«Ложь связана с отсутствием смелости сказать правду» — Альфред Адлер
Было около шести утра. За окном уютного кафе бушевал ледяной ветер, люди кутались в безликие пальто и изредка мелькали в свете ночных огней. Вика одиноко сидела за любимым столиком, допивала уже четвертую чашку крепкого горячего кофе и вспоминала, как, будучи здесь в последний раз, сделала одно из самых важных решений в жизни. В те мгновения, наплевав на последствия, она поняла, за кем она готова последовать. Вот только еще не осознала, куда. Нервный глоток кофе унял возникшую дрожь во всем теле. Слишком много непрошенных мыслей лилось бесконечным потоком, а туманное будущее пугало, не оставляя надежды. Резко хлопнула дверь, и по ногам потянуло холодом. Вика поежилась и быстро оглянулась на вошедшего - лицо показалось отдаленно знакомым, но она поначалу не придала этому значения. Немолодой мужчина занял столик и сделал вид, что поглощен поиском чего-то в своем портфеле. Вика ощутимо подобралась и настороженно разорвала зрительный контакт, незаметно нащупав пистолет в кобуре и поймав взглядом силуэт мужчины в отражении окна. Стоило ей это сделать, субъект перестал возиться и, так и не достав ничего, покосился в ее сторону. Прошло меньше минуты, как его лицо осветил экран мобильного телефона. Мужчина что-то быстро напечатал и отвлекся на подошедшую официантку - это движение дало возможность Вике еще раз посмотреть на него и убедиться в подозрительности происходящего. Это перебор. Она пыталась успокоиться, обвиняя себя в излишней нервозности и начинающейся мании преследования. Стоило мысленно озвучить причину беспокойства, как память подбросила образ этого же мужчины. Пару часов назад. Она поскользнулась, проходя мимо ремонтников городской канализации, и именно этот мужчина придержал ее за локоть. Только у него были рыжие усы и рабочая одежда. А сейчас он кто? Представитель какой-нибудь фирмы? Ну, что за фокусы с переодеванием... Догадка оказалась нелепой, но правдоподобной. Кому же она могла перейти дорогу, кроме непосредственного начальства? Если это ошибка, то у нее серьезные проблемы, а проверить всё можно одним способом. Вика достала телефон и набрала номер Королёва. - Дань, привет. Ты звонил мне? - Привет. Ты дома? А то я тут уже два часа торчу. Пытаюсь дозвониться, а ты не берешь. И дверь не открываешь. - Нет, я не дома. А телефон на виброзвонке, не слышала. - Ты еще помнишь, что мы хотели обсудить по поводу завещания? Я попытался поговорить с людьми, вскрывавшими сейф Соколовского, и я не знаю, что произошло, но наш отдел не просто отстранили, нас всех держат в неведении, пока где-то планируется масштабная операция... - Это совсем не телефонный разговор. Увидимся позже, хорошо? К тому же мне хочется побыть одной сейчас. - Но ты же сама мне позвонила, или я тебя снова не так понял? Тебе не кажется, что ты слишком часто повторяешь, что тебе нужно побыть одной? - Дань, не начинай. Все останется так, как есть. - Все должно быть иначе, Вик. - Нет. Пока я не разберусь во всем этом, я не успокоюсь. И кстати, Пряников про меня спрашивал? - Да, звонил, минут двадцать назад. Я даже удивился, что так рано, а он пытался узнать, где ты. Не у меня ли, и почему трубку не берешь. - Хорошо, - Вика слегка напряглась. - Уже через час на работу надо. Я тогда домой не поеду, сразу в отдел. Так что ты не жди, - Родионова бросила трубку. Пряников просто так не отвяжется со своей слежкой, но зато ее подтверждение отвергло возможность иных недоброжелателей. Теперь придётся быть осторожнее в своих действиях - неверный шаг, и все пойдет к чертям.***
