Раненый медведь

После новости о море время потекло медленно, засасывая, словно болото. Даже дни рождались безветренные, слепые, где солнце затянуло серыми облаками подобно ряске. Но грядущая зима не собиралась ждать, и люди постепенно выходили из своих домов в поля. От этого воевода все чаще ворчал и срывался на подвернувшихся под руку отроков. А вот мальчишкам был праздник. Никто не заставлял их бегать по лесам, и можно было слоняться без дела, болтать с ясноглазыми девицами, вволю отъедаться. Им всем казалось, что хворь обойдет и никто из них точно не умрет. Так всегда – все молодые, не видевшие в лицо Морану, думают, что останутся вечно живы, пока та над ними не склонится. Велемир Вышатич не раз сталкивался с ней, смотрел в ее мертвые глаза и знал, что когда-нибудь она придет и за ним. Но уйдут они не врагами, а как старые друзья, ожидавшие эту встречу. За всю седмицу Верна почти не отходила от Люта. Она прислуживала ему за столом, мышкой сидела подле чистившего доспех и рукодельничала. А как-то Немой стал учить ее стрелять из лука, да не простого охотничьего, а боевого, где сил для выстрела нужно в десять раз больше. Девушка пыхтела и старалась, как могла, и даже десяток раз попала в специально закрепленную в стене цель – старый шлем, ржавый и уже пробитый в нескольких местах. Крут лишь удивленно цокал языком, подавая разные стрелы и рассказывая, для чего каждая нужна. И ворчал при этом непомерно. Богдана почти не выпускали из дому, лишь изредка давали мелкие поручения, чтобы тот не разнес кров по бревнышку. Мальчишка с радостью бросался за дело, успевая на ходу поболтать и с Верной, и с Ранко. Да и Люта вниманием не обделял, а тот хоть и делал безразличное лицо, радовался отроку. Племянник все-таки, после братания-то с Мстиславом и Зарубой. А Куц пропал. Поговаривали, что он в соседний городок поехал – здесь новые девки кончились. Ранко только фыркал – лучше бы тот и не появлялся более. Пропадет – и невелика потеря. Трус, наглец и распоследняя скотина. Была бы его воля – вообще не пустил обратно. Одно останавливало – был Куц дальней кровью самому воеводе. Значит, и Ранко, конечно, ему внук, ну, да кто это упомнит. Не прогнали чужеземца, и будет. И, не смотря на общее благостное настроение, нависла над городком Ратиславом черная туча – предчувствие нехорошего. Первые больные появились через девять дней. Пала посреди дороги мельникова жена. Тут же послышался плач, крики и причитания. На воротах одно за другим появлялись белые полотнища – знак пришедшего в дом мора. Люди жаловались на тошноту и слабость. У кого-то болела голова, а старики и дети покрылись струпьями, сочившимися сукровицей. Малышня плакала, но взрослые молчали, надеясь, что их близких минует такая доля. Все понимали, что нужно что-то делать. - Я надеюсь, что вы скоро вернетесь, как соберете необходимое, - воевода смотрел на Ранко и Верну, которые должны были первыми отправиться к лекарке. – Чем быстрее управитесь, тем больше жизней спасете. Он сам проводил их до ворот, протянул девушке мешочек с сухарями на случай, если задержатся. Нехотя Лют отпускал свою полонянку в путь, долго держал ее за руку, глядя в глаза. Верна уже понемногу научилась его понимать и лишь кивала на просьбы быть осторожнее. - Идите уже, - строго сказал Велемир Вышатич. – Надо было раньше друг по другу слезы лить. Теперь уже боги за нас решат, кому в земле лежать, а кому по ней ходить. Замелькал под ногами цветастый ковер разнотравья, быстро исчезли за спинами городские дома. Лекарка жила на отшибе, у самого леса, чтобы травы было сподручнее собирать. Да и боялись селиться рядом – где лекари, там и хворь обретается. А ну как кто еще и дитя сглазит или то просто заболеет. И не любили знахарок, обходили их стороной, без дела не обращались. Точно с холопами – смерды, они смерды и есть. - Надо по одному к лекарке идти, - сказал Ранко, поправляя серп у пояса. – Она двоих нипочем не послушает. - Вот я и пойду. - С чего бы это? - С того, что у нас