***
— Поверить не могу, что ты отдала все веселье зануде! Хоук усмехнулась, мельком глянув на Изабелу, и оставила эту реплику без ответа. Пиратка может сколь угодно яриться, обещая выпотрошить каждого, кто хоть немного причастен к ее унизительному ночному купанию, — Мэриел приходится сохранять благоразумие. В конце концов, рассуждала магесса, охранять порядок в городе — работа стражи, и не уступить Авелин с ее гвардейцами право выстроить Крыс, закованных в кандалы, лицом к стене Хоук просто не могла. Да и, говоря по совести, Хоук испытывала серьезные сомнения в том, что продрогшая до костей Ривейни и она сама, двигающаяся неторопливо и берегущая бок, справились бы с толпой вооруженных и опытных бойцов. — Будет тебе! Зато представь: темное злачное местечко и толпа красивых мужчин в форме. Чем не развлечение? Пиратка одобрительно хохотнула и прибавила шаг. «Темное и злачное местечко» обнаружилось в Нижнем Городе, недалеко от литейного квартала. Сколько Хоук помнила, здесь всегда творилась какая-то чертовщина: малолюдный промышленный район, снабженный многочисленными подземными ходами, для преступников подходил идеально. Не раз и не два мерзавцы уходили от преследователей, пользуясь потайными ходами и пережидая бурю в убежищах. Крысы не были исключением. Свое укрытие они спрятали за стенами мастерской: маленькой, обжитой и непримечательной. Старик-кузнец работал исправно, да и что там! — никаких подозрений не вызывал. Как потом выяснит Авелин, надежная репутация мастера и стала причиной, из-за которой Крысы выбрали именно его — ни одному стражнику в голову не придет заподозрить почтенного горожанина в разбое. И ведь не важно, что внук его не один раз был уличен в карманных кражах... Внутри было темно, сыро и пахло серой. Стражники выводили разбойников по одному — закованные в кандалы, они понуро брели прочь из мастерской. Что-то подсказывало Хоук, что некоторых из них в городе больше не увидят, а матерям молодых, крепких ребят, ступивших на наклонную дорожку, останется лишь повязать волосы траурным платком. Сколько слез было выплакано — а сколько еще предстоит? Мэриел проводила взглядом спину Крыса, замыкающего колонну. — Неплохо они тут устроились, — Авелин, руководящая арестом, приблизилась к Хоук. — Не каждый городской мастер имеет в распоряжении такое алхимическое оборудование. — Яды? — Яды, наркотики, взрывчатка, — капитан гвардии кивнула и указала рукой на заставленные стеллажи. Хоук не нужно было приглядываться, чтобы разглядеть обилие колб и конвертов. — Ты оказала городу большую услугу, Хоук. — Всего лишь посильная помощь, — Мэриел пожала плечами. Изабела, прогуливающаяся по пространству убежища, остановилась у просмоленного ящика, присела рядом и окинула критическим взглядом, отыскивая зазор между коробом и крышкой. Пиратка извлекла из ножен на спине кинжал и ловко загнала его между досок. Несколько простых, уверенных движений — и короб со скрипом поддался, открывая взгляду свое содержимое. Ривейни присвистнула. — Что там? — шаги Авелин, закованной в тяжелую броню, отдавались гулким эхом. — Селитра, — Изабелла обернулась и плавно поднялась на ноги, пряча кинжал. — Много селитры. С таким количеством можно весь Киркволл на воздух отправить. Хоук, изучавшая цветные бирки на колбах, вздрогнула и уронила хрупкий сосуд. Звон битого стекла дребезжал в ушах, а в голове крутилась только одна мысль. Селитра и драконий камень. Не впервые она о них слышит. Именно эти ингредиенты попросил у нее Андерс для зелья, которое сумеет отделить от него Справедливость. «А было ли оно вообще?» — задумалась Мэриел, с тревогой глядя на заполнившие просмоленный ящик желтоватые кристаллы.Глава 4. Охота на крыс
11 января 2015 г. в 17:15
Упавшая на город ночь объяла его первым по-настоящему осенним холодом. Морской бриз нес сырость, и влага, каплями брошенная на лица идущих в тени женщин, грозила обернуться крохотными льдинками. Хоук тоскливо вспоминала о тепле очага и крепком пряном вине, приятно согревающим нутро; вместо этого ей приходилось бесшумно ступать по темным портовым улицам, стараясь держать в поле зрения шествующего впереди эльфа и в то же время делать вид, что не имеет к нему никакого отношения — на случай, если кто-то все-таки наблюдает за покупателем. Мабари жался к ноге, Изабела, вынужденная спрятать смуглые телеса под теплую шерстяную ткань, тихонько ругалась сквозь зубы.
