Alas!..

Жаль только, что здесь нет ни привидений, живущих в замке, ни гигантских тыкв, выращенных Хагридом, — есть просто здоровые, пузато-оранжевые, но обычные. Они пока еще надежно спрятаны от детей в одном из закрытых классов. Маленькая процессия из преподавателей и опекунов вот уже второй вечер после ужина удаляется туда, чтобы заниматься своим привычным делом — создавать чудо из подручных материалов. Кто-то под чутким руководством Элин вырезает новоиспеченным Джекам зловещие мордахи, кто-то вместе с Ирмой и несколькими домовиками составляет меню, решает, как и из чего украсить замок так, чтобы успеть за ночь. От первого, проигнорировав внимательный взгляд Элин, я самоустраняюсь — Гермиона у нас далеко не специалист по тыквенной части. Почему-то мне вдруг не хочется, чтобы Элин приходилось подправлять мои движения палочкой, как она обычно делает с кистью, когда я рисую очередную дребедень. Я вообще никогда не думала, что мне понравится рисовать. Всегда казалось, что это занятие, во-первых, для натур с тонкой душевной организацией, во-вторых, для тех, у кого изначально есть к этому способности, а в-третьих, казалось, что рисование — дело творческое, то есть... слегка бесполезное. А уж если ты точно знаешь, что никогда не создашь шедевра, то лучше книгу почитать (из этого хоть толк выйдет), чем заниматься ерундой. Вот и идея обязательно обряжаться какой нежитью на Хэллоуин мне претит — попахивает Святочным Балом, когда я на четвертом курсе месяц ломала голову, как уложить волосы и выбрать подходящее платье. Очень уж хотелось понравиться Рону. И Виктору. А в особенности всем тем, кто до этого не обращал на меня внимания, воспринимая исключительно как предмет мебели или книжицу с готовыми домашними заданиями. Нужно еще Берте помочь с костюмом, это — моя обязанность как её опекуна. Вчера мы часа полтора просидели после занятий в библиотеке, перелистывая книжки с различной мифологией да демонологические словари. Безуспешно, в общем-то. Желание Берты стать еретиком ни на йоту не ослабло. Объяснить ей, что еретики бывают разные и в принципе не похожи на нечисть, мне пока не удалось. С другой стороны, соорудить ей плащ с капюшоном и несколько якобы магических бирюлек и амулетов труда не составит. Я тоже решила особо не оригинальничать — кикиморы с меня хватит. Удобный, оказывается, злой дух эта кикимора. Обуви не нужно, в качестве одежды любые цветастые лохмотья подойдут, нос, уши и цвет кожи подкорректирую слабенькими чарами личины, прическа... Да просто не расчесаться с вечера и утром — и любая кикимора мне позавидует. Яблоки в карамели, мятные шарики в виде глаз, плавающие в вишневом желе, отрубленные пальцы из хлеба, политые кленовым сиропом... Список ширится и растет, преисполненные энтузиазма домовики согласно кивают. Мармеладных червячков Ирма планирует зачаровать лично — так, чтобы они загадочно пошевеливались и извивались на блюдах со сладостями. Но всё-таки, как бы меня ни мучила ностальгия по Хогвартсу, это место совсем на него не похоже. Здесь еще больше размыта граница между преподавателем и учеником (и первых заметно больше, чем последних), между правильным и неправильным, и еще ярче видна черта между внешним миром и той жизнью, что дышит в стенах пансионата. Наверное, это даже в чем-то плохо — многие ли дети смогут безболезненно выйти из этого уютного, искусственно созданного общества в реальную жизнь? Я не знаю. Не знает и Ирма. Но я в кои-то веки могу не врать, если вдруг этот вопрос мне задаст Берта или кто-то из учеников. Я смогу честно признаться, что понятия не имею, как должно быть правильно и что для них лучше. Возможно, тогда они смогут решить сами. Никакой тебе Распределительной шляпы, никаких нашивок с гербом факультета, позволяющих поставить на волшебника ярлык, даже не узнав его имени. Когда все скалящиеся