«Мы знаем за собой много такого, о чем люди всегда умалчивают, и угадываем в них то, о чем умалчиваем сами» — Люк де Клапье Вовенарг
Знакомые серые стены отдавали холодом, пожалуй, еще большим, чем обычно. Вике часто в прошлом приходилось наведываться в столичную тюрьму, чтобы побеседовать с "особо опасными", в показаниях которых нуждались некоторые из ее дел. И сейчас дело Игоря требовало объяснений во многих его аспектах. Впрочем, Вика знала, у кого можно узнать все подробности, а заодно и очередной поток сплетен об их общих знакомых. Светлана Борисовна Мещерякова - тучная, бесконечно уверенная в себе женщина бальзаковского возраста - гордо вышагивала по старым коридорам. Со стороны выглядело, будто этот надсмотрщик располагался в своей истинной стихии, но, несмотря на подобное впечатление, Светлане Борисовне вовсе не нравилась ее работа. Она не приносила ей никакого удовольствия, кроме, пожалуй, приличных денег за выслугу и возможность лишний раз спустить пар от ссор с мужем на особенно отбитых сидельцах. Вике была искренне приятна эта женщина, как собеседник, хотя бы потому, что та сама не замечала, как вываливала тонну полезной информации, о которой немедленно забывала, стоило сменить тему. И Вика каждый раз чувствовала себя виноватой за подобное использование, однако сама Светлана Борисовна души в ней не чаяла. О причинах обычно никто не распространялся: Вика лишь пару лет назад узнала, что у Мещеряковой умерла дочь, не дожив и до школьного возраста. С тех самых пор Вика старалась больше заглядывать к женщине не по работе. Так или иначе судьба снова свела их в кабинете за чашкой чая. - Светлана Борисовна, я к Вам не очень надолго, я проездом в городе, - призналась Вика. - Ничего страшного, - женщина ловким движением заправила выбившуюся прядь волос в тугой пучок на затылке и подула в чашку, чтобы немного остудить напиток. Вика заметила, что она была отчего-то взволнована, что совершенно не было характерно для такого волевого человека. - Ты бы лучше сладкого поела - скоро со своей работой совсем в тростинку превратишься. На красивом лице одни глаза останутся. - Да Вы не переживайте, я привыкла. Работа есть работа - знала, куда шла и что меня там ждёт. Упрямая была, - Вика отхлебнула чая, и тут же скривилась в лице - напиток обжигающий, а это сильно сбило с настроя. Мысли атаковали ненужные образы, и на миг стало страшно от осознания, что она может никогда не справиться с этим. Пришлось тряхнуть головой, чтобы отбросить воспоминания и вернуться в состояние воодушевленности. Мещерякова, видимо, посчитала ее реакцию за свой личный промах, поэтому немедленно подскочила, завозилась в многочисленных ящиках и этим несказанно помогла отвлечься. Она выудила литровую баночку крыжовникового варенья, протерла влажной тряпкой и легко отвернула немного заржавевшую крышку. - Осторожнее, Вик. Держи варенье - оно холодненькое, - женщина протянула ей баночку, и их руки невольно коснулись. Светлана Борисовна вздрогнула, будто чего-то испугалась, поставила варенье посередине стола, и слегка улыбнулась, наивно, слишком по-детски. Вику ее нервозность и наигранность насторожила - уж больно неестественно её поведение. Обычно она открыта и расположена к диалогу, а сейчас появилось такое ощущение, словно их встреча вовсе не желаемая. - Что-то не так? - поинтересовалась Вика, пытаясь понять причину такого состояния. - Нет-нет. Ты кушай, кушай. Я его сама варила, как в прошлом году, - женщина снова сделала попытку отстраниться, но Вика настойчиво пресекла ее. - Светлана Борисовна, - она вытерла руки салфеткой. С лица в мгновение исчезла улыбка, и разговор неприятно перетек в серьезное русло: - Если Вас что-то настолько беспокоит, и Вы пытаетесь это скрыть, то вряд ли у Вас это получится. Я - следователь и знаю Вас слишком долго, не забывайте. Женщина отвела взгляд и сделала вид, что ничего не поняла. - Я хотела задать Вам пару вопросов. Насчет своего бывшего сотрудника, - Вика