувствовать ее, понимать ее стремления. Захотелось протянуть руку и прикоснуться к этому чудесному явлению, наполнившему его лес иным смыслом и светом. Король действительно потянулся, подтягивая к себе ветку ближайшего дуба. Это можно было легко объяснить. Это можно было принять за обыкновенное мимолетное желание помочь. Просто еще один лист в ее букет, просто едва ощутимое касание пальцев…       И снова это ошеломляющее единение, растворяющее в себе, сплетающее две души в одно, позволяющее чувствами и эмоциями прорастать друг в друга. Казалось, что они двигаются по затопленному миру, а под ногами у них растекшийся седой прилив, пришедшего вслед за Ноэриэль древнего моря, безраздельно властвующего теперь над землями Арды. Она и сама словно соткана из воздушной пены и лент тумана, пронизанного солнечными отблесками и запахом винограда.       - Ты тоже это чувствуешь? – спросил Трандуил, ощущая, что в горле у него внезапно пересохло.       - С той встречи на Дагорладе…       - И насколько глубоко ты можешь чувствовать? – он старался изо всех сил не замечать, как осыпается вокруг них время, как вечность проигрывает ее глазам, как их влечет, стягивает воронкой крепнущих чувств друг к другу.       - Вероятно, мы ощущаем примерно одинаково, - ее голос обволакивал разбегающиеся, гаснущие мысли.       «Значит, это правда. Она переживает то же самое…»       Не задумываясь, он сказал ей:       - Иногда мне сложно разобраться, где чьи переживания.       То ли ему хотелось поддержать ее, то ли поделиться своим смятением, но он не успел понять причин такого откровения, реакция девушки смешала все окончательно. Слеза, готовая вот-вот сорваться с ее густых темных ресниц, заставила его пошатнуться в седле. Глос* испуганно замерла, отчего лошадь Ноэриэль так же напряженно остановилась.       - Трудно скрывать что-то в данной ситуации, - пояснил он свои слова, тут же покрываясь липким разочарованием, накрывшем эллет. Что-то болезненное и темное раздирало ее сжавшуюся в комочек душу, отшатнувшуюся от арана. И натянутые связующие их нити начали обугливаться, передавая отголоски этого мучительного состояния одной души другой. Он снова ранил ее, снова вонзил в беззащитное нутро ничего не значащие слова, стирающие все сказанное до этого, выстраивающие иллюзию холодного безразличия меж ними.       - Прошу, - полузадушено прошептала она, - не надо… Это сводит с ума…       Трандуил неотрывно следил за тихо скатывающейся по нежной щеке слезой, чувствуя, как по его душе так же стекает жгучее, корёжащее его пламя, вплавляясь в него горечью раскаяния. Он не мог выносить этого, он должен был остановить этот нескончаемый поток боли и тоскливой неизбежности, неуверенности и сожалений. Это действительно мутило разум, растаскивало фэа, путало в происходящем и пережитом…       - Я знаю, - охрипшим голосом ответил он, силой воли заставляя себя успокоиться. Ему нельзя вот так вот терять голову. Рассудок короля должен быть холодным и ясным, ведь от него зависят эльфы Зеленолесья, их мир и покой. Сердце владыки должно биться ровно и с полной силой, ведь от него исходят гармония его государства, его счастье и благополучие. Плечи правителя должны быть уверено расправлены, ведь на них держится жизнь всего королевства… Бушевавшая в нем буря понемногу начала ослабевать, мысли приходили в порядок, осаждая эмоции еще сильнее и надежнее пряча столь откровенно раскрытое нутро.       Услышав близкий плеск Лесной, Трандуил направил лошадь к реке, отвлекая успокоившуюся девушку неспешными разговорами. Обдумать случившееся он успеет потом.       Они успешно миновали мост, оставив лошадей стражникам, и углубились в пещеры, так манящие Орофериона с тех самых пор, как он увидел их в Эрин Гален. Все его подспудные страхи, рожденные на руинах Дориата, настойчиво гнали эльфа спрятаться, затаиться со своим народом поглубже, понадежнее укрыться от тьмы. И память о том, сколько веков Менегрот успешно сохранял жизнь синдарцам, подталкивала арана к простому решению: создать его подобие в Зеленолесье. Построить целое пещерное королевство, обширное и защищенное от слуг Врага и его воли, оплести дороги к нему и врата магией, запечатать входы и выходы собственной волей, собрать внушительную армию эльдар, чтобы быть готовыми ко всему, чтобы больше никогда не пришлось видеть теряющих кровь и свет жизни собратьев, чтобы не знать больше никогда таких потерь, чтобы уберечь свой народ.       Когда подол ночи уже скрылся на западном крае неба и рассветная серость расступилась перед торжеством первого солнечного луча, нежные перья зари уверенно разгорелись в облачной выси, растекаясь розовеющими всполохами на плитах утреннего города. Ноэриэль, зачарованно замершая возле владыки на скалистом уступе, задержала дыхание, всматриваясь в рождающееся из тумана фантастическое видение едва показавшейся живой и прекрасной души древнего леса. Трандуил словно видел этот рассвет ее глазами, внимательно следя за ее ощущениями и реакцией, и эти ее слезы наполняли его торжеством и безграничным счастьем.       - Мне кажется, я никогда не видела рассвета прекраснее…       Так и должно было случиться - этот вид не мог оставить никого равнодушным, и Трандуил прекрасно знал об этом. Но все же тепло этих слов солнцем взошло внутри него самого, растапливая маску сдержанности, согревая сердце. Ее лицо, когда она смотрела на рассветный Эрин Гален, застыло в его душе памятной картиной: радужной, нежной и трогательной. Ее восторг вспыхнул в нем, заставляя гордиться больше, чем реакцией тысяч других эльфов.       Но тяготы обязательств вынуждали его помнить о долге и предстоящем дне. Очень важном, ключевом дне. Дне, на который было возложено столько надежд. Король больше не мог позволить себе слабостей. Доля его свободы на сегодня была исчерпана. Он лишь позволил себе высказать вслух свое пожелание, чтобы Ноэриэль задержалась в Эрин Гален подольше. А дальше его поглотила предпраздничная суета.       Посылая Хитлайна приглядывать за Ноэриэль на охоте, король размышлял о том, что отпустить ее больше он не сможет. Стоило признаться себе в этом честно. Мысли о ней настойчиво поглощали все остальные, отвлекая и рассеивая внимание владыки. Это было непозволительно сейчас. Непростительно для таура. Ему надо думать о народе, об обязанностях, а с ней рядом он забывает об этом и начинает забываться сам.       На мгновение остановившись на полпути к собственным покоям, Ороферион сделал глубокий вдох, призывая всю свою силу воли, и пообещал себе, что, как только ему удастся его замысел и скорбь, разлитая тяжестью по королевству, рассеется, он сможет быть с Ноэриэль. Твердым шагом он отправился переодеваться к празднику. Пора было начинать церемонию прощания.       В этот вечер на короле не было мантии. Не было с ним и посоха его отца. В этот вечер из всех положенных ему атрибутов власти на Трандуиле была лишь корона. Терновый венец, что лег на его чело в страшное и мрачное время войны, омытый кровью павших в тот день и пропитанный их страданиями. В этот вечер он был одним из народа Зеленолесья, таким же пережившим трагедию и вынужденным жить с этим. В вечер празднования первого дня Хрииве от эрингаленцев его отличало лишь то, что его сердце скорбело по каждому из ушедших, а душа плакала обо всех выживших.       