***
— Хоук! — капитан стражи Киркволла, услышав глухой скрип дверных петель, оторвалась от изучения рапортов и подняла рыжую голову. — Пришла за наградой? Заходи. Магесса нерешительно помялась на пороге и нервно осмотрелась. Авелин, нахмурившись, внимательно оглядела подругу: Хоук, на ее памяти, не страдала недостатком уверенности в себе, и такое поведение выглядело по меньшей мере странно. Мэриел стояла в дверях, потерянная и поникшая, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, и Авелин ощутила смутное беспокойство. Если уж Хоук, славящаяся железными нервами и стойкостью характера, тревожится, то дело явно серьезное. — Да на тебе лица нет, подруга. Выкладывай. Мэриел выглянула в казармы, убедилась, что поблизости нет ни одной живой души, способной ненароком ухватить хоть слово из их разговора, и притворила дверь — тихо, чтобы требующие масла петли не издали ни звука, и плотно, чтобы крепкое дерево, обитое кованым железом, не пропустило сквозь себя ни одной фразы, излишне громко брошенной невзначай. Подобных приступов паранойи Авелин прежде не замечала, а оттого особенно насторожилась. Торопить Защитницу капитан стражи поостереглась — выглядела Хоук неважно, того и гляди, подскочит от неосторожного слова и умчится прочь, оставив Авелин ломать голову над ворохом вопросов. Хоук заложила руки за спину и прошлась по кабинету. Мягкий ковер, устилающий каменный пол, глушил ее шаги. Авелин наблюдала, как Мэриел мечется по прямоугольнику комнаты, будто запертая в клетке горная кошка, но молчала, сдерживая любопытство, понимая, что Хоук все равно ничего не скажет, пока не соберется с мыслями. — Я ему не доверяю, — наконец, выдавила магесса, как раз в тот самый миг, когда терпение стражницы грозило подойти к критической точке. — Прости? — Селитра, — Хоук говорила таким тоном, словно это все объясняет. — Проклятущая селитра. Как я могла не догадаться? Авелин прикрыла лицо ладонью, решив, что все маги рано или поздно едут с катушек. Мерриль, Андерс, а теперь и Хоук — есть ли среди них нормальные, вменяемые люди? Что первая, что второй якшаются с непонятными субстанциями, смертельно опасными по мнению капитана Валлен. За Хоук такой самоубийственной тяги к общению с потусторонним не водилось, однако стоило признать, что дружба с парочкой ненормальных не могла пройти бесследно. — Хоук, будь добра, сядь и начни с начала. Мэриел, прекратив свои метания, бросила на подругу укоризненный взгляд. Магесса повертела головой, оглядывая знакомую, как собственная ладонь, обстановку кабинета. Здесь, казалось, ничего не изменилось с тех пор, как Авелин заступила на должность: все те же тяжелые бархатные портьеры глубокого винного цвета на окнах (Изабела бесцеремонно именовала их пылесборниками); добротная мебель, сработанная лучшими городскими мастерами и, пожалуй, способная прослужить еще сотни лет; многочисленные кожаные корешки, рядами выстроившиеся за спиной Авелин, потертые и потрескавшиеся от времени и частого использования. Несмотря на то, что семья для капитана всегда играла немаловажную роль, ни одна вещь не напоминала о существовании в жизни бравой стражницы любимого супруга. Оно и верно — Авелин хранила верность и семье, и долгу, но никогда не смешивала одного с другим. Сказать о себе то же самое Хоук не могла. — Андерс, — выговорила магесса. Мученическое выражение, маской застывшее на ее лице, и сомнение, отчетливо читающееся во взгляде, заставило хладнокровную стражницу ощутить себя не в своей тарелке. — Я ему не доверяю. Мэриел отыскала взглядом стул, то и дело — не без помощи посетителей — кочующий по пространству кабинета, и подтащила его к рабочему месту приятельницы. Рассказ ей предстоял долгий. Помолчав еще немного, Хоук вздохнула и заговорила — торопливо, сбивчиво, полагаясь на уточняющие вопросы спокойной, рассудительной Авелин. В подобные моменты Хоук не хватало этой твердости, способности крепко стоять на ногах, ощущая незыблемую почву. Мэриел стойко выдерживала удары судьбы, но ощущение, будто