All We Do

      Все куда-то ушли, только они остались смотреть на закат в районе Мичиган-авеню.       Тут невероятные виды на природу, которая только начинает проявлять себя в красоте. Тобиас и Шона смотрят на этот закат, и у них перехватывает дыхание.       Он стоит почти на краю крыши, его руки опущены, но напряжены – он сжал ладони. Она сидит на инвалидной коляске, уставшая от ходьбы на непривычных ей штуковинах. Она находится дальше от крыши, потому что слегка боится.       Сегодня последний день жизни Трис. Сегодня ее прах был рассеян на ветру, и Тобиас уверен, что именно таких похорон она бы и желала. Это был последний прощальный ретуал Лихачества.       «Война не закончена, пока не попрощаются с последним героем»       Последний герой умер, ее прах рассеян. Война закончена.       - Она знала? – неожиданно спрашивает темноволосая девушка, не отводя взгляда от заката.       Тобиас все еще серьезен, но в его глазах можно разглядеть муку. Два года прошло, и он не смирился. Не смирился со смертью своего маленького героя.       Он качает головой. Девушка не смотрит на него, ибо знает, что увидит того же Тобиаса – хмурого, а может и вовсе безэмоционального.       Называть его Тобиасом ей не в привычку. Она привыкла к неофиту-Четыре, который помог ей победить ей победить ее соперницу-неофитку.       Вряд ли это разбило бы Трис сердце – осознание того, что между Тобиасом и Шоной была искра. Нет. Между ними бы просто было бы меньше лжи – он бы раскрыл тайну прошлого, что он имел чувства к Шоне. Но он не сделал этого.       - Я зря ей не рассказал, я должен был, - произносит он грубым голосом. Все внутри Шоны сжалось.       - Не тревожь себя, - тихо произносит она. Она говорит таким умиренным голосом, словно читает молитву. Горе нависло над ними. Их объединили фракции, а теперь фракций нет.       Ей горестно, что она не сможет помочь своему другу. Да и вообще что ему ничто никто не сможет помочь.       Может быть, когда-нибудь раны заживут, но рубцы останутся.       Лицо Шоны бледно. Темные волосы до лопаток раскинуты по плечам, карие безжизненные глаза не отрывают взгляд от заходящего солнца.       Она хочет сказать ему многое. Она хочет бить его в грудь и чтобы слезы заливали его рубашку. Она хочет кричать и орать на него до потери голоса.       Но она держит все это под маской горечи.       Они просто молчат, и это убивает обоих полностью.       - Шона, я… я тогда был глупым неофитом, и я…       - И ты влюбился в такую же глупую неофитку, - продолжает она. – Не надо, Четыре, пожалуйста.       - Извини, - он судорожно выдыхает, вспоминая события четырех летней давности. Столько всего произошло, что время, что было за этими четырьмя годами, и не вспомнить. – Я просто хотел сказать, что… я правда любил тебя, но… я увидел, как ты смотрела на Зика и… я не хотел вам мешать. Ты же знаешь, мысли Альтруиста, - парень показывает на свою голову, поворачивясь к ней и слабо улыбаясь.       Она смотри на него и тоже слегка улыбается.       - Я никогда не думала, что столкнусь с такими событиями… - она трясет головой, будто хочет вытрясти оттуда все. – Это все… - Она медлит. – Ты же помнишь, как учил меня, Четыре? Помнишь? – в карих глазах появляется искра, а в голосе звучит надежда.       - Я помню, Шона.       - Ты был лучшим. Я… я правда любила тебя, - признается она и закрывает глаза. – Тоже.       Тобиасу не хватает воздуха. Говорить о чувствах ему сейчас не хочется. Воспоминания о Трис еще настолько свежи, что он просто не может говорить о любви. Да и вообще вряд ли когда-нибудь захочет.       Шона плачет. Соленые капли скатываются по щекам, а потом попадают то на плед, то ли на ладони, которые покоятся на коленях. Ветер свистит в ушах, и Тобиас бы не узнал, что она плачет, если бы не услышал всхлип.       Вспоминать о прошлом слишком больно.       Он решается: садится перед с ней на корточки и берет ее за руку. Она непонимающе смотрит на него, все еще плача. Он тоже смотрит на нее. Он сам держится, чтобы не заплакать.       - Слушай, - произносит он, медленно поглаживая своими грубыми руками ее нежную кожу. – сейчас все хорошо. – Продолжает он, на что она качает головой, и слезы еще сильней скатываются из глаз. Парень сам знает, что он не прав. Это приносит ему боль. – Как твои ноги? – он меняет тему. Он знает, что она показывала ему еще тогда. Но он хотел расспросить сам.       - Мне надо учится ходить на этих штуках, - говорит она, пока он медленно снимает плед с ее коленей.       - Я тебя научу, - говорит он, не убирая взгляда с ее ног. Их обвивают железные скобы, они обхватывают ее ноги. Он говорит дальше: - как тогда.       - Как тогда? – говорит она почти детским голоском и ее глаза наполняются жизнью. В них появляется блеск. Живой блеск.       Он улыбается ей и это улыбка передается и ей. Они так и остаются смотреть вместе на заходящее солнце, которое нависает над Чикаго.