Раненый медведь

Воевода долго сидел у постели внука, разговаривая с ним не как с ребенком, а как со взрослым мужем. Вспомнил о том, что Богдан мечтал стать воином, да так и не разрушил его грезы – когда-то Велемир Вышатич знал слепого ратника, непобедимого в бою. Он владел двумя мечами и слышал так тонко, что глаза ему были попросту не нужны. Мстислав и Лют дадут мальчику науку, чтобы тот все-таки стал тем, кем хотел. Главное – это не дать ему пасть духом и смириться со своей немочью, использовать ее для давления на других. Да, это больно и еще больнее, что отец отвернулся в такое страшное время, но это ничего, он, воевода, еще не так стар, чтобы не суметь взрастить в наследнике волю и мудрость. К тому же произошло нечто странное. Если раньше Богдан мог что-то предсказать, как недавно увидел нападение на обоз, то теперь все чаще говорил о чем-то далеком. О горящих деревнях и том, что знает, кого уже нет и кого не будет. Воевода отшучивался, но выглядел серьезными. Пуще верилось в такие предсказания, данные человеком, глаза которого уже не принадлежали этому миру. Даже если он и мальчишка. Верна смотрела на Велемира Вышатича, спрятавшись за колонну. Ей было до дрожи страшно – воевода никогда не был так суров. Прежде он ругался и хитро прищуривался, проверяя противника, но теперь почти не мигая смотрел на внука, запоминая каждое его слово. Богдан хватался за вышитый рукав деда и, путаясь в собственной речи, называл имена. Последним прозвучало «Лют»… И было это как гром среди ясного неба. Всхлипнув, девушка выбежала из залы в поисках Немого, но тот словно сквозь землю провалился. Не было его ни в конюшне, ни в бане, сырой и давно уже нетопленной, ни в своей светлице. Холопы лишь пожимали плечами – пропал и все тут, больно нужен. И так дел невпроворот – поднимать выздоравливавших на ноги, приводить крепость в порядок, собирать урожай, наконец. Солнце уже коснулось краем горизонта, утопая в зелени лесов. Вокруг царила сонная тишина, и вся природа умолкла, словно ожидая чего-то ужасного. Ни дуновения ветра, ни крика птиц. Казалось, и звери попрятались в страхе. Лишь люди были глупы в своем упорстве, снуя по земле, словно мелкие букашки, грозящие небу восстанием. Они пытались побороть себя, болезнь и собственные страхи, усугубленные этой борьбой. Они бежали по кругу и не знали, что лишь больше ослабляли себя, в то время, когда нужно просто посмотреть вокруг и довериться тем, кто есть рядом, не бросая вызов, не предавая. Только как это объяснить тем, кому наплевать на того, кто спасал их жизни, пусть и не такого как они? Меченого стрелой. Немого. Раздался грубый, словно вороний грай, голос. Ранко, усталый и запыхавшийся, подбежал к Верне. Кожа его была бледна до синевы, даже губы приобрели фиолетовый оттенок, словно у утопленника. Безумным казался молодой мужчина – с черными-то волосами и белоснежной кожей. Не человек, а дух лесной, кем-то пробужденный. - Лют пропал, - сказал он полонянке. - Давно? Кто его видел последним? – та всполошилась как вспугнутая птица, забившаяся в силках. - Он, как о Богдане узнал, так, почитай, и ушел. Боюсь, что в лес. Не найти его там. Тут же вспомнила девушка, как видела Немого в окружении медведей. Она обещала, что не придет туда больше, но бросить его не могла. Вот ведь глупость какая – спасать того, кто и руки-то протянуть не хочет! Просит о любви, а сам только и знает, что пугать и путать. Все у него по кривде, все как у оборотня! А ведь он спасал ее и ни разу в укор не поставил слабость полонянки. Девчонки, взятой им в услужение. Кто же из них двоих тогда зверь дикий, неблагодарный? - Я знаю, где он, - Верна нахмурилась. - Ранко, ты поможешь мне? Парень, задумавшись, принялся покусывать губу. С одной стороны, больные идут на поправку, а