Раненый медведь

Главное помещение, где проходил пир, встретил девушку гомоном, смехом и звуком музыки. Воины сидели за длинным столом, обмениваясь шутками, рассказывая о том, что с каждым приключилось и похвалялись боевыми ранами. Во главе расположился воевода, справа от него сидел широкоплечий и седоусый старец, позади которого стоял посох старосты. Мужчина, управлявший городком, был могуч и кряжист, он властно осматривал свою вотчину, подмечая все, что происходит. Слева Велимира Вышатича место было свободно, а после него восседал Мстислав, уже держа у себя на коленях какую-то красавицу. Девушка водила пальчиком по яркой и богатой вышивке, склонившись к могучему плечу воина. Две другие юлами крутились рядом, тоже всеми силами стараясь привлечь внимание – то пиво поднести, то вкусность какую. Сын воеводы с улыбкой принимал расположение и иногда умудрялся чмокнуть то одну, то другую. По залу шустро бегали холопки, разнося еду и выпивку. Воины что-то кричали, клялись друг другу в вечной дружбе, ловили красавиц за руки. Они победители, им и получать награду. Лют же спокойно прошел к месту слева от воеводы, отодвинув со своего пути девицу, отчаянно пискнувшую и сжавшуюся от страха. Оборотень коснулся! Быстро убежала неловкая растяпа, не вовремя оказавшаяся под ногами, чуть не сбила с ног Верну, которая потерялась среди такого большого количества людей. Немой заметил это и поманил ее движением руки. Действительно, оказалось, что воевода ценил Люта превыше своего сына, посадив его слева от себя. Мстислав шел следом, но не сильно и расстраивался – так хоть отцу глаза мозолить не будет, да и не толкаться же девкам подле воеводы. Так и самому огрести нетрудно. Сев на свое место, Немой поднял вверх деревянный кубок, прося налить пиво. Верна тут же кинулась исполнять указ. Она нашла полный кувшин с ароматным напитком, наполнила кубок воина. Тот даже не поблагодарил, принимая работу как должное. А после и указал на блюдо с жареным мясом. Получив желаемое, мужчина, на удивление девушки, принялся мелко резать поданную еду. И жевал он очень медленно и осторожно. Видимо, ранение давало о себе знать. Воевода, приметив, что Верна приладилась к работе и сама разносит еду и напитки, снисходительно кивнул девушке. Молодец, знает свое место. - Воины и братья! – он поднялся с места и заговорил так громко, что его можно было услышать из любого конца зала. – Сегодня мы вернулись с победой! Все загомонили и забили кулачищами о столы, отчего те аж задрожали. Столько всего пройдено, и они вернулись живыми! Чем не радость? - Каждый из нас сделал все, что было в его силах! – продолжал воевода. – Каждый стал сильнее! Жаль, что не все вернулись домой. Но мы не оставим их семьи в беде. Так давайте же почтим память славных ратников, что ушли вслед за Мораной! Воины осушили кубки и разом подняли их вверх, приказывая холопкам налить еще. Верна не отходила от Люта, а когда он вновь указал на блюдо с мясом, сама нарезала еду для мужчины. Стоило только ей поставить кушанье перед ним, как Немой приподнял бровь и с удивлением посмотрел на свою полонянку. - Думала, так лучше будет, - девушка склонила голову. Думала она, как же. Помощница нашлась. Он ее об этом не просил, сама полезла куда не следует. И вообще, когда взрослые мужи говорят, последнее дело девке встревать. Ей лучше молчать да делать то, что требуется. Но наперекор ее мыслям, Лют едва заметно кивнул. - Эй, белочка, - раздался слева голос Мстислава. – Что-то, смотрю, брат мой загрустил. Не подашь ему пива? Верна посмотрела