Alas!..

Комната распадается на блики и кадры — будто разложенные на столе фотографии, уже непривычно неподвижные, магловские. Кадр, кадр, еще кадр. Мои пальцы с зажатой в них десертной вилкой — будто я хочу кого-то убить ей. Отблески пламени свечей по кайме тарелки. Кусочки необычайно вкусного рагу — от одного запаха рот наполняется слюной и в желудке заинтересованно бурчит, несмотря на недавно съеденные сандвичи с сыром. Чтобы не подвести Ирму, я стараюсь улыбаться и вежливо отвечать на вопросы, когда их адресуют мне. Пансионат — её родное детище, к его обитателям я успела привязаться буквально за пару месяцев, но я с трудом могу представить, каково это — бороться за каждый кирпичик замка, годами находить финансирование и преподавателей, решать проблемы этих далеко не благополучных детей и подростков. Вопросов, к сожалению, слишком много. Почти все присутствующие на ужине волшебники живо интересуются моей персоной. Во-первых, небезызвестный Жозеф Лутш, который сейчас с аппетитом лопает рагу, сидя по левую руку от Ирмы, похоже, не преминул воспользоваться историей Берты в корыстных целях. Он вовсю нахваливает работу Ассоциации по защите прав маглов — дескать, какие они молодцы, смогли вовремя вмешаться в беспрецедентное для всей магической Англии дело и помочь бедной девочке, обеспечив ей достойное будущее. Разумеется, всё это благодаря труду Ирмы Кристиансен и удивительной чуткости, стойкости и состраданию миссис Уизли — вот и она, позвольте представить еще раз. «Та самая Гермиона Уизли!» — читается в глазах собравшихся. Я совсем не привыкла чувствовать себя особенной. Дружба с Гарри — отличная профилактическая прививка для гордости, вот уж кто всегда тот-самый-Гарри-Поттер, а мы с Роном — так, сопровождение. Но здесь Гарри нет, и волшебники, большинство из которых знают о войне с Волдемортом лишь из книг или газет, смотрят на меня с любопытством и восхищением. «Если бы я была на твоем месте, я бы прочитала о себе всё, что можно найти в книгах», — ляпнула я Гарри, когда мы только-только познакомились, еще в Хогвартс-экспрессе. Почему-то очень хорошо помню эту фразу. Очень уж меня удивило, что такой знаменитый волшебник совсем не интересуется, что о нем пишут. Гарри всё время бурчал, что он «никакой не особенный» и «ничего такого не сделал», просто так получилось. Защита матери, пророчество Трелони, случайно сделанный крестраж... Я сейчас оправдываюсь примерно тем же самым: «Ну что вы, я просто выполняю свою работу». И думаю, думаю, думаю о Лоре Уэбб, которая сидит прямо напротив и внимательно слушает этот разговор, почти полностью посвященный Гермионе Уизли. Удивительно, но и спасает меня тоже Жозеф Лутш, ему куда интересней обсуждать свою ненаглядную Асоциацию, так что он заводит долгую речь на тему новых планов, перспектив развития и прочего. Может быть, я всё-таки знаю эту Лору или где-то видела? Нехорошее предчувствие упитанным удавом свивает и развивает кольца внутри меня. Я не верю ни в предчувствия, ни в предсказания, ни в вещие сны. Связь, которая была у Гарри с Волдемортом, разумеется, не в счет. И пророчество Трелони тоже. Когда я вернулась в Хогвартс на седьмой курс, многие преподаватели, хоть и не позволяли вольностей в обращении и не делали поблажек, но воспринимали меня не как ученицу, а как взрослую, как равную даже. Это и понятно. После битвы за Хогвартс мир разделился на тех, кого там не было, и тех, кто никогда не забудет. Так вот, однажды, когда я подошла к МакГонагалл сдать дополнительное задание, мы разговорились... Совершенно по-дружески. Она вдруг вспомнила, что еще на третьем курсе я, как потом жаловалась Трелони, с криком «Моё терпение лопнуло, я ухожу!» покинула урок, демонстративным пинком открыв люк на выход