Раненый медведь

Возницей оказался мужик, разменявший пятый десяток и давно нахватавший в бороду седые нити. Он радушно представился дядькой Тюрей и потрепал Богдана по голове, пригласил присесть к нему. Верна только диву давалась – как все тепло относились к отроку. В ее поселении детей считали неразумными и слабыми, которые и голоса-то иметь не должны. Это с ней стали считаться с тех пор, как в зимнем лесу одна отбилась от волка. Раненый зверь оставил о себе память – шрам на голени, когда из последних сил рванул к своей жертве, но едва достал. - Эй, ты что там задумалась? – Тюря добро улыбнулся девушке и подвинулся на передке телеги, чтобы Верна и Богдан сели рядом с ним. Мальчишка с радостным гиканьем в один прыжок оказался на телеге и сел по центу, отгородив пленницу от возницы. На его клич тут же обернулся воевода, разговаривавший с сыном в голове обоза. Велемир Вышатич, приметив Верну, свел брови к переносице и строго прикрикнул на внука. - Что это ты с собой полонянок таскаешь?! - Отец… - Мстислав решил встрять. - Нечего мне тут папкать, ядрена вошь! Притащили сюда девку-полонянку и папкают! - Это ж Люта девка, – мужчина ухмыльнулся. - И что? – воевода все не унимался. – Так, как тебя… - Верна, – подсказал сын. - Верна. – Велемир Вышатич зло посмотрел на девушку. – Сиди тут как мышь! Поняла? На привале с тобой поговорим. Несчастная лишь кивнула. Ладно, хоть не погнали. А то взяли, и отправили бы к полонянам, а там слезы, горе и боль. Заметив, что девушка чуть расслабилась, Мстислав улыбнулся ей и подмигнул. Знать, удалась хитрость, задуманная им и племянником. - Говорил же, ты понравилась деду, это он так, для порядка ворчит, - шепнул на ухо Верне Богдан. Только какой ему в ней толк? Велемир Вышатич, поди, таких полонянок каждое лето видит чуть ли не десятками. Одной больше – одной меньше. Тут позади раздался топот копыт и верховых нагнал последний всадник, которого ждали. Лют вскинул руку ладонью к воеводе, и Велемир понятливо кивнул. Знать, готов обоз, можно двигаться. Дядька Тюря подстегнул лошадей, и вереница телег, попеременно то растягиваясь, то сжимаясь, двинулась на юг. Звери фыркали и угрюмо шли вперед, таща за собой груженые телеги, возницы покрикивали, а ратники, кто пешим, кто на конях, располагались по бокам, ближе к лесу, отгораживая добычу от всего мира. Теперь то, что взяли, нужно охранять и спать ночью вполглаза - убегут нерадивые пленники, утащат с собой ратную добычу! Не для того они кровь лили и друзей-братьев в последний путь провожали. Немой чуть склонился в седле, чтобы поправить притороченный к нему кнут, замер, в недоумении глядя на неизвестно как оказавшуюся здесь Верну. И Богдан, поди ж ты, рядом сидит, улыбается! Вот негодник, и себя не жаль, и девчонку сгубит! А ну как нападут? На вопрошающий взгляд воина ворчливо отозвался сам воевода. - Да, приперли, мать ее за ногу так и растак! Вот и следи за своей девкой! Но если из-за тебя помрет кто – лично с нее шкуру спущу. Чтоб тут не устраивали мне всякие любови среди боевых походов! Последние слова словно не были услышаны Лютом. Когда Мстислав пытался подавить ухмылку, он вновь принял безразличный вид, указав пленнице на свое оружие, а после на днище телеги. - Он говорит, что в случае нападения забирайся под телегу, – перевел Богдан. Немой вновь кивнул и встал в ряд с воеводой и его сыном. Обоз медленно двигался, вдоль их линии время от времени проскакивали всадники, обмениваясь новостями. Там колесо в колее застряло, там полоняне взбунтоваться решили. Иногда Лют или Мстислав отправлялись в хвост обоза, но скоро возвращались. После одной из таких поездок сын воеводы вернулся с окрашенными кровью кулаками. Знать, не повезло какому-то норовистому человеку, что осмелился перечить ратнику. Все шло