Донор

Когда это произошло, часть населения Аместриса продолжала отмечать наступление Нового года, сидя за праздничными столами и уплетая различные зимние салаты. Те, кому нужно было пойти на работу после первой ночи в новом году, уже крепко спали, игнорируя то и дело взрывающиеся фейерверки, как это делал Рой Мустанг, прижимая во сне свою жену к себе. В три часа утра затрезвонил телефон в спальне Мустангов, разбудив супругов и напугав их, ведь обычно все всегда звонили на тот, что висел в коридоре. И не в такое время. Единственное, что приходило в голову до того, как сонный президент снял трубку, были мысли о начале войны. Та же Драхма решила наплевать на договор, заключение которого стоил Мустангу большим количеством нервных клеток, трёх упаковок таблеток с успокоительным и одним из козырей. И за забором уже ожидает танк, готовый разнести президентский дом в щепки. А они его даже не услышали под взрывы салютов. Окончательно пробудившийся Рой оттолкнул приподнимающуюся жену обратно на подушку, перелез через неё, игнорируя удивлённый возглас и последующее ворчание, вытянул руку и попытался ухватиться за трубку, чуть не свалившись с кровати, утащив за собой телефон. - Слушаю! – рявкнул он в трубку, готовясь услышать плохие новости. И не ошибся, новости действительно были совсем не хорошие, правда, к счастью, никакой войны пока не началось. *** Ринслет никак не могла заснуть, ворочаясь с бока на бок. Она разглядывала обои на стене – глаза давно привыкли к темноте – и водила пальцем по узору. Возможно, бессонница была из-за переедания на ночь, всё-таки её желудок не привык в такое время переваривать одновременно курицу и четыре различных салата, прикрытых сверху куском торта. Да и вообще столько есть для неё было непривычно. А возможно дело было в Рине, мирно посапывающем на матрасе возле кровати, иногда что-то бубнящем на синском во сне. Она даже и не замечала, что он любитель поговорить во сне. Их уложили в одной комнате, уступив диван в гостиной бабушке. Сначала парню была предложена кровать Трейна, но Ринслет предположила, что брат вряд ли обрадуется синцу, найденному под одеялом, поэтому Кристина Мустанг, вздохнув и пробурчав, что других вариантов тогда нет, вытащила из шкафа одеяло с подушкой и отправила детей в комнату девочки. И Ринслет, и её бабушка прекрасно понимали, что родители будут вряд ли в восторге от такого соседства, но не отправлять же мальчишку спать на кухню. Девочка перевернулась на другой бок и спустила руку вниз с кровати, стараясь незаметно коснуться головы Рина. Волосы по-прежнему были как солома, хотя он мыл их утром перед уходом на почту. Специально из Сины с собой шампунь привёз, говоря, что только такой подходит его голове. Мальчишка поморщился во сне, когда Ринслет погладила его, и снова пробормотал что-то на синском. Пока для девочки его язык был непонятен, но теперь с подарком бабушки она научится и говорить, и писать на нём. Обязательно научится, потому что ради неё Рин научился аместрискому. И начнёт понимать всё, что он иногда бормочет себе под нос. Может тогда она поймёт, о чём он думает. Потому что вечером, когда они все смотрели салют, Ринс показалось, будто Рин её ненавидит. Губы у него улыбались, но взгляд был ледяной. А ей было важно знать, что он думает о ней, потому что девочка любила его. *** После двух часов в клуб подтянулся народ, решивший выбраться из дома на праздничную прогулку. Большая часть была пьяна, иногда серьёзным охранникам, защищающим посетителей и музыкантов, приходилось растаскивать всяких драчунов, у которых внезапно начинали чесаться кулаки. Один даже умудрился забраться на сцену и хотел забрать