мир перевернулся с ног на голову, все катится в тартарары, а ее доверие к самому близкому человеку подорвано, рождало в голове хаос, и ухватиться за что-то, в чем можно быть уверенной наверняка, оказалось жизненно необходимо. Хоук рассказала и о том, как спускалась в катакомбы Клоаки, отыскивая отложения селитры в компании целителя, а затем — о прогулке по одной из пещер Костяной Ямы и некотором количестве драконьего камня, которое они нашли. Ходили вдвоем: даже Варрик, взявший на себя ответственность запечатлевать каждое приключение Защитницы ради эпической истории, рождающейся на его глазах, не знал об этом походе. Андерс попросил сохранить эти изыскания в тайне — и Мэриел сохранила бы, если бы не подозрения. — Селитра! — снова повторила Хоук и беспомощно развела руками. — Я не рассказывала тебе. Создатель! Я вообще никому не рассказывала, боялась что-нибудь испортить. Андерс сказал, будто бы нашел способ распрощаться со Справедливостью, и я поверила ему, как глупая маленькая девочка. Попросил помощи — и я потащилась с ним искать проклятущие ингредиенты! Которые в итоге дают что? — Хоук хлопнула ладонью по столу и шумно выдохнула. — Порох, — догадалась Авелин. — Угу, — Защитница безрадостно усмехнулась. — Изабела тоже сразу поняла, для чего используют такой состав. Я ходила к Орсино, — магесса встряхнула медными кудрями и поджала губы. — И мои подозрения он только подкрепил. Нет, говорит, известного средства, чтобы выгнать демона из тела мага. — Ты не пробовала поговорить с самим Андерсом? — вздохнув, спросила Авелин. Хоук переменилась в лице и округлила глаза, словно рыжая капитанша предложила ей поцеловать огра. — Напрасно. Может, у него есть веские причины что-то скрывать от тебя. — Как ты себе это представляешь? — Хоук растянула губы в наигранной улыбке и фальшиво передразнила: — «Андерс, ты не хочешь рассказать, на кой ляд тебе нужно столько пороха?» — Почему бы и нет? Честная, прямолинейная Авелин. Хоук издала страдальческий стон и уронила голову на руки. Было бы смешно ожидать от стражницы чего-то иного; впрочем, Хоук отчасти радовалась, что подруга не бросилась поддерживать ее обвинений, основанных лишь на тревоге и полуоформившихся подозрениях. Вот Фенрис был бы рад уличить целителя во всех грехах; собственно, это была веская причина никогда не ходить с проблемами к Фенрису. — Знаешь, Хоук, — Валлен помассировала переносицу, — когда дело касается твоего отступника, ты становишься на редкость нерешительной. — Ха! — Мэриел вскинулась. — Кто бы говорил! — Ладно, — Авелин примирительно подняла руки. Замечание подруги смутило стражницу: она не забыла, чьими хлопотами устроен ее нынешний брак и чья нерешительность чуть не стала причиной ее одиночества. — Чего ты хочешь от меня, Хоук? Может, тогда мне поговорить с ним? — О, Создатель! Нет! Я даже не думала об этом, — Мэриел покачала головой. Смятение, обуревающее магессу, явственно читалось на ее лице, и про себя Авелин посочувствовала подруге: с тех пор как они прибыли в Киркволл, Мэриел стоит в круговороте событий, подчас забывая, как выглядит простая, спокойная человеческая жизнь, не обремененная злоключениями. С точки зрения стражницы, выбор спутника жизни к размеренному течению оной не располагал. Маг-отступник не вызывал у Авелин неприятия, однако это не мешало ей полагать, что одержимый духом Справедливости — скорее проблема, нежели решение. — Мне просто нужно выговориться, — Хоук опустила взгляд, чувствуя себя виноватой. Нечасто она посещала друзей с душеспасительными беседами. — После всего, что здесь произошло, я не верю самой себе. Похоже, я так привыкла к тому, что непременно случается только плохое, что сама ищу его в каждой мелочи. Иногда мне кажется, что это я одержима, а не Андерс. Авелин сказать было нечего, да она и не была уверена, что в этом есть необходимость. Как и прежде, Хоук не рассчитывала переложить груз собственных забот на чужие плечи; она пришла за поддержкой, и Авелин не могла ей в этом отказать. В конце концов, Хоук