своим чередом. - Дядька Тюря, а, пока Лют в хвосте обоза, ты расскажешь нам, как он немым стал? – Богдан посматривал не на обозника, а на девушку. Верне и самой было интересно, как же его так не пожалела судьба. Нужно же узнать как можно больше о человеке, который теперь станет звать ее своей… кем? Не рабой, не холопкой. Кем же девушка ему приходится? - Зачем тебе, ты ж сто раз слышал уже? – Тюря усмехнулся. – Ну, ладно. Десять лет назад Лют сам пришел к воеводе и поступил к нему ратником. Его еще тогда бабы боялись, говорили, немногословный, глаза дикие, волосы медвежьего цвета, чисто оборотень. А и оборотень – в лес иногда уходит, возвращается через седмицу осунувшимся и угрюмым. Через два года в бою за наш город его сначала по лицу стрела резанула, шлем сбила, а после и вторая по горлу вскользь достала. Чуть не умер. Долго лежал он без памяти, а, когда очнулся, совсем озверел. Ни голоса, ни морды, бабы еще пуще шугаются. Но в том бою он собою воеводу нашего прикрыл, жизнь ему спас, вот и взял его наш Велемир Вышатич названым сыном. Тот его больше отца почитает, как пес верный. Вон и Богдана нашего воспитывает. Обозник с улыбкой потрепал мальчишку по голове. Его веселье тут же прервал голос воеводы. - Еще раз услышу эту историю, одному уши надеру, другому задницу! Выбирайте, кому что. - Мне уши! – Богдан крикнул первым. Велемир Вышатич по-стариковски рассмеялся и пригладил бороду. А после и обернулся к обозу. - Да, Верна, так и было. А подумаешь Люту сердце вырвать – сам в землю вобью. - Я и не думала… - пробормотала та. Что она может сделать-то? Так, белочка в лапах у медведя, маленькая и бессильная. Захочет оборотень – убьет, нет – оставит себе игрушкой, безделицей для развлечения, пока та не надоест. Только к этой горечи примешивалось еще какое-то чувство. Жаль ей было воина, не от лучшей жизни он таким стал. Глупое сердце уже верило в то, что раненый по ночам неслышно звал кого-то, молил о помощи, но так и не был никем принят. Как же наивны юные девы – сами придумывают себе сказку и сами в нее верят! Тут вернулся Немой, и разговор сам по себе затих. Наступило неловкое молчание, Тюря с поджатыми губами молча правил телегой, Богдан же, вытянувшись, смотрел вперед, силясь разглядеть что-то самым первым. - Вот, сейчас, - шептал он. Дорога медленно текла под ногами, и вскоре устали и всадники, и обозники, и кони. Тюря все реже встряхивал вожжами, иногда укоризненно вздыхая, Верна понемногу клевала носом, лишь отрок все держался. - Сейчас. Тут из леса вылетела стрела и слепо ткнулась в борт телеги. - Засада! – закричал Мстислав и резко дернул поводья, останавливая коня. Крик эхом принялся разноситься по обозу. Где-то ближе к концу колонны завизжали женщины, мужчины же деловито вооружались. Все делалось быстро, но не походило на панику, каждый в мгновение вздевал шлем и доставал оружие. - Быстро за Крутом! - крикнул воевода Богдану. Он судорожно озирался, стараясь понять, откуда пришел удар. Его сын, находившийся чуть впереди, уже прислушивался, сидя со вскинутым луком. Где-то неподалеку хрустнул сучок, и мужчина не глядя выстрелил на звук. Раздался вскрик – одним напавшим стало меньше. Сон как рукой сняло. Вокруг перекрикивались воины, брали щиты, защищаясь от шальных стрел. Ржали кони. Скакун под воеводой заплясал, чуть вскидываясь, но был усмирен железной рукой Велемира Вышатича. В этой суматохе и панике Верна тут же забыла данное ей указание, отчего Лют сам быстро стянул ее на землю, а после толкнул под телегу, приказывая спрятаться.. Послышался топот копыт, и к воинам присоединились еще трое всадников. - Богдан в хвосте с полонянами, – отчитался кто-то из них. - Выстроиться! По пятерке на телегу! – отдал приказ воевода, сам вставая в первый ряд и готовясь принять удар. Тут