на Люта, который чуть прикрыл глаза. Разрешил. - Да, славный воин. Это которому? - А, смотри, вон, посередине сидит, - он указал на того самого мужчину, которого девушка видела подле Богдана. – Его, если что, Заруба зовут. Девица, которая сидела на коленях у Мстислава, следила за каждым его движением. И чего это он обращается к только что приехавшей? Неужели, не зря холопки баяли*, что ворожить полонянка умеет? Как же еще она могла к себе Немого привязать? Положение сына воеводы в середине стола удивляло. Обычно воинов сажают по старшинству или заслугам. Неудивительно, что Лют, глава пешцев, и Мстислав, глава конницы, сидят так высоко. Но почему Заруба столь далеко? Правда, Ранко вообще в самом конце сидел. А Богдана и вовсе не звали, вон, в дверях крутится, но зайти не решается. Глядя на мужчину, девушка подмечала все детали и думала, как к нему подойти. Не был в походе, значит, не воин. За спиной посох стоит, но проще, чем у старосты – значит, прочат его на это место. Только уж больно Заруба раскраснелся от непомерно выпитого и разгорячено обсуждал что-то с Куцем. Да, он сидел подле него и гадко ухмылялся, поглядывая на нее, Верну. И как тут подойти? Набравшись храбрости, девушка подхватила кувшин с пивом и подошла к Зарубе справа, чтобы отгородиться им от Куца. - Славный муж, не желаешь ли пива? – спросила она, чуть поклонившись. Заруба пьяно обернулся и вперился взглядом в дерзнувшую его побеспокоить. - Это девка Немого, - шепнул ему Куц. - Ну, налей, - сын воеводы протянул кубок. - Красавица. - А мне нальешь? – Куц гадко ухмыльнулся. Девушка с улыбкой наполнила чашу Зарубы, а когда подошла к сидевшему слева от него, то тот перехватил ее руку. - Может, посидишь с нами? – Куц не успокаивался. Страх обуял Верну. Хотелось вскрикнуть, оттолкнуть наглые руки, но нельзя было портить славный пир, потому что ее потом возненавидят все, от холопов до воеводы. Пришлось улыбнуться в ответ. - Прощения прошу. Меня уже ждут, - она многозначительно повернулась к Люту. - Еще подождут, - Куц все не отпускал руку. - Отстать от нее, - вступился Заруба. – Видишь же, не рада тебе. Пускай идет к своему мужчине, ее дело за плечом одного быть, а не водиться с такими никчемными людьми, как мы. - Никчемными?! – Куц аж задохнулся от возмущения. – Это если тебе воевода запретил в бой идти да к семье привязал, так я не таков! Я в сече был! - Ты убежал и дождался, пока всех схватят. - Слабак! - Трус! – ответил ему Заруба и встал со своего места. Мужчина подхватил Верну под локоть и оттолкнул руки Куца, все еще пытавшегося схватить девушку. - Иди к Люту, - сказал он. Несчастная с дрожащими губами вернулась на свое место. Что же она натворила! Поссорила Куца и Зарубу, наверняка, Мстислав ее отругает, а воевода и вовсе будет зол. Погонят ее, точно погонят… Но наперекор ее мыслям Мстислав поймал девушку за рукав. - Смотри, - сказал он. Верна увидела, как Заруба зло бьет глиняное блюдо об пол и, пьяно пошатываясь, выходит прочь из детинца. Куц же злобно смотрел на дно осушенного кубка, а после сплюнул на пол. Встав и подхватив под руки первую попавшуюся холопку, он потащил ее прочь из зала – девчонка даже пискнуть не успела. - Ушли, - мужчина улыбнулся. – Сейчас совет начнется, не дело всем подряд знать о наших планах. Девушка, сидевшая у него на коленях, будто и не слышала этого, все также водя пальчиком по цветастой вышивке. Верна только диву давалась – женщин не погнали, а вот Зарубу и Куца почему-то обязательно надо было убрать. - Что, братья мои, говорят, скоро князь