в деревне уже была схожая болезнь. Может, быстро решим все, травы вызнаем, да вернемся к закату. - Тоже верно, - парень кивнул. – Я тебя у развилки в лес подожду. Так и сговорились. Дом лекарки был на удивление неопрятным, по сравнению со всеми остальными домами городка. Осевший на один бок, с проломленной крышей, треснувшими бревнами, он казался заброшенным. Даже дым из трубы не шел. Действительно, будто и жильцы его не принадлежали ни к миру живых, ни к миру мертвых. Верна первой постучала в покосившуюся дверь, чуть покачивавшуюся от сквозняка. За ней раздавался тихий девичий плач – знать, пришла подруга о хвори близкого поведать. Никто не отвечал, и девушка сама вошла в дом, вздрогнув от ужасной смеси запаха трав, затхлости и плесени. Но то, что она увидела после, заставило ее отшатнуться. Лекарка была мертва. Она неловко, как кукла, лежала на лавке, раскинув руки, покрытые такими же струпьями, как у остальных. Видимо, болезнь убила ее первой. Над умершей рыдала девчонка – та самая, что сидела на коленях у Мстислава на пиру. Но узнать ее было почти невозможно – распухший нос, красные глаза и потерянный вид. Совсем не та, что улыбалась ратнику, водя пальчиком по цветастой вышивке. - Бабушка, - всхлипывала она. – Как я теперь? И не было ей никакого дела, что все остальные тоже при смерти. Здоровые, хоть и старались не подходить к больным, все равно были под угрозой. А дома с белыми полотнищами становились мертвыми – никто больше не стучал в ворота, не пел песен. Все боялись. - Дурная! – Верна закричала, сжимая кулаки. – Ты что полотнище не вывесила?! Что не предупредила о немочи? Как мне в крепость возвращаться? Она была ужасно зла. Ей не вернуться к Люту, не помочь Ранко и остальным. Нет пути обратно. Теперь и она заболеет. Умрет. - Ты меня слышишь? – девушка за шкирку приподняла внучку лекарки с пола, грозно глядя ей в глаза. - Я? Я не думала. Бабушка… - девчонка зарыдала еще горше. Судорожно вздохнув и подавив слезы, Верна взялась за сундуки. Все равно их хозяйка уже мертва, а до ревы ей не было никакого дела. Отыскав белую простынь, девушка вышла на улицу. Увидев ее, Ранко радостно пошел навстречу, но резко остановился, глядя на вскинутую в руке ткань. Кто знал, что Морана захочет устроить такую жестокую забаву? «Прощай, матушка, отец. Сестрица милая, как я без тебя? Лют…» Не зря он не хотел ее отпускать, будто ведал что-то. Так всякий зверь беду раньше человека чует. Или сердце вещее подсказало? - Лекарка мертва! – кричала Верна. - Я ничем не смогу помочь! Уходи, Ранко! Уходи! - Как Люту о тебе скажу? – парень непонимающе смотрел на развевающуюся на ветру ткань. - Скажи, что я травы искать осталась. Что лекарка и сама их не ведает. Иди же! Чтобы друг не увидел ее слез, девушка тут же повернулась к дому, закрепила на его стене простынь, чтобы сюда больше не подходили. И до последнего не верила, что смерть уже стояла за плечами. Морана заберет ее с собой туда, где царит вечная зима. И будет она гонима ей до скончания веков. В доме ничего не изменилось. Внучка лекарки все также плакала, уставившись на умершую. - Хватит! – Верна вновь вздернула ее на ноги. – Так ты былого не вернешь, а лишь хуже сделаешь! - Чем это? – взвизгнула рева. - Думаешь, она сможет уйти к богам с бочкой твоих слез на шее? Живым помогать надо. Тебя обучали знахарству? Девчонка помотала головой и неловко вытерла слезы. Ничего она не умела. Бабушка жалела ее, говорила, что выучит, как та подрастет. А она и горя не знала – с внучкой воеводы дружила, Мстислава привечала. Хоть он им не обещал жениться, но ведь должен! Уж после всего-то, что было, непременно должен! Иначе и быть не могло. А уж за ним будешь как за каменной стеной, а всю работу холопы сделают. - Как хоть зовут? – спросила полонянка. - Зарей. И что теперь делать с ней, непутевой? Ругать бесполезно, бить и подавно. Дело уже сделано, и лишь от нее, Верны, зависело, выживут они или нет. С Зари спроса никакого – видно, что не утруждала детка ни ручки, ни голову. Лишь глазками по сторонам стреляла. - Что ж, Заря, - вздохнула девушка.