же в лесу кто-то по-совиному ухнул, и на дорогу скопом вывалили десять бандитов. Они были плохо вооружены и стрелы в колчанах держали охотничьи, но приятного от этого мало. Начался бой. Пока Крут, спрятавшись за телегой, мерно снимал лучников одного за другим, конные принялись сминать бандитов. Лют первым бросился в битву, топча одного и обезглавливая мечом другого. На дорогу хлынула кровь, к копытам коня свалилась голова поверженного. Широко раскрытые глаза убитого полнились детским удивлением, словно вопрошая у неба, за что ему досталась подобная кончина. Вскоре такую же судьбу разделили еще четверо грабителей, зарубленных один за другим. Вдруг шальная стрела, пущенная неизвестно откуда, попала в ногу обознику. Тюря, громко вскрикнув, свалился с телеги и заскреб по пыли, силясь сбить боль. Его голень была прошита насквозь охотничьей стрелой, и мужчина не мог ее вытащить, корчась на земле. Верна видела его вмиг побелевшее лицо, звериный оскал муки. И сейчас действительно стало страшно. Глядя на все происходящее, девушка все крепче сжимала в руках спицу колеса и прижималась к земле. Это не ее война, она не хотела такого. Еще вчера видела убитыми знакомых и почти что родных людей и только смирилась с пережитым ужасом, как все повторяется вновь. Пусть эти люди ей чужие, но как можно смотреть безразлично на смерть? Хотелось выбежать, закричать, остановить воинов, призвать к порядку. Но они не расшалившиеся мальчишки, которым можно всыпать розгой за крепкий удар, а ратники, живущие кровью и сечей. Убьют и не заметят. Наперекор своим мыслям девушка выбралась из-под телеги и принялась медленно затаскивать обозника под укрытие. Тот шипел и стонал, неподъемной ношей повиснув на плече Верны. Наконец, оказавшись в относительной безопасности, полонянка принялась осматривать его рану. Да, нога прошита насквозь, но наконечник узкий, рассчитанный на доспех и попадание в сердце, а не ногу. Крови будет много, но не смертельно. Она и сейчас стекала по ноге, заливалась в обувь. - Терпи. Ты сильный. Девушка, забыв весь свой страх, подняла сарафан и по пояс откромсала рубаху взятым у Тюри ножом. Перетянув ногу обознику, отломила оперенье стрелы, отчего раненый обозник вскрикнул, а после протяжно заныл. Он закусил собственный рукав и слепо смотрел в днище телеги. Благо хоть не сопротивлялся, как делают глупые раненые дети. Дескать, уж лучше такая боль, чем от лечения. - Терпи. Одним резким движением Верна вырвала оставшуюся часть стрелы, отбросила проклятую в сторону. Мужчина лишь дернулся. Он не желал смотреть ни на текущую кровь, ни на бледную испуганную девушку, всеми силами пытавшуюся ему помочь. Когда же разум больше не был под угрозой боли, Тюря принялся взывать к Перуну, прося помощь тем, кто сейчас в бою. Пусть бог услышит его, даст ратникам силы, чтобы выжить и победить. Закончив с раной, перевязанной разрезанной на полосы рубахой, девушка осторожно похлопала обозника по щекам. - Живой? – она смотрела в светлые, почти белесые глаза. – Живой. Все хорошо, ты поправишься. Тут раздались радостные крики. Победили. Воины стали устраивать перекличку, кто живой, а кто ранен. К счастью, все воины оказались здоровы, лишь один посечен – охотничья широкая стрела скользнула по уху, отрезав его. - Где Тюря?! – воевода кричал, глядя на пустующую телегу. Пыл боя еще не отпустил его, и мужчина все не убирал в ножны меч, который сидел в его руке как влитой. Нет, тот не был оружием, а лишь продолжением самого воина. Мстислав же крутил в руках кнутовище. Кто рыпнется – тут же получит смертельный удар, не зря на дороге раскинулись три тела с разможжеными лицами от граненого наконечника. - Здесь! Верна неуклюже выбралась из-под колес и чуть не врезалась в лошадь Люта. Мужчина, неподвижно сидевший на гнедом