Меняю душу на коня

Пять минут назад она сидела в кафе напротив меня. Ромашкова Аня. Мой первый «тренер», некогда близкая подруга и лучшая спортсменка города. Но это в прошлом. Теперь она не имеет никакого отношения к конному спорту. У нее четыре собственных коня, но она уже пятнадцать лет не садилась в седло. Считает, что лошадь не создана для того, чтобы возить человека на своей спине, и что спорт ни к чему хорошему не приводит и ничего за собой не оставляет. Это все из-за Амбиции. Какая была кобыла. Невероятной красоты и грации вороная ахалтекинка. Амбиция была той лошадью, которую очень сложно понять. Иногда казалось, что нет никакой логики в ее поступках. В ответ на затянутый повод она могла полететь карьером, а в ответ на хлыст – остановиться. Могла и наоборот. Могла спокойно смотреть на проезжающий трактор, а от проходящего мимо человека шарахнуться. Говорят, непредсказуемость и горячий нрав – особенность породы. Говорят, что ахалтекинцы привязываются к одному человеку. Под Ромашкой это была совершенно другая лошадь. Мне иногда казалось, что Амбиция понимает человеческую речь, не всю, а только то, что говорит ей Аня. «Тише» - значит тише, а другие ее никак остановить не могли и падали. Амбиция разгонялась и начинала козлить, да так, что шансы усидеть были просто нулевыми. Лишь Аню она всегда возила, словно хрустальную вазу. На соревнованиях кобыла менялась на глазах, словно, понимала, какая ответственность на нее возложена. Поговаривали, что раньше у Амбиции была блестящая спортивная карьера: выступала на больших соревнованиях, привозила «мастеров». Теперь же она могла сколько угодно раз выходить на маршрут и прыгать под любым мешком с картошкой. Я всегда старалась работать своих коней так, чтоб те были похожи на Амбицию. Глупая. Лучше запоминается хорошее. Я будто забыла, как на тренировках Амбиция ссаживала, как носилась и прижимала к стенам, как спотыкалась и падала. И будто я не видела лиц многих людей и дьявольского огня азарта в глазах. Человеческих. И будто никогда не слышала громких и жутких воплей «Хлыст!» и «Накажи!». Это то, чего не видят сторонние наблюдатели, то, что остается за кадром. Кто-то говорит, что конный спорт красив и благороден, так посмотрели бы они на наши тренировки. Взмыленная лошадь, а на ней грязные и растрепанные после множества падений девчонки, торчащие из открытого лошадиного рта пожелтевшие зубы и оскаленные человеческие лица. Красиво? Ко всему привыкаешь. Лучше запоминается хорошее. Мне до сих пор не хватает той атмосферы. В конюховке пахло малиновым вареньем, в коридорах стоял запах аммиака, а «кабинет» Черта постоянно был в табачном дыму. Объяснялись друг с другом все на русском матерном, ходили в вечно грязной и рваной одежде. А тем временам Аня мечтала, чтоб от лошади, наконец, отстали. Видела, что той с каждым разом все тяжелее прыгать, что с каждым днем исчезает былая легкость движений. И Черт это видел. Не каждый решится добровольно расстаться с таким сокровищем, с любимой лошадью. Аня как-то сказала Черту, что Амбицию она уже переросла. Ромашка знала, что тот хочет слышать подобные слова. Ане дали другого коня... А наши девочки прекрасно знали, что победы достаются тяжелым ежедневным трудом. Только считали, что лошадиным, а они могли сидеть сверху и ничего не делать, главное – сесть. Были самые настоящие войны за Амбицию, а на войне все средства хороши. Дело доходило до того, что Алине под седло камешек подкладывали. Я никогда не думала, что лошадь может ТАК козлить. Алина улетела аж за забор левады, в которой ездили, а Амбиция продолжила скакать дальше и сбрасывать седло. У лошади после этого осталось только белое пятнышко на спине, а Алина, говорят, что до сих пор, перед тем, как садиться на лошадь, проверяет, нет под седлом чего лишнего. Виновного со скандалом выгнали с конюшни, и все встало на свои места. Амбиция разваливалась. Работали ее по схеме «неделю прыгаем – месяц лечим». Но никто из девчонок ни разу ни взял ее пошагать, ни разу не замыл ноги после тренировки. Они же были спортсменками, считали, что нечего с лошадью возиться. Аня же делала все, что надо, лишь бы Амбиция не развалилась окончательно. Она не первый год «обитала» на конезаводе и знала, что пока лошадь работает – она живет, а потом… Амбиция не смогла нести даже легкую нагрузку. Говорят, сам Черт просил оставить ее на дожитие. Но, как это обычно бывает, списали. Этот день был для Ани последним на родной конюшне. В те времена кони уходили чуть ли не по алфавиту. Не стало Амбиции, Лавра, Бойкой, Байкала, Феникса. Грома продали цыганам, Подарка с Зимой Динке… Уж не известно, что лучше. Мы сидели на диванчике в конюховке, безвольно повалившись друг на друга. Сквозь слезы Аня выдавила: «Амбиция никогда не была клячей», резко вскочила, схватила пакет с вещами и ушла. Только сапоги забыла. Спортсмены разбежались, кто-то из них раз в неделю заглядывает в прокат, кто-то хвастается, что в детстве занимался конным спортом, истлели и потускнели цветные ленточки наградных розеток, в полуразвалившемся здании конюшни по-прежнему в углу стоят грязные и покрытые пылью сапоги, которые никто так и не убрал. Лишь лошадей наших уже никто не вернет, и четыре Аниных коня, никогда не знавших седла, не заменят ее, ту самую…