- Дел теперь у нас с тобой невпроворот. Будешь мне с травами помогать. И лекарку похоронить надо. - Бабушка-а, - вновь заныла девица, за что тут же получила пощечину. - Еще раз – прутом отстегаю. Ты хочешь, чтобы из-за твоего рева и Мстислав умер? Заря тут же заткнулась. В ее пустой головушке начали появляться другие мысли помимо жалости к себе. Что Мстиславу угрожает опасность. А она спасет его! И будет у них все как в басне – чудо и долгая счастливая жизнь. Он будет ее носить на руках, будет качать их детей и умрут они в один день в глубокой старости, когда устанут по земле ходить. Ведала бы, глупая, что Мстислава на такие песни нипочем не словить. Он и сам горазд их петь, но дела до дурех ему не было никакого. В стену возле окна постучали железной рукой. Сердце Верны от предчувствия ужасного забилось под горлом, и полонянка осторожно отодвинула занавесь, выглядывая наружу. Там стоял Лют. Запыхавшийся, с горящими глазами, он, увидев свою полонянку, побежал к двери. Девушка только и успела запереть засов, чтобы не пустить его внутрь. - Не надо! – закричала она. – Уходи, Лют! Пожалуйста! Я не хочу, чтобы ты заболел! Дверь дернули сначала осторожно, а потом со всей силы, вырвав засов. Заря вскрикнула и прижалась к грязной печи, надеясь, что ее не заметят. Ее и не заметили. Немой в два шага оказался около Верны и прижал ее к себе, запустил пальцы в светлые волосы. Теперь, если умирать, так вместе. - Зачем? – девушка плакала. - Ты же мог спастись. Лют помотал головой и коснулся щекой ее макушки. И было от этого так тепло. Несчастная лишь неуверенно подняла голову и взглянула в глаза мужчине. - Лекарка мертва, Лют. Я не знаю всех трав и, боюсь, не смогу помочь. Можно было ожидать укор и злость, но Немой ничего этого не показал. Он лишь посмотрел на многочисленные пучки трав, привешенные у потолка, и вздохнул. Долго придется искать лекарство. Раздались тихие всхлипы. С круглыми от страха и удивления глазами, Заря вновь плакала. И было на то множество причин – бабушку не вернуть, а эта гадкая пришелица еще и ратника переманила. Хотя, тот всегда пугал девчонку своим видом и грозным взглядом, но что с того? Лучше бы вообще один остался, чем какую-то полонянку подобрал! Приворожила она его. Ведьма! Права была Злата, подружка верная. Зря дед ее, воевода, разрешил оборотню пригреть чужачку. Змею домой принес! А, между тем, им предстояло еще множество дел. Лют во дворе взялся за погребальный костер – лекарку нужно было проводить в иной мир. Верна перебирала заготовленные травы, какие-то оставляя на столе, другие выбрасывая. Совсем захирел дом – половина цветов и корешков совсем никуда не годились. Иные покрылись плесенью, некоторые рассыпались в руках. Что до Зари, так она все лезла под руку, так и норовя что-нибудь уронить или сломать. Никуда не годилась девчонка, и полонянка только диву давалась, как вообще та могла бы кому-то понравиться. В ее-то деревне такую бы мигом выгнали. Здесь же сам Мстислав ее милостью одаривал. Видать, не сильно разборчивый ратник, раз другим местом наперед головы думал. Хотя, какое до него дело? Три дня Лют и Верна бились над снадобьем. Еще на вторые сутки девушка чувствовала нестерпимую слабость и дважды падала без чувств – Немой только успевал ее подхватывать, заботливо укладывать на лавку и помогать прийти в себя. Его будто хворь не брала – как был с безразличной личиной и без того бледный, так и остался. А Зарю и вовсе беды стороной обходили – даже раскраснелась от слез. Но полонянке было плохо. Казалось, сквозь ее кожу можно было увидеть каждую косточку, жилку. Девушка стала прозрачной и бледной, она тайком смазывала появившиеся на руках струпья, собранной ею мазью, заматывала их тканью, чтобы Лют не заметил. Мужчина, конечно, знал об этом, и по ночам осторожно проверял, не становилось ли хуже. Нет, мазь помогала, и вскоре несчастная выздоровела, но оставалась такой же