из башни. «Тогда я еще не знала, что вся эта каша заварилась из-за одного пророчества, — не удержалась я. — Иначе бы спустила с башни и саму Трелони». И МакГонагалл, аккуратно прикрыв рот рукой, рассмеялась. Это, наверное, первый и последний раз, когда я видела, как смеется строгий преподаватель Трансфигурации. А если бы Трелони никто не поверил? Ох, сколько я думала об этом поначалу, а потом снова — после войны, когда поняла, что пророчество сбылось в точности до словечка. Даже те, кто пытался его опровергнуть, поневоле только помогали своими поступками... Теперь я смотрю на черный вязаный свитер Лоры Уэбб и рассеянно киваю Кристоферу. Он сидит от меня по левую руку, рядом с ним — его жена, и им обоим гораздо интересней обсуждать учащихся, расписание занятий, порядок в пансионате, старых и новых преподавателей (читать — меня)... В общем, что угодно, лишь бы отвлечься от настойчивого зудежа Жозефа Лутша на том конце стола. Лора Уэбб серьёзным выражением лица, внимательным взглядом и совершенно искренней (по крайней мере, даже мне так кажется) заинтересованностью располагает к себе Кристофера буквально за пару минут. Строгая миссис Тальбот держится чуть дольше, но и она, когда подают десерт, принимается обсуждать проблемы современного магического образования. Я всё это время сижу как на иголках. Плевать на Трелони. Когда Гарри в последний раз снилось что-то пророческое, что находило отражение в реальном мире (и было это лет десять назад), ему в голову забирался Волдеморт! Ладно, Волдеморт в голове — это вполне себе серьёзная причина что-то видеть и чувствовать. А я-то тут при чем? Кому я нужна? Шантаж? Конкуренты? Тайный мститель? — Не так ли, Гермиона? — спрашивает Кристофер. — Ну... д-да. Конечно, — отвечаю я, понятия не имея, с чем я согласилась или на что подписалась. Совершенно точно есть зелье, которое влияет на сны, но речь идет об эмоциях — можно исполнить самые сокровенные мечты и воплотить тайные желания, ну или увидеть в кошмаре свои страхи. Мне же приснился определённый человек. Неизвестная Лора Уэбб! И было это пару месяцев назад — с натяжкой, конечно, но можно считать, что накануне знакомства. Я-то, наивная, думала, что все мои проблемы остались в Англии. Когда я еще на несколько его реплик отвечаю совершенно невпопад, Кристофер начинает внимательно на меня поглядывать. «Нужно собраться, сейчас или никогда», — говорю я себе, а в голове такая каша из мыслей, подозрений и догадок, что великая битва с собой оканчивается «никогда», так толком и не начавшись. Я хватаюсь за блюдо с вишнёвым пирогом как за спасительную соломинку. Вишни мелкие, с косточками, кисло-терпкие. Сладкий и воздушный шоколадный бисквит буквально тает на языке. Неумолимая человеческая природа — как бы паршиво тебе ни было, сладкое и шоколад всегда готовы прийти на помощь. Я бы еще порыдала от беспомощности, но для этого нужно дожить до конца ужина. Вежливый Кристофер меня больше не беспокоит — это же так невоспитанно, отвлекать девушку, у которой рот набит пирогом. Чую, не обошлось без отрезвляющего локтя его супруги. — А почему вы решили поддержать наш пансионат? — интересуется Кристофер у Лоры. Та лишь пожимает плечами и после паузы отвечает, будто речь была заранее заготовлена: — В Америке школы не так хорошо централизованы. Многие волшебные семьи предпочитают по старой традиции отправлять детей на индивидуальное обучение к сильным волшебникам. В Новом Орлеане, например, считается большой удачей, если местный колдун вуду согласится взять ребенка в ученики. Да и вообще очень многое завязано на магии коренного населения. Программа Илверморни, например, почти наполовину состоит из индейских практик. Ивелморни это, вроде бы, американский аналог