Отец, не могу поверить, что ты все сделал только ради меня. Мне никогда не было дела, сколько денег ты отписываешь мне своей рукой в чеках, сколько бумажной волокиты заполнено за годы твоего правления компанией и сколько напоминаний в баннерах по городу сквозило твоим незримым присутствием. Все изменилось, и каждое слово, написанное твоим размашистым почерком, теперь до конца моих дней будет выжжено в памяти. Ты оставил последнюю лазейку, будучи уверенным в том, что даже после твоей смерти я смог бы жить счастливо. Нет, клянусь, еще полгода назад я бы ни за что не сказал тебе этого: прости меня. Я все понял, ты любил меня настолько искренне и чисто, насколько позволяло твое расчетливое сердце. Спасибо тебе за продуманный план, который вытащил меня из тюрьмы и до сих пор держит на этом свете. Теперь я могу чуть больше доверять твоему старому товарищу - он был и остается моей единственной защищенной отправной точкой. У нас все получится, Игнатьев получит по заслугам, я обещаю. Я случайно заметил, как чернила расплылись от влажных пятен слез, и с накатившей злобой захлопнул папку. В голове воцарилась пустота - не стучалось под коркой полезных мыслей, которые подсказали бы пути к отступлению. Из задумчивости вырвали тихие шаги по коридору. Это не было похоже на Вишневецкого: его ходьба сквозила властью и аристократизмом, будто под его крылом не ограниченное число денег и собственности, а вся планета, подчинённая безраздельному правлению. Скорее всего, кроме него в доме, помимо охранников, осталась одна только Лиза. Она по долгу своей работы была незаметна, аккуратна и щепетильна по отношению к дому и гостям: начищенный паркет, вкусная еда и ни одной пылинки. Если бы не разница в материальном положении, я бы решил, что она мать Вишневецкого. Добрая женщина, которая искренне привязалась к этому странному человеку. Мягкий шорох обуви за дверью сменился грохотом отпираемой кладовки. Она вряд ли сама попросит помощи. Наверно, стоит взять инициативу на себя. - Нужна помощь? Видимо, я пришёл слишком незаметно, отчего женщина вздрогнула, едва услышав мой голос. - Спасибо, Игорь Владимирович, - ответила она мне, крепко ухватив снятые банки. - Здесь, кроме нас, есть кто-нибудь? - постарался придать своему голосу невозмутимость. - Да, охранник, Костя. Рано утром его видела, - она прихватила банки, а на мое предложение помощи лишь отшутилась: - Если бы за меня делали бы всю работу молодые люди, я бы давно состарилась от скуки и немощи или жила бы в этом доме не в качестве экономки. Я улыбнулся ей вслед и, накинув куртку, вышел на улицу. Давно свербило желание как следует осмотреть место моего временного***
- Кто этот человек? - единственное, что при первом взгляде на фото и новые данные пришло в голову, пока я перебирал поддельные документы. - Мой старый знакомый. Служил в стрелковых войсках, по неподтвержденным данным убит при перестрелке под Мешхедом вместе со всей боевой группой. Тело не найдено, родных при жизни не имел, до и во время службы в армии вел выгодно уединенный образ жизни, - лицо Вишневецкого при этих словах было непроницаемым, что не дало мне даже предположить, как близко они дружили при жизни с этим... Максимом Григорьевичем Мусаевым. - И кем же теперь стал я? - руки захлопнули тонкую папку. - Я бы мог сказать "кем ты сам пожелаешь", но это будет только после того, как ты поможешь мне устранить Игнатьева. Уговор, который стоит свеч, не так ли? - губы изобразили подобие улыбки, в которую отчего-то не верилось. - Получается, я единственный выжил после тех событий, и меня терзает чувство вины, поэтому я оставил службу и живу где-то посреди леса в скромной избушке с простейшими удобствами, - пятитонный сарказм в голосе я скрывать даже не пытался, потому что манера общения моего надзирателя не впервые вынудила меня. - Мне нравится твоя напористость. Но по сути, ты прав: эта история вписывается в роль, которую я тебе временно предоставил. После выполнения всех обязательств ты волен делать все, что пожелаешь, а пока будь добр погасить боевой настрой. Эти документы помогут против игнатьевских псов и любопытных писак, а ближайшие два часа мне еще понадобится Игорь Соколовский. - Прежде чем кидать меня в бурный поток Ваших интриг или оставлять под надзором своих верных сотрудников, не могли бы Вы дать более конкретные указания к действиям? - не без улыбки проговорил я, краем глаза заметив, как Константин Батькович деловито поправил лацкан пиждака. - Ты проследуешь со мной к человеку, который станет следующей ступенью к поглощению компании. Твои слова и завещание отца станут последним доказательством, которое может склонить его на нашу сторону. Попробуй вынудить рассказать еще что-нибудь важное.***
