Донор

Вместо заполнения бумаг, связанных с увеличением числа травмпунктов по наступлению зимы, подсунутых Министерством Здравоохранения Аместриса, президент демократической республики листал синско-аместрийский словарь. От полиции и детективов, ищущих того, кто покалечил Ризу более месяца назад, толку было не много. Эти люди истоптали Мустангам весь дом, однажды перепугав Ринслет своим появлением – девочка долго не могла остановить кровь, побежавшую из носа, – но пока единственным, что они установили было то, что напавшей на первую леди была женщина из Сины. Несколько её чёрных волос было обнаружено на окне в комнате Трейна. Рой до сих пор не понимал, с чего они взяли, что это был волос нападавшей, а не его собственного сына. А ещё нашли почти смытый Рином след ботинка 36-37 размера. Что же такого было написано на стене в кухне, мальчишка, белея, отказался говорить, вынуждая президента самого исследовать словарь иероглифов. Уже рябило в глазах, большая часть книги была пролистана, но нужное слово Мустанг так и не обнаружил. Сняв очки, которые он обычно надевал лишь при работе с документами, мужчина потёр разболевшиеся глаза двумя пальцами, откинувшись на спинку кресла и развернувшись к окну. В последнее время ныло в груди. Иногда горело и покалывало. Иногда покалывало даже так, что было тяжело вдохнуть. Зиверс осмотрев его, когда Рой заглянул к семейному врачу, сказал, что сердце в порядке и, похоже, Мустанга просто мучила невралгия. Вполне могла начаться из-за возрастных дегенеративных изменений организма. Прописал какие-то таблетки, которые Рой пил через раз, попросту забывая о них, и советовал держать грудную клетку в тепле. Вроде бы помогало. На улице шёл снег, падая крупными хлопьями на землю. Шёл он уже около недели, делая передышку на несколько часов днём, а ближе к вечеру с новой силой начинал засыпать улицы, старательно очищающимися техникой и посыпающимися песком в особо скользких местах. Дорожные службы жаловались на нецелесообразные действия, но Рой требовал чуть ли не вылизывать главные дороги и тротуары, особенно после того, как сам неудачно поскользнувшись и довольно болезненно стукнувшись об лёд. В конце концов, он упал один раз и по счастливой случайности ничего не повредил, а ведь простые горожане, возвращающиеся с учёбы и работы, могли запросто что-нибудь сломать. Риза постепенно восстанавливалась, конечно, не так стремительно, как хотелось бы Рою, но всё же дома она поправлялась быстрее. Теперь она кушала полностью самостоятельно, даже Ребекка, сразу же согласившаяся сидеть со своей лучшей подругой, больше не помогала ей, поддерживая ослабевшие руки. В туалет супруга уже ходила тоже без поддержки – кряхтя, словно ей за семьдесят, Риза медленно поднималась с постели и небольшими шажками заставляла себя дойти до ванной комнаты. Иногда даже могла спуститься вниз, чтобы приготовить что-нибудь. Её всё ещё немного пошатывало при ходьбе, и у Роя однажды чуть сердце не прихватило, когда он увидел, как она спускается по лестнице, рискуя снова упасть с неё в любую секунду. Мустанг резко крутанулся в кресле, вернувшись обратно к столу, глубоко вдохнув и поморщившись от уже привычного покалывания, и вновь уткнувшись в словарь. Ещё несколько страниц пролистались, так как на них не было ничего похожего, но потом мужчина снова схватил очки. Один иероглиф напоминал тот же, что въелся в память Роя, когда он увидел его на кухне, написанный кровью Ризы. 凛. Здесь не было указано, как именно он читался, а перевод, находящийся в соседнем столбце, ничего не давал и не нёс никакой полезной информации. «Дрожать от холода», «Жестокий холод» - только и всего. Расскажи он об этом полиции, то, скорее всего, за глаза бы его обсмеяли и осудили – вместо работы президент большой страны мается дурью. Но с чего же тогда мальчишка, гостящий у них, упал без чувств, когда увидал этот «холод»? Рину четырнадцать, он на три года старше Ринс, но разве он не появился у Альфонса и Мей, когда тому было двадцать один, а его принцессе восемнадцать? И, если память не подводила Огненного Президента, то Эдварду Элрику должно быть уже тридцать семь, а младшему брату, соответственно, тридцать шесть. Разве Рину не должно быть пятнадцать-шестнадцать? - Ты устал, Мустанг, - Рой снова отложил очки в сторону, бросив на них брезгливый взгляд, никак не желая признавать тот факт, что зрение падало, начинались возрастные изменения, а цифры самого возраста поднимались выше. Было кое-что, что он не рассказал жене, когда она балансировала между сном и реальностью в больнице. В прошлом месяце президенту Аместриса уже исполнилось сорок девять лет, но было как-то не до праздника. – Ты устал и теперь бредишь, - он снова крутанулся на стуле, кашлянув, и взглянул на фото десятилетней давности – Риза, на голове которой ещё не появилось седых волос, держала на руках пухлую и здоровую Ринслет, жующую соску, а Трейн, ещё восьмилетний мальчик с не сломавшимся голосом, улыбался во весь рот, демонстрируя отсутствие нескольких молочных зубов. – Разговоры самим с собой – признак шизофрении, господин президент, - и Рой невесело рассмеялся, вглядываясь в лицо сына на фото, и помассировал горящую грудь. Прошлой ночью мужчина долго не мог заснуть – Ризе снова снились кошмары, она металась в кровати, задевая мужа то рукой, то ногой – разок прилетело точно в солнечное сплетение, лишив возможности дышать на несколько секунд. Потом супруга затихла на некоторое время, завернувшись