у басиста гитару, но тот отвесил буйному зрителю пинок под очередные аплодисменты толпы и выгнал обратно в зал. Концерт надо было заканчивать, но публика всё никак не желала отпускать музыкантов. Когда они исчерпали все свои песни, довольные зрители стали требовать исполнять популярные хиты других групп. Отыгрывая очередную такую песню, Трейн понимал, что ещё немного и замертво свалится с установки. Мозоли от барабанных палочек уже давно кровоточили, руки и ноги слушались с огромными усилиями. В конце концов, отстучав свою последнюю мелодию, парень выбрался из-за установки, с трудом держась на ногах, чуть не запнувшись в куче пустых бутылок из-под воды, выпитых за концерт. Ребята уже начали готовить фейерверки к запуску, а толстый барабанщик из другой группы, который должен был заменить на этой песне Мустанга, лениво поднимался на сцену, переваливаясь с боку на бок, собираясь усадить свой объёмный зад на круглый стульчик. Бросив ленивый взгляд на пакет с пиротехникой, который подарила ему бабушка и который Вэнди предложила взять с собой, чтобы запустить около дома, когда они будут возвращаться, Трейн потянулся к микрофону. - Йо! – крикнул он, проверяя оборудование и прислушиваясь к собственному голосу, разлетевшемуся по всему клубу. Толпа тут же весело замахала ему, эхом подхватив его приветствие. Шутливо объяснив, что сейчас он исполнит одну последнюю песню, а потом группа отправится баиньки, потому что мамки музыкантов будут ругать их за позднее возвращение, парень пробежал взглядом по залу, пытаясь найти свою девушку. Элрик, заметив его взгляд, помахала ему рукой. Она по-прежнему стояла в первых рядах, но сейчас сдвинулась ближе к окнам, держа в руке железную банку – то ли кто-то её угостил, то ли сама купила. Как бы то ни было, Трейн этого не оценил и пообещал себе поговорить с ней об алкоголе. Девушка всё-таки. Раздался грохот, кто-то из ребят запустил салют раньше времени. Металлическая петарда взвилась в воздухе, полетев куда-то не туда, ударилась о потолок и взорвалась, разбросав вместо разноцветных искр осколки. Люди в зале начали паниковать, кто-то где-то громко стал кричать и звать на помощь – видимо, один из осколков попал в беднягу. Снова рванул очередной заряд. Потом ещё и ещё. Что-то полетело в нужном направлении, взрываясь в небе, а что-то снова разлеталось на осколки прямо в зале, травмируя людей. Когда Трейн развернулся, нецензурно требуя друзей прекратить запускать салют, что-то вонзилось в бок, и парень упал, не в силах стоять. Выпавший из рук микрофон грохнулся рядом, оглушая всех присутствующих. Какая-то балка рухнула прямо на барабаны, похоронив под собой толстого ударника, заменявшего Мустанга. - Это мог быть я, - с ужасом осознал Трейн, чувствуя, как слёзы бегут по его щекам. Кто-то где-то кричал, что нужно уходить и что клуб горит. С боку взорвалась колонка, парень успел прикрыть голову руками, ощутив, как что-то разрезало его рукав. Кровь потекла с руки на лицо, юноша уставился тупым взглядом на торчащую шрапнель в руке. Боли не было, она пришла потом, когда его, как и часть выживших, везли в больницу, а он орал, понимая, что не слышит собственного голоса. Люди бежали, пытаясь спастись, ломились в одну единственную дверь, никак не понимая, что она открывалась в другую сторону. Тот, кто не смог устоять на ногах, был затоптан на смерть. Потолок горел, от дыма ещё сильнее слезились глаза. - Нам надо уходить, - кто-то пнул Трейна по ноге, тот, автоматически, не осознавая, что делает, пнул в ответ. Человек упал со сцены, приземлившись прямо на спину, и взвыл от боли, не в силах подняться. Где-то что-то опять упало с потолка, люди визжали