и без того прекрасно знала, что стражница — не мастер словесных утешений, а следовательно, не стала бы приходить к ней за этим. — Если он сорвется и пойдет на поводу у духа — это будет одно из моих поражений. — Из весьма немногочисленных поражений, — заметила Авелин. — Хоук, если Андерс предпримет что-то, на что я не смогу закрыть глаза... Защитница сжалась в комок, обхватила плечи руками. Авелин удивилась такой реакции, но тут же поняла: Мэриел думала о том же самом, и предупреждение стражницы отдалось в ее сердце пугающим эхом. — Тогда ты сделаешь то, что должна, — Хоук спрятала отчаяние за решительной интонацией. — Правда, я не могу ручаться, что не попытаюсь тебе помешать. — Понимаю. И все же, Хоук... Нет ничего хуже, чем обвинить невиновного. — Спасибо, Авелин, — Мэриел поднялась со стула и положила ладонь на плечо подруги — точнее, на латное оплечье. — Такие вещи я могу доверить только тебе. И, знаешь... — магесса помолчала, обдумывая дальнейшие слова. — Я с ним поговорю. Могу я рассчитывать, что ты ничего не предпримешь до этих пор? — Если твой ненаглядный не решит приступом брать Казематы, — капитан пожала плечами. — Спасибо, — повторила Мэриел одними губами. От этих слов гора с ее плеч не свалилась, однако дышать стало легче. Давняя знакомая не первый раз смотрела на сомнительные дела Хоук и ее спутников сквозь пальцы, и магесса не знала, сможет ли когда-нибудь покрыть этот долг. Они уже не первый год не подсчитывали, сколько раз одна прикрыла другой спину, но Мэриел иногда думала, что ее вмешательство в чужие судьбы принесло больше хаоса, чем порядка. Для людей вроде Авелин нелегко принимать такую дружбу. Хоук ценила это, хоть никогда не говорила об этом вслух.Глава 5. Сомнения
17 января 2015 г. в 00:04
Внутренний двор Казематов неизменно оставлял гнетущее впечатление. Хоук так и не привыкла к устрашающим бронзовым скульптурам коленопреклоненных, скорчившихся в плаче рабов и горделиво возвышающихся над ними надзирателей. Серый камень навевал уныние и тоску; в ранний час холодные плиты согревались утренним светом восходящего на востоке солнца, однако мягкие розоватые отблески не могли исправить впечатления.
Хоук прошла мимо ряда строгих колонн, соединенных между собой железным полотном решетки. Она по привычке пробежалась пальцами по прутьям, вслушиваясь в издаваемый темным металлом стон. Здесь казалось, что все ноет о несвободе: и квадратные плиты пола, приглушенно охающие от каждого шага, и алые полотнища с изображением городского герба, натянутые на жесткий каркас и не смеющие вдоволь играть с ветром, и ровное пламя факелов, обреченное на борьбу с длинными, плотными тенями. Казематы напоминали ей о собственном положении отступницы, которую до сих пор не арестовали лишь из-за высокого положения. Киркволл любил Защитницу, и Рыцарь-Командор ничего не могла с этим поделать.
Хоук, впрочем, предпочитала лишний раз не испытывать ее терпение. Она и в Казематы-то старалась заглядывать как можно реже, чтобы не столкнуться с Мередит и не получить брошенное вскользь напутствие о необходимости получше выбирать друзей. В первую очередь, надо полагать, это касалось Андерса: когда Мэриел нанесла визит Рыцарю-Командору в сопровождении отступника, эти двое сцепились не на шутку. Хоук по сей день казалось, что уйти из Казематов им удалось только чудом: грозный взгляд Мередит не сулил ничего хорошего, и дурные предчувствия не оставляли Мэриел. Ничего настораживающего, впрочем, не происходило: храмовники по-прежнему приветливо кивали проходящей мимо Защитнице, — и беспокойство обращалось неприятным осадком, не более.
Преодолев тридцать две ступеньки, Хоук оказалась в длинном коридоре. К кабинету Первого Чародея Орсино она двинулась, стараясь производить как можно меньше шума: кабинет Рыцаря-Командора находился напротив, а привлекать внимание Мередит Хоук хотелось меньше всего. Она даже посмеялась над собой: крадется, будто преступница, замыслившая недоброе, а не титулованная особа, заглянувшая по делу.
