Раненый медведь

Пир длился до первых петухов. Рекой лилось пиво, холопки сбились с ног, еле успевая подавать разные кушанья, а мужи захмелели и были несказанно рады за вечно угрюмого собрата, который, наконец, обрел свое счастье. Ратники нахваливали жениха, наперебой рассказывая о его боевых подвигах, восхищались мастерством рукодельницы-невесты. Даже воевода, перемежая свою речь ругательствами, рассказывал о знаменитом бое, из которого они все еле вышли живыми, но иногда его взор туманился тяжкими думами – уходил Велемир Вышатич в своих мыслях куда-то далеко, что не было ему дела до праздника. - Счастливые! – Забава обняла сестру со спины. – Достатка вам и детишек побольше! Племянников буду ждать. Верна удивленно обернулась, гадая, кто пустил девицу на пир. Ответ нашелся сам собой – Мстислав шутливо подмигнул и вновь взялся за кубок. Вот негодник! - Только матушка расстроена, - вздохнула младшенькая. Как же, расстроена! Наверняка рвет и мечет, узнав, кого в зятьях привечать придется. - А все остальные рады, подарки собирают, - продолжила Забава. – И наши, деревенские, и городские. - Славно… Верна грустно улыбнулась. Была их с Лютом свадьба тонким мостиком между двумя народами. Честно ратились, коль война была, а теперь вместе, друг у друга под боком. И не хочется вновь доставать каленые стрелы, острые мечи. А незачем! Пойдут скоро новые девицы замуж за ратников, дети появятся. Там уже и забудут про былые обиды. Только страшно быть первым. Шаток мостик, непрочен. Наступишь не туда, и поминай как звали. Быстро уйдешь на дно, и почудится басней все то хорошее, что случилось – придумала себе какую-то любовь, вот и получай за нее сторицей! - Только домой мне пора, батюшка волноваться станет, - младшенькая собралась было идти, как ее руку перехватили. - Провожу. Нечего одной по ночи ходить. Мстислав быстро поднялся со скамьи, так, словно и не пил непомерно много пива, накинул на Забаву свой меховой жилет да повел прочь из залы. Девчушка аж сверкала от счастья – провожают! Славный ратник на нее посмотрел, не счел недалекой умом или некрасивой! Знала бы наивная, что об этом думала ее старшая сестра. С тяжестью на душе та провожала взглядом родное дитя. Хоть бы не случилось чего! - Что-то ты совсем про жену свою забыл, Лют, - усмехнулся Велемир Вышатич. – Она уже и носом клюет, уснет скоро. Хоть бы до лавки проводил, сон какой навеял. Все вокруг засмеялись, глядя на молодых, вновь вскинули кубки, желая новой семье долгих лет вместе. Никто и подумать раньше не мог, что Немой возьмет себе девку пленную! Тихо перешептывались сплетницы, гадали, сколь быстро она ему надоест. Мужья их только пофыркивали да ворчали – не надоест. Впервой такое случилось, чтобы ратник сердце кому-то открыл. Да и девица сама при нем как за каменной стеной. Ничего. Посудачат кумушки и перестанут. А Лют всю жизнь счастлив будет. С криками и шутками проводили молодых до всходен. Первым, у самых ступеней, стоял воевода, что хитро щурил светлые глаза, глядя на жениха. Уже и не чаял его таким увидеть… - Идите уже, милые. А о доме не волнуйтесь – завтра и начнем, - Велемир Вышатич указал на всех собравшихся. – Вон сколько помощников! Верна, неловко поблагодарив, уже поднялась на первую ступень, как услышала позади плач и крики. Зашлось сердце – уж не Забавушку ли обижают? Нет. Уверенно шел сквозь толпу Мстислав, ведя за ухо Злату. Та попеременно то краснела, то бледнела, пытаясь выкрутиться из железных рук. Но куда ей, детке… - Вот, - Мстислав подтолкнул девчонку к Верне. – Сказать тебе хочет. - Так ли хочет? – усмехнулся воевода. – Что-то я аж в сомнениях. Настала звенящая тишина. Ратники притихли, ожидая того, что сейчас будет сказано. Все видели суд, в котором проиграл Колот, слышали, как он просил о пощаде. И сам сын старосты стоял здесь, подпираемый Ранко, он грустно смотрел на ту, которая дала ему шанс на счастье, но он упустил его из дрожащих рук. А и хорошо, наверное, что упустил – все видели, как светится Верна от счастья, нежно гладит жениха по ладони. Только почему так грустно, а где-то в груди что-то сжималось в тугой комок, принося жгучую боль? Злата, потупившись, неловко утерла нос рукавом, склонила голову, за что тут же получила подзатыльник. Дядька не собирался ее жалеть – нет ума, так пусть на тумаках учится. - Прости, - всхлипнула девчонка. – Не хотела я тебе зла. - Так почто срамила? – выкрикнул кто-то из толпы. С удивлением Ранко признал свой голос. Сам того не ведая, он всей