от ужаса, пытаясь спастись. -Я хочу стать алхимиком, как папа, - мальчик забрался с ногами на диван к матери. – Буду очень-очень стараться и стану таким же крутым! У меня даже получается немножко, - он взял со стола карандаш и уже собирался начать рисовать самый простой круг прямо на столешнице, но мама быстро пресекла все его попытки, отобрав письменную принадлежность. – А как ты это делаешь без круга? – бросив обидчивый взгляд на мать, спросил ребёнок, повернувшись к отцу. - О, это секрет, - отозвался тот, прижимая к себе маленькую спящую Ринслет. - Так расскажи! – потребовал Трейн, хлопая в ладоши и стуча по столу, старательно повторяя всё, как делал папа. – Почему ничего не получается? Скажи-скажи-скажи! - Ты, видимо, не знаешь значения слова «секрет», - хохотнула мама, качнув головой, и перевернула страницу книги. – Его нельзя рассказывать. - Я унесу его с собой в могилу, - усмехнулся отец, медленно потянувшись к чашке с печеньем на столе, боясь побеспокоить малышку, уснувшую только сейчас, потому что у неё всё утро болел животик. - Это же нечестно! – заворчал мальчик, спрыгивая с дивана. – Огненную алхимию нельзя, крутую алхимию нельзя, ничего вообще нельзя! Ты боишься, что я вырасту и стану круче тебя, молчишь поэтому! - Тебе этого не надо, поверь нам, Трейн, - мама захлопнула книгу и, перехватив собравшегося уходить мальчика за руку, притянула обратно. – Ты и без того крутым вырастишь. Ты ведь уже не боишься щекотки, правильно? Наверное, юный Мустанг потерял сознание на какое-то время, потому что когда в очередной раз приоткрыл слезящиеся от дыма глаза, увидел слепящее пламя, гуляющее по залу. Воздух раскалился, по помещению витал запах горящего мяса, совсем не похожий на тот, который парень помнил, когда его семья в парке жарила свинину на открытом огне когда-то давным-давно. Это был омерзительный запах горящих людей, кричащих и корчащихся от боли. Люди до сих пор не могли выбраться из горящего здания. Заходя в клуб, нужно было толкнуть дверь, а чтобы выйти – потянуть на себя. Теперь же открыть её было невозможно – зажали намертво. Те, к кому подбиралось пламя сзади, толкали вперёд, пытаясь спастись от огня, вдавливая в дверь тех, кто стоял возле неё. Все оказались в ловушке. Вэнди среди них не было, хотя Трейн старательно вглядывался в спины толпящихся, пытаясь различить знакомую фигуру. Он звал её, изо всех сил пытаясь подняться на ноги, но его крики заглушали чужие вопли боли и страха. И ноги плохо слушались, подняться никак не удавалось, поэтому пришлось ползти прочь со сцены, продолжая выкрикивать имя девушки. Раненая рука наткнулась на микрофон, который всё ещё был подключён к какой-то уцелевшей и не взорвавшейся колонке, потому что в зале помимо криков и треска огня стоял какой-то гул и скрежет. - Вэнди! – заорал в него парень, кое-как встав на колени и вытянув шею, пытаясь найти знакомое лицо в толпе. Искажённый звук передал имя девушки как «Эдиии!», но Элрик должна была понять, кого именно он звал. Где она стояла в последний раз, когда он общался с залом? Сколько времени прошло с того момента, как неудачно взорвалась петарда? Трейну казалось, что прошла вечность. Глаза слезились, мир вокруг него плыл. Подняться на ноги он так и не смог. Сидел на краю сцены, смотря, как люди превращаются в горящие факелы, как огонь сначала жжёт их одежду, переходя на волосы, а потом… Сзади что-то снова рухнуло, заставив испуганного парня оглянуться. Чёрный пакет с синскими фейерверками стоял неподалёку от пламени, и если оно доберётся до них, то станет ещё хуже. Бабахнет просто от души. С такими штуками никого живого здесь не останется, взрыва таких