Под разгоравшимися в сгущающемся сумраке светильниками в кронах деревьев, под взглядами сотен притихших эльдар, стоявших стройным полукружием, владыка, пришедший как простой эльф с букетом прекрасных в своем умирании золоченых листьев, прикрыл глаза и затянул переливчатую горестную песнь. Песнь осени и прощания. Изливая неизбывную грусть, полнившую его душу, делясь тем, что невозможно выразить никакими словами.       Глянув полным печали взглядом на буковые* листья в своей руке, он начал плести последний венок для своего отца, неспешно направляясь через ожидавшую праздника поляну к берегу речной заводи.       Кто-то должен был сделать первый шаг, первым переступить через страдания и привязанность к умершему, оторвать от себя въевшуюся в душу тоску. Первым испытать сосущую пустоту в том месте, где раньше обитал облик родного эльфа. Трандуил должен был сделать это ради своего народа. Не важно, был ли он сам готов проститься с отцом, был ли готов отпустить последнее близкое существо, вытравить боль его утраты из себя. Он обязан справиться. Не ради себя, а ради тех, за кого взял ответственность.       Венец становится тяжелее, на плечах ощущается давление, словно он идет облаченный в мантию боли и терзаний всего Эрин Гален. Но он упрямо, шаг за шагом приближается к реке, влача за собой неподъемный мрачный груз.       Песня становится тише. Тонкие пальцы медленно перебирают разноцветную листву: каждый лист – это воспоминание. Все они связывают тех, кто помнит с теми, кто потерян… Все они и есть та самая связь, что остается в мыслях и сердцах. Даже если один конец ее оборвался навсегда, живущие помнят. Помнят все, даже когда это убивает, вгрызаясь в плоть и душу, разъедая изнутри. Помнят и чувствуют горечь потери.       В душе эльфа что-то надрывно стонет, скрючивается, не желая отпускать, сопротивляясь предстоящему. Страх заползает под кожу: «Что, если я не справлюсь?»       «Я должен. Я таур Зеленолесья. И всех своих эльфов я обещал не просто вернуть с той войны. Я обещал вернуть их к жизни, свету и радости. И я это сделаю, чего бы мне это ни стоило».       Голос владыки крепнет, разливаясь над берегом бархатистым сплетением звуков. Перед его взором проносятся картины из детства. Прилаживая лист к листу, он словно видит, как Орофер впервые вкладывает в его еще маленькие ладошки небольшой лук, вставая на колени сзади и помогая натягивать упругую тетиву. Они оба не любили луки, предпочитая надежную и крепкую сталь, но умения стрелять это не умаляло. Еще один золотистый листочек. Отец подсаживает его на лошадь, поддерживая сильными руками, а мать счастливо улыбается и гордо смотрит на них. Длинный черенок оплетает уже видимую косичку. Вот они всей семьей на праздничном вечере в Менегроте, где дивная Лютиэн* поет под нежные переливы арфы Даэрона* и где Орофер хвалится успехами сына во владении клинками. Именно тогда Тингол* преподнес Трандуилу ту самую пару мечей из чистого мифрила, за которой он возвращался на проклятую топь. Сдвоенный лист. Они с отцом мчатся по сумеречной степи, обгоняя ветер, и смеются, смеются как сумасшедшие, задирая головы к бескрайнему небу. Трандуил уже вошел в полную силу, но отец все еще исподтишка приглядывает за ним, бросает через плечо беспокойные взгляды, мысленно моля быть осмотрительнее… Красно-желтый, редкий для бука цвет. Орофер рассказывает ему о Великом походе, а заря уже румянит облака на горизонте. Песнь звучит тревожно и жалобно, душа эльфа плачет, стеная и лопаясь страшными глубокими трещинами по краю застарелой раны, где раньше обитала боль от потери отца. Ржавые подпалины сменяются коричневыми, цвета выцветшей крови, по краю листа. Они вместе с отцом, плечом к плечу, прорубаются сквозь врагов… Врагов, что были друзьями, помогая возводить красивейший из созданных городов, но на чьи души пала тьма, застилая их взор алой пеленой алчности. Потом было много других. Беглые орки с севера, избежавшие орлиных когтей драконы, подчинившиеся Морготу люди. И самые страшные - враги, чей лик столь же тонок, чей век столь же долговечен, лишь волосы их темны и руки залиты кровью братьев, а в сердцах горит неутолимый пламень яростной клятвы*. И всегда отец был рядом. Сильный, гордый, непреклонный, яростный к врагам и верный друзьям. Свернувшиеся, безжизненные мелкие листочки ложатся к остальным. Они идут, тянутся через продуваемый всеми ветрами перевал, упрямо движутся на восток: усталая вереница измученных путников. Отец идет пешком, отдав своего коня маленьким сыновьям Силуира. Он улыбается Трандуилу, подбадривает обессиливших синдар, хоть взгляд его полон тревоги и опасений. А этот лист словно обожжен по краю. Орофер молчаливо спускается с полыхающего плато, ни разу не обернувшись на место гибели матери. Но Трандуил помнит тот крик и душераздирающее молчание после. Все еще зеленый крупный лист, лишь бледная золотистая полоса, тянущаяся вдоль центральной жилки. Орофер стоит в струящихся сквозь густые кроны древних лесов лучах, и авари склоняются перед ним, опускаясь на колени, признавая в нем владыку и таура, первого короля Эрин Гален.       Песнь превращается в надрывный плач. Неприкрытое горе сквозит в глазах короля, открытая нараспашку душа корчится в агонии. Ему больно, и боль эта не утихает, впиваясь все глубже, трещины не сходятся под разрастающейся язвой, лишь увеличиваются в размерах. Становится практически невозможно избавиться от нее, словно это предательство, словно это последняя связующая нить с ушедшим...       Два последних листа совершенно черны, и пальцы немеют, вплетая их. Отец произносит призывную речь, отправляя войско зеленолесцев на самоубийственный штурм Черных Врат, и падает, разрубленный почти надвое…       Аран как-то запоздало осознает, что его плечи опущены, руки напряжены и подрагивают, а на висках выступили капельки пота. Он с трудом распрямляется, упрямо делая еще один шаг. Гибкий ивовый прутик оплетает косичку из черенков, накладывая сверху воспоминания и боль всех зеленолесцев. Зажмуриваясь на долю мгновения, владыка стягивает все разверстое над Эрин Гален уныние в этот венок. Это кажется правильным и уместным. Это и его боль тоже, это и его скорбь. Слишком многие из этих потерь связаны с его отцом и его короной. Неразрывно, неизменно. Орофер… Амдир… На всех павших в той бойне не найдется венков во всем королевстве. И это угнетает, заставляя помнить свое обещание оберегать своих эльфов от подобного, искупить ту роковую ошибку.       Цепочка из сплетенных листьев сворачивается в кольцо, замыкая круг горестей и терзаний. Боль в душе резко обрывается, сменяясь тянущим ощущением пустоты и бессилия в теле. Песнь становится глухой и безжизненной.       Эльф, пропитанный мудростью правления Элу Тингола, видевший расцвет и падение Дориата, воин, выведший выживших сородичей и подбадривающий их на полном опасностей пути, муж, переживший потерю любимой супруги, синдарец, взявший под свое крыло устрашившихся мглистых гор и оставшихся на востоке авари, отец, принявший на себя заботы о целом королевстве, владыка, поделившийся своим светом с древним лесом, гордец, собравший самую большую армию эльдар и погубивший столь многих… Сегодня я прощусь с тобой, ада*...       «Ты хорошо учил меня. И доблестью, и слабостями. Ты был отличным примером, но ты относился к ним, как король. А должен был, как отец. Как ты относился ко мне, всегда ставя мое благо выше собственного, мое благополучие выше своих чувств и желаний. Они надеялись на тебя, доверили тебе свои жизни. Они смотрели на тебя с безграничной, безоговорочной любовью. Как они смотрят сейчас на меня. И я позабочусь о них, как ты заботился обо мне».       Еще пара шагов, пара шагов опустошенной, оголенной перед своим народом души, и носки королевских сапог увязают в сырой земле полосы прилива, скрываются под зеркальной гладью заводи. Он склоняется к реке, видя в темени сумерек, усыпанной звездными бликами, свое отражение. Песнь прерывается, и вокруг повисает полная тишина. Не слышно ни плеска воды, ни внезапно оборвавшегося ветра в кронах… Лес почтительно замирает, и в какое-то мгновение Трандуилу кажется, что из воды на него ободряюще смотрит Орофер. Сердце владыки пропускает удар, но внезапная рябь ломает силуэт. Горькая улыбка трогает тонкие губы владыки, и кольцо переплетенных листьев мягко ложится на колышущуюся поверхность. Небольшой огонек послушно вспыхивает в центре и, неспешно покачиваясь, начинает удаляться от берега, утягивая за собой бесконечную тоску скорбящих.       Синдарец продолжает петь. Петь о том, что всем им дано встретиться в посмертии в залах Намо или на благословенных берегах Валинора, если душа умершего пожелает переродиться. Что надо помнить об этом. Надо отпустить скорбь. Утолить боль в томящихся сердцах. Хотя бы светом этой надежды. Надежды на встречу, ожидающую впереди.       Сотни глаз следили за владыкой. В ожившей над просторной поляной тишине ему казалось, что он даже слышал стук их сердец - напряженный, болезненный. Жалобные стоны скорбящих душ. Он обернулся, по-прежнему стоя в воде, и голос его зазвучал иначе. В песне его теперь не было тяжести, лишь светлая печаль. В ней слышалось воззвание к сердцам, в ней был призыв к возрождению. В ней говорилось о многих утратах - их общих утратах, что прошли через сердце короля. И были в ней слова прощания. Но также в ней звучало и торжество: пора скорби миновала.       «Мы оставляем себе лишь память, - пелось в ней, - память о тысячах эльфов, отдавших свои жизни за то, чтобы этот день было кому отпраздновать, чтобы было кому помнить, чтобы остался хоть кто-то… Погибших за мир, за возможность наслаждаться им для других. Их смерть достойна того, чтобы ее оплакивать, их жертва достойна того, чтобы ее воспевать, их стремление должно воплотиться в реальность. Они жаждали мира и боролись за него. Поэтому мы должны жить дальше. Поэтому сегодня мы прощаемся с нашими павшими и болью, что терзала Эрин Гален эти годы. Зажжем огни, вернем свет в Зеленолесье, прогоним Тень из наших сердец».       Где-то справа владыка замечает движение. Осторожные шажки Тиннаэль и ее тихий печальный голос, подхватывающий песню Трандуила, столь пронзительны, а слезы, стекающие по сияющей светлой коже, столь чисты, что картина завораживает. Ее венок опускается рядом с венком владыки, маленькая свечка трепещет на ветру, но уверенно укладывает резные дрожащие тени на водную гладь. На лице эльфийки расплывается первая напряженная улыбка:       - Спасибо, - шепчет она, когда и ее песню подхватывают другие голоса.       Девушка отходит в сторону, освобождая место, и король с каким-то невероятным облегчением видит, что к реке потянулась вереница эрингаленцев. Всегда серьезный и сдержанный Силуир не скрывал слез, следя за тем, как его плотный венок медленно удаляется от заводи среди множества других. Мириниэль с братом долго и упорно сплетали охапку листьев в одно большое кольцо – их родители очень дорожили обоими. Хитлайн, пожалуй, впервые в жизни выглядевший таким потерянным, шаткой походкой приблизился к берегу и с трудом отпустил из рук венок по погибшему младшему брату... Их голоса стремились от сердца к звездам, в песнях избавляясь от тяжести печали, столь долго сковывавшей души эрингаленцев. Их было много. И каждого, по кому на посеребрённой воде танцевала свеча, Трандуил знал. Как чувствовал тяжесть свершившейся трагедии. С каждым из них он терял частичку души, боль от каждой смерти отзывалась в нем глухим стоном. Словно снова и снова обнаженной души арана касалось раскаленное железо. Боль этих потерь проходила через него, возрождая его собственную тоску стократ. Но он лишь стиснул зубы, отходя к своим. Его работа на сегодня только начиналась.       Ороферион внешне непринужденно обходит эльфов, находя слова для каждого, настраивая их души на обновление, незаметно делясь с ними крупицами света, поднимая их дух. Понемногу ослабляя раскинутую над лесом сеть уныния, избавляя Эрин Гален от тоски, очищая от горя и страхов. Улыбаясь и смеясь, сквозь запрятанную глубоко боль, он чувствовал, как из него по капле сочилась благодать, понемногу рассеиваясь тонкой взвесью тепла и света, заставляя его народ верить в то, что Тень действительно отступила и дальше их ждут времена мира и покоя.       Желание подойти к Ноэриэль, заговорить, увлечь к танцующим бередило его изнутри. Но он подавлял в себе эти порывы. Он не сможет потом оставаться верным себе: слишком сильно чувство. А сейчас он нужен целостным, собранным, сильным, нужен Зеленолесью для последнего рывка. Отчаянье постепенно покидало сердца эрингаленцев, ощущаясь словно поднятым в воздух тонким шлейфом. И этот шлейф пора было развеять, окончательно освободив Зеленолесье от печати горя. Пора было закончить с этим и, наконец, пойти к ней…       Владыка подал еле заметный знак музыканту, и звучавшая до этого мелодия смолкла. Стоявшая рядом Тиннаэль как будто была по обыкновению увлечена задумчивым разглядыванием звезд, хотя на самом деле ждала лучшего момента для исполнения задуманного. Трандуил сделал к ней шаг, и девушка перевела на него взгляд больших туманных глаз. Синдарец коротко поклонился, протягивая ей руку и вопросительно глядя на нее. Она согласно кивнула и мягко улыбнулась, показывая, что время действительно пришло. Ее узкая ладонь осторожно скользнула в его руку, и к небу взметнулся первый нежный аккорд. Король обхватил эллет за талию и увлек в водоворот тонкозвучных музыкальных переливов. Кружась в перекрестье призрачно-серебристого света звезд и тепло-желтого светильников, он ненадолго выпускал белокурую эльфийку из своих объятий, при этом крепко удерживая за руку, чтобы снова привлечь к себе в положенном по танцу месте.       Кожа на ее ладонях начинает ощутимо теплеть, глаза девушки неотрывно смотрят в его, сосредоточенно выстраивая тонкие нити связи, пытаясь объединить их силы. Трандуил силой удерживает себя, чтобы душа не закрывалась, чувствуя неприятные нежеланные прикосновения. Что-то внутри него сжимается, брезгливо морщась, вытягиваясь куда-то в сторону, словно стараясь избежать этого контакта. Но аран упрям. Он не отводит взгляда, даже когда все мысли вдруг затмевает темная озерная зелень другого взгляда. Он не отпускает руки Тиннаэль, даже когда мурашками по спине на него нисходит пронзительная, леденящая кровь, боль Ноэриэль. Синда коротко вздрагивает, понимая, что что-то идет не так, смотрит виновато, будто она причинила владыке эти страдания. Но он лишь крепче сжимает ее ладонь и через силу улыбается ей, быстрее кружа девушку в вихре чарующей мелодии. И она понимает. Понимает его без слов. Это то, что он просил ее сделать, потому что сам не справится. И как бы ему ни было плохо, больно и невмоготу, лес надо очистить. Тиннаэль едва заметно кивает, тепло улыбается и прикрывает глаза, силой вливая в окружающее пространство целительную магию, проводя ее через таура Эрин Гален. Ибо его сутью, мыслями и чувствами пропитано все королевство, от него оно перенимает настроение, им подпитывается и лишь через него сможет исцелиться.       