душой волновался за чужачку. - Заря все говорила. Подругой мне была. Говорила, что с Верной нам житья не будет, что она все попортила. А я, глупая, повторяла. Мстислав крепче сжал девичье ухо, приподнимая виновную на носочки. Пусть знает, какую боль приносит ложь, да больше не смеет говорить дурного! Потекли слезы по девичьим щекам, несчастная запищала и схватилась за мужскую руку, держащую ее. - Пусть ее, - Верна махнула рукой. – Что было, то прошло. Кто-то в толпе заворчал. Дескать, как камнями кидаться, так все чин по чину, а как за гадости получать, так все не при делах. Нет уж, как она к другим, так и с ней надо! Рядом стоящие ратники шикали – девица все-таки. Ну, глупая, ну, доверилась змее. Что ее, казнить за это? - П-прости меня, Верна, - заикаясь, попросила Злата. – Не думала, что все так получится. - Ничего, - девушка провела рукой по царапине на щеке, оставленной камнем. – Я уже и забыла. Дядьку слушайся, да о совести не забывай. И кто-то внутри, знай, насмехался. Что тебе до ее слов, глупая? Ну, попросила прощения, ну, слезу пустила. Все простили ее, но кто бы знал, как было горько и больно стоять там под камнями, терпеть злые слова! Но почему-то не было обиды. Лишь грусть от того, какими, оказывается, бывают подруги. Наверное, поэтому Верна так легко простила Злату – помнила, как ее подруженька нашептывала первому жениху о том, как гадка его невеста. А потом сама за него и выскочила замуж. Тур тогда долго успокаивал плачущую дочь, пытаясь скрасить горький урок – во всем видеть не только хорошее, но и плохое. Каким бы ни было лето, вскоре наступит зима. И наоборот. Главное – вновь дождаться лета. Но жизнь научила и тому, что даже среди лета идет снег… Тут воевода поднял вверх руку, призывая всех к тишине. - Я догадываюсь, люд честной, отчего это в девке столько дурости берется, – с усмешкой сказал он. – От одиночества. Вот и будем зло искоренять. Замуж ей пора, а то глупость, да шальное внимание глаза застили. Не смотрите, что худого сотворила – всякий такое может, другу поверив. Зато Злата у нас и мастерица, и дом держать умеет. Правда, внученька? Девчонка доверчиво кивнула, поглядывая на деда. Только не был он сейчас тем, кто ей сласти по праздникам дарил, перед ней предстал самый настоящий воевода. И видела несчастная в нем вековую мудрость и древнюю силу, которые так и не смог постичь ее отец. - Так вот, о чем я вам, сынки, говорю. Все мы ошибаемся, но не у всех есть возможность это исправить. У Златы есть. Честной женой станет, мужа слушаться пуще себя будет. Вновь кивнула Злата, подтверждая слова деда. Пусть за нелюбимого, но зато замуж. Там все по-иному. И дом свой, и хозяйство. Муж заботливый. - Может, дадим девке новую попытку? – Велемир Вышатич спросил будто себя, но при этом оглядел всех собравшихся. – Дадим. Знаю я одного жениха славного, что уже о счастье-то давно и позабыл. - Кто, дедушка? – с придыханием спросила Злата. - Крутом кличут. Может, знаешь такого? Упало девичье сердчишко. Помнила она неразговорчивого лучника, что всегда ходил с поджатыми губами. Что не было в нем той удали, как в том же ее дядьке – весь какой-то жилистый, словно сплетенный из тугих ремней. Жену несколько лет назад похоронил, а после недавнего мора еще и сына. Пьет беспробудно. И как за такого идти? - Знаю, - несчастная тут же поникла головой. - Вот. Хотели свадьбу – будет вам свадьба! А теперь расходитесь по домам! Увижу кого на пути – отхватит тумаков, ноги унести не успеет! Пойдем, Мстислав, жениха обрадуем. По-стариковски рассмеявшись, воевода пошел на выход. Приоткрыв двери, он присвистнул – уже светало. Ну и засиделись же они на пиру! Но зато и сына названого пристроили, и внучку сговорили. Пусть жених и не знает о таком счастье, но зато потом будет благодарен безмерно. Если не сопьется окончательно. * * * Маленький, но бывший когда-то уютным, дом окончательно захирел. Ступени треснули и обвалились, печь потеряла свою белизну, а стол уже неделю никто не скоблил, отчего он покрылся слоем липкой грязи. Пауки сплели свои сети по углам, ловя в них горе и отчаяние. И повсюду пахло одиночеством. Затхлый воздух пропитался болью, а пары крепких напитков, казалось, можно резать ножом. Среди всего этого за столом сидел Крут, что безучастно смотрел на расстеленную на лавке беленую рубаху и сжимал в руке кувшин с пивом. - Не сберег я тебя, - он поморщился от боли в сердце. – Прости, сынок. Алкоголь так и не смог затуманить его разум, заставить забыть все