фейерверков хватит, чтобы стереть их всех в пыль, разорвав само здание на части. Трейн снова попытался подняться, снова упал, снова пополз, пытаясь дотянуться до пакета, стараясь не думать о том, что будет, если салют решит рвануть в его руках. Чёрт, да он даже не узнает, что умрёт, так всё быстро случится. Разорвёт до атомов, не оставив даже пепла. Кто-то вцепился в его плечо, потянув на себя, и, обернувшись, Мустанг увидел заплаканную Элрик, смотрящую на него с ужасом. - Нужно уходить! – закричала она, указав на людей, толпящихся у дверей. Не в силах ничего сказать – голос он, кажется, сорвал, когда кричал имя девушки в микрофон, - Трейн кивнул на пакет. – Не надо геройствовать! - Вэнди закинула его здоровую руку за голову и, придерживая за окровавленный бок, помогла подняться. – Надо уходить! Она потащила его в сторону двери, хотя там было столько людей, что саму её не было видно. Парень шёл с ней, с трудом соображая, куда его ведут, почему-то думая о том, каково было его отцу в Ишваре. Было интересно, что чувствовал Огненный Алхимик, когда самолично превращал людей в поджаренных кур, подобно той, что они ели сегодня. Надо будет спросить его об этом, если, конечно, сам Трейн доживёт до этого момента. Так забавно, похоже, Огненная Алхимия то ещё бремя… так забавно… В голове внезапно так сильно кольнуло, что парень, не в силах кричать, грохнулся на пол, утащив за собой девушку, помогавшую ему идти. Быстро вскочив, тяжело кашляющая Вэнди тут же принялась тормошить его и тянуть на себя, пытаясь снова поставить на ноги, но Мустанг никак не мог заставить себя подняться, валяясь по полу, пытаясь успокоить боль. Слишком много дыма они наглотались – слишком много крови он потерял, даже не заметив, что на боку зияет рваная рана. А до двери было ещё так далеко. И люди, толпящиеся там, ни за что не дадут им выбраться на свободу, потому что все обречены сгореть здесь живьём. Хотя, будучи на грани очередного обморока, Трейн сомневался, что огонь доберётся до него, когда он будет ещё живым. Они с Вэнди помрут от отравления угарным газом куда быстрее, чем тело начнёт лизать пламя. Где-то за спинами уже раздалось громкое «Ба-бах!» - взорвались барабаны на сцене. В голове снова кольнуло, словно что-то или кто-то решил потыкать иглой прямо в мозги. Словно откуда-то издали раздался голос его старого «друга», но парень не мог разобрать ни слова даже в собственной голове. Поэтому через несколько секунд попытки «войти в контакт» иссякли, и перед глазами предстало окно. Спасительное окно, за которым шёл снег, и не было огня и дыма. За которым была свобода. За которым была жизнь. Трейн потянул руку вперёд, захотев коснуться спасительного стекла, но пальцы прошли сквозь иллюзию, вернув к страшной обжигающей реальности. Красная Вэнди что-то орала ему, волоча, словно мешок, по полу, направляясь к толпе людей. А окно, которое он видел только что в своей голове, было закрыто бушующим огнём. Но за ним была свобода, и Трейн знал это. Из последних сил он поднялся на ноги и сделал пару шагов к огню. - Я не хочу умирать! – заорал он, потянув зарёванную Элрик к себе. В очередной раз упав на колени, парень сунул пальцы в кровоточащую дыру на боку, дёргаясь от резкой боли, и принялся выводить круг на полу. Самый простой, самый лёгкий, самый первый пришедший в голову. Хлопнув в ладоши и коснувшись круга, повторяя себе под нос, что он не хочет умирать, Трейн сделал небольшую стену, отрезав путь огня к ним и освободив проход к окну. В этот же момент стекло выбило от жара, осколки разлетелись в разные стороны, но путь на улицу был свободен. Рухнув лицом в ледяной снег, Мустанг вновь потерял сознание…