бледной. А как тут набраться сил, если из еды были только сухари, почти все из которых повытаскивала внучка лекарки? - Ничего, - тихо говорила девушка, упорно растирая в ступке последние травы. – Скоро закончим. Вернемся домой. Правда, Лют? Немой в согласии чуть прикрыл глаза. Он и сам смертельно устал. Видел, как страдала полонянка, но не показывала этого. Как ночами ходила за нужными кореньями, и сам шел за ней. Сам поднимал обессилевшую из травы, в которой она чуть было не осталась, нес обратно. - За это время я поняла многое, - Верна ненадолго замолкла. – Знаешь, Лют, я… Она так и не договорила. Дверь резко распахнулась, и на пороге стоял Ранко. Парень стал еще более костлявым, щеки его ввалились, а губы побледнели. Казалось, в нем уже и душе держаться не за что. - Мор пришел в крепость, - пришедший тяжело дышал. - Староста мертв, а воевода совсем плох. Вы нашли хоть что-нибудь? Девушка молча притянула ему мешочек с растертыми травами. - Благодарю! – Ранко судорожно вдохнул, взяв протянутое. - И, прошу, вернитесь к нам. Я один не справлюсь. Они слабеют с каждым днем. Лют, не дождавшись ответа, сам подхватил Верну под руки и повел в крепость. Она должна войти туда на своих ногах, чтобы все видели, что болезнь не убивает. Чтобы у всех появилась надежда. А Заря увязалась следом. Город будто опустел. Больше с криками не бегали дети, не пели девицы за рукоделием, даже собаки пропали. Повсюду царили страх и смерть, а ветер поигрывал ставнями домов, хлопая ими о бревенчатые стены. Казалось, нет в мире больше людей, лишь они вчетвером – те несчастные, кому удалось выжить. Зала детинца была заполнена до отказа – повсюду лежали больные. Кто-то плакал и стонал, дети звали матерей, но те в беспамятстве лежали подле них. Лишь немногие, держащиеся на ногах, подавали воду, меняли повязки. - Доченька! – Вара подбежала к девушке, прижала ее к себе. – Живая! Уже и не чаяла! - Все хорошо. Меня Лют выходил, - Верна постаралась улыбнуться. - Надо же, - женщина недовольно посмотрела на Немого. – А мы все переболели, кто из деревни, и ничего. Остальные совсем плохи. Тут раздается девичий крик. Заря, зашедшая в залу вслед за Ранко, увидела Мстислава, лежавшего у самой стены. Бледный, обессилевший мужчина метался в бреду, звал кого-то, иногда выкрикивая «Прости», «Не могу», «Отпусти». Пальцы его крепко сжимали покрывало, и ратник иногда переставал дышать, отчего Забава, сидевшая подле него, принималась вновь протирать его лицо и шею мокрым платком. Сестрица была напугана, но не смела отказать в помощи, уже второй день неотрывно сидя у постели сына воеводы. Заря оказалась глупее. Она кинулась к Мстиславу, попыталась приподнять ему голову, но Ранко одним тычком опрокинул ее на спину. - Что творишь, глупая! Убьешь его! Девчонка заревела и пала на грудь сыну воеводы. Забава лишь пожала плечами, но не прервала свою работу. - Так и живем, - Ранко нахмурился. – Рядом Богдан. Он все встать хочет, но ни я, ни Вара не позволяем этого. Пойдем, нужно травы заварить. Верна заспешила за парнем, на прощание обняв Люта. Мужчина легко поцеловал ее в висок, а после долго провожал взглядом, оставаясь стоять у входа в главную залу. А после, отведя глаза, столкнулся с Варой, которая зло смотрела на него и проклинала за все то, что он сделал с ее дочерью. Полонил, утащил к себе в берлогу и боги весть что творил по ночам. И никак не отреагировал на слезные мольбы. Была бы ее воля, она бы не пустила его в крепость, пусть подыхает в лесу как зверь. А что до его помощи – и без нее обойдутся. Одно слово - оборотень! Только не было Немому дела до какой-то женщины, которая, как и все, считала его чудовищем. Прошел мимо нее будто и не заметил. Дни текли за днями, и все уже потеряли счет слепому солнцу, затянутому мутными облаками, словно купавшемуся в молоке. Ранко и Верна сделали отвары и мази, которые помогали выздороветь. Теперь дело оставалось за временем, но каждый вечер Лют выносил из залы несколько людей, ушедших в иной мир, там, где