Человек с непредсказуемой фамилией Иванов радушно встретил только Вишневецкого, хотя и на мою долю перепала толика благосклонности, когда подслеповатые глаза, наконец, облачились в очки с толстыми линзами. Долгие перипетии насчет поглощения его акций, кажется, уменьшили властность в голосе, и лицо все больше стало напоминать сморчок. Вишневецкий, напротив, гордо и с мировым спокойствием чеканил каждое слово: иногда мне это импонировало, а временами хотелось сблевать на турецкий ковер. Когда подошла моя очередь говорить, Иванов, казалось, ссохся еще больше - его не радовала перспектива упадка собственного дела. Мне пришлось долго объяснять от первого лица причины отцовских решений - важно было оказаться правильно интерпретированным, чтобы вызвать желание помочь и перейти на нашу сторону. Впрочем, я до сих пор не разобрался, общая ли сторона у меня и Вишневецкого. Переговоры близились к завершению, когда на стол, наконец, легли все карты: договоренность о передаче акций, подписка о неразглашении и неозвученная клятва поддержки в любой ситуации. Последней стала неожиданная новость: новоиспеченному знакомцу оказался отдаленно известен главный прихвостень Игнатьева - тот самым ублюдок со шприцем. Злость, которая вскипела во мне в тот момент, невозможно передать словами. Желание отомстить, признаю, перешло все границы, тем более, благодаря Иванову я знал точно месторасположение этой мрази. Не прошло пяти минут, а у меня уже созрел план. В машину меня в приказном порядке посадили с уже знакомым охранником, при этом сам надзиратель удалился вместе с Ивановым для подписания документов. Было холодно, я промерз до зубовного стука, но у Константина был такой же вид, и я решил ничего не спрашивать - насчет печки он сам догадается. Показывать ему, что я что-то надумал, было бы самой глупой идеей, и я старался не привлекать внимания до тех пор, пока еще осталось время на побег. Душу грел только спертый у водителя ствол, ощутимо упирающийся рукояткой в ребро из нагрудного потайного кармана. На случай неудачи. - Слушай, тормозни здесь, - первая попытка и, надеюсь, единственная. - Зачем? Нам ещё далеко ехать, - суровый взгляд из-под бровей в мою сторону. - Ну, надо, - как-то отвлеченно ответил я. Отговорка-то идиотская. Лучше придумать было уже некогда. - Шеф приказа не давал тебя куда-то отпускать. Так что я не могу. - Ну, надо мне, надо! Холодно же, сам понимаешь, - я уже начал нервничать. - Если тебе что-то нужно, я сам сделаю, - Курумычев был непоколебим, и вряд ли выпустил бы меня, даже будь я на поводке. - Игорь, ты пойми, шеф мне голову снесет, если я тебя хоть на шаг от машины отпущу. Он меня ра-а-с-терзает, - протянул мой надсмотрщик. - Мне надо в ту-а-лет, - произнёс по слогам я. - Потерпишь, взрослый мальчик, - он усмехнулся в ответ. - Я... - но не успел произнести и слова, как к моей глотке был приставлен ствол. - Ты меня утомил. Иногда я добрый, однако болтовни не переношу, так что заткнись, пока я тебе благополучно не вышиб мозги, - выглядел он и правда уставшим больше, чем злым, однако дуло, холодящее мне шею, оказалось вполне реальной угрозой. Удивил. Курумычев большую часть времени казался сдержанным и весьма спокойным человеком, но его выдало самое первое появление - в тот момент я осознал, что он не так прост, и был прав.***
Соколовский старался казаться спокойным, и это забавляло Курумычева, потому что "Макаров", пару секунд назад нырнувший обратно в кобуру, был весомым аргументом для волнения. Константину оставалось выполнить еще только одно поручение, хотя оно никак не граничило с занимаемой должностью: начальник потребовал забрать цветы в магазине для Лизы, потому что у нее завтра день рождения, и ему не хотелось прерывать традицию. Костя выбирал букет и не знал, как в автомобиле дерется водитель и Соколовский. Он не знал, с каким замахом Игорю был отвешен кросс в голову, и как верный сослуживец, приложившись головой об руль, отбыл в глубокий обморок. В тот самый момент, когда Костя расплачивался, из машины с успехом сбежал задержанный и затерялся в толпе, прихватив с собой водительский "Глок". Когда Курумычев вышел, было уже поздно - оставалось только проверить, жив ли товарищ и набрать телефон начальника. - Соколовский сделал так, как Вы и предсказывали. Мне последовать за ним? Понял. Отбой.