Донор

- Он был таким красивым мальчиком, - прошептала Риза, касаясь тыльной стороной ладони уцелевшей части лица сына. Кожа у Трейна теперь была совершенно белая, а губы шелушились и посинели, несмотря на то, что ему было уже сделано шесть переливаний. Как повезло, что он не взял группу крови от Роя, иначе столько пакетов для него не нашли бы. – Таким красивым мальчиком… - снова повторила она и прикрыла глаза подрагивающей рукой. Пока они с Роем пили шампанское и занимались любовью, их сын со своей подружкой, как и около сотни чьих-то детей, так же попавших не в то время, не в то место, пережили настоящий ад. По подсчётам из восьмидесяти четырёх человек, находившихся в стенах клуба, когда начался концерт, смогли выбраться из горящего здания только сорок девять. Все эти сорок девять человек получили различные травмы, а восемнадцать находились в тяжёлом состоянии. И все, кто был способен говорить – у кого-то было повреждено лицо, а кто-то просто был в глубоком шоке и потерял от него речь, – в один голос твердили, что в пожаре виноваты последние выступавшие мальчишки. И из всей группы смог выбраться живым только один. Именно их мальчик. Вылетевшим стеклом была повреждена левая часть лица. Осколком распороло нижнее веко – каким-то чудом не пострадал сам глаз, однако медсестра, делавшая перевязку сыну президента, заметила, что пока не известно сможет ли юноша им видеть так же ясно, как раньше. Распороло в двух местах щёку – чуть ли не от носа шли два грубых шва: один уходил к уху, второй спускался к челюсти, – теперь там останутся заметные уродливые шрамы, если не найти хорошего синского альмедика, который сможет подправить их косметически. Одна из частей разорвавшейся петарды была найдена в правом боку – до повреждения печени и летального исхода, вызванного болевым шоком, оставалось каких-то восемь миллиметров. Вторую часть шрапнели нашли в предплечье около локтя, задело мышцу – теперь рука не будет сгибаться до конца. Всё извлекали и зашивали на живую: не было времени давать наркотическим лекарствам подействовать – слишком было много раненых и слишком мало времени. Нужно было спасать всех. Да и никто не смог узнать в окровавленном и метавшемся в бреду мальчишке сына президента страны. - Для меня он всё равно будет красивым, - внезапно донеслось с соседней койки, и Риза, вздрогнув, повернулась к сидящей там дочери бывшего Стального алхимика. До этого Вэнди, ни разу не подавая голоса, сидела и, ни на что не реагируя, не сводила взгляда с Трейна. – Всё равно будет красивым, - так же произнесла она, переведя отрешённый взгляд с юноши на его мать. - Вэнди, - обеспокоенно позвала девушку