На ее счастье, Первый Чародей никуда не отлучился. Орсино корпел над солидным, внушительным фолиантом, потрепанным и пожелтевшим от времени, и отреагировал на вошедшую только когда Хоук затворила за собой тоскливо поскрипывающую дверь.
— Доброго дня, Защитница, — Орсино поднял седую голову. — Что вас привело?
Мэриел была здесь неделю назад — в тот самый день, когда Андерсу довелось высказать Мередит все, что он думает и о ней в частности, и о храмовниках в целом. Орсино просил ее присмотреть за магами Круга, посещающими странные собрания в Верхнем Городе, и Хоук тогда возвращалась с неутешительным докладом. При иных обстоятельствах ее, пожалуй, порадовал бы союз магов и некоторых храмовников, обнаруживших друг в друге больше общего, чем принято считать, но вот их настрой... Что и говорить, жаждущие свободы, заручившись поддержкой некоторых членов ордена, по-прежнему понимали только язык агрессивных переговоров. Хоук хотела бы уладить дело миром — иногда ей казалось, что в этом городе мира хочет только она, и заварушка на площади только укрепила подозрения. Несмотря на то, что мятежников удалось разогнать, сердце у Мэриел было не на месте: ей то и дело чудилось, что этим история не кончится.
Слишком много поводов для беспокойства. Подчас Хоук казалось, что опасности следует ждать даже за углом собственного дома, а она сходит с ума.
— В прошлую нашу встречу вы попросили меня о помощи, Первый Чародей, — Хоук приблизилась к массивному письменному столу, сработанному из редкой, ценной породы красного дерева. — Могу ли я теперь попросить о том же?
Скромный кабинет Первого Чародея не предполагал комфорта для посетителей, а потому Хоук оставалось стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу. Красная ковровая дорожка, пересекающая холодный каменный пол, обилие деревянной мебели — преимущественно всевозможных шкафов и полок, заставленных книгами — создавали трудноуловимое ощущение уюта, однако сумрачные каменные стены, которые никто не озаботился прикрыть гобеленами, и узкие окна, закрытые все теми же решетками, отчетливо напоминали Хоук, что она по прежнему находится в тюрьме.
За магическое образование Хоук всегда отвечал отец. Малькольм многому успел научить дочь, однако ее магия оставалась диким, необузданным потоком, кажущимся грубо обтесанным поленом рядом с аккуратной, хитроумной колдовской вязью магов, учившихся под сенью Круга. Потом, уже в Городе Цепей, оттачиванием ее навыков занялся Андерс, поддавшись на уговоры. Однако многие вещи так и остались в стороне от разумения магессы — алхимия, например, — и Хоук предпочитала обращаться к знающим людям. В конце концов, кто, как не Первый Чародей, сможет развеять ее сомнения о составляющих зелья или, напротив, только укрепить Мэриел в подозрениях? Хоук нужна правда, и она собиралась добиться ее любой ценой — оставалось лишь подобрать осторожные слова и ничем не выдать причину своего любопытства. Что бы ни планировал отступник, она предпочла бы разбираться с этим, не привлекая чужого внимания.
— Мне часто приходится иметь дело с одержимыми, — заговорила Защитница, заходя издалека. — И каждый раз все, что я могу — отправлять их к Создателю. Мне хотелось бы знать, может, есть иной способ?..
Первый Чародей покачал головой, пригладил блестящую залысину и поднялся из-за стола. Он отодвинул массивный стул, сидение которого было обито алым бархатом, и коротко указал на него.
— Присаживайтесь, Защитница.
В его голосе звучало что-то, отчего Мэриел поняла: разговор не будет простым. Орсино прошелся до ряда книжных полок, а, оказавшись напротив толстых, тисненых корешков, скрестил руки на груди и окинул их тоскливым взором. Походка, выдающая многолетнюю усталость, и сутулые плечи могли о многом сообщить Хоук: о том, что Орсино держит последнюю оборону, пытаясь отстоять права Круга и оспорить притязания Мередит на кресло наместника, она знала и без лишних напоминаний; о том, что, возможно, подняла весьма болезненную тему, ей оставалось только догадываться. Хотя Хоук, пожалуй, не удивилась бы: плох бы был Первый Чародей, не болеющий душой за своих подопечных, многие из которых обращались к запретной магии от отчаяния — и гибли, оказавшись во власти демонов, сначала предлагающих свое могущество, а потом отбирающих все мановением руки.