вокруг и провалиться в желанную тишину. Наоборот, с каждым глотком становилось хуже, но мужчина не переставал пить. Так, казалось, вновь подойдет жена, Дарьянушка, поведет как раньше хмельного домой, а сын будет взволнованно подавать воду и порываться помочь матушке. Ничего нет. Сгорел дом, а с ним жена и часть сердца. Оно, несчастное, обуглилось и сжалось в кровавый комок, который каждый задевал своим счастьем. У кого-то детишек полон дом, любимая. Даже Лют, что ходил уже пару седмиц совсем другой, и тот счастлив. А как же он, Крут? Почему судьба забрала еще и сына? Пусто. А сердце совсем разбито. - Простите меня… Слезы текли по щекам, и Крут не хотел их унимать. Он и так смалодушничал, оставил себе на память рубаху сына, ту, что вышивала Дарьяна. Эта вещь – единственное, что у него осталось от них двоих, и он сбережет ее. Тут в сенях раздались шаги, и дверь без спросу отворилась. Воевода, подбоченясь, осматривал внутреннее убранство и, наконец, заметил среди всего этого свинства хозяина. - Вот ты где, пьянь! – зло буркнул он. – Мы тебе радостную весть принесли, а ты весь синий тут сидишь! Хоть бы из дому вышел, а то как баба в горе утонул. Еще и нюни развесил. Крут даже не повернул головы. Он смотрел на рубаху, запоминал каждую ниточку, каждую любовно наложенную заплатку. И плевать, что происходит вокруг. - Ты совсем ополоумел?! – взбеленился Велемир Вышатич. – К нему воевода пришел, а он нос воротит! Так, Мстислав, тащи его к колодцу, сейчас будем разум возвращать. Не глядя, он одной рукой вышиб из рук лучника кувшин, который, ударившись о стену, разбился на десятки осколков. Все оставшееся пиво полилось прямо на беленую рубаху, что была бережно разложена на лавке. Крут стрелой вскочил с места и попытался схватить наглеца за грудки, ревя, как загнанный зверь, но Мстислав оказался быстрее. Заломив за спину руку пьяницы, мужчина повел его прочь из дому, оставляя за плечами все то, что так упорно берег несчастный и так легко потерял. - Уйди! – что есть мочи орал Крут, когда Мстислав ненадолго переставал макать его в ведро с холодной колодезной водой. – Урод! - Продолжай, - удовлетворенно кивнул воевода. – Он уже приходит в себя. Мстислав вновь за волосы утянул лучника под воду. Тот отчаянно дергался и силился отбиться, но куда ему, тощему да жилистому, изъеденному горем, против сытого ратника, уже почти обретшего силы после болезни. Вскоре Крут перестал сопротивляться и, в десятый раз вынырнув, засмеялся. - Переборщили, - покачал головой Велемир Вышатич. – Ты как, пьянь? - Хорошо-то как! – Крут и сам окатил себя из ведра – только брызги полетели. - Сейчас еще лучше будет, - Мстислав присел на сруб колодца, поглядывая то на друга, то на отца. - Женить тебя хотим, - воевода усмехнулся. – Но, что-то смотрю, жених ты так себе. Пьешь, хиленький какой-то. Нет бы новых детей настругать, рубахи по лавкам разглаживаешь! - Женить? – это оказалось единственным, что услышал лучник. - Ага. Тебя, остолопа, осчастливить, раз у самого руки дырявые, чтоб счастье ухватить! - А как же Ждан? – лучник обернулся к дому, словно услышал голоса сына и жены. - Умер он, дуралей! Ты сам его на костер проводил. Хватит уже слезы по нему лить! Думаешь, ему хорошо было бы, если бы он увидел, что его отец такая тряпка?! Ну, будешь семью заводить или так и останешься один? Тяжкие мысли одолели несчастного. С одной стороны, он не сможет забыть свою Дарьяну, которая подарила ему Ждана и пять лет счастья. Но с другой, каково же это – умереть и не оставить после себя никого? Как встретить старость одному? Как, в конце концов, не полюбить никого боле? Вдруг он еще когда-то будет счастлив? - Буду, - тихо ответил мужчина, склонив голову. - И узнать имя невесты не желаешь? - Желаю. - Златой кличут. Думай, Крут, времени тебе до завтра. Отказ приму и зла не затаю, но тогда ты останешься совсем один. А прошлое не вернуть. - Не вернуть… - тихо повторил лучник. - Ладно, пойдем мы, - воевода похлопал его по плечу. – Надеюсь, что тебе есть о чем подумать. Они с Мстиславом тихо ушли, оставив Крута одного. И что теперь делать? Как отпустить тех, кого любишь всем сердцем? Как забыть былую любовь, что вовек не воскреснет? Ничего. Он вновь будет жить. Первенца назовет Жданом и мастерица-жена вышьет ему новую одежу. Все будет по-другому. Так, как он хотел. Этой ночью впервые за долгое время растопили печь. А после, не медля ни мгновения, кинули в огонь ту самую рубаху, которая, казалось, была из прошлой жизни.