заметно напряглась, понимая, что начала в лоб, и теперь вряд ли чего-то добьётся, - Игоря Соколовского, он недавно скончался в камере. Лицо Светланы Борисовны побелело, будто вся кровь разом схлынула с него, секунды не прошло, и она снова взяла себя в руки. - Неужто, милая, ты только поэтому решила меня навестить? И ты, наверное, решила, что я смогу рассказать подробности? Так я не знаю ничего. Не моя смена была. Если б знала, - их взгляды пересеклись, и Вика заметила слишком сжатые губы и необъяснимую мольбу во взгляде, - Викуль, я бы тебе обязательно рассказала. Зачем мне от тебя-то скрывать? - Вы помните, когда это было? - Вика осторожно попыталась выяснить причину внезапного волнения и замкнутости собеседницы. - Так, кажется... - вместо ожидаемого привычного потока слов, Вика не услышала больше ничего. Ей явно не желали говорить правду. Это было слишком заметно. Руки Светланы Борисовны дрожали, пока она накладывала варенье в чай, ложка стучала о керамические бортики старой кружки резко и громко. Родионова больше не могла терпеть всех этих странностей, поэтому вскочила с места и тихо прошипела, наклонившись ближе к собеседнице: - Я прекрасно поняла, что Вы не хотите мне ничего говорить. А вот в причинах этого я еще покопаюсь - поймите, всё, что бы Вы ни скрывали, выплывет наружу и другими способами. Вика поправила пиджак, забрала сумку со спинки стула и дернулась к выходу, но прямо у двери ее остановила жесткая хватка влажных ледяных ладоней. - Пожалуйста, дорогая, Вика, прошу, не пытайся лезть в это дело. Мальчик умер - тебе все равно это не изменить. А секреты - пусть остаются у влиятельных людей, - шепот Светланы Борисовны был тих, но настойчив. Ясные глаза пытались донести помимо высказанного еще целую тонну информации, чему Вика несказанно удивилась. - Вам угрожают? - произнесла она одними губами. Тишина послужила ей достойным ответом. - Светлана Борисовна, я думаю, достаточно чая. Спасибо, было очень вкусно, особенно варенье, - поблагодарила Вика и нежно отстранила чужие руки со своего плеча. Кивнула в знак того, что всё поняла, и выбежала из кабинета. Вопросов становилось всё больше. Светлана Борисовна обессиленно рухнула на старенький стул и еще долго не могла оторвать взгляда от закрытой двери. Она не могла поверить в то, что теперь её Вике тоже грозит опасность, и они обе ничего не могут изменить.***
Вика появилась в отделе в разгар рабочего дня. Она была напряжена до предела, но привычная строгость во взгляде не выдавала волнения. Решительной походкой она направлялась в кабинет начальника, в котором должна была быть ещё утром. Пряников через Даню вызвал ее вскоре после посещения тюрьмы, однако трехчасовой переезд на междугородке туда-обратно и такси до участка сделали своё дело. Вика приблизительно догадывалась о причине вызова - еще вчера она отпросилась по причине плохого самочувствия, а сегодня уже ездила к чёрту на кулички. Даня шел ей навстречу, нервно озираясь по сторонам, будто место было ему совсем незнакомо. Вика была настолько сосредоточена на размышлениях, что не обратила внимания на его терзания. - Вик, стой. - Стою, - она и правда замерла, подсознательно оттягивая беседу с Пряниковым. - Нам надо поговорить, - Королёв приблизился, а она поймала себя на том, что едва сдержалась, лишь бы не отпрыгнуть на метр к стене. - Господи, не хочу начинать опять тот же разговор, Даня. Ты передавал мне, что Пряников меня давно искал, так вот - я иду к нему прямо сейчас, - отчеканила ему в лицо. - И не собираюсь опаздывать еще больше. - У меня есть новости, которые тебя могут заинтересовать. Я не собираюсь лезть в твою жизнь больше, не волнуйся, я заметил, как сильно ты изменилась с нашей последней встречи, - у нее от удивления брови поползли вверх, а Даня продолжал говорить, - и я догадался, куда ты ездила. Именно поэтому я уверен, что ты будешь не против разговора со мной. Вечером. Я приеду к тебе. Родионова впервые не нашла слов для ответа, а