не будут страдать. Счет таким жертвам шел на десятки. Над городом воцарилась мертвая тишина, лишь воронье становилось все громче и с каждым днем подбиралось ближе к опустевшим домам. Но недолго оставалось чернокрылым пировать. Люди постепенно приходили в себя, кто-то уже вставал с постели. Постепенно ожила кузница, звеня железом, ожили кухня и конюшни. Задымили печные трубы. Верна все время проводила с хворыми. И как-то вечером, разнося отвар, она присела у постели Колота, попросившим ее об этом. Тот уже поправлялся и, опустив мису с отваром, улыбнулся. - Хороша ты. А знаешь, что лучшее лекарство от всех хворей? Ратник положил ладонь на бедро девушки, слегка поглаживая. - Хочешь – женой возьму, коль Лют лаской обделяет. Я же вижу. Верна перехватила руку наглеца и посмотрела ему в глаза. Он знал, что у него умер отец, но ему было все равно. Сам провожал его на смертное ложе и лишь едва коснулся ледяной руки. И всего спустя несколько дней забыл вовсе. Вновь стал наглецом. Какой же он противный! Скольких сил стоило погасить все презрение, вмиг возникшее к нему, подавить гнев! - Неужели ты не хочешь слышать нежные слова? – продолжал Колот. - Разве будешь горда им как мужем? Он знал себе цену, этот статный ратник, по которому сохли девки. Сильный, красивый и наглый. Не было в нем той силы, что таилась в Люте. Но как же хотелось быть замужней, а не слыть подобранной полонянкой! Нет. Лучше под боком у оборотня, чем всю жизнь с бессердечным ратником, забывшим своего отца. Лучше пригреть человека в звериной шкуре, чем зверя в человеческой. - Да, - глухо ответила девушка. – Лучшего мужчину нельзя и желать. Мне не нужны пустые слова. Она попыталась встать, как ее руку перехватили. - Глупая. Я буду ждать твоего ответа или сам приду за ним. И лучше бы тебе сказать «да». Колот разжал ладонь и отвернулся, думая о чем-то своем. Улыбка на его лице тут же погасла, а меж бровей пролегла глубокая морщина. Нечасто он получал отказы, а этот был обиднее всего. От кого? От полонянки! Как можно отказать тому, кто предлагает сытую жизнь! Замужнюю. Мужчина был готов забыть все холостое веселье ради девчонки с такими ясными глазами и нежными руками. Как-то, проходя мимо палатки Люта, он видел ее, смирно сидевшую перед Немым, но тот даже не приласкал ее. Дуралей! Ничего, он, Колот, еще возьмет свое. Нужно только подождать. Пока ратник пытался понять, что же он сделал не так, и почему полонянка оказалась не столь покладиста, Верна подошла к Богдану. Отрок, до этого смирно спавший, встрепенулся. - Верна? Ты где? Здесь так темно. Взгляд его шарил по потолку, не цепляясь ни за что. При виде этого девушка в испуге зажала рот рукой. Ослеп. Богдан больше не увидит ее лица, не сможет быть ратником, как Мстислав. Все его мечты канули в омут. - Почему так темно? Где мама? – он тихо и жалобно заплакал. – Мама… - Тише, милый, - Верна прижала его к себе. – Она сейчас придет. Забава, сидевшая неподалеку, после короткой просьбы кинулась звать родителей Богдана. Те пришли совсем скоро. Заруба опирался на посох старосты, даже во время болезни вздев рубаху ярче и богаче украшенную. Жена же его совсем поблекла и словно сливалась с полумраком залы. При виде сына, слепо уставившегося в потолок, Заруба мгновенно побледнел. Матушка хотела было кинуться к сыну, но он перехватил ее руку и грубо завел себе за спину. - Нет! – грозно сказал мужчина. – Оставь его, все равно умрет. Он не наследник рода. Не сын. - Как же… - Верна посмотрела на мужчину. Сейчас она ненавидела его всей душой. Отказаться от своего ребенка! Все равно, плох он или хорош, здоров или болен, но это твое дитя, часть тебя! Если бы каждая мать отказывалась от своего ребенка, когда он был негож, то в мире не было бы ни одной целой семьи. И ходили бы по миру сироты, не знавшие тепла родного дома. - Не сын он мне, - сказал Заруба и, грубо схватив свою жену, вышел из залы. Богдан шмыгнул носом. - Я умру, да? – грустно спросил он. - Нет, солнышко, нет, - Верна поцеловала