умрет и воевода Яволод пойдет на юг, - воевода говорил громко, но глядя в стол, словно бы невзначай вспомнил сей факт. Повсюду раздались крики «Примем бой!», «Разобьем Яволода!», отчего Велемир Вышатич зло щерился, предчувствуя скорую кровь. - А кто бает-то, Веля? – так же громко обратился к нему староста. - Холопы говорят, те, кого в этом походе взяли. - Да где ж холопы эти? Не видно что-то. - Здесь есть. Не холопка, конечно, но девка из той деревни. Верна, подойди сюда. Более пяти десятков пар глаз уставились на девушку, и ей стало не по себе. Что сказать? Как не оплошать? - Белян Неклюдич, - шепнул ей Мстислав. – Староста наш. На негнущихся ногах Верна подошла воеводе, по его указу встала слева, между ним и Лютом. Немой незаметно взял ее за руку, так, чтобы никто не видел. Если что – он рядом, бояться нечего. - Верна, - обратился к ней староста. – Говорят, к вам Яволод шел? - Да, Белян Неклюдич, - поклонилась девушка. – Говорили, он к осени придет, как поля соберут. Яволод присылал к нам гонцов, чтобы мы так им ворота открыли, тогда обещали пощадить, но обложить податью. - Что ему там сейчас делать? – староста обернулся к воеводе. - Так еще проще – дальше пойдет и силы не потеряет, - ответил тот. – Только повременит немного. Дождется, пока князь наш мир покинет. Староста посмотрел в глаза Верне. По спине девушки пробежали мурашки – у Беляна не было радужки! Белые, абсолютно белые, глаза с точками зрачков, они казались слепыми и всевидящими одновременно. Глядя в них, можно было рассказать все, что угодно, хотя, слова были лишними – старик видел всех и вся насквозь. - Да, правду говорит девица, - мужчина кивнул. – Значит, пора к войне готовиться. Скоро отроки подрастут, жаль, конечно, мальчишек в битву кидать, но мы успеем дать им ратную науку. Что скажешь, Веля? - Согласен, Белян. Сейчас укрепиться надо и к рати готовиться. А вы что думаете, братья? Воины поднимали руки со сжатыми в кулак ладонями. Они примут бой и умрут за свой дом. Первым закричал Мстислав. - Мы уничтожим Яволода! Смерть собаке! - Смерть! – подхватили все. – Смерть! Верна в страхе смотрела то на одно воина, то на другого. Все вокруг колыхалось, как неустойчивая лодочка, того и гляди, перевернется, лишь Лют невозмутимо попивал пиво, все также не отпуская ее руки. Девушка видела, как хищно улыбался воевода, потирая запястье, словно перед боем. - Смерть! – последним крикнул староста. Воины ритмично забили кулаками об стол, с каждой секундой становясь все быстрее. Прошло совсем немного времени, как ровный стук превратился в постоянный гул, от которого сердце сжималось, чувствуя смерть и страх. Раздавались боевые кличи, кто-то завыл по-волчьи, и, казалось, стая нашла свою жертву, чтобы убить. По взмаху руки воеводы шум мгновенно прекратился, уступив место звенящей тишине. Это походило на пустоту после боя, когда не было сил не то, чтобы сражаться, даже жить. - Что скажешь, Лют? – обратился к нему Велемир. Немой поднял вверх сжатую в кулак ладонь, отчего тишину в зале вновь порвали крики и стук по столам. - СМЕРТЬ! Мужи вскидывали кубки, поднимая тосты за грядущие победы, кто-то, кого уже захватил запал, ловил холопок за руки и вел прочь из детинца. Вот спустя некоторое время и Мстислав, осушив свою чашу и с громким стуком поставив ее на стол, подхватил девицу, сидевшую у него на коленях, на плечо и пошел по всходням к себе. Та и не сопротивлялась. Когда место подле Люта освободилось, он обернулся к Верне и похлопал по скамье подле себя, приглашая ее присесть. Девушка неловко