Хогвартса. — Разумеется, это не всем волшебным семьям по нраву, — продолжает Лора. — К шаманским практикам многие белые волшебники всё еще относятся с затаенным презрением, как и к самому коренному населению. Видимо, в каждой стране свои заморочки со статусом крови. Да и сами понимаете, куда престижней отправить ребенка в суперсовременную частную школу, рассчитанную на три-пять учеников. Там и с разрешением на право пользования волшебной палочкой помогут. У нас ведь волшебную палочку Магический конгресс официально признал оружием. А чтобы пройтись с оружием по городу, нужна и лицензия на покупку, и разрешение на использование. — Да, совсем другие законы, — согласно кивает Кристофер. — У нас это право каждого волшебника. То, чего практически нельзя лишить. Даже у убийц каких, и то не всегда палочку отбирают. — Отчего же нельзя построить еще одну, более современную школу? — удивляюсь я. Лора снова пожимает плечами. — К сожалению, проблема расизма в Америке стояла настолько остро, что теперь для кого-то из особо рьяных поборников равноправия даже это может являться признаком дискриминации. Дело в том, что в указах, принятых при создании Магического конгресса, совершенно четко прописано требование «создать на территории независимой Америки свою школу волшебства». Одну, понимаете? То есть, только одна школа может назваться государственной. Придется как-то решать этот вопрос. Либо в пользу Илверморни, что оскорбит одних, либо в пользу «более современного», как вы сказали, учебного заведения, что оскорбит других. Были попытки модернизировать формулировки законов, но дело идет очень медленно. Вот такая вот бюрократия, — слабо улыбается Лора. — Как и везде, — невольно проникшись к ней сочувствием, отвечаю я. Нет, всё-таки мне стоит на всю одежду себе поналепить нашивок «Прирожденный борец за права, неважно чьи», чтобы люди сразу понимали, с кем связываются. — Салемский институт, где я являюсь членом попечительского совета, немного похож на ваш пансионат. Он был основан в самом конце восемнадцатого века как тайная школа для молодых ведьм с целью защитить девочек и девушек с магическими способностями. На тот момент самый кровопролитный период охоты на ведьм в Америке уже миновал, но всё же основательнице института удалось спасти и уберечь многих. История Берты не могла не заинтересовать меня, когда я о ней услышала. Мы вряд ли сможем помочь с финансированием, но готовы на льготных основах предложить выпускникам пансионата некоторые из наших программ высшего образования. У меня на душе светлеет, будто кто-то умудрился зажечь внутри, аккурат под ребрами, огонёк Люмоса. Со времени моего приезда в пансионат я много размышляла о том, какая судьба ждет детей, его окончивших. Учитывая их прошлое, в престижный университет их вряд ли возьмут, да и преподают здесь далеко не все необходимые для поступления дисциплины. Лора Уэбб, незнакомка в черном вязаном свитере, сейчас будто бы обещает учащимся в пансионате надежду на продолжение обучения. Поневоле (да-да, снова о нашивках) я проникаюсь к Лоре доверием. Хотя мне с трудом верится, что дело Берты получило настолько широкий резонанс, что добралось до другого континента. И я по-прежнему не знаю, что делать с этим дурацким сном... Ничего не бывает просто так. Должна быть причина. И эта причина должна быть ясной и логичной, просто я пока не могу уцепиться за нужную ниточку, чтобы распутать клубок. Но я обязательно её, нужную, найду. Завтра же с утра или сегодня вечером, если хватит сил, распишу сон во всех подробностях. Попробую вспомнить, чем занималась за пару дней до и что делала после. Как жаль, что я не веду дневника... С планом действий в голове, пусть он маленький и не выглядит многообещающе, мне становится легче.