Во французской стороне, на чужой планете...

- Что ж, дамы и господа! – заканчивал свою речь директор. – Поздравляю всех с началом нового учебного года! Преподаватели радостно заулюлюкали. По залу изящно заскользил Грелль с подносом в руках в поисках Мэйсона, наряженный в чёрные брюки, белую рубашку и с бабочкой, приделанной на шею. И ничего, совершенно ничего красного! Волосы ему заплели в тугую косу, аргументировав тем, что «Тебе было б приятно, если б в твоём бухле плавали чьи-то патлы?». Это ему сказал его сосед по комнате, очень прямолинейный человек, пока он крутился перед зеркалом. Сатклифф решил, что ему было бы по крайней мере противно. Про него вполне можно было сказать, что он был в хорошем расположении духа, но вот большое количество народа и унизительный внешний вид (то есть, совершенно обыкновенный и ничем не выделяющийся) его смущали. Ещё на мозг немного давило то, что придётся вымывать блок вместе с чистолюбивым Спирсом. Но одно только осознание того, что профессор Мэйсон будет обсираться в общественном туалете, безумно радовало и периодически вызывало одухотворённую улыбку. «Где же эта сраная профессорская жопа?» - думал Сатклифф, проходя мимо парт, накрытых разноцветными скатертями, отчаянно воняющими нафталином и улыбаясь дамам, которые вырядились в жуткие блестящие платья с огромными декольте, открывающими жуткие картины на старые дряблые груди. Такие декольте себе не позволяли даже молоденькие преподавательницы. Грелль, пытаясь избегать взглядов на эти старые части тела, всё шёл вперёд. И тут он увидел его… практиканта в обтягивающих брюках и тёмно-красной рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами. Сатклиффу аж дыхание перехватило. Ну как можно быть таким мужчиной? Он представил, как от практиканта пахнет мужским одеколоном, от которого сносит крышу. Как физрук снимает с себя рубашку, оголяя пресс с кубиками и накачанные руки. Как томно смотрит и шепчет: «Сатклифф…» - Сатклифф! Размечтавшийся Грелль даже не заметил, что практикант его зовёт. - Замечательно выглядишь, Сатклифф, - улыбнулся ему физрук. Грелль разомлел. - Даже на таком мероприятии в неподобающем виде! – услышал студент слева от себя. Это шла сама профессорская задница, еле передвигая своё жирное тело. – Что вы на себя напялили, Сэтклэфф? Вы называете это бабочкой? Это больше похоже на удавку! Сатклифф так ядовито-сладко ему улыбнулся, что профессору стало как-то не по себе. «Будет ещё знать, мудак, как прерывать нашу беседу с этим божественным мужчиной.» - Шампанского, профессор Мэйсон? – приторным голоском проговорил Сатклифф. - Пожалуй, - благосклонно отозвался он. На подносе было всего два бокала. Мэйсон и практикант протянули руки, взяли по одному и разошлись. «Иди-иди, мудозвон старый, - усмехнулся Грелль про себя, - слабительного я подложил в твою тарелку с салатом, которую ты уже благополучно сожрал. А в стакане с твоим вином было много-много снотворного. Сри и спи, пидор!» *** Сатклифф не знал, как именно страдал Мэйсон, но он улышал краем уха, как в общаге рассказывали, что в конце вечера практикант физрук вытаскивал храпящего профессора всего в дерьме из кабинки, предварительно выбив дверь. Весь счастливый Грелль прилетел к Спирсу, с ноги открыв дверь и кинувшись его обнимать, буквально повалив на кровать. Уильям никак такого не ожидал. В это время он как раз спокойно сидел, втягивая в себя доширак и думая о предстоящем спокойном отдыхе за прочтением какой-нибудь книжки или просто о сне. Ведь Эд свалил на целую неделю, а это значило, что ни одной голой особи женского пола на соседней кровати не предвидится. Никто не будет бухать, курить, дебоширить и просить сделать домашку. Никто не наведёт такой свинарник, что тараканы сбегутся в комнату как на базу отдыха. Тишина и спокойствие. Пёрфект. - Уильям! Уилли! Уилл! Я обожаю тебя! Я обожаю твой кактус! Я обожаю весь мир! – вопил Грелль, сжимая Спирса в крепких объятиях. Настолько крепких, что, казалось, рёбра под таким напором поломаются. Уильям был привыкшим к порывам Сатклиффа. Этот психованный то ненавидел весь мир, то любил до ужаса. Среднего состояния у этого безумного холерика не было. Он моментально вспыхивал и моментально перегорал, бурлил как кипящая вода и извергался как вулкан. - Ах, Уильям, знал бы ты! – зашептал Грелль ему на ухо, сжимая его запястья. – Ахахаха! Жизнь прекрасна, Уилл! Прекрасна! - В чём дело? - наконец высвободившись прокряхтел Уилл. Грелль радостно завизжал и, крепко чмокнув Спирса в щёку, унёсся вон из комнаты. Уильям удивлённо схватился за место поцелуя, будто обжёгся, а потом, опомнившись, заорал: – Стой, нам ещё убираться! - Уилличка, я приду, только переоденусь! – раздалось уже с лестничной клетки. – Ай ты мой хороший!