скакуне, чуть кивнул, увидев девчонку целой и невредимой. - Ранен он. Помощь нужна, – девушка обратилась к воеводе. Велемир Вышатич с прищуром посмотрел на рискнувшую ему ответить, а после все-таки обратился к Люту и Мстиславу, чтобы те проверили, что там случилось. Спустя всего несколько мгновений Тюрю, стонущего и бледного до синевы, осторожно достали и положили на телегу. Мстислав, осмотрев перевязь и треклятую стрелу, удовлетворенно кивнул – молодец, девка. - Спасла она его, почитай. Так бы от боли и потери крови зашелся, – сын воеводы посмотрел на Люта. - Да не ври мне, я ж тебя крапивой за это отхожу, не посмотрю, что за тридцать! – горячился воевода, глядя на всех сверху вниз. - Сам посмотри. - Вот я еще на его волосатые ноги не смотрел! Не подох и будет, - Велемир Вышатич срывался на всех и вся, досталось даже Люту. - А ты что стоишь как истукан? Не забудь ночью девку отблагодарить. Немой фыркнул. - Сам знаешь? Нашелся тут знаток! Давайте, везите этого раненого в ногу на телегу к остальным, первую поведет Куц. Крут, позови его! Живее, остолопы! Незнакомый девушке человек, высокий и тощий как хлыст, в один прыжок оказался на коне. Как только он развернул скакуна и направился в середину обоза, девушка увидела, что за его спиной висел большой тул с множеством стрел, где каждый вид был окрашен своими цветами. Граненые боевые – красным, словно полумесяцы – желтым. И лук при нем таков, что не каждый сможет не то, что тетиву надеть – даже вполовину натянуть. Знатным лучником являлся этот Крут. Всадник быстро вернулся, привезя с собой нового обозника. Сердце Верны остановилось – это был тот самый, что гнался за ней. Несчастная, не помня себя от страха, подбежала к коню Немого и взялась за стремя. Лишь бы мужчина не оттолкнул. Лишь бы не оттолкнул. Сердце едва билось, сжатое в ледяных руках страха. Так хотелось заплакать, прижаться к родному человеку, попросить защиты, но вместо этого девушка осторожно провела ладонью по пыльному голенищу сапога Немого. Пусть она будет у его ног, пусть! Лучше с оборотнем, чем с чудовищем. Вдруг макушки коснулась тяжелая и грубая рука. Лют едва ощутимо погладил Верну по голове, но тут же убрал ладонь, как только раздался голос Велемира Вышатича. - Куц, тебе править первой телегой! – тот хмурился, глядя на происходящее. - Да, воевода, – Куц взгромоздился на телегу и взял в руки поводья. Раздался тихий стон, словно человек больше не мог говорить, лишь молить о смерти. Один из нападавших, лежавших на дороге, пытался уползти в лес, но лишь скреб ногтями по дороге, срывая их с мясом. Велемир Вышатич тут же оживился. - Идем, Лют, пора бы узнать, что это им неймется. Верна покорно отстранилась, понимая, что сейчас она только мешает. Немой спрыгнул с лошади и пошел вслед за спешившимся воеводой. На смену ему рядом с девушкой встал Мстислав. - Что, белочка, натерпелась страху? Ты в бою так не боялась, как сейчас. Неужто это уродище так тебя напугало? – он кивнул на Куца. - Да. Это он… - Верна скрыла лицо в ладонях. - Если бы не Лют… Слова застревали в горле, и было так горько рассказывать о пережитом страхе. Да этого и не потребовалось – Мстислав видел боль других людей и научился читать ее пуще звериных следов в лесу. - Ясно. Не бойся, тебя не тронет – слишком Люта боится. Но вот словом гадким бросить за милую душу сможет. Послышались крики, и все, кто был рядом, обернулись на звук. Там, склонившись над раненым, стоял воевода, с хищной улыбкой что-то выспрашивая. Если бандит молчал, то по короткому кивку Велемира Лют отрубал тому палец одним взмахом меча. Вот воевода наступил на грудь пытаемому и чуть надавил. Раздался совсем отчаянный крик, от которого кровь стыла в жилах. А Лют, вытащив из тула бандита стрелу, с совершенным спокойствием воткнул ее