Набат Хогсвальда зовет

Прусс без сил ухнул на кровать. Долгая церемония распределения с Говорящей Ушанкой (Гилберт оказался зачислен в Люффтвафендор, а Людвига коммунистическая шапка отправила в корпус пехотных магов) и занудная до скрежета зубовного речь Гер Директора утомили нашего героя вконец. В спальне факультета было зябко. От забранного решеткой окна веяло осенним холодом, а постельное белье отсырело. Бальшмидт-старший укутался в красный, вышитый свастикой по краю плед и устроился с толстым фолиантом по евреелогии среди белых подушек. Дверь тихо отворилась, и кто-то робко кашлянул: - Хозяин прикажет затопить камин? На пороге стоял мальчик-носильщик в круглых очках. Грязные пальцы сжимали лопатку для угля. Прусс коротко глянул на него и гостеприимно махнул рукой: - Валяй, юден. Еврей прошлепал растоптанными ботинками, перегнулся через кованную решетку и чиркнул огнивом. Потом обстоятельно разворошил старые угли и подкинул соломы. Разгорающийся огонь высветил причудливый шрам на лице мальчишки. - Эй, крысеныш, как там тебя звать? - Гарри Поттерман, хозяин. - Что за хрень с твоим еврейским лбом? - Несчастный случай, хозяин. -Хм?... - Меня в детстве сбил Opel, хозяин. - Хм. Гилберт на минутку задумался о философском подтексте такого шрама в виде молнии, да так и уснул, сурово нахмурив бровки и уткнувшись носом в книгу. *** Проснулся Бальшмидт-старший от оглушительного вопля картины. 300 партийцев, рисованные маслом на фоне горящей Москвы, дружно затянули популярную в Германии детскую считалочку: -Раз, два – жги евреев дотла! - Три, четыре – разрезай им глотки шире! На девять-десять и призыв душить еврейских младенцев голыми руками, прусс изволил совершить над собой усилие и встать с теплой постели. Гарри, Мальчик-Которого-Сбил-Опель, помог Гилберту облачиться в темно-синюю форму Люффтвафендора. Потом подал воду, дабы ариец мог умыть свою благородную физиономию. На напольных часах с маятником пробило 8:00. Самое время взять ноги в руки, стереть с шеи остатки мыла и попиздовать летящей походкой на построение. *** Курсанты выстроились на широкой Хогсвальд-плаце. Часы на башне замка пробили половину девятого. Фрау Макгонагалл промаршировала к флагштоку и подняла знамя Третьего Рейха. Алое полотно горделиво развернулось в вышине серого осеннего неба. На каменный балкон, окруженный балюстрадами и статуями горгулий, вышел заспанный Директор в черной мантии. Он лениво оглядел шеренгу учеников и приставил к своей шее волшебную палочку. Его надтреснутый голос разнесся над Хогсвальд-плаце: - Равняйсь! Пять сотен голов повернулись влево. - Смирно! Пять сотен спин втянулись вверх. - Кругом! Тысяча каблуков пристукнула о бетон площади. - Во имя Адольфа Гитлера и Великой Германии жрать шагом марш! Пять сотен желудков патриотично заурчали в ожидании зажаристой колбасы, омлета и шнапса. *** Иван Брагинский, русский разведчик и просто хороший человек, был на грани провала. Начальство из Москвы передало ему по радио новое задание еще две недели назад. Но, будучи с дичайшего похмелья, Иванушка записал неровным почерком на измятой пачке от сигарет что-то вроде: “Шкыр бр мыерр ван” Насчет значения “шкыр” или “бр” русский был в полной растерянности, “мыерр” и тем более “ван” пониманию фразы, увы, не способствовали. Постоянное размышление над не разгадываемой головоломкой удручали русского. А что любой порядочный человек, рожденный в СССР, делает в минуты жизни трудную? Правильно. Пьет. Именно так, с закуской в зубах и ополовиненным стаканом шнапса, Иван Брагинский, а по кодовому имени – Штирлиц, упустил и второе сообщение от начальства. Это была ненастная ночь вторника. Утром, в среду, осознав в какую полномасштабную жопу неприятностей он угодил, русский разведчик загоревал вдвойне. А потом положил на все всемирно известный русский болт и отправился вершить диверсию в столовой. Помирать так сытым! *** Гилберт безуспешно лавировал между столиками, выискивая брата. Но Людвиг, чистокровный немец, никак не хотел находиться в толпе таких же чистокровных сволочей. - Атака клонов, не иначе, – решил несчастный прусс, уже в третий раз радостно хлопнув по плечу не того блондина в темно-зеленом мундире пехоты. Помог случай: мимо Бальшмидта прошмыгнул домашний эльф с полным подносом восхитительных крендельков. За подносом и эльфом, с полным немого обожания в голубых глазах, шествовал Людвиг. У немца в жизни было всего две страсти: неутолимое желание убивать и нежная любовь к прекрасным баварским кренделькам с солью и корочкой. Гилберт уже было шагнул за братом, желая засвидетельствовать свое почтение нашедшемуся родственничку, как из-под прусского сапога раздалось приглушенное и очень обиженное “Бля“.