Незримые связи наполняются светом, текут к Орофериону, растворяясь в воздухе, прореживая серое покрывало тоски, взметнувшееся над лесом. Хлипкие нити, плотно прилаженные к душе короля, причиняют боль, обжигают. Чужая и чуждая энергия грубо рвет тонкие основы структуры, ранит неприкрытое нутро. Трандуил оглушен, но по-прежнему улыбается сведенными побелевшими губами, ведя подругу в этом истязающем танце. Каждый шаг, будто шаг в бездну, безвозвратно уводящий его от Ноэриэль, каждый поворот, словно сверху на него проливается дождь плавящих сознание раскаленных до бела, ее страданий, каждое касание к другой вскипает отторжением на руках. Боль корёжит его изнутри, плещется в сердце, заставляя рвано трепыхаться в груди. Он уже не может четко видеть из-за застящей взор пелены. Но аран осознанно подставляет себя под удар, зная, что только так есть шанс помочь зеленолесцам. Он по наитию доверяется частичке своего леса, слепо ступая на упруго выгибающуюся под ногами землю поляны, и чувствует немую поддержку Эрин Гален. Это помогает, помогает уверенно следовать фигурам танца, легко скользить и всем видом показывать своему народу счастье, напоминая, что такое беззаботное веселье.       Тоскливый шлейф истончается, сквозь него уже становится отчетливо видны звезды. Но давление его лишь нарастает, словно мрак отчаянно не хочет покидать их. Таур чувствует это, собственной волей усиливая поток расходящегося от него слабого свечения. Хрупкие связи не выдерживают, надрывно стонут и рвутся, отзываясь саднящей болью в груди. Смятение охватывает короля. Свечение тускнеет, и магия исчезает, оставляя после себя тягостное чувство незавершенности. Мутный силуэт Тиннаэль проясняется, испуганно смотрит на владыку и виновато опускает глаза. Все кончено. Синда не сможет повторить все это еще раз. Король на миг легко прижимает ее к себе и тихо шепчет в снежно-белые волосы, что все в порядке.       Есть еще один способ.       Мрачная решимость наполняет его. Трандуил поднимает лицо к звездам и тянется собственной силой вверх. На земле он все так же кружит напряженно-растерянную синду, чувствующую, что происходит. Но где-то над поляной эльф, полный решимости, одним рывком стягивает остатки проклятого савана из слез и боли, принимая весь этот груз на себя.       Что-то сдавливает голову, стремясь склонить, заползает скользкой змеёй в позвоночник, стремительно заполняя холодом, приближаясь к сердцу. Но внезапно отшатывается от ослепительного внутреннего света и вырывается наружу, ощериваясь горестным ликом страдания и тоски. Побелевший эльф тяжело выдыхает, будто вынырнул из неизведанных глубин, сокрушенно прикрывает глаза и завершает танец, в возникшей вдруг слабости мечтая лишь об одном – опуститься на землю… Тиннаэль взволнованно смотрит и взглядом указывает на площадку. Король, раздосадованный собственным бессилием, угрюмо кивает и тянет ее на понтон, наблюдая, как к ним присоединяются другие пары.       «Значит, им все же стало легче...»       Это радует, это вселяет надежду, но этого мало. Слишком мало... Хрупкие ладони эльфийки смело ложатся на его плечи, и сквозь ее пальцы в тело арана стекает мягкое тепло, изгоняя слабость и отстраненное безразличие, начавшее охватывать синдарца. Танец – идеальное прикрытие. Он благодарно улыбается эллет, но девушка смотрит строго и даже немного хмурится.       "Тебя ждет длинный и обстоятельный разговор, мэлон*!"- слышит синдарец. Он лишь криво ухмыляется сестре владыки Лотлориэна.       "Я король, и я вовсе не обязан выслушивать подобное..."       Немой разговор отвлекает их обоих, и, возвращаясь на берег, таур чувствует себя гораздо лучше. И тут же Ноэриэль привлекает его внимание, хоть он и борется с этим. Хоть Хитлайн следит за ней, а Таэр рядом, но в короле поселяется беспокойство. Неясное, гложущее его изнутри. Каждый подошедший к ней эльф словно прокручивает лезвие клинка, воткнутого в его сердце самым первым. Трандуил вполне осознает, что его внутренний свет ослабел, и теперь он уязвим перед тьмой. Что самая яркая его слабость именно Ноэриэль, поэтому он реагирует на нее так болезненно и глубоко. Что он перенимает ее настрой, даже когда она на таком расстоянии от него. И эти недовольство и ревность - отражения и ее чувств. Но известие о том, что она обещала этот вечер кому-то все же выбивает почву у него из-под ног. Мысли путаются, искажаются.       "Этого не могло случиться, с ней все время кто-то из надежных эльфов. Мне бы доложили".       "Доложили бы, посчитай они это значимым, но ведь прямо им подобных распоряжений не отдавалось".       Быть может, они считают его интерес к ней не столь глубоким... Его раздражение становится ярче и острее. Он совсем не хочет быть одним из череды приглашающих ее на танец. Ведь королю она просто не сможет отказать…       Но ему все еще нельзя отвлекаться. Вокруг пестрят наряды, зажигаются улыбки, все купаются во внимании короля, растроганно благодарят, хоть, может быть, и не осознают еще до конца, что он сделал для них. Многие пытаются увлечь его на танец, но он лишь отшучивается:       - Даже владыке не под силу удовлетворить желания всего Зеленолесья.       Его окружают томные взоры и скромно-потупленные глаза, чарующие голоса... Но лишь ее нет рядом. Ни разу за весь вечер он не уловил ни ее запаха, ни ее улыбки… Лишь скользящие, полные разрушающего отчаянья, взгляды.       В мыслях мелькает ускользающий силуэт Ноэриэль.       «Снова она убегает…»       Это злит и пугает интенсивностью чувств, нахлынувших внезапно и остро. Они болезненны, они понятны до оскомины на зубах. И таур еле сдерживается, чтобы не рвануть следом, видя тень Хита, следующую за ней, и напряженный взгляд Таэра. Мучительно осознавать, что он снова причинил ей боль. От этого хочется кричать. Бежать к ней, шептать успокаивающую чушь, прижимать к себе. Чтобы ощутить ее тело, чтобы согреть продрогшую душу. С ней рядом его покой. С ней рядом его мысли. С ней рядом его сердце.       Он уже придумал подходящий повод уйти и отправиться во след исчезнувшей, когда эллет столь же внезапно появилась на поляне, целенаправленно идя к нему. Он видел ее краем глаза, следя за ее походкой и движениями, за необычайно уверенным выражением лица, почти холодным и сосредоточенным.       - Ар-Трандуил, - она по-прежнему произносила его имя так, что ему хотелось зажмуриться от удовольствия. А ее запах почти парализует рассудок. И все же он злится на нее. Злится и ничего не может с этим поделать.       - Позволено ли мне будет забрать свою плату сейчас? – нежный голос преображается в стылый и колкий, но не это удивляет его.       - Все-таки нашлась цена и моей жизни, - с насмешкой констатирует он. - Что же это? Почем нынче короли?       