Королёв впервые, не дождавшись реакции, ушёл, на ходу кивая в знак прощания. Значит, до вечера. Вика застала Пряникова стоящим у окна и нервно переругивающимся к кем-то из подчиненных по телефону. Он мгновенно отвлекся и оскалился в ее сторону. - Плохо себя чувствуете, капитан Родионова? С температурой лежите или горло болит так, что говорить не можете? - третий раз за сутки ее откровенно шокировало поведение каждого из ее окружения. Если бы Аверьянов прямо сейчас сообщил бы, что записался в кружок кройки и шитья, она бы не удивилась. - Товарищ подполковник, Вы никогда раньше... Вы же понимаете мотивы... - Капитан Родионова, - мгновением позже он перебил тихий женский шепот, - я осознаю, что сам вынудил вас всех сунуться в то дело, которое явно не по зубам нашему отделу, и поспособствовал тому, чтобы Вы, ссылаясь на депрессивное состояние, отправились добывать свидетельские показания. Да еще и неудачно. - Откуда Вы... - опешила она и прервалась под внимательным взглядом Пряникова. - Мне звонили сверху. Ты понимаешь, что дело Со... - на секунду замолчал, нервно расслабляя галстук, - что это дело нас не касается. Нашему отделу не раз запрещали вмешиваться. Нам можно лишь... - он махнул рукой куда-то в сторону, - да, теперь уже ничего нельзя. - Как? Что случилось? - Вика напряглась и внимательно следила за каждым движением начальника. - Как ты считаешь? Меня на ковёр вызвали к самому... - он многозначительно посмотрел на нее и вытер пот со лба. - В общем, Родионова, благодари, что обошлось так, как обошлось. - Может, объясните, в чем дело? - Тебя отстранили, мне объявили строгий выговор. Теперь понимаешь, что дело приняло крутой оборот? - Пряников прошёлся вдоль кабинета, и, засунув руки в карманы, произнёс: - Ты сейчас идешь домой, переодеваешься, и мы все едем на похороны Игоря, а позже обговорим то, что я тебе сейчас сказал. Свободна, - он подошел к двери и открыл ее. Новость обрушила с трудом выстроенную крепость самообладания, и Вика, опустив голову и едва сдерживая слезы, вышла из кабинета.***
Новый знакомый, чёртов интриган, с каждой минутой все больше и больше вводил меня в ступор. Прошло около двух часов с начала нашего диалога, но существенных изменений в поступающей информации не находилось. По крайней мере, того, что я ожидал услышать. Вишнивецкий довольно долго повествовал о том, как было нелегко ему начинать собственное дело без внешней поддержки. Обо всех неожиданных подъемах его компании почти с самого дна, о постоянных конфликтах с поставщиками и нескольких судебных процессах начала девяностых с известными членами бандитских группировок он сообщил мне с некоторой долей иронии, что заметно контрастировало с общим настроем разговора. После недолгого молчания он поделился тем, как познакомился с моим отцом, и как после многих неудачных попыток они влились в прибыльную сферу деятельности, всерьез занялись бизнесом и стали друг другу доверять. Поразительным образом в рассказы о совместном ведении дел начали вклиниваться воспоминания о моей матери. - Вы хорошо знали ее? - сильный эффект возымели слова Вишнивецкого о том, как мама часто встречалась с ним в деловых кругах на правах супруги одного из самых богатых людей страны уже в те времена. - Она была удивительной женщиной, - лицо мужчины потемнело и, показалось, постарело лет на десять в одно мгновение. Он кашлянул и продолжил почти без заминки, - любила Владимира, терпела его похождения и растила тебя фактически в одиночку. - Вы не сказали ничего такого, что не было бы мне известно, - процедил сквозь зубы. Глаза щипало, но я сдерживался, как мог, только бы не дать очередного повода для жалости. - Я любил её - искренне и безответно, - каждое слово собеседника почти ощутимо покрылось льдом. От этой новости я вскинулся на месте, удивленно уставившись на его лицо и пытаясь уловить хоть какую-нибудь связь со сказанными словами и воспоминаниями прошлого. - Зачем? - у меня другого вопроса в голове