в одеяло, но Рой так и не сумел уснуть, потому что невралгия решила погрызть его грудную клетку после удара. Он немного постоял у окна, вглядываясь в тёмный двор, но потом, словно ощутив на себе чей-то взгляд, плотно задёрнул окно. Уже утром, отправляясь на работу, он обнаружил запорошённые снегом следы – около забора были глубже, видимо кто-то перелез через ограду и спрыгнул вниз, - но обратных шагов замечено не было. Словно наблюдатель испарился. В комнате стало темнее, и Мустанг, вытянув перед собой руку, принялся на ощупь подходить к двери, которая жалобно скрипнула, когда её потревожили. Рой снова напомнил себе, что петли необходимо смазать. Первое, что напрягло, когда он зашёл в ванную, было сидение унитаза. Опущено, хотя его всегда перед отбоем оставляли открытым, чтобы мужчины, проснувшись лишь на одну треть, не залили сидение мочой, забыв поднять. Возможно, девочка Трейна, не знающая об этой традиции, тоже захотела справить нужду среди ночи. Смыв за собой, Мустанг, повернувшись, посмотрел на зеркало у раковины и клацнул зубами от раздражения. Вряд ли девочка стала бы рисовать пеной для бритья то, чему место на старом деревянном заборе в глуши Северного региона! Сняв с крючка полотенце, Рой быстро стёр художества с зеркала, искренне надеясь, что Ринслет не увидела эту дрянь. Кому вообще это в голову пришло нарисовать? Полотенце отправилось в корзину, полную грязного белья. Ручка двери не желала поворачиваться, чтобы выпустить хозяина дома из ванной. Рой дёргал её, тянул дверь на себя и толкал от, упёршись ногами в пол, но ничего не выходило. Видимо, дверь заклинило – обычно ею громко хлопали днём, чтобы уведомить присутствующих, что соваться в ванную пока не следует. Мужчине бы ничего не стоило снять её с петель, но он боялся разбудить шумом Ризу, забывшуюся в беспокойном сне. Её сон был очень важен для восстановления. Мустанг уже собрался впервые за одиннадцать месяцев применить алхимию – не было нужды. Когда он пользовался ею в последний раз, у них был сломан холодильник, и Рой его починил, не прибегая к помощи мастеров. Об огненной алхимии уже было нечего и говорить – прошло около трёх лет с тех пор, как на него снова пытались совершить покушение. Почуяв опасность, президент хлопнул в ладоши и, щёлкнув зажигалкой из кармана, спалил нападавшему одежду. Только собравшись воспользоваться алхимией чтобы сделать проход в проходе, мужчина снова попробовал повернуть ручку, и дверь неохотно поддалась, выпуская хозяина дома из ванной. Спустившись на кухню, Мустанг снова встал у окна, прислушиваясь к вою ветра снаружи. Где-то вдали что-то стучало, наверное, с соседского дома, хозяева которого уехали на каникулы заграницу, сорвало ставню. Появилось чувство, будто кто-то встал за спиной. Рой резко обернулся. Никого не было, хотя на лестнице в коридоре раздался скрип, после чего мужчина смог услышать приглушённые голоса: - Мы хочешь пить, - голос был смутно знакомым, с хрипотцой. Мустангу показалось, что он слышал его на одном из рок-концертов, на поддержку которых сам выделял средства и на которых выступал его сын со своими друзьями. - Нет, - второй голос принадлежал Трейну. Обычно экспансивный, сейчас он был лишён всей своей эмоциональности, словно её выкачали из него. - Надо водички… - продолжал уговаривать сына его собеседник. Дыхание у него было тяжёлым, словно говорить ему удавалось с трудом. - Не хочу. Рой потёр ноющую грудь, шумно выдохнув, и двинулся в коридор, желая посмотреть, что там происходило, но замер в нескольких шагах от сына. Рядом с парнем никого не было, он стоял, наполовину прикрыв глаза, и смотрел в пол, вцепившись в перила. - Трейн? – Мустанг помахал рукой перед глазами своего старшего ребёнка. Лунатизмом мальчик никогда не страдал, не смотря на все свои странности. - Иди спать, папочка, - произнёс сын хрипловатым голосом, каким обычно пел на концертах, когда его приглашал вокалист их группы к микрофону. При этом слово «папочка», словно призрак прошлого, заставил Роя содрогнуться и сильнее сжать пальцы на своей груди. – Пить хочу, - его голос снова стал нормальным, он моргнул и поднял глаза на отца. - Что это было? – Рой вцепился в плечи Трейна, встряхнув. Тот удивлённо смотрел на него, будто совсем не понимал ничего. - Что не так-то, папаня? Мужчина ещё несколько раз спрашивал у него, что же произошло, но сын продолжал смотреть на родного отца словно на идиота. В конце концов, парень привычно ощетинился, повысив тон, и с его губ чуть не сорвалось ругательство, и тогда Рой решил оставить его. Но вернувшись в постель к спящей Ризе, он продолжал думать о том, что же увидел. Засыпая, Мустанг решил, что обязательно спросит про Трейна у доктора Зиверса. Уж старый козёл должен знать, что происходит с мальчишкой. И, придя на работу, действительно спросил, хотя Зиверс, пожав плечами, сделал предположение, что у парня могла развиться шизофрения. В конце концов, будучи ребёнком, мальчик часто проводил время в играх и беседах с самим собой, списывая всё на какого-то «друга». Они все считали, что это воображаемый друг, который бывает у многих ребятишек его возраста, и опасности он не представлял. Они надеялись, что он это перерастёт. Не перерос. Продолжил вести себя странно, продолжил разговоры самим с собой, противоречия самому себе… Рой, глубоко вдохнув, снова взял очки, потёр грудь и вновь уткнулся в синско-аместрийский словарь, пытаясь отыскать ещё одно значение иероглифа «дрожать от холода».