— Холодно, как у нага в заднице, — пожаловалась она.
Хоук собиралась что-то ответить, но эльф, воровато оглядевшись, приоткрыл дверь одного из складов и юркнул внутрь. Магесса насторожилась: ночами двери запирали как минимум на засов, уберегая добро от посторонних. Подтолкнув пиратку локтем, Хоук указала на подозрительный склад. «Соберись, подруга, — гласил ее безмолвный жест. — Справимся с этим — и можно вернуться под теплый кров, к друзьям и вину».
И кто сказал, будто героям чуждо человеческое?
Действовали быстро, сливаясь с порывами промозглого ветра, и тихо, растворяясь в наступающих черных тенях. Изабела проскользнула в тяжело приоткрывшуюся дверь первой и оставила Хоук присматривать за входом — на тот случай, если появившийся Крыс сумеет проскочить мимо нее и рванет к единственному спасению. Мабари, ни разу не тявкнувший за минувшие часы, остался караулить снаружи: его долгом было не только охранять последний рубеж, но и, в случае чего, предупредить о возможной опасности.
Склад ничем не отличался от ряда таких же, выстроившихся рядом. Любой, проникнувший внутрь, оказался бы в небольшой квадратной клети, а, перейдя короткий коридор, неизменно попал бы в святую святых: место, заполненное маркированными коробами и мешками. Такие здания вплотную уходили к воде; одна стена у них непременно разбиралась с оттепели и до крепких заморозков, и крепкая маленькая пристань врезалась в негромко плещущиеся воды Недремлющего моря. К пристани вел наклонный спуск.
Две фигуры, едва освещенные тонким, ущербным месяцем и редкой россыпью созвездий, стояли над кромкой воды и говорили — тихо, вполголоса, так, что крадущаяся в укрытии горами взгромоздившегося товара Изабела не могла разобрать их речи. Гибкая и ловкая Ривейни, озаренная серебряным сиянием ночи, показалась бы любому случайному зрителю хищной кошкой, вышедшей на охоту. Острые кинжалы в ее ладонях опасно блеснули — ни дать ни взять звериные клыки, способные обратить стальные переплетения мышц в лохмотья. В ее легкой поступи чудился танец, пьянящий и жаркий, как антиванское вино. Подвижная, будто капли ртути, она с каждым шагом подбиралась все ближе, чтобы докончить дело одним длинным прыжком — сбить противника с ног, пригвоздить к полу и обездвижить, лишая малейшего шанса на бегство.
Половица под ее ногой протяжно, звучно скрипнула, оборвав охотничий танец.
На короткое как вздох мгновение могло показаться, что все участники сцены обратились в каменные изваяния. Эльф, прячущий за пазуху узкие склянки с серым порошком, застыл, не довершив движения; Изабела, чертыхнувшись под нос, нерешительно замерла, решая, что же делать дальше; мужчина в потертой кожаной броне, незнакомый всем присутствующим, вздрогнул, поворачиваясь к пиратке. А затем незримый Создатель отпустил лентой вьющееся время, и оно понеслось стремглав, наверстывая упущенное. Человек выхватил из-за пояса короткий охотничий нож, страшно замахнулся — и тут же повалился оземь, сбитый с ног. Крепкий кулак Изабелы пришелся по его лицу, превращая орлиный нос в кровоточащее месиво. Мужчина наградил ее пинком в живот, а следом — облачком удушливой, едкой пыли, роем выпорхнувшим из его рукава. Ривейни, закашлявшись, потянулась к слезящимся глазам — ее схватило, повело вперед, выворачивая руку. Небо поменялось местами с землей, Изабела успела вдохнуть — и плотные, свинцовые воды залива сомкнулись над ее головой.
Поквитавшись с нападавшими, мужчина развернулся и бросился к спасительному выходу, когда из-за упорядоченного нагромождения ящиков вынырнула спешащая на выручку Хоук. Разбойник ощутил, как смыкаются вокруг обутых в теплые сапоги лодыжек каменные кандалы, притягивая его к земле и не давая сдвинуться. Ему хватило мгновения, чтобы понять: с каждым мгновением ноги, крепкие и мощные, будто молодые дубовые деревца, все крепче врастают в половицы, а промедление подобно смерти. Магесса надвигалась неотвратимо, и колдовской огонь в ее ладони бросал мертвенно-холодный свет на красивое в праведном гневе лицо.