— Не было такого дня, чтобы я не ломал голову над этой проблемой, — сказал Орсино, не отводя глаз от книг. В этих пухлых талмудах заключена мудрость многих веков, но ни один не помог совладать с заразой. — Если бы ответ лежал на поверхности, его бы уже нашли. Хоть кто-нибудь.
— Быть может, Тевинтер, — предположила Хоук, но Орсино не дал ей продолжить мысль: громко, недоверчиво хмыкнул, вскинулся, обернулся, едва ли не скорбно глядя на устроившуюся на стуле женщину поверх плеча.
— Все, что может предложить Тевинтер, монна, — это жечь огонь огнем, истреблять демонов, вызванных магией крови, самой магией крови. И я не заметил, чтобы Империя преуспела.
Он снова умолк, а Хоук не испытывала желания его торопить. Со вчерашнего вечера, когда Изабела рассказала, как корабельные канониры делают порох, ее не отпускало гнетущее ощущение, будто все идет прахом. Ночь она провела, не находя себе покоя: смятые простыни и скомканные подушки стали не свидетельством жаркой любовной битвы, коих в прежние ночи было не счесть, а следствием мучительной бессонницы. Услышать от Орсино сейчас, что никакого лекарства нет, равносильно потере надежды. Это поражение — не только понять, что ее любимый обречен делить свое тело с бессмертным духом Тени, но и осознать, что он обманул ее, по причинам, ведомым только ему одному.
— Сегодня мы знаем только один способ остановить одержимого. Вы, Защитница, не раз этим способом пользовались.
Хоук можно было не напоминать. Время от времени ей снились искаженные, изуродованные лица магов, позволивших демонам захватить свое тело. С Андерсом все не так — благородный дух Справедливости проявлял себя совершенно иначе, да только Хоук подчас не знала, что же в конечном итоге страшней. Мысль о том, что когда-нибудь ей, возможно, тоже придется вонзить закаленный клинок длинного кинжала в его грудь, посещала магессу все чаще.
— И ничего кроме? Ни заклятья, ни ритуала, ни зелья?
— Зелья? — переспросил Орсино. Его удивление было настолько очевидным, что Хоук едва нашла в себе силы продолжать.
— Да. Я слышала, будто некие компоненты вроде селитры и драконьего камня могут...
Первый Чародей громко, недоверчиво хмыкнул, и Защитница поспешила умолкнуть. Она опустила взгляд, рассматривая сочленения стальных сегментов, образующих подвижные элементы ее рукавиц. Теперь ей казалось, что разговор не имеет смысла, а Орсино посчитает ее саму невежественной дурочкой — нечто такое она сумела уловить в его голосе.
— Вы слишком доверчивы. Могу я поинтересоваться, кто пустил такой нелепый слух?
Мэриел неопределенно дернула плечами, мол, слухами земля полнится, всех шептунов и не упомнишь.
— Вы знаете, для чего обычно используют эти компоненты?
— Я не сильна в алхимии, Первый Чародей, — Хоук поднялась с места. Нужно было уходить, и чем быстрее, тем лучше. Любое неосторожное слово может пролить свет на истинные мотивы ее визита. — Кое-кто рассказывал, что в определенных пропорциях такая смесь превращается в порох.
— Я бы посоветовал вам прислушаться к этому человеку, а не к слухам, — Орсино скрестил руки на груди. — Дыхание Создателя! Впервые слышу, чтобы кто-то додумался до такого!
В коридоре, куда Хоук едва не выскочила, надлежащим образом попрощавшись с Первым Чародеем, судьба столкнула Защитницу с еще одним человеком. Эльза, ассистент Мередит, поприветствовала ее — монотонным, лишенным всяких эмоций голосом. Мэриел только кивнула и поспешно отошла в сторону, пропуская Усмиренную магессу. Каждый раз, встречаясь с ее пустыми, ничего не выражающими глазами, Хоук чувствовала, как вдоль позвоночника бежит вереница мурашек. Воображение не могло представить, каково это: быть оторванным от Тени, лишиться чувств и собственной воли, перестать быть собой. Она никогда бы не призналась, но Эльза — и подобные ей — приводили в ужас.
Кое-как справившись с мерзким оцепенением, Хоук поспешила к высокой решетке, отделявшей зал Казематов от внутреннего двора. От долгого нахождения в этом месте ее мутило.