новыми острыми зубами (будто только что от стоматолога!) тыквы аккуратно сложены в горку в углу кабинета, меню расписано, длинные полотна паутины разделены на аккуратные кучки — по пряди на светильник, по пучку на люстру, а ровные ряды свечей всевозможных форм и размеров расставлены по группам, наша разношерстная компания расходится — кто по комнатам, кто в библиотеку или гостиную, кто в столовую, немного перекусить перед сном. Завтра первый день каникул, первый выходной, и я его жду. Два с лишним месяца я провела здесь. Хочется сказать, что отдохнула, но на деле я их просто не заметила, а сейчас дни и вовсе замелькали в привычном темпе. На деревьях осталось не больше половины листьев, да и те держатся на честном слове. Лужи по утрам частенько покрыты тонкой пленкой льда. В замке теперь вовсе не холодно — даже в коридорах, что для меня непривычно. Спрятанная в нишах и низких деревянных тумбах система отопления исправно работает. Трубы с горячей водой среди гобеленов, картин и статуй выглядят странно, как-то даже философски — как выглядел бы новенький телевизор в гостиной Гриффиндора. Но в этом и прелесть маленьких замков — несколько паровых котлов, установленных в подвале, способны обогреть весь пансионат. Можно идти вдоль узких окон и не ёжиться от сквозняков. Снаружи царит непроглядная темень, только по едва слышному трепету стекол чувствуется, что на улице не на шутку разгулялся ветер. Хорошо бы он стих к утру — мне вовсе не хочется, чтобы запланированная прогулка в город за тканью (на плащ еретику) обернулась для меня или Берты простудой. Нужно бы успеть купить все необходимое к Хэллоуину до полудня, тогда удастся спокойно посидеть в кафе, выпить чаю с пирожными и вернуться как раз к обеду. Значит, Берту нужно разбудить не позже восьми — к школе ей пришлось почти наполовину обновить гардероб, а подаренная мной косметика окончательно пробудила дремавшую в Берте принцессу. Собираться она будет не меньше часа, я уже это выяснила опытным путем. Как хорошо думать только о том, на сколько завести будильник. В моей комнате тоже темно и тепло, хотя камин в гостиной я не зажигала с момента моего последнего разговора с мужем. Поборов желание подложить в решетку углей и несколько поленьев, заботливо оставленных домовиками в корзине у камина, и бросить в огонь щепоть пороха, я заклинанием зажигаю свечи. Муж, наверное, уже спит. Хорошо, что каминная сеть здесь не развита, работает только как магловский телефон. Самое лучшее, что я смогу сделать — это просунуть в пламя голову или руку, чтобы попытаться нащупать в родной Норе ногу или туфельку молоденькой или не очень любовницы Рона — как когда-то Амбридж пыталась схватить Сириуса, когда он общался с нами из дома на площади Гриммо. Наверное, это прозвучит страшно, но я практически не помню его лица, только какие-то смутные очертания, мы ведь не так уж и часто виделись, иногда Блэку и вовсе приходилось оставаться в анимагической форме. Только взгляд и выражение глаз память сохранила отчетливо — серых, блестящих, грустных. Если я хоть когда-то и испытывала романтические чувства к Гарри, то лишь к тому мальчику, каким он был до войны. Потом, еще в академии Авроров, его заменил обстоятельный мужчина со взрослым взглядом на жизнь и накрепко привитым чувством долга. Это понимал и он сам, и все остальные, даже Джинни, но Джинни уже некуда было отступать. Я зачаровываю постель согревающим и расчесываюсь у миниатюрного трельяжа с зеркалом, его мы с миссис Тальбот нашли во время уборки перед началом занятий, и я попросила разрешения, раз он так долго пылился в подсобках, заменить им напольное зеркало. Не люблю большие зеркала в спальне, это никакое не суеверие, а просто неприятно как-то. Ходишь такой в нижнем белье или коротеньком халатике, отражаешься. Хватит с меня и того, что я всё чаще отражаюсь и