опустилась рядом, боясь сказать хоть слово. Ведь как может девка сидеть среди воинов, сейчас ее погонят. Вот, сейчас. Но почему-то не гнали, а, наоборот, улыбались те немногие оставшиеся. Тут Немой протянул ей краюшку хлеба, щедро намазанную маслом. В животе предательски заурчало, и Верна с благодарностью приняла протянутое. Да, в мире больше нет ничего лучше хлеба. У каждого народа своя пища, но хлеб един. Не в этом ли мы схожи? И стоит ли так сильно искать разницу? Стоило только девушке откусить кусочек, как Лют гулко хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание воеводы. Велемир Вышатич сначала удивленно посмотрел на него, а после и засмеялся. - Ай да Лют, хитрец! Нашей девку сделал, хлеб она с нами разделила. Ты смотри только не приучай ее за столом с воинами сидеть – потом не выгонишь! Со смехом воевода кивнул Верне, разрешая остаться. - Нет, Беляша, ты только посмотри, - он указал на нее пальцем. – И не боится почти. Мстислав сказывал, весь полон уревелся, а эта сидела в телеге и волком смотрела. Но и с ранеными возилась, они от ее рук только здоровее становились. Во всех смыслах. - Так лекарке ее покажите, может, выучится Ранко в помощь. В крепости хорошие лекари нужны, вечно у вас какой-нибудь отрок-растяпа режется. - А и правда. Но это позже. Пусть пообвыкнет, вот через седмицу и пойдет. А пока пусть при Люте все время будет, и он отогреется, и ей спокойнее. Верна сидела ни жива ни мертва, так больше и не откусив от краюшки. Лют и вправду помог ей. Разделив хлеб с воинами, она стала своей, той, кого нельзя обижать. Но какой это ценой вышло? А если бы ее погнали? А если бы воевода осерчал? И вообще, о чем сейчас они со старостой говорят? Словно все кости перемывают за ее спиной. И не стыдно же! А Немой же так и не повернул головы, словно ничего и не произошло. Он долго сидел за столом, жестами показывая что-то воеводе, и из слов Велемира Вышатича становилось ясно, что тот полагал, когда нападет Яволод - в конце весны, голодного времени. А сейчас станет силы копить. Староста понятливо кивал и тоже прикидывал, как самим укрепиться. Значит, нужно запастись большим количеством продовольствия и насесть на кузнецов, поправить стены и сделать еще множество мелких, но таких важных дел. Времени уже давно было за полночь, и за столами остались сидеть только староста, воевода да Лют. Ну, и Верна, но ее никто за собеседника считать и не подумает. Сидит и ладно. Но руки к кушаньям не тянет, как и не пытается отвлечь ратника, с которым совет держат. «Разумная девица, быть может, и толк из нее какой будет», - подумал воевода и по-стариковски с улыбкой расправил усы. - Ладно, спать пора давно. А то, вот, холопки иззевались, не дождутся, пока мы разойдемся, - староста, наконец, и сам сладко зевнул. - Ох, Беляша, у нас столько дел, а жизней сколько на кону! – воевода нахмурился. - Но за день-то мы все это не решим. Так что пора и по домам разойтись, а завтра вновь соберемся. Уже без лишних ушей. И правда, нечего чужачкам не в свое дело нос совать – как бы совсем без носа не остаться. К тому же, на душе было как-то неспокойно. Опять война, да не такая, как застала ее уничтоженную деревушку, а долгие, тяжкие сечи, где голову сложит не один десяток воинов. Поговаривают, что Яволод вообще никого не щадит, убивая пленных и своих раненых. Но зато и дружина у него крепка – дерутся до последнего вздоха. Тяжело будет его одолеть, коли движет воинами страх – и так, и так умирать. Да и жалко всех людей в Ратиславе – они же не виноваты, что два воеводы