Ему оставалось полагаться лишь на собственную скорость; годы выучки и практики стали в этом помощниками. Хоук успела заметить лишь, как мужчина особым образом взмахнул рукой, а у его запястья ужом блеснул серебристый металл. Волна обжигающей боли ударила под ребра, выгоняя из легких воздух; колени, вмиг обратившиеся водой, подвели магессу, и женщина рухнула на пол, жадно, судорожно пытаясь сделать вдох. Горячая липкая кровь заструилась по животу, и алые потеки залили растерзанные звенья кольчуги. Крепко удерживаемые нити чар оборвались, соскакивая с пальцев.
Удар сапогом взорвал нутро магессы новой вспышкой. Сознание услужливо отключилось, позволяя Хоук погрузиться в черноту бесчувственного небытия. Длилось это всего мгновение: когда Хоук открыла глаза, над головой по прежнему высился потолок склада. Она больше почувствовала, чем увидела, что рядом возится Изабела.
— Если это был твой план, — фыркнула пиратка, заметив, что подруга пришла в себя, — то нас можно поздравить.
Лазурный платок, покрывающий смоляные кудри, Ривейни успела потерять. Одежда, пропитавшаяся холодной водой, противно липла к стройному, сильному телу. Пиратку сотрясала крупная дрожь — ночной холод, охотно ластящийся к ней, пробирал до костей.
— Не был, — хрипло отозвалась Хоук и попробовала приподняться. Магесса, морщась, ощупала живот, набрела пальцами на рукоять и, зажмурившись на мгновение, с коротким всхлипом выдернула впившийся в тело клинок. Она крепко зажала рану, чувствуя пульсирующий ток крови под пальцами, и уставилась на сразившее ее оружие.
Небольшой нож: такие обычно прячут в рукавах знатные дамы, желающие огородить себя от нежелательных встреч на темных улицах. Он вряд ли сумеет помочь против толпы охальников, но один внезапный, решительный удар даст несчастной немного времени. «Или выведет из строя одну незадачливую магессу», — с невеселой иронией подумала Мэриел, взвешивая нож в ладони.
— Я бы сейчас потерпела даже бубнеж твоего целителя, — заявила Изабела, бегло взглянув на изукрашенные пятнами крови пальцы Хоук.
— Сама разберусь, — узорчатое лезвие нашло пристанище между плотно пригнанных досок пола, и Хоук прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ране. Ноющая боль отвлекала ее, и без того не слишком умелую во врачевании; магесса хмурилась и упрямо сжала губы, заставляя голубоватое свечение, клубами вьющееся у пальцев, стягивать края пронзенной плоти. Ей не доставало ни таланта Андерса, ни его терпения — упорно сопротивляющаяся магическому вмешательству рана казалась ей противником, во много раз превосходящим ее по силе. Она наверняка знала, что после ее грубого, наспех исполненного колдовства останется широкий темный рубец, а разорванные ткани будут отдавать неприятной болью при любом неосторожном движении. Но все же какого-то успеха Хоук добилась и с тенью улыбки отметила, что уроки Андерса не прошли даром.
Храбриться Мэриел не стала — поднялась на ноги, не посчитав зазорным попросить помощи у Изабелы. В боку заныло, на языке появился неприятный металлический привкус, похожий на послевкусие лириумного зелья. Мэриел поморщилась. Она с легкостью обрушивала на головы недругов огненные дожди и снежные бури, разящие сотнями острых ледяных осколков, но совладать с исцелением могла не лучше девочки, едва начавшей постигать азы магического мастерства. Угодивший в подреберье нож будет напоминать о себе еще какое-то время — впрочем, подумала Хоук, торопливо оглядев склад, ей повезло больше, чем бедняге-эльфу, выманившему Крысу по поручению Атенриль. Ныне он лежал на спине, широко раскинув руки и уставившись стеклянным, невидящим взглядом в потолок. Нож — такой же, как Хоук извлекла из своего тела — торчал у него в горле.
— Твоя подружка-эльфийка не слишком рассердится?
— Надеюсь, что нет, — Хоук пожала плечами. — Только рассерженной Атенриль мне сейчас не хватает.
Мабари снаружи не оказалось. Хоук была уверена, что пес выследит разбойника, куда бы тот не отправился, и приведет ее к нему. Спрашивать о причинах такой уверенности Изабела не стала: необыкновенные ферелденские собаки славились особыми повадками и умом, сопоставимым с человеческим. Если Хоук считает, что мабари приведет их к преступнику — значит, так оно и случится.