его в лоб. – Ты обязательно поправишься. - А мама? Что с ней? Она отреклась от меня? Девушка вздохнула. Как объяснить, что он ни в чем не виноват? И ее мудрости не хватало на то, чтобы объяснить ребенку, почему он один. Один ли? Нет, нельзя оставить Богдана. Он не заслужил этого. Не заслужил этой боли. Отказаться от сына! От родной крови! Неужели мир настолько жесток, что родители готовы забыть своих детей ради страха? Рядом с ними осторожно села Вара. - Я теперь никому не нужен? – Богдан заплакал еще горше, уткнувшись в плечо девушке. - Ты нужен мне, - Верна тихо говорила ему на ухо, утирая слезы. – Братиком назову, одного не оставлю. Ты поправишься, и мы вместе с тобой будем учиться всему заново. Познавать мир, видеть солнце и звезды, чувствовать траву под ногами. - Сестренка… Вара смотрела на это все с горечью в глазах. Боги не дали ей сыновей, но, сжалившись, подарили-таки одного. Он вырастет и сделает свою слабость сильной стороной. Они все помогут ему в этом - муж, Тур, и дочери. Быть может, и оборотень не оставит его в беде? Лют и сам пришел, будто чувствовал неладное. Он устало опустился около Богдана и погладил его по голове. - Лют? – мальчишка слепо заозирался. - Да, это он, - Верна говорила тихо и ласково, словно боялась вспугнуть кого-то. – Он пришел к тебе и не оставит одного. Как и мы все. Мужчина повернулся к Варе и указал на отрока. Спрашивал, примет ли его в сыновья. - Да, Лют, - впервые ответила ему женщина. – Теперь он мой сын. Немой кивнул, еще раз потрепав мальчишку по голове, встал и, пошатываясь, вышел из залы. Слишком много сил отняла болезнь не только у павших от нее, но и пытавшихся помочь. Ранко стал совсем бестелесным, он что есть силы помогал болезным, взяв себе в помощницы Забаву. Вара и Тур занимались тяжело больными и тоже сильно осунулись. Лишь Заря осталась не у дел, дни напролет плача у постели Мстислава. Внучка лекарки. Рядом раздались стоны. Девушка обернулась и увидела, что Велемир Вышатич медленно поднимался со своего покрывала и тоже направился наружу. - Дай-ка, - слышится с улицы. Там что-то прошелестело, и вдруг стали раздаваться глухие удары. Верна, оставив Богдана на попечение матушки, выбежала наружу и онемела – воевода лупил посохом своего сына. Заруба стоял перед ним, склонив голову, и молча терпел все удары. Старик же, задыхаясь от злости и рыча, отвешивал ему удар за ударом и не думал останавливаться. - Это ты приблудыш! – кричал он. – Урод! От сына отказаться! Каждая фраза перемежалась грубыми тычками посохом. - Это у меня сына нет! Понял? Внук он мне! Внук! А ты недостоин почестей! Разбушевавшись, Велемир Вышатич одним ударом о стену детинца сломал посох на две части и бросил остаток его под ноги Зарубе. - Чтобы завтра же тебя в городе не было! Заруба так же молча ушел, оставив воеводу одного. Велемир Вышатич тяжело задышал и принялся валиться набок, но Верна вовремя подоспела, подхватила его под руки. - Отведи меня к Богдану, - властно приказал воевода. – Что с ним? - Он ослеп. И все было бы нормально, если бы он не потерял семью. Но уже нашел другую. - Что значит другую? - Братом своим назвала. Воевода зло прищурился, и сердце девушки чуть не остановилось от страха. Да, еще подумает, что так к нему в род пробраться хотят. А ведь они даже не думали о таком! - Ладно. Зла вы не причините, а если и помыслите, то сразу же пожалеете об этом. Я не смогу ввести вас в наш род, но одних не оставлю. Богдан будет жить со мной, да и вы перебирайтесь в избу. Там теперь совсем пусто будет. А ты куда – к нам или с Лютом останешься? К нам. Уже своими считает. К себе зовет. Разговаривал бы он так с холопами! - Если Лют не погонит, то с ним. - Я спросил не его, а тебя, - огрызнулся Велемир Вышатич. - Тогда с ним. - Молодец, Верна. Ты добра и мудра, дай тебе боги сил все это вынести на себе, а в первую очередь меня. Он мелко по-старчески рассмеялся и, поддерживаемый девушкой, пошел к внуку, который всегда будет для него самым дорогим и любимым.