Душа будто оделась ледяной броней, скрывая слишком яркую, недопустимую реакцию. Она играет с ним, намеренно дразнит, раззадоривая охотничьи инстинкты. Он мельком оглядывает ее – ничего открытого на этот раз - и мысленно усмехается. Но ее просьба повергает его в шок:       - Танец. Один танец, - сладкие, долгожданные слова пропитаны ядом высокомерия.       Дерзкая и… такая желанная. Так хочется прижать ее к себе, встряхнуть, избавляя от этого странного оцепенения... Увидеть живой взгляд, неприкрытую душу, а не эту ледяную маску.       Он ведет ее через расступающихся эльфов, чувствуя, как сердце заходится в сумасшедшем ритме. И надо бы взять себя в руки, только откуда взять сил?       - Ты удивила меня, - повернувшись к ней лицом, он смотрит прямо в ее, словно покрытые тонким слоем льда, глаза. - Я слышал, что все твои танцы на сегодня обещаны.       - Что же вас удивило? – огрызается что-то в ней. - Что мне есть кому пообещать или что попросила один у вас?       Он намеренно резко берет ее за руку, притягивая к себе и увлекая в мир чудесных звуков арфы:       - Что ты не сделала этого раньше, - шепчет он в ответ, видя, как его откровение снимает наваждение с эллет, освобождает ее лицо от сковавшей лживой маски. Он не таясь встречает, наконец, ее взгляд, теряя нить реальности, словно растекшейся в одно сплошное пятно вокруг них, слившееся со звуками и запахами целого мира. Ненужного ему сейчас мира. Потому что его мир отныне в этих темно-зеленых глазах, что неотрывно смотрят в его.       Внезапный порыв ветра, врывающийся меж ними, заполняет все окружающее пространство густой сетью ее золотых волос. Словно опустилась плотная, искрящаяся солнцем завеса, отделяя их от всего остального. Стена, надежно укрывшая две безудержно рвущиеся навстречу друг другу души. Холод крошится в ее взгляде, обнажая фэа, и Трандуил чувствует, как свет разгорается в ней и стремится слиться с его.       В мелодии искренней и нежной, потоками струящейся вокруг них, владыка несдержанно привлекает ее к себе плотнее. И они оказываются так близко, что, кажется, сердца перешептываются друг с другом. Желая показать ей это, Ороферион перекладывает ее ладонь себе на грудь, плотно оплетая руками ее талию и, наконец, обнимает ее. Пусть на краткий миг танца, но Ноэриэль оказывается в его руках. Его захватывает искрящееся и радужное чувство эйфории, так долго и тягостно было это ожидание, так желанно и необходимо было это касание. В нем столь многое: откровение, тяга, единение настолько невесомое, пронзительное, будто два звука, слившихся на самой высокой ноте. В ее распахнутых глазах эльф видит раскрывающуюся ему навстречу нежную и трепетную душу. Что-то мягко толкается в нем самом, и его фэа инстинктивно льнет к ее, ласково и осторожно соприкасаясь сочащимися светом краями, ликуя и упиваясь сладостью мгновения. Мерцание рассыпается вокруг взвесью волшебства, весны и нежности, щедро расплескавшись по утомленной земле Эрин Гален. Та самая магия, так нужная его лесу и его народу, так нужная ему самому.       Кажется, что в этом полупрозрачном мареве стирается грань яви и сна, реальность приобретает иные, более насыщенные и яркие краски, свет проникает во все и вся, очищая, снимая накопившееся напряжение, словно смывая сияющими потоками грязь. И натяжение тягостного полотна, покрывавшего лес, ослабевает, ткань накопленных страданий расходится ветхими лоскутами, тянущимися от проболевшего насквозь центра к рваным краям. С плеч короля уходит тяжесть, и дышать становится значительно легче, будто и воздух вокруг невесом и по-особенному чист.       Ноэриэль словно оживила его. Снова. Или быть может, еще в тот раз, в темной сырой норе заполненного смертью и мраком болота. Но чтобы он мог почувствовать, по-настоящему почувствовать жизнь, с тех самых пор ему нужна была она. Вливая в него тогда свою благодать, она до сих пор наполняла его невероятной силой. Отдавая тогда свой свет, она все еще делала Трандуила целостным... когда была с ним. А без нее он уже не мог быть собой, чувствуя пустоту, неполноценность, утрату части себя... Она нужна ему. Рядом. Постоянно. Смеющаяся и плачущая, но только рядом. Только она.       Мир вокруг безостановочно кружился, как кружилась голова от струящихся сквозь них нескончаемых потоков света, чувств и радости, усиленных их общими эмоциями. Он словно погружался в ширящийся водоворот ее ощущений, счастливых улыбок и дразнящего аромата. Их души, мысли и тела сближались неотступно, стирая грани и барьеры. Так ошеломляюще откровенно, так будоражаще, так безвозвратно спаиваясь сознаниями. Теряя себя, но находя нечто гораздо большее – общность. И невозможно было больше разъединиться, отделить одного от другого. Осталось лишь одно препятствие, которое она воздвигла сама, словно отгораживая часть своей души от него, не подпуская, страшась его реакции.       Последние ноты тают в воздухе, и эльф нехотя выпускает ее из своих объятий. Она и сама с трудом отрывает от него взгляд, но тут же замечает разлитое в воздухе сияние. Растерянно смотрит на восхищенные, а кое-где и стыдливо отворачивающиеся лица эрингаленцев. Она неосознанно делает шаг к Орофериону, будто инстинктивно ища защиты, не понимая, что их движения, касания и взгляды были слишком откровенны, а чувства слишком неприкрыты для эльдар. Она не понимает, что делает с ним. Как трогательна и беззащитна сейчас, каких усилий ему стоит сдерживать шквал эмоций, чтобы не напугать ее еще больше. Сейчас ему нужно завоевать ее доверие - самое время поговорить.       - Расскажи мне, - он останавливается. Дальше нельзя ждать, нельзя терпеть и затягивать эти мучения. Дольше невозможно отрицать очевидное. Тут явно нечто большее, чем то, что он король. Он чувствует это, ощущает скрытое и опасное внутри нее – то, чего она сама страшится.       – Я не враг тебе, - в ее взоре столько муки, что у него перехватывает дыхание, - так чего ты боишься?       Свет в ее глазах оборачивается обреченностью, воздух вокруг будто сочится беспросветной горечью. Она словно прощается, окидывая его долгим взглядом, полным сожаления и печали. Лес вокруг притихший и настороженный, редкий звездный свет оплетает серебряными ручейками темные силуэты деревьев. Острый запах осенней сырости и прелой листвы дразнит обоняние.       Чем бы это ни было, это не вздорное ребячество и не пустая надуманная сложность. В ней столько боли и уверенности, что вот сейчас это конец, что он почти слышит ее мысли, звучащие под коркой, отчего все мышцы в теле напрягаются, будто готовятся к прыжку. Словно сейчас она раскроет правду и под ней разверзнется та бездна, в которую она так верит и которой опасается. И ему не останется ничего, как последовать за ней, потому что он уже не понимал, как жил без нее все эти сотни лет.       Она отважно делает два шага назад, неотрывно глядя на него. Ее маленькие ножки твердо ступают по вороху опавшей листвы, чутко лавируя меж сплетений корней. Каким-то краем сознания Ороферион понимает, что она снова босая, и эта мысль согревает нежностью.       - Ты спрашивал, кто я такая? – голос хриплый и больной, но она жалеет его, улавливая беспокойство арана, и от этого еще невыносимее. - Смотри.       