Мстислав сам сейчас должен решить, чего он желает – жизнь или смерть. С другой же – бросать всех как-то неправильно. Но Верна помогла ему, не отвернулась, узнав, кто его отец. Как же поступить? - Пошли, - он кивнул и первым пошел на выход из детинца. Вскоре лес сплел над ними свои костистые пальцы, погружая во мрак тропу, ведущую в самую чащу. Верна уверенно шла вперед, иногда сверяясь со свежими следами. Не сильно-то Лют и прятался – на примятой траве виднелись следы сапог. Но когда девушка увидела отпечаток ладони в пыли тропы, то поняла, что дело совсем худо. Немой наверняка полз из последних сил, так и не показав девушке недомогания. Тревожно перекрикивались птицы, где-то вдалеке выли волки, готовясь к ночной охоте. От их воя по спине словно холодом мазнуло – если они не найдут Люта, то неизвестно, что произойдет дальше. Хоть бы он оказался на той самой поляне, где играл на жалейке! Ранко не был настроен столь радужно. Конечно, парень не хотел бросать подругу одну в темном лесу, но и ждать захода солнца не собирался. Если они вскоре не обнаружат Немого, то придется повернуть назад, даже если и силой уводя девчонку домой. Поревет и успокоится. А пока лучше незаметно достать из-за пояса нож. Мало ли… Раздвинув кусты орешника, Верна вскрикнула. На поляне, освещенной предзакатным солнцем, был Лют. Обессиленный, без чувств, он сидел, привалившись к боку отца леса - здоровенного медведя. Находившаяся рядом медведица тихо скулила и все норовила ткнуться мокрым носом в ладонь мужчине, будто бы прося его подняться. Лишь медвежонок, как всякий малыш, любопытно копался в переметной сумке в поисках угощений, которые ему всегда приносили. Теперь их не было, и звереныш расстроено ворчал, не понимая, что доброму брату сейчас как никогда нужна помощь. Настоящая. Человеческая. Девушка даже не заметила, как вздрогнул Ранко. Парень лишь один раз в жизни сталкивался с медведем, да и тогда еле ноги унес. Теперь их тут трое, а из оружия один только нож. Не ведал, глупый, что со всяким зверем можно по-разному – и братом его лесным почитать, и врагом вечным. Лют показал Верне этот мир, сокрытый от глаз других людей, ослепленных своей ненавистью, и та должна отплатить ему сторицей. Моля всех богов о помощи, полонянка вышла на поляну и поклонилась медведю. - Позволь забрать Люта, лесной отец! Помощь ему нужна, без нее он умрет. На нее смотрела пара умных глаз, словно не принадлежавших зверю, полных мудрости и многих знаний, каких не постичь человеку. Медведь видел девушку насквозь и наперед знал, стоит ли ожидать худого. Не ударит ли припасенной рогатиной или не уколет ли скверными стрелами, которые и без того оставили на могучей шкуре многие шрамы. Вскоре медведь поднялся и ткнулся носом больному в плечо, будто бы силясь поднять его. Знал мудрый зверь, что не донести девчонке да тощему юноше справного ратника, и предлагал помощь. Медведица и медвежонок тут же ушли в чащу, только захрустели опавшие сучки под тяжелыми лапами. Верна все не отпускала руки Немого, чувствуя, что сердце его едва бьется. Устало оно от мучений и многих ран на теле и душе, хотело покоя, пусть даже и смертельного. Тяжелое дыхание, сиплое и сбивчивое, слышалось звериным. Лют умирал. Чем помочь ему? Как заставить биться замученное сердце, как наполнить легкостью вдох? Не знала этого девушка, но чувствовала, что теперь ничего худого не случится. Ратник поправится. А она… она все-таки его полюбит. Научится встречать с ним рассветы, заботиться. Сынков подарит. Пусть его кличут оборотнем! Пусть! Но человека в нем больше, чем во всех остальных. Вдвоем Ранко и Верна положили Немого на спину медведю и повели зверя в крепость. Те немногие, кто еще был в городке или на площадке перед детинцем в панике и ужасе смотрели