Прилетели

Вернувшись в комнату, я обнаружил, что нас не было около получаса. Саша тем временем уже разложил свои вещи и сидел за своим ноутом. А вещей у него не так уж и много: полка в шкафу и небольшая тумбочка. Я предложил всем жителям комнаты чай, но ответом мне служила тишина. Что ж. Нет так нет. Но все равно это очень странно… В такой тишине проходили почти все дни. Сёмка со мной не общается, как бы я не пытался его разговорить, а этот мутный Саша не очень то и стремился к общению. Ну и ладно! Пусть молчат как партизаны, я тоже не собираюсь распинаться перед ними. Не хотят, не надо! С каждым днем эта тишина угнетала меня всё больше. Я стал слишком много заниматься самокопанием. И мысли у меня были отнюдь не радужные. Во-первых: я втюхался в Сёму, причем серьезно, а его извечное безразличие ко мне, да и вообще ко всему, что происходило вокруг, только подливало масла в огонь. Я бесился, придирался к каждой мелочи, будь то немытая чашка или следы от ботинок у двери. Во-вторых: мне не давали покоя его шрамы. Эти ужасные шрамы. И я, кстати, так и не признался Сёме, что знаю про детский дом. Я постоянно думал, о том кто это сделал, как мне это выяснить и почему Сёма так отреагировал на появление Саши. Это меня конкретно грузило. В общем, я ходил то злющий, как сторожевая псина, то загруженный как псих, который в смирительной рубашке сидит на полу палаты и раскачивается вперед-назад(ну вы поняли, о чем я). В один из дней поменялось всё. У меня отменили две последние пары, и я в приподнятом настроении возвращался в общежитие, но стоило мне открыть дверь в комнату, как внутри всё резко оборвалось.