Она уверенно кладет ладонь на соседний ствол кряжистого бука. И Трандуил ловит себя на мысли, что это весьма символично*, но в следующее мгновение ужас сковывает кровь в его жилах. Под рукой на миг потемневшей обликом эллет вскипает чернота, вгрызающаяся в плоть дерева язвами тьмы. И эта тьма ему знакома. Знакома давно. Хоть истинную ее мощь таур узрел лишь близ Барад Дура, когда ее носитель вышел из своей крепости, разметая всех на своем пути…       Ее глаза в той темноте на дороге, уводящей в Чертоги Мандоса… Ее голос, зовущий его вернуться…       «Ваши целители не примут меня».       «Я боюсь себя».       Реакция леса... Ее страхи.       Все вставало на свои места. Все было кристально ясным теперь. Но это знание было страшным.       Трандуил смотрел на ее хрупкую фигурку, окантованную тьмой в сумраке ночного леса, и пытался представить, каково одной из детей эльдар жить с подобным. В сознании всплывало множество вопросов, но все это казалось сейчас незначимым и пустым. А когда Ноэриэль, пошатнувшись, повернулась к нему спиной, одеваясь плотным коконом боли, снова закрываясь от него: сжавшаяся, потерянная, практически раздавленная этим признанием…       «Нет, не признанием, а моей реакцией».       Широко распахнутые глаза эльфа потемнели от страха. Страха потерять ее теперь… Рефлексы не подвели: в один большой прыжок Ороферион оказался рядом с ней, удерживая ее за плечи, разворачивая к себе. Ее посеревшее, ставшее вмиг безжизненным, лицо словно покрыто пеплом и горечью, смертельной безнадежной тоской.       - Ты больше никогда не убежишь от меня! – кажется, выходит слишком гневно, но этого хватает, чтобы она поняла…       Девушка судорожно выдыхает и, отчаянно вцепляясь тонкими пальцами в его камзол, падает на грудь эльфа. Такая ранимая и беззащитная, откровенно открывшая ему самую неприглядную часть своей души. И он вспоминает, что из его собственной тьмы его вытянула именно она…       Его руки прижимают ее крепче, желая защитить от целого мира, укрыть, оставить ее лишь себе. Он точно знает, что нет и не будет на свете ничего, что может заставить его отпустить ее снова. Он плотнее обнимает Ноэриэль и, пытаясь успокоить их обоих, рвано шепчет в ее волосы:       - Никогда, никогда…       Владыка снова чувствует, как ее фэа, словно нежный цветок, понемногу раскрывается, оголяется перед ним, не только светом и теплом, но усталостью и страхом, уязвимым нутром. Она рассказывает, рассказывает много и сбивчиво, заставляя короля внутренне сжиматься от всего того, что выпало на ее долю и пропитываться убежденным восторгом от того, что смогла эта хрупкая девушка. Она думала о его лесе… о его лесе. Боялась не сдержаться, воспринять что-то слишком остро и тем самым причинить вред… Сердце владыки сжимается, пронзительно замолкает на миг и начинает торопливо биться.       Она просто не понимает, что она сделала и делает каждый день, каждый час, в одиночку противостоя тьме, которая поглотила слишком многих. Синдарец пытается объяснить это, но ей сложно поверить. И таур знает почему - слишком долго она скрывала себя и сдерживалась, слишком мало думала о себе, боясь за других, слишком много вины возложила на себя за то, в чем ее вины нет.       Влажные дорожки на ее щеках тускло поблескивают в неверном свете луны. И внезапно Трандуил хочет попробовать ее слезы на вкус. Солоноватые, как насыщенный, будоражащий воздух с моря, где он коснулся ее. Мир стягивается к ее губам, словно единственному источнику жизни и света. По позвоночнику вверх поднимается тяжелая, жаркая волна, нарастающий гул в голове поглощает все звуки кроме ее приглушенного голоса. Он чувствует, как его желание вспыхивает в ней томительным темным пламенем, плавя волю и заставляя эллет податливо замирать в его руках. Ноэриэль так нестерпимо близка сейчас, так притягательна. Тонкой бледно-розовой кожи, к которой ему так хочется притронуться, касается ее язычок, напрочь затмевая сознание Орофериона, уводя почву у него из-под ног. Владыка падает, проваливается в какую-то бездну, где ощущается лишь бархат ее губ, теплота ее влажного дыхания, шелк кожи под жадными пальцами и невероятная, ошеломляющая нежность, заволакивающая сознание мерцающей дымкой.       Они утопали в упоительном вихре чувств, погружаясь друг в друга все глубже, наслаиваясь яркостью этих переживаний, спаиваясь нитями взаимных эмоций. И интенсивность этого единения была столь велика, что устоять оказалось невозможно. Трандуил подталкивает ее к дереву, находя в нем единственную опору им обоим. И, чувствуя, как закипает ее кровь, вплетаясь в его дыхание тихим и сладким стоном, забывается в ней окончательно, впиваясь в мягкие губы. Он властен, ровно настолько, насколько ему этого хочется, насколько он желает показать ей свою решимость и убедить в том, что отныне и навсегда она только его и ей никуда не спрятаться и не скрыться от любви ее короля. И Ноэриэль понимает его, принимая безропотно, покорно перенимая его движения, вторя им и откровенно наслаждаясь.       Ласковые, скользящие касания их сливающихся фэа проносятся по телу теплыми вспышками восторга, возбуждающей сладкой негой растекаясь под кожей, струясь по жилам хмельным безбрежным счастьем. Призрачные потоки любви и радости, расходящиеся волнами вокруг них, рассыпаются радужными переливами по ночному лесу. Владыка не находит в себе сил оторваться от нее, словно и тела их уже слились в одно. Эта мысль так обжигающе горяча, что ему почти больно. Трепещущая от его прикосновений девушка увлечена не меньше, и ему кажется, что время останавливается, что замолкает песня Айнур, прерывается путь Итиль* и даже свет звезд замирает, пронзая мир серебряными лезвиями света. И благодать, утерянная им этим вечером, разгорается в нем с новой силой, нежным, ослепительным сиянием заполняя эльфа до краев, изгоняя остатки мрака и холода из его души. Тянущая пустота внутри него лопается, высветляется. Отравляющая его боль потери поддается, уступая сути эльдар. Истонченное покрывало мрака, разверстое над Эрин Гален щерится и исчезает без следа, растворяясь в ликующей, светлой радости короля. А потом тонкие кисти эльфийки бессильно соскальзывают вниз, и Ноэриэль безжизненной куклой оседает в его руках.       Аран потрясенно подхватывает ее, испугано вцепляясь в хрупкие плечи.       - Ноэриэль, - как-то скомкано-удивленно произносит он, не понимая, чего больше сейчас в голосе: напряжения или паники.       Смятенный взгляд синдарца бегло осматривает ее лицо. Жизненные краски тускнеют прямо на глазах, черты заостряются, лик становится каким-то изможденным. Неосознанно пальцы одной его руки нетерпеливо ослабляют шнуровку на платье: ей нужен воздух - эта мысль приходит первой. Ткань легко поддается, мягко сползает с плеч, оголяя мерцающую нежную кожу перед холодным осенним ветром. Светлый шелк ярким контрастным пятном фарфорово сияет во внезапно сгустившейся вокруг неуютной темени. Темени... Трандуил с ужасом, выплескивающимся в расширяющиеся зрачки, понимает, что это он виновен в происходящем. Ведь она только что рассказала ему, как усилием воли перетянула на себя тьму его памяти и яда моргульской стрелы. Еще при первой встрече. Как он мог не подумать о том, что тяжесть устроенного им сегодня избавления от скорби перейдет на нее после столь яркого слияния их душ? Король сводит челюсти от досады и сокрушенно прикрывает веки, надсадно выдыхая.       - Аран нин, – Хитлайн появляется буквально из ниоткуда, взволнованно застывает в паре шагов от них. – Простите, я не успел отойти достаточно далеко…       "Да, он же должен был следить за Ноэриэль... "       Владыка со странной горечью отмечает, что начальник стражи держит в руке туфли Ноэриэль...       - Позвольте, я отнесу бренниль в палаты к целителям, - эльф осторожно ступает вперед, приближаясь к хищно напряженному королю. Ороферион лишь упрямо хмурится, и Хитлайн замечает, как взгляд владыки одевается непокорной сталью. Он опускается на колени, бережно кладя бесчувственное тело эльфийки прямо в мягкий ворох винно-золотой листвы:       - Помоги мне, - строго велит таур, придерживая голову Ноэриэль.       Воин падает рядом с ней на колени, сдергивая с себя укороченный плащ и, комкая, укладывает вместо подушки. Трандуил отпускает ее, и волосы эллет потоком темного сгущенного меда растекаются вокруг ее лица, смешиваясь с пестрым осенним покрывалом леса.       - А теперь отойди, - приказывает Ороферион, сосредоточенно глядя на бездвижную девушку.       Хитлайн как всегда беспрекословно исполнителен. Страж, бывший рядом со своим лордом от самого расцвета Дориата, видевший его в мире, покое и радости, знавший его в войне, болезнях и горе, понимавший его иногда лучше самого Трандуила, видел его таким впервые. Решительный, сосредоточенный, но полный смятения и тревоги, напряженный, как натянутая до звона тетива – коснись, и ослепшая, оглушенная душа сорвется в самоубийственный полет. Эльф поежился, улавливая во взгляде короля дикое, неугасимое пламя, схожее очертаниями с обликом бренниль... Он не ошибся, король действительно любил эту девушку. Любил так, как могут любить души, полные предначального звездного света и благодати Эру - единожды, до конца и дольше. Но было в этом чувстве что-то мрачное, словно чужой злой рок коснулся его проклятой черной дланью. И от их совместного тепла веяло леденящим душу холодом...       Трандуил нежно берет в свои руки ее хрупкую ладонь, переплетает тонкие пальцы девушки со своими, унизанными перстнями, и прижимает к собственной груди. Окинув взглядом осунувшееся лицо, король опускает голову вниз, едва касаясь кожи на подушечках ее пальцев губами. Ее теплый аромат смешан с запахом влажного дерева, бархат прикосновений невесом, как крылья бабочек, и столь же трепетен. Эльф прикрывает глаза, пытаясь нащупать ту самую связь, которая накрепко связала двоих. Ему нужно дотянуться до Ноэриэль, докоснуться до нее через эти связующие нити. Он сосредоточенно "ищет" ее след в себе. Отчаянно, упрямо зовя ее осанвэ, сосредотачивая все свое существо на едином желании - чтобы она открыла глаза.       "Ноэриэль..."       Он почти сразу находит тонкий родной образ, отпечатавшийся на сердце и теперь полыхающий страхом и растерянностью. Аран отчего-то кристально ясно понимает, что она запуталась, затерялась где-то в том мраке, что стянула с него на себя неосознано. По глубокому убеждению, по уже почти привычному для ее души порыву...       Он был беспечен, и эта его беспечность отразилась на Ноэриэль. Но казниться сейчас было не время.       "Ноэриэль..."       Его фэа устремляется куда-то, стелется в светящейся дымке, переливчато играющей радужными разводами. Сознание словно вытягивается, простираясь за невидимую, едва ощутимую грань схождения, сплетения душ. Проникая куда-то в колышущуюся за ней тьму, внезапно представшую перед тауром. Эльфа влечет туда, вглубь. Манит словно магнитом. И он смело погружается в клубящийся сумрак. Ощущение, будто его процеживают сквозь какую-то липкую, тягучую пелену. А потом арана окутывает темнота. Темнота, в которой нет верха или низа, нет начала и конца, нет звуков и запахов, даже нет времени и пространства. Лишь оплывшие, неразборчивые образы, растворенные во мгле, перетекающие один в другой.       "Ноэриэль..."       Трандуил оглядывается - повсюду лишь та же хмарь да силуэты, и делает шаг вперед, или назад - сложно сказать. Сложно не смотреть под ноги - в бездну, заполненную такой же дымкой. Синдарец нутром ощущает сопротивление, будто его хватают прочные корни, и он продирается сквозь них уже с силой. Пробираясь все глубже во тьму, откуда-то точно зная, где она, чувствуя ее испуг и одиночество. И вдруг он вспоминает: подобное уже происходило с ним. Именно так он пытался выбраться из собственных мрачных воспоминаний, болезненно вгрызающихся в безоружную суть, губящих свет, надежду и желание жить. Трандуил беспокойно выдыхает, не задумываясь, делает ли этот выдох его тело там, снаружи, или лишь сознание внутри этого кокона. Ему совершенно не важно сейчас ни то, как он выглядит, ни то, насколько он уязвим. Его не интересует, как отреагируют на отсутствие короля на торжестве, и то, что он скрылся в ночном лесу с эллет... Его вообще не интересует внешний мир, даже если там сейчас разразится Дагор Дагоррат и все сгинет в огненном пекле, чтобы возродиться в новой, перепетой заново Арде. Есть лишь одна душа, одна жизнь, которая имеет значение для Трандуила.       "Ноэриэль..."       Он инстинктивно подается вперед, идя сквозь сопротивляющийся серо-черный туман, густеющий вокруг него в кисель, взывая к ее душе и пытаясь уловить ответный порыв. И где-то среди уплотняющихся мглистых видений он, наконец, находит ее. Тускло мерцающий ломкий силуэт, бесконечно падающий "вниз", проваливающийся сквозь клубы мрака, жадно поглощающего ее фэа. Сжавшаяся фигурка, закрывшая голову руками... Мысли короля метнулись к ней, твердя ее имя, словно заклинание. Эльфийка вздрагивает, когда ощущает знакомое прикосновение ласковой мысли, неверяще разводит руки в стороны и поднимает голову вверх - на звук... Ее глаза невероятно яркие, полные робкой надежды. Трандуил "зависает" над ней, накрепко сплетаясь взглядом с ее, словно спаивая их меж собой этими нитями, замедляя это падение. Улавливая немой вопль ее души, затерявшийся напуганным эхом в этой темени, он останавливает ее, понимая что лишь его глаза удерживают ее в этом зыбком небытии. В ее взоре путаются, смешиваются все чувства, но ужас, охвативший ее, сильнее.       Ороферион больше не думает, с силой "дергая" ее на себя, вырывая из вздыбливающихся щупалец тьмы, жадно бросающихся им в след... Он тянет ее за собой, не понимая куда и зачем, но отчетливо осознавая, что останавливаться нельзя... И внезапно открывает глаза. Он, как и раньше, сидит возле Ноэриэль на коленях, только теперь темная колдовская зелень ее глаз удивленно и устало смотрит на него.       - Спасибо, - тихо шепчет она, а владыка просто притягивает ее с земли к себе и порывисто прижимает так крепко, что девушка слышит яростное биение его сердца.       Какое-то время король просто вдыхает ее запах, пытаясь унять лихорадочно скачущие мысли. А потом в такой же тишине подбирает ее платье, подхватывая ее одной рукой под колени, другой по-прежнему крепко прижимая к себе, и поднимает с земли. Ноэриэль лишь бессильно упирается лбом в его плечо, не сопротивляясь, не благодаря. Ороферион чувствует лишь разливающуюся по ее телу нежность. Он аккуратно ступает вперед, опасаясь лишний раз потревожить эльфийку в своих руках, направляясь в сторону замка.       