на то, как оборотень въезжает в крепость на спине хозяина леса. Медведь угрюмо смотрел по сторонам и знай себе косолапил, доставляя ратника туда, где ему помогут. И дела ему не было до острых язычков холопок и городских дурех. «Оборотня везет», «Девку-то своей сделал, она, поди, тоже по ночам медведем становится», «И этот приблудыш с ними заодно» - шептали девки и бабы, охочие до сплетен. От этого с каждым шагом Ранко все больше злился. Раскудахтались! Ни одна из них бы так не пошла в лес, не спасла бы больного! И сам парень стал уверенней в себе – он не приблудыш, не чужой здесь, а лекарь! Плевать на всех, когда рядом есть Верна и ее сестра, которые знают, что нельзя судить о человеке по одному мгновению, как знать его, Ранко, по отцу. И матушка их, Вара, тепло к нему относится, сердобольно подкармливает и все уговаривает поспать. Что до остальных, думающих, как бы уколоть побольнее? У дверей детинца хозяин леса остановился. Тяжелый вздох вознесся в небо – умаялся зверь, никогда так далеко не выходил из леса. Ничего – вот поможет брату и вернется к себе, туда, где его не достанут любопытные люди, а вокруг не будет оружия. Медведь чуть склонился, чтобы было сподручнее снять с могучей спины Немого, а после заспешил прочь. Лишь у самой лесной кромки раздался громкий рев – прощался тот с братом, если не навсегда, так надолго. И будет скучать по своему человеку, ставшему семьей, защитившему от дурных охотников, голода и смерти. - Благодарю, батюшка, за доброту твою, - прошептала Верна, зная, что ее услышат. Медленно они с Ранко поднимались по ступеням, неся на плечах Люта. Мужчина старался перебирать ногами, чтобы не висеть тяжкой ношей, но это у него получалось как нельзя хуже. Оказавшись в постели, он сипло выдохнул и постарался отвернуться, но девушка вновь взяла его за руку. - Не надо, пожалуйста. Я очень волнуюсь за тебя и хочу помочь. От Немого шел жар как от печи, он находился на тонкой грани между жизнью и смертью, когда один неловкий шаг отправит в пропасть. И чем ему помочь, как не толкнуть ненароком в пустоту? - Лют, - тихо позвала его девушка и коснулась губами горячей ладони. – Прошу, больше не уходи так. А если бы мы не нашли тебя? Никогда бы себе этого не простила. Немой едва заметно пожал плечами. Дескать, ничего бы с ним не случилось. Ну, отлежался бы там пару дней и вернулся. Не раз такое бывало. Правда, отвары оказались не лишними. Ранко уже словно знал об этой просьбе и уже преподнес болезному чашу с ароматным напитком. - Выпей. Тебе нужно поспать. Его указ был беспрекословно выполнен, и вскоре Лют сонно заморгал, а после откинулся на подушках, уснул. Перестал мужчина держать себя в ежовых рукавицах, дал волю слабости. - Вот так, - прошептал Ранко. - Ему сейчас нужны тепло и забота. Не отходи от него ни на шаг. Проснется и попросит пить – давай воду. Через день, как глаза откроет, можешь покормить. А пока остается только ждать. Парень тихо притворил за собой дверь, поспешив в залу детинца, чтобы узнать, как дела у Вары с Забавой. Прикипел он к юркой девчушке, что стала его помощницей, день и ночь носила воду и варила питье. Та очень на Верну похожа, хоть и не понимает своей с ней одинаковости. Пройдет время, и станет Забава такой же ладной, сильной и душой, и телом. Разглядев цветастый сарафан, Ранко добро улыбнулся. Как никогда прежде. Тихо потрескивала лучинка в искусно украшенной резьбой комнате, где каждый рисунок казался живым. Моргнешь – и заколышется еловая ветка, вздохнет могучий медведь. Верна рассматривала зверей и только сейчас приметила маленькую белочку, сидевшую перед самым носом у могучего лесного государя. Изображение было совсем свежим – дерево даже не потемнело. «Белочка», - вспомнился голос Мстислава. Она. Как же хотелось