землю делят. Как же все, оказывается, сложно в этом мире! Вот встал Лют, повел за собой девушку. Пир давно был окончен, а они и так задержались, оставив до рассвета совсем немного времени на отдых. Завтра вновь будет долгий день, в котором каждому придется искать себя в этом мире – мужчине в воинском, гоняя отроков до седьмого пота, девушке в мире женском. И был этот мир еще страшнее мужского. Ведь ратники добро отнеслись к новым людям, дали им кров и еду, а что до женщин… Не было добрых взглядов у встречающих обоз. И как отстоять себя, доказать, что не зло она им принесет, что не нужны ей их мужья, а лишь покой и знание, что с семьей все в порядке? Пока Верна стояла посреди комнаты, не зная, куда себя деть, Лют уже зажег лучину в светце и принялся что-то искать в сундуке, наконец, достав из него ту самую рубаху, которую дал девушке в бане. - Это мне? – спросила она, так и не понимая, зачем ей мужская одежда. Немой указал на расстеленную на лавке постель. Для сна рубаха – не все время в одной же ходить. - Благодарю тебя. Полонянка взяла протянутую ей одежду и принялась переодеваться. Она все боялась, что как только скинет рубаху, что-нибудь непременно произойдет, но мужчине будто бы вовсе не было до нее дело. Он доставал и раскладывал на сундуке другие порты, правил светец и сам снимал лишнюю одежду. Когда Лют обернулся, то девушка уже стояла перед ним в его рубахе, а по указанию тут же забралась под меховое одеяло, свернулась калачиком. Воин расположился рядом, разместив Верну между собой и стеной, чтобы та не смогла выбраться без его ведома. Лавка была широка, и они оба вместились на нее, не зажимаясь. Время текло нескончаемо долго. Казалось, с начала пира и до его завершения оно бежало, обгоняя движение солнца, а теперь же словно привязало луну к причалу, не давая ей и шанса на побег. Верна все смотрела на резную стену перед собой. Там как раз расположился медведь, хозяин леса, словно обнюхивавший лежащую на лавке. И, казалось, ощерится, нападет или, наоборот, с миром уйдет, зная, что противник слаб и бессилен. Да и в душе царила сумятица. Все в нем смешалось – отчаяние и надежда, страх и радость. Семья жива и здорова, но все ли с ними ладно? Ей самой какая судьба уготована? Всю жизнь за воином – это еще как понимать. Женой ли, холопкой ему станет – этого ведунья не уточнила. Быть может, она сама узнает ответ? - Лют, - тихо позвала мужчину Верна. Тот чуть приоткрыл глаза, глядя на полонянку. Не было ни тени сна, казалось, Немой ждал, что его окликнут. - Можно задать тебе вопрос? Он едва заметно кивнул. - Зачем я тебе? Так страшно и одновременно так важно было узнать ответ. Ведь мужчина не посягал на нее, не пытался взять силой, не требовал и не понукал. Будто бы гостьей своей считал, за стол пустил. Разве так ведут себя с полонянками? В ответ Немой пожал плечами и уставился в потолок, словно бы сам не знал, зачем это сделал. Так получилось и все. У ратников же тоже бывает жалость, им тоже больно или страшно. Просто не все умеют признавать чувства. Умел ли он это делать? И сам не ведал. - Ты спас меня, - шептала девушка, глядя воину в лицо. – Как я могу тебя отблагодарить? Долго ничего не происходило, но вот, наконец, Лют ответил полонянке взглядом на взгляд и положил руку себе на сердце. - Полюбить? Медленный и едва заметный кивок. У Верны аж голос пропал. Лют не просил у нее ни жалости, ни снисхождения, но посягнул на самое важное. Полюбить! Оборотня! Пленившего ее! Не дождавшись ответа, Немой повернулся к девушке спиной и закрыл глаза.