не осталось. - Зачем Вы мне это говорите сейчас? - Чтобы ты понял мои мотивы, - коротко и ясно. Как я сам до этого не додумался - сейчас слишком много времени утрачено, чтобы просто предаваться ностальгии. А значит, у него было достаточно оснований, чтобы подвести диалог именно к этой отправной точке. - Вы любили её. А отец знал? - Догадывался. Я никогда не говорил об этом Владимиру напрямую, чтобы не случилось разногласий в общем деле - это могло повлечь серьезные проблемы вплоть до банкротства. Да и характер у твоего отца был слишком своеобразным, чтобы признаться и пустить всё на самотёк. - А когда её убили, - я решил задать вопрос в лоб, потому что терпение грозилось лопнуть окончательно, - где были Вы? Если Вы так сильно любили мою мать, то какого чёрта, скажите на милость, Вы позволили этому случиться?! - Я был там, где должен был дождаться вашего приезда, - очередная новость, сбившая меня с толку. - То есть, отец сделал нам новые документы и хотел отправить к Вам? - сжал кулаки, чтобы в порыве бешенства не разорвать Вишнивецкого к чёртовой бабушке. - Тебя удивит, но на тот момент даже твоя мать была уверена, что я закопан на Новодевичьем. К тому же, там до сих пор стоит немного покосившийся памятник с моей фотографией пятнадцатилетней давности. Ярость сменилась полным оцепенением, и я на миг потерял нить беседы. Вишнивецкий неторопливо промочил горло и продолжил рассказ, а мне стало понятно, что развязка всего этого довольно-таки близка. - О том, что я жив и скрываюсь под этим именем, до недавнего времени были осведомлены только два человека: Лиза, с которой ты уже знаком, и Владимир Яковлевич Соколовский. Теперь таких людей по-прежнему двое. Мои соболезнования. - Не нужно, - набирая обороты, голос становился все жестче. - Расскажите, что произошло тогда? - Я уже напоминал тебе, что стоит запастись терпением, если тебя так интересует правда? - он снял очки одним движением и протер линзы. Вишнивецкий имел явное желание оттянуть неприятную часть беседы, и это ему скрыть не удалось. - Да, и Вы знаете обо мне достаточно, чтобы сделать вывод о его отсутствии. Он звонко рассмеялся, чем в очередной раз меня удивил. - Ты, видимо, еще не до конца осознал, ведь здесь решаю я, что, когда и о чем тебе рассказывать, - власть его голос не покинула еще ни разу, сквозило небрежностью и еще чем-то странным, что не удалось мне пока разгадать. - Но я для этого сейчас здесь. Чтобы выслушать Вашу историю и сделать выводы в Вашу пользу. - Ты не в меру нагл, но прав. Почти всегда и Владимир был таким же, - он поднял руку, чтобы пресечь мои возражения. - Чуть более пятнадцати лет назад мы с твоим отцом поняли, что Игнатьев решил взяться за нашу фирму и поглотить её. Он мог позволить себе выкупить большую часть акций, что впоследствии разорило бы нас, поэтому Владимир предложил разделить акции поровну. У Игнатьева не оставалось никаких лазеек, поэтому он решил давить на нас угрозами. Нашел болевые точки - мой престарелый отец, накачанный лекарствами в психбольнице, ты и твоя мать. И тогда мы решили уничтожить меня. Всё было обговорено заранее, подготовлено, в том числе и эта резиденция, хотя бежать на тот момент я должен был в Германию. - Кто-то вытащил Вас синего и холодного из тюрьмы? - не удержался и вставил ему палку в колеса. Он усмехнулся, но продолжил на той же ноте: - Нет. Моя машина по счастливым обстоятельствам упала с обрыва, загорелась, позже в ней были найдены останки человека, по всем данным обозначающие меня. Дальше все просто: другие документы и выезд за границу. - Мой отец доверял Вам, раз он решил таким образом спасти своих жену и сына, - догадка была печальной, и злоба погасилась еще в зародыше. - Но Игнатьев опередил нас, хоть и сделал вид, что дал нам фору. Акций ему было уже не заполучить, однако его необъятная ненависть уничтожила всех нас - смерть твоей матери все полностью изменила. - Это было столько лет назад, но почему я здесь? И что за бумаги