истязаемому в глаз. Мужчина пару раз дернулся и затих. - Зря смотрела, – Мстислав нахмурился. – Это война, кровь и боль. Не женское дело, вам лучше за домом следить да детишек рожать. Верна в ужасе смотрела на Немого. Это был он, тот человек, который защитил ее. Он хладнокровно убивал, да и сейчас, не дрогнув, прикончил напавшего. Зверь! И ведь только что так осторожно погладил по голове. Каким его принимать? - Не вздумай сейчас оттолкнуть Люта, - шипел ей на ухо сын воеводы. – Он ратник, а ты его девка. - Ага, его, - встрял Куц, почесывая грязную и спутанную бороду. – Поди уже зацеловала, что шкуру твою спас. - Так, вы все! – кричал Велемир Вышатич. – Быстро заткнулись! Лют, бери свою девку да вези в середину обоза, найди Богдана и следи за этими детьми, чтобы и носу больше здесь не казали! Мстислав! Хватит лыбиться как обожравшийся кот, езжай и проверь, что с полонянами! Куц! Правь уже, хватит задницу просиживать! Немой, вновь запрыгнув в седло, за пояс затянул к себе Верну и, тряхнув поводьями, направил лошадь прочь от места битвы. Нечего им тут больше делать, пусть сами разбираются. Вереница телег тянулась нескончаемо долго. Пленница лишь безразлично скользила взглядом по лицам людей, даже не пытаясь гадать, кто это – ратник или полонянин. Все равно скоро они будут в городе, и там она увидит истинное лицо каждого, кто сумеет бить, а кто миловать, кому суждено подчинять, а кому подчиняться. - Доченька… - раздалось откуда-то сбоку. Верна тут же очнулась от дремы и обернулась. Там в одной из повозок сидела ее семья – матушка, замученная и уставшая, за день поседевший отец и заплаканная младшая сестренка, совсем еще дитя. - Мама! Свесившись вбок, несчастная попыталась дотянуться до протянутой матушкой руки, но Лют успел ее перехватить и вновь посадить перед собой. Не хватило всего какой-то ладони, чтобы коснуться родной руки! - Кровиночка! Живая…- матушка впервые за время полона заплакала, крепче прижимая младшенькую к себе. Не понимая, что делает, девушка все пыталась дотянуться до рук матери. Она захлебывалась слезами, силясь что-то сказать, что жива, что все хорошо, но не смогла. Немой грубо прижал к себе свою пленницу и зажал ей ладонью рот, заставляя умолкнуть, отчего той стало совсем худо. Он чудовище! Такой же, как и Куц, только и знает, что мучить! Оборотень, жестокое животное, питающееся болью других! Как не понимает, что семья – это все, что у нее осталось? Почему не дал им хоть недолго побыть вместе? Немой, оказавшись у телеги для раненых, по которой уже метался Богдан, спустил туда девушку, которая даже не посмотрела на него в ответ. В горе забыв все вокруг, а в первую очередь себя, Верна тут же села, привалившись к борту телеги, и обхватила колени, уткнувшись в них носом. - Что случилось? – к ней со вздохом подсел Богдан. - Мама, - прошептала та и зарыдала еще горше. – Вся семья в полоне. А я даже не смогла их обнять. - Вот видишь, - внук воеводы утер ей слезы. – Они живы. Здоровы. А пока другим нужна наша помощь – Ранко не успевает. Девушка подняла голову и увидела молодого черноволосого ратника, что перебинтовывал руку одному из воинов. Рубаха на нем висела, как на жерди, развеваемая легким ветром. - Как я буду лечить тех, кто грабил мой дом? – тихо спросила она Богдана. - Так же, как и остальных, – отрок совершенно по-взрослому взглянул на нее. – Они проливали кровь и достойны помощи. А еще эти воины - твоя защита. Так что принимайся за работу, не оставишь же их без пригляда. - Да… - девушка утерла слезы, тихо всхлипывая. - Эй, Ранко! – Богдан тут же закричал. – Чем помочь? - Заткнуться, например, – грубо и хрипло ответил парень. – Работы много, всем найдется. Повозки, тихо покачиваясь, медленно двигались к городку, в котором Верне было суждено остаться навсегда.