Меняю душу на коня

Лошадь моя отличалась необычайной красотой и редкой для наших мест соловой мастью – все тело нежно – песочное, немного кофейное, а грива и хвост цвета парного молока. Не даром все жеребцы с ума сходили, не даром кто-то ее в телеге приметил. Она была рождена в полудиком табуне от случайно сбежавшего туда хорошего породистого тракена, и выросла она не для того, чтобы воду возить у какого-то деда. Такие лошади - большая редкость, с одной стороны - ладная и пропорциональная, уменьшенная копия хорошей спортивной лошади, удивительной раскраски. Наша конюшня считалась лучшей в регионе. У нас проводили соревнования, наши спортсмены постоянно занимали призовые места. Когда-то. Все медленно уходило, неизменной осталась лишь строгая выучка, годами накопленный опыт и запыленные кубки. И сами мы были сильнее, упорнее, что ли, чем молодое поколение. Никто б из нынешних спортсменов и дня бы с нашим Чертом не выдержал. Я сама работаю тренером и часто слышу разного рода нытье о том, что трудно, что живот болит, что страшно… А я молча терпела. Мне было некуда идти. Либо здесь, либо нигде. Либо ты сейчас садишься и едешь, либо ты просто идешь домой. О езде на Фортуне мечтали многие, но когда же доходило до дела, девчонки обычно робели. Соловая много знала и умела. Она казалась невозмутимо спокойной лошадью. Но только казалась. Всем было известно, что Фортуна просто всей душой ненавидела работать. Всякий, кто пытался прыгать, моментально становился для нее врагом номер один. Насколько помню, она вроде еще и выездку бегала, малый приз, что ли. Но мы этим не занимались, школа у нас к тому времени была уже «однобокая», только конкур. Я не видела этой выездки никогда, так, на картинках. А у лошади точно ничему не научишься. Над новичками она издевалась, как только могла. Пришли мы тогда вчетвером с учебки к Черту тренироваться, он меня сразу на Фортуну посадил. На ней то я и училась прыгать. На рыси она намекала на то, чтобы пойти домой, на галопе периодически не очень вежливо пинком по воздуху предлагала спешиться. А на прыжках вообще никак. Что бы я с ней ни делала, как бы громко ни орал на меня Черт, она все равно никуда не прыгала. То обнос, то закидка. Я не понимала, никак не понимала, почти до слез, почему она не прыгает. Ей так сложно? Ладно бы что-то страшное. А тут всего сорок сантиметров. Но поначалу никакого результата не было, как бы я не старалась. Я с нее падала, я бегала с ней в поводу, я психовала. Черт бесился, орал и бил шамберьером по кому попадет. И только через месяц, она в очередной раз встала перед барьерчиком, но не как вкопанная, а в какой-то нерешительности, прыгать или нет. И тогда я, наверное, впервые в жизни почувствовала лошадь, я наконец-то воспользовалась положением и толкнула ее вперед. И с тех пор у нас как-то начало получаться. Я прыгала на ней как попало, но уже как-то. Пришла я осенью и до следующего лета с ней промучилась. Не зря. Трудные лошади – самые полезные. Но удача всегда поворачивалась ко мне не лицом. Мои первые соревнования провалились с треском благодаря Фортуне. Маршрут стоял сто десять сантиметров. Мы усиленно готовились, все шло как по маслу. Соревнования были маленькие, так сказать, для своих. Никаких приезжих спортсменов, в качестве зрителей родственники. Только в день соревнований со мной стало твориться что-то неладное. У меня тряслись руки, подгибались колени, все внутри сжималось неуютным холодным комком. Я седлала лошадь с желанием победить, я выводила ее из конюшни с желанием получить разряд, разминала лошадь, желая просто не опозориться, а выезжала на конкурное поле я с одной мыслью: «Лишь бы поскорее все закончилось». Я так волновалась, что напрочь забыла маршрут. Хотя это и не понадобилось, и закончилось все неожиданно быстро. Я просто дальше первого препятствия не уехала. Снялась. На вторых соревнованиях четыре препятствия прыгнула, а затем лошадь, перемахнув через ограждение конкурного поля, унесла меня в конюшню. От третьих соревнований я ничего хорошего не ожидала. Они так же были домашними, только теперь к нам приехали спортсмены из соседних городов, настоящие спортсмены, на настоящих лошадях. Помню, выехала с ними на разминку… Рослые величественные звери, люди серьезные и немножко гордые. А я рядышком маленькая такая, на своей кобылке, мне как будто здесь не место. В компании этих зверюг Фортуна была не более чем мохнатой пони редкой масти. Мне казалось, что люди эти, зрители, лошади - все глядят на меня с презрением, как будто бы я – второй сорт. Мне казалось, что если я опять улечу с поля, все будут смеяться и показывать на меня пальцем. Девочки, с которыми я вместе болталась на рыси, уже имели разряды, они ехали уже другие маршруты. Они, казалось бы, были уже на голову выше меня. Почему, мы ведь вместе начинали, ведь одинаково работали? Я не на шутку разозлилась. Я поняла, что сегодня Фортуна должна пройти маршрут, чего бы ей это ни стоило, чего бы мне это ни стоило, мы должны были любой ценой сделать это. На разминке она не хотела прыгать, мешкала. И я решила, что я именно сейчас должна ее заставить, как будто перед нами эти жалкие сорок сантиметров. Соловая немного оторопела от моей решительности. И тот маршрут она один-единственный раз в жизни прыгала без запинки, без сомнения, она уверенно шла вперед. И для меня не существовало множества любопытных глаз, для меня не существовало соперников, и лошади подо мной для меня не существовало. Она была частью меня, такой же, моей собственной, родной и привычной. Странное чувство, когда вместо ног у тебя… лошадь. Чувства обострены до предела, точно знаешь, что делать, движения твои собственные кажутся настолько отточенными и правильными, как будто ты и не человек вовсе, а механизм, который не дает сбоев. Прошли финиш. Удар колокола – и снова возвращение к реальности, такое резкое, что у меня даже закружилась голова, снова есть люди, снова есть звуки, снова есть лошадь. Я не сразу услышала свой результат, я просто не могла ничего понять, меня тогда захлестнули чувства, я издала такой радостный визг, что, мне показалось, девочки наши покатились со смеху. Люди хлопали. Или мне опять показалось. Мир этот воспринимался полупьяным бредом, цветными пятнами, бессмысленными звуками. Но тем не менее я впервые в жизни ощутила вкус победы. Это было похоже на приторно-сладкий сироп, которым ты запиваешь горькую микстуру. Я пришла в конюшню, расседлалась. Я долго целовала лошадиную морду, хлопала рукой по мокрой шее, от которой шел пар, трепала пальцами гриву. И я бы так стояла еще вечность, если бы Григорий Петрович не появился бы в конюшне и не сказал бы: - Че ты тут делаешь? Живо на награждение. И на мой вопросительный взгляд он ответил: - Третье место. Вот не ожидал-то. И он обнял меня как собственную дочь, и похлопал по спине, крепко, как хвалят только лошадей. На награждении мне дали грамоту и стеклянную статуэтку лошади. И я была самым счастливым человеком на земле. Грамотка где-то затерялась, а статуэтка до сих пор стоит у меня на шкафу. Я в благодарность назвала ее Фортуной, хоть и понимала, что не в лошади дело.