Хитлайн тут же обгоняет их и бесшумно растворяется меж деревьями, уходя разведать дорогу. Хотя тауру сейчас совершенно все равно, кто увидит это странное шествие и как отреагирует, он просто наслаждается близостью девушки и тем, что она наконец в полной безопасности. Ее выровнявшееся дыхание едва касается открытого участка кожи на его груди, а осторожные пальчики скрытно поглаживают вышивку на хаммаде, рождая вспышки пульсирующего тепла под тканью кафтана. Ночной лес расступается перед араном, тактично прикрывая их низко опущенными лаптастыми ветками, и эльфу кажется, словно они идут по расписанному дивными красками сумеречному коридору, источая свет и чувство необыкновенного покоя.       Ноэриэль теперь была с ним. Она - все, что ему нужно.       - Что вы с ней делали, позвольте спросить? - прошипела Лорэль, пытаясь говорить тихо, но при этом возмущаться. Истолковать туфли в руках все такого же серьезно-задумчивого Хитлайна, листву в волосах Ноэриэль и, наконец, ее сползшее с плеч платье, можно было очень неоднозначно.       Трандуил с каменным лицом холодно процедил ей в ответ:       - Не забывайся. Или ты полагаешь, я бы набросился на нее, как животное, загнав в собственном лесу?       - А что прикажете мне думать, владыка? - брюнетка осеклась. Под темнеющим взглядом арана эллет стало заметно не по себе.       - Что в ней снова взвилась тьма? - он едва заметно сузил глаза. Слова рассекали похолодевший вмиг воздух вокруг синдарца: - Та самая, о которой и ты и ее так называемый отец знали, но отпустили ее в Зеленолесье, представляя, как ей придется трудно...       Эльфийка отшатнулась, судорожно вдыхая и глядя полными раскаяния глазами на таура.       - Вы правы, - горько прошептала она и перевела взгляд на лежащую поверх одеяла Ноэриэль. Над обессилившей девушкой склонялся Эланор. - Но она так хотела побывать здесь... Я никогда прежде не видела ее такой... радостной.       - Выходит, мы оба позволили ей страдать, - озадаченно глядя на брюнетку, проговорил король.       Лорэль хмыкнула:       - Что-то мне подсказывает, что она еще не раз "пострадает" с вами подобным образом, - она юркнула к кровати сестры, отходя от рассерженного Орофериона.       "Ясно, что именно покорило в ней Таэра. Другой такой смелой язвы он действительно не найдет..."       Лекарь подошел к королю:       - Бренниль сильно утомлена, - озабоченно сказал он, сводя широкие густые брови к переносице. - Ослаблено не столько ее хроа*, сколько фэа.       - Чем можно ей помочь? - Трандуил даже как-то подался вперед, что не укрылось от лекаря. Король был напряжен, теряя сдержанность. Сейчас его волновало лишь состояние Ноэриэль.       - Мои попытки не увенчались успехом, аран нин. Возможно, леди Тиннаэль удастся...       - Боюсь, не сегодня, - нахмурился таур, понимая, что девушка потратила сегодня слишком многое, чтобы просить ее о большем. - Есть что-то еще?       Синдарец молчаливо вглядывался в лицо владыки, но потом лишь печально покачал головой:       - Только покой. Мы более ничего не сможем сделать.       - Она очень давно не спит, - обратила на себя внимание подошедшая к лекарю со спины Лорэль. Брюнетка тревожно смотрела на Эланора. - Быть может, стоит приготовить ей травяной сбор для сна?       - Да, я слышал, что об этом говорила и Морнаэль, - кивнул эльф. - Пожалуй, сбор не повредит. Я дам вам теплое питье для бренниль.       Эланор с эллет вышли из покоев Ноэриэль. Хитлайн шагнул за ними следом:       - Я должен напомнить, аран нин, - мягко сказал он, оборачиваясь на неподвижно стоявшего у окна короля. - Нам стоит вернуться и завершить празднование, - стражник бесшумно прикрыл за собой входную дверь.       Трандуил размеренно подошел к ее кровати, чувствуя, как подошва сапог утопает в высоком густом ворсе ковра, поглощая звук шагов. Склоняясь над Ноэриэль, он убрал руки за спину, сцепив пальцы в замок. Его длинные серебристые волосы тонкими прядями скользнули на ее подушку, частично попав на плечо и грудь. Зрачки в зеленых уставших глазах девушки расширились, взгляд потеплел. Напряженная тишина наполнилась ее дыханием и шумом собственной крови в ушах. Он все смотрел на нее, пробегая взглядом от спутанных прядок, золотистыми сияющими штрихами перечеркивающих лоб девушки, к едва подрагивающим ресницам, бросающим длинные косые тени на скулы, от совершенно очаровательных заостренных кончиков ушей к несмело улыбающимся губам...       - Я так хочу коснуться тебя, - горячо прошептал синдарец, видя, как по коже ее сбегают крупные мурашки. Эллет задышала глубже, бессознательно приоткрывая бледные губы. Король неотрывно смотрел на тонкую чувствительную кожу, полнясь стесняющими тело желаниями.       - Так прикоснись, - просяще выдохнула она, и жилка на ее шее соблазнительно вздрогнула.       Она такая притягательная... Манящая кожа, дразнящий запах, пленительные глаза. Она завораживает, вырывает из мира, погружая в свой собственный, полный покоя, красоты и нежности, кружа голову, наполняя душу теплом и светом. Трандуил закрыл глаза:       - Нет, ты опять сделаешь это, - он вытянул шею и распрямился, отдаляясь от ее лица. И тут же услышал ее разочарованный вздох, едва сдерживая улыбку: - Для начала я должен быть уверен, что это не повторится. Тебе стоит набраться сил.       - Но мне уже лучше, - возразила девушка, тут же осекаясь и смущенно замолкая от того, что это звучит, словно она совершенно неподобающим образом напрашивается. Это развеселило таура еще больше. Он посмотрел на нее сверху вниз и небрежно произнес:       - Меня ждут незаконченные дела.       - Но ты... - Ноэриэль замолчала, но нашлась довольно быстро: - и не должен отчитываться передо мной.       Владыка почувствовал ее порыв, понял, о чем она хотела спросить... Снова наклоняясь к ней, он подтянул отвернутый край одеяла, плотнее укутывая ее плечи от сырого холодного воздуха, наполняющего комнату. Чувствуя переполняющую его пронзительную нежность, владыка потянулся губами к ее лбу, едва касаясь бархатистой кожи. Волна невероятного покоя прокатилась по всему его телу, будто окутывая плотным уютным коконом их обоих. Он посмотрел в ее глаза долгим пронзительно-чистым взглядом, осторожно прикасаясь к ней душой, тепло обнимая фэа, нежащуюся в его взоре, и шепнул, доверяя свои желания ей одной:       - Я вернусь...       Распрямившись, он торопливо направился к двери, роняя на ходу:       - Если, конечно, твоя гватель не испепелит меня гневными взглядами, - эльф ощутил всем своим существом, как по душе Ноэриэль растекается упоительное чувство восторга, а сердце полнится ожиданием.       Выйдя из ее покоев, он снова стал привычно спокоен и невозмутим, но первым делом обратился к стоявшему в коридоре возле Хитлайна слуге:       - Фаунерин, немедленно разведите огонь в камине и следите, чтобы комнаты были всегда прогреты, - слуга почтительно склонился и скрылся за дверью.       Владыка стремительно шагнул в сторону лестницы, чуть ли не сталкиваясь со спешащей Лорэль, несущей в руках стеклянный миниатюрный графинчик с темной, слабо дымящейся жидкостью. Аромат трав мгновенно заполнил весь коридор, рождая желание прикрыть глаза и глубоко вдохнуть чудесные запахи. Брюнетка извинилась, напряженно улыбаясь и слегка приподнимая сосуд:       - Сегодня она будет спокойно спать...       Как же она ошибалась.