Цикл отрывков "Оруженосец"

Я выношу с поля боя Тело светлой надежды. На моем плече мудрый ворон Держит склянку с живой водой. Мы, конечно же, все исправим, Будет даже лучше, чем прежде... Только мнится - смотрюсь я старше Лет на двести, когда седой... Тэм Гринхилл.

Кони испуганно ржали, метались по двору замка, объятого огнем и бунтом. В пламени мелькали неясные силуэты, трещали от жара даже камни главной центральной башни. Алые языки вырывались из окон, пустых и черных, как глазницы обглоданного черепа. Провалы дверей и остовы дворовых построек казались пастями древних хтонических чудищ... В этом замке жил и управлял целым королевством древний крылатый род. Еще недавно старший сын Коронованного, Аленсий, был посвящен в рыцари и взял в оруженосцы юного бастарда далекой младшей ветви рода - такого же белокрылого, как сам Коронованный, строгого и серьезного мальчишку, которого звали Максом. Сейчас же была война. Почти проигранная изначально - с народом, обезумевшим в вихре восстания. И замок пылал. Почти всех Крылатых убили, подло, низко - в церкви во время молитвы, перед ликами богов, в спину, растерзали, как дикие звери, оставив лишь изуродованные тела да разводы алой крови на белом мраморе пола. Чернь удалось разогнать, когда наследник Коронованного ворвался в цитадель во главе отряда. Вот только спасать уже было некого. Аленсий, промчавшись огненным вихрем по пылающим залам, ворвавшись в часовню вместе с языками пламени, такими же рыжими, как он сам, рухнул на пол рядом с телами мертвых. И лишь спустя пять безумных минут понял, что не может найти самого дорогого ему отпрыска его рода. Он, конечно любил их всех - братьев и сестер отца, своих младших, - но по-настоящему привязался только к одному, к тому, кого и родней-то назвать было сложно, к черноволосому бастарду, по-собачьи ему преданному. Среди тел всех своих убитых, среди серых, сизых, коричневых и черных крыльев он не увидел ни одной пряди черных волос, ни одного белого пера. Мужчина рванулся наружу, в огонь, отдал - прокричал, провыл раненым волком - приказ: найти, живым или мертвым, только найти!.. Крылья его, чернее сажи, дрожали под плащом. Горящую башню уже невозможно было обследовать, на дворе все тела давно осмотрели и никто не нашел даже следа юного оруженосца - и Аленсий вернулся по двору к своим мертвецам, в уже занявшуюся часовню. И замер. Под осколками лопнувшего от жара витража, вплотную прижавшись боком к холодному еще камню алтаря и бездумно, безумно стирая мокрыми от слез ладонями кровь с камней, сидел Макс. Белоперые окровавленные крылья, перерубленные у основания, он держал на коленях, боясь отпустить, словно величайшую драгоценность мира. Леонхарт бросился к нему, сдирая с плеч алый, как разлившаяся по белому мрамору кровь, плащ, закутал в него юношу и зашептал, бросаясь в огонь - кратчайшим путем во двор, через рушащуюся башню, в последние мгновенья ускользая от падающих балок и камней: - Держись, Макс, прошу тебя - держись! Он знал, что не все, далеко не все из его рода переживают надолго потерю крыльев. Особенно - белоперые. И пусть на крыльях этих они не могли летать, но... Аленсий молил всех богов, взлетая в седло и командуя, призывая отряд защищать, чтобы Макс выжил, хотя шанс был очень мал, ничтожен. Мост уже пылал, башня рушилась за спинами крошечного отряда с грохотом и воем. А Леонхарт фурией мчался сквозь жар горящего моста, прижимая к груди искалеченного, полуобезумевшего оруженосца и шепча: - Держись, прошу тебя, держись, живи, только живи... Он остро чувствовал резкую режущую боль где-то в груди, в солнечном сплетении и четко осознавал: Макс - последнее, что у него осталось. Если он потеряет и этого черноволосого мальчишку, жить ему будет уже незачем. Нет дома, нет родных, нет даже королевства - все, все сгорело в этом яростном пламени позади... Проклятом пламени. Позади заржали кони - мост рухнул, и в ров упал десяток лошадей, вместе с наездниками. Ржание и крики оборвались мгновенно. Любого упавшего в ров ждала мгновенная смерть. Оставшиеся в живых нагнали Аленсия. Дороги назад уже не было. Все уничтожил, сожрал безумный огонь. Они мчались по полям и через леса, переплывали реки - не останавливаясь надолго, до самой границы. По дороге, защищая господина, погибли последние семеро из отряда - жалкий его обломок. Только тогда смог остановиться Рыжий, едва не загнав коня до смерти. Макс ни разу за весь путь не шевельнулся, не издал ни единого звука, даже не выпустил из обожженных рук белых тяжелых крыльев. Когда Леонхарт, разведя костер на поляне, где они остановились, снял его с коня, юноша только поднял заплаканные пустые глаза и тут же опустил ресницы. Тогда Аленсий заговорил, прижав его к себе. Он говорил о доме у приграничного леса, о том, что в нем горит теплый свет, там их ждут. Максу обязательно понравится эта ведьма, его, кстати, ровесница. Она умеет готовить теплый хлеб с травами... А пепел и кровь смоет дождь, и следы их смоет, вон гроза за ними какая, посмотри, Макс... Он говорил непрерывно, сам глотая слезы. Оруженосец доверчиво прижимался к плечу господина и слушал, обводя мир безумным и пустым взглядом. Ввечеру Аленсий смог его убаюкать. Сам он так и не уснул - тихо закопал подальше от стоянки белые крылья, выдернутые, а не обрубленные, как ему показалось начале, потом сторожил беспокойный сон черноволосого юноши, бросаясь к нему от костра всякий раз, когда тот кричал и бился на его плаще, не просыпаясь. Рыжий не знал, что делать, только ласково обнимал Макса, шептал: "Спи, спи..." - и сам беззвучно рыдал, закусив упрямо губу, укачивая брюнета на руках, как дитя, прижимая к себе, отрывисто почти по-отцовски целуя в бледные лоб и скулы, смывая тут же прикосновения губ слезами, обнимая посеревшими от пыли и пепла крыльями... Только в эту ночь на старшего обрушилось постигнувшее его горе, до этого далекое, словно отсроченное, несбывшееся. Под утро их накрыло пеленой дождя. Макс спал под плащом на руках Аленсия, тот, собрав их стоянку и замаскировав все следы, взлетел на коня, складывая промокшие черные снова крылья. До границы оставалось немного. Но уставший конь шел медленной расью, ровной, как темное небо над ними. Леонхарт, отгоняя слезы, тихо пел, пытаясь вплести в песню заговор забвения, обещание привезти юног бастарда к серебряным травам - к его любимой древней сказке... А на следующее утро они выехали из темного леса к маленькой красивой хижине. Аленсий привязал коня, снова взял на руки все еще беспробудно спящего Макса и постучал. Дверь распахнулась, выпуская в промозглую дождливую наружность тепло, запах трав, меда и хлеба. А ты поседел, Леонхарт. Не бойся, теперь все позади... - шепнула, обнимая их обоих, маленькая ведьма. Она уже все знала.