Вы хотели мне показать? - Думаю, очевидно, что завещание твоего отца было адресовано не только тебе. Отчего-то сердце кольнуло. Завещание? Каким образом получилось так, что я здесь из-за завещания? Что за игру Вы ведете, Валерий Михайлович? - Когда отец успел его составить? Да еще и заверить? - Думаю, черновик довольно давно хранился у него в сейфе вместе с полным набором твоих документов на фальшивую личность. Заверить его он успел в день своей смерти, а теперь, - он выудил откуда-то папку и протянул мне из неё листок, который я всегда боялся увидеть, - можешь ознакомиться с оригиналом. Пальцы дрожали, сердце буквально выпрыгивало из груди, и я никак не мог заставить себя прочитать ни единой строчки. Отец, почему все закончилось именно так?***
Из головы вытеснились все мысли, и слышался лишь глухой стук туфель. Слова поддержки Родионова принимала в штыки, сильнее запираясь в себе. Скромный букет ромашек оттенял грубую черную ткань пиджака и казался нелепо живым на фоне окружающих людей. Было холодно. Не только оттого, что на улице дул промозглый отвратительный ветер, но и от пустых слов соболезнования, произносимых вслух. Вика поежилась, глядя на свежую могилу. Поднять глаза на фотографию не хватало сил - она знала, что на ней Игорь еще слишком живой, и тогда нервов больше не останется. Она боялась прийти к началу церемонии, потому что не хотела видеть его лицо таким, каким его исказил посмертный холод. Она желала оставить в памяти вечную ухмылку и искру огня голубых глаз. Она искренне удивилась, когда узнала, что Игоря похоронили рядом с родителями. Таким было желание какого-то далекого родственника, который и проводил всю эту церемонию. Вика честно призналась Дане, что раньше никогда не была знакома с этим мужчиной, да и он вовсе не вписывался в привычный образ родственников Игоря. Чем чёрт не шутит... - Ты как? - Королёв был предельно молчалив, но сейчас осторожно, по-отечески, сжал плечо Вики, чтобы та вышла из оцепенения. - Почему ты здесь? - ответить на предыдущий вопрос было выше её сил. - Потому что тебе это нужно, - он усмехнулся, - и не обязательно этого хотеть. И еще. Я знаю, ты не видела этого, но почему его хоронили в закрытом гробу? - Странно, у него же не было травм лица. А что за дальний родственник руководил процессом? - Не знаю, думаю, это было сделано для того, чтобы бессердечным журналюгам было нечего откопать. Вика вздрогнула и в один момент перестала сдерживаться: слезы стекали по щекам, тихие всхлипы были еле слышны из-под ладоней. Боль заполняла и выплескивалась соленой влагой наружу. Её не было рядом, и слишком многое они не успели сказать друг другу. А стоило? Однозначно. Но ничего уже не изменить. Даня пересилил себя и оставил ее одну, отойдя на несколько метров. Ей нужно пережить эти мгновения в одиночестве - любая поддержка сейчас может её убить. Уже у такси Королев решил заговорить: - Я хотел тебе кое-что рассказать сегодня вечером. Это связано с делом. - Не уверена, что захочу, чтобы ты приходил. Ты можешь рассказать это сейчас? - она покосилась на курившего неподалеку водителя, и Даня кивнул. - Было составлено завещание. Заверено у нотариуса в день смерти Соколовского-старшего и не найдено. Да, я знаю, это странно, потому что Игорь не упомянул о нём, да и вообще, похоже, не получал его. А значит, либо оно было утеряно, либо адресовано стороннему лицу, либо выкрадено с целью уничтожению улик по мотиву в смерти Игоря. - Ты хочешь сказать, есть вероятность того, что Игнатьев не только уничтожил всех противников, но еще и прикарманил себе все состояние Соколовского? - Я только хочу сказать, что завещание таинственным образом исчезло, тело последнего обвинителя скрыла земля, а нас с тобой отстранили люди сверху. И теперь, я уверен, Пряников не упустит момент проследить за всем, лишь бы не допустить возможности того, чтобы мы снова подставились. Родионова рассеянно кивнула, садясь в машину и последний раз бросая взгляд на могилы.