вибрирую в других, как маленькая шелковая капелька. И всё неправильное и царапающее смотрит оттуда: моё — из темных углов, щетинисто и пугливо, чужое — заглядывает в окна, отчаянное и жестокое. Я склоняю голову на бок и пытаюсь принять — «Проходи!». Говорю, как говорят старому другу, открывая дверь дома, распахиваю грудную клетку, впуская внутрь, одним движением лениво разворачиваясь, и шлепаю босыми пятками по полу обратно в пульсирующий центр мира. Пожалуй, неизбежное разочарование делает с людьми одну полезную штуку — мне больше не страшно быть к неправильному и царапающему спиной. Я ему доверяю. * * * Изящный светло-бежевый ботиночек Берты находит ровно третью по счету от замка лужу. Берта констатирует неправдоподобное «Ой!» и щеночком смотрит на меня. Я убираю грязь заклинанием. Дети — превосходные манипуляторы, а Берта к тому же всё еще еретик. — Как думаешь, мне разрешат иметь свою волшебную палочку после Рождества? Этот вопрос неотступно преследует Берту (а, как следствие, и меня), ровно с тех самых пор, как на первом практическом занятии по чарам им раздали учебные палочки. — Это будет ясно по результатам экзаменов, ты же знаешь. — Нет, ну а ты как думаешь, Гермиона? Я смогу подготовиться? — Я верю, что ты справишься, — отвечаю я. «К этому экзамену нельзя подготовиться, до него можно только дорасти», — сказала мне Ирма, когда я в очередной раз попыталась уточнить у неё, нельзя ли мне получить список испытаний, какие-нибудь методички, нормативы, критерии сдачи или хотя бы узнать проходной балл. Ничего, кроме того, что испытания для учеников, желающих получить личную волшебную палочку, проводятся два раза в год, накануне зимних и летних каникул, и в них чаще всего принимает участие опекун, мне из мисс Кристиансен вытрясти не удалось. Это даже хуже ЖАБА по Истории магии. Я тогда выписала больше четырех тысяч различных дат, превратившихся в абсолютную кашу в голове после первой же попытки их выучить. Тут даже не понятно, к чему именно мне стоит готовить Берту. И себя. Видимо, придется немного злоупотребить служебным положением и поговорить об этом с Элин. Она-то уж должна знать, что это за таинственный экзамен такой. — Мика рассказывал, что придется выполнить три задания. Первое — победить горного тролля, второе — добыть зуб дракона, а третье — обезвредить... этого, как его, демен... дементора. — Врун твой Мика, — улыбаюсь я. — Вот и всё. Хотя не удивлюсь, если ему на экзамене дадут задание хотя бы полчаса провести, чтобы не выдумать очередной ерунды или не попытаться кого-нибудь обмануть. — Ну ты же сама говорила, что список испытаний не разглашается. Вдруг там и правда будет горный тролль или дракон, или дементор. — Горного тролля крайне сложно одолеть магией, на дракона она практически не подействует, а для того, чтобы справиться с дементором, простого знания нужных чар недостаточно. Так что вряд ли это будет частью экзамена на способность обращаться с волшебной палочкой. — Ты так говоришь, будто сталкивалась со всеми лично, — недовольно бурчит в ответ Берта. — Было дело, — тихо говорю я, совершенно внезапно замечая, какое сегодня высокое и чистое небо — синее, холодное. — Даже с дементорами? — едва не споткнувшись о камень на тропинке, подскакивает от любопытства Берта. — Что они делают? — Ничего хорошего, — вздыхаю я. — Это темные существа, которые питаются твоей радостью, светлыми и добрыми чувствами. Они могут даже высосать из человека всю душу. Заметив тень, пробежавшую по моему лицу, Берта понимающе кивает и до самого магазина с тканями больше не задает вопросов. А где-то внутри меня теплые комочки воспоминаний всколыхнулись и дрожат, заставляя снова видеть, как ревет горный тролль, сотрясая стены женского туалета, как бьёт хвостом Венгерская Хвосторога, как патронус Гарри, серебряный олень, уносится вскачь по берегу озера.