сейчас посмотреть в глаза Люту, сказать то, что подсказывало ее глупое сердчишко! Почувствовать на щеке нежное прикосновение грубой ладони. Но ратник спал, сраженный моровым поветрием. Расслабленный, с легкой улыбкой, он был похож на обычного человека, который умеет и радоваться, и любить. Но все же оставались следы, которые вовеки не стереть. Шрамы, сломанный несколько раз нос, морщины меж бровей и в уголках губ. Не больно-то Немой и улыбался, наверное, почти ни разу с тех пор, как онемел. Колот сказывал, что он и раньше не пел, лишь смотрел волком – девки все гадали, какую сглазит. Болтун! Как только язык за такие слова не отсох? Верна осторожно легла на лавку и придвинулась к Люту, боясь разбудить его. Дыхание ее само подстроилось, теперь было одно на двоих. Медленное, глубокое. Вскоре и полонянка заснула, впервые за долгое время ощущая, что теперь она дома и в безопасности. Серебряный свет луны ложился через полкомнаты по полу, казался началом тропы, ведущей в небо. Звезды служили маяками, и, мнилось, протянешь руку – коснешься их, таких далеких и таких близких одновременно. Быть может, это души тех, кто ушел, но все еще следит за нами? Они знают наши судьбы. А мы? Что мы знаем о себе? Лучше порой и не знать своего пути, иначе вся жизнь станет попыткой бегства или стремления к нему. В последний раз мигнула лучина, погасла, пустив тонкую струйку дыма, едва различимую в мгновенно потемневшей комнате. * * * Дверь в комнату распахнулась одновременно с криком кочетов. На пороге стояла Вара. Она, поджав губы, смотрела на свою дочь, что уже сидела у постели Немого, и прижимала к груди еще теплый горшок с кашей. - Все оборотня своего стережешь? – проворчала матушка. – Лучше бы на других посмотрела. Не держит же тебя и помрет, поди. - Нет мне жизни без него, - тихо ответила Верна. Как объяснить, что без Люта она сама бы умерла? Как дать понять, что красивое лицо еще не значит красивая душа? - А ну признавайся, - Вара мгновенно посуровела. – Было что? До свадьбы-то? Девушка фыркнула. Будто бы дозволения спросят… - Нет. - И не женится он на тебе! Наутро забудет! Женщина со стуком поставила горшок с кашей на стол и вышла из комнаты. Совсем дочь от рук отбилась! Лучше бы, вон, Колоту улыбнулась! Чем не муж – статный, сильный. И песни петь горазд, и воюет честно. А этот-то что? Тьфу – ни рожи, ни норова. Подох бы. Едва ощутимо Верна погладила ратника по краю лица. Дрогнули веки, и Лют открыл глаза. Взгляд его, сначала пустой, тут же наполнился теплом. Грубая ладонь в ответ коснулась щеки девушки, ласково стерла мокрую дорожку слез. Очнулся. Тут же появилось множество дел. Напоить болезного, сменить полотнище с отваром на лбу, расположить поудобнее, поправить подушки и одеяло. А после сесть рядом, чувствуя тепло человека подле себя. - Тебя хозяин леса принес, - сказала Верна, улыбаясь сквозь слезы. – Мы так напугались. Я напугалась. Немой мягко положил свою ладонь поверх руки девушки. Уголки его губ чуть дернулись – мужчина едва заметно улыбнулся той, что вытащила его из рук Мораны. - Ты скоро поправишься. Обещаю. Всхлипнув особо отчаянно, Верна прижалась к груди Люта так, словно их могли разлучить навеки. И не нужны слова, и лишний взгляд. Они соприкоснулись душами, понимая друг друга, как никому не было суждено раньше. * * * Сила медленно возвращалась к Люту. Каждый день требовались все меньшие усилия, чтобы сначала поднять голову, а потом встать. Спустя три дня Немой уже мог спокойно сидеть на лавке, прислонившись к теплой резной стене, и слушать, как поет его полонянка. Она выучила ту самую песню, которую он играл на жалейке, нашла для нее слова. А теперь в ней рассказывала о человеке, ставшим зверем и обреченным искать свой дом и любимую. Вара больше не приходила, прося приносить все необходимое Забаву. Девчушка, сначала боявшаяся ратника как огня, теперь могла сесть подле него и в последний день даже подала мису с кашей, коснулась его. А, уже уходя, с улыбкой зажимала в ладони дареную зеленую бусину, дорогую и редкую. Похвастается суровой матушке, расскажет, что оборотень не жадоба и совсем не злой. Кто ж знал, что за такие слова она получит порядочную взбучку? И бусину заберут со словами, что мала еще, потеряет. - Завтра к Мстиславу сходим, - промолвила Верна, сидя на лавке напротив Люта и расчесывая гребнем густые волосы. – Надо бы узнать, как он. И Ранко проведать. Поди, совсем ничего не осталось от бедного. Мужчина кивнул и тут же насторожился, повернувшись к двери. Вскоре и девушка услышала, что к ним кто-то направлялся, уверенно шагая по проходу. Створка распахнулась, и в дверях показался Колот, державший в руках объемный позвякивающий кошель. Сын покойного старосты прошел в комнату и, видимо, совсем не был настроен на долгое общение, сразу перейдя к делу. - Ты почти здоров, Лют. Но за твое здоровье свою жизнь отдает девчонка. Хорошо ли тебе от этого? Немой же смотрел словно сквозь пришедшего. Казалось, в его виде ничего не переменилось, но воздух вокруг стал отчего-то напряженным, тяжелым, как перед грозой. Не хотелось бы, чтобы между двумя ратниками пролегла стрела Перуна. Вот всему она, Верна, виной! - Ей нужен дом, ласка и справный муж, - продолжал Колот. – Ты можешь дать ей все это? В ответ Лют зло прищурился и презрительно вздернул верхнюю губу, показывая зубы. - Я заплачу за нее. Он бросил под ноги Немому кошель, который от удара раскрылся, и оттуда посыпались золотые украшения: кольца, серьги, тонкие бляшки для печати рисунка. На такое можно и не одну холопку купить. И даже не пять. По спине девушки будто холодом мазнуло. Она прижала гребень к груди и в страхе смотрела на Люта. Не было страха, что тот ее продаст, лишь мысль, как же он поступит с глупцом. Немой и не заставил себя долго ждать – вскипев, в одно движение поднялся и сгреб Колота за грудки. Послышался горловой рык, яростный, нечеловеческий – мужчина был вне себя от злости и грубо выкинул пришедшего из комнаты, запустив следом злополучный кошель, хлопнув створкой. - Собака на сене! – раздалось из-за двери. – Сам не пригрел, так и других не подпускаешь! Видел бы Колот, что сделалось с Немым! Слишком много сил было потрачено на выдворение наглеца, отчего мужчина пошатнулся и чуть не упал – благо, поддержала хрупкая с виду полонянка. Верна силой усадила ратника на лавку и сама опустилась рядом, взволнованно глядя на него, тяжело дышащего и в мгновение ослабевшего. - Благодарю. Я не забуду твою доброту. Размеренную тишину, уже ставшую привычной, нарушили крики. Снизу, из главной залы, раздался громкий голос воеводы. - Встал?! Что ж вы молчали, раззявы?! Велемир Вышатич, топая, быстро поднялся по ступеням и вошел в комнату. Увидев Люта живым и здоровым, он устало сел на лавку напротив, но улыбнулся. Оказалось, что у старого медведя впереди не хватало половины зуба. Видать, выбили в каком-нибудь из многочисленных боев. - Ох, и напугал ты нас! Уперся в самую глушь, только девка да этот, как его, Ранко, тебя и нашли. Представь – на спине медведя въехал в город! Не зря оборотнем зовут, - он по-стариковски рассмеялся. – Бабы все как на подбор сединой покрылись, одна даже родила раньше времени. Но, главное, ты жив, выздоравливаешь. Верна, умница, тебя выхаживала, чуть ли не со смертного одра подняла. Воевода снисходительно кивнул девушке, заметив, как та раскраснелась. - Только у нас времени нет на болезни. Скоро осень – урожай бы собрать. Холопов часть освободим, дома пусть опустевшие занимают. Мужчин научим сражаться – скоро с Яволодом биться придется. И Богдан… Послышался тяжелый вздох. И как пережить, что род почти оборвался? Один сын глупец – все по бабам ходит, а не женится ни на одной, второй еще больший глупец – семью предал. Правда, Велемир его не выгнал, остановил в воротах, но лишил поста старосты – пусть в земле копается, раз думать не горазд. Лишь внук был надеждой, а теперь-то что? Только на богов уповать и стоит – зря они им требу по приезду не положили, вот те и уступили Моране, которая вдоволь собрала свою жатву. Почитай, в каждой семье по меньшей мере двое умерли. Старики да дети чаще, конечно, но воины тоже порядком ослабли. Как теперь осилить Яволода? Да еще и Лют едва выкарабкался. А девчонка в отместку за его жизнь сердце забрала. Умна, конечно, ну а вдруг позабавиться решит, как непутевая внучка, Злата? Переживет ли Лют это? Да и сам что-то не больно жениться рвется. Хрен поймешь их двоих – то носы друг от друга воротят, то на шею кидаются! Хоть самому поубивать их всех к лешему, чтобы седую голову не морочили! - Мстислав все не встает, - Велемир Вышатич поник. – Сил моих нет. Напиться бы и пропасть. И Любушки моей нет, давно умерла любимая жена. Каково бы ей было, если бы увидела все, что происходит? Устал я. Ох, устал. И эта дурная все ревет у постели сына, когда ж глаза выплачет! Ранко уже сам скоро взвоет – вокруг одни слезы, а хоть бы кто кроме Вары и Забавы помог отвары делать. Немой кивком головы указал на Верну, притаившуюся в уголке, словно маленький котенок. - Нет. Пусть здесь будет. Лют, давай напьемся? – воевода с печалью смотрел на мужчину. – Крут единственного сына в могилу проводил, сам не свой уже какой день. В ответ ему было мотание головой. Ага, только он и встал с постели, как вновь себя убивать. Чуть погодя, конечно, они все перепьются, поминая ушедших, но не сейчас. Сейчас дело главнее. - И то верно. Некогда раскисать. Вы хоть во двор выйдете, а то выглядите не лучше чудищ лесных. Баньку прикажу Живе затопить. Эй, Жива! Жива! Все притихли, ожидая уже ставшие привычными тихие и поспешные шарканья вязаных ботиночек, но за дверью не раздалось ни звука. - Жива? – глупо спросил еще раз воевода и пристыжено замолк. Верна тут же закрыла рот руками, боясь издать хоть звук. Лишь Лют с немым криком выбежал из комнаты и заторопился вниз по лестнице к каморке около кухни, где жила старая холопка. Девушка, недолго думая, поспешила следом, боясь грядущего. В комнатке царил полумрак, в котором слышалось тяжелое и хриплое дыхание умиравшей. У ложа, освещенного проникшим в комнату через настежь распахнутую дверь лучом, на коленях стоял Немой, прижимая к груди дрожащую сухую руку Живы. Старушка смотрела на него с любовью и благодарностью, другой рукой гладя по спутанным волосам. - Не печалься, малыш. Надеюсь, не скоро свидимся, - она мягко улыбнулась. – Выполнила я, что просил. Немой крепче сжал ее ладонь и замотал головой. Нет, она не может умереть, та единственная, которая не боялась смотреть ему в глаза. Та, от которой он терпел вольности, благодарно принимал тепло и заботу. И сам старался всячески помочь. Выкупить хотел, но Жива сама отказалась – холопкой родилась, холопкой и помрет. От двери пролегла тень. Пожилая холопка устало повела глазами и увидела Верну, которая вспугнутой птичкой стояла в проходе и все не решалась зайти. Движением ладони Жива пригласила ее и подозвала поближе. - Жаль, имени твоего не узнала, - виновато прошептала она. - Верна. - Теперь и уйти спокойно могу, раз знаю, что вы оба в надежных руках. Она вложила руку девушки в ладонь Люта и счастливо улыбнулась, закрыла глаза. Больше не раздавалось тяжелое дыхание – старая Жива ушла к своим предкам, наконец, стала свободной. Лют склонил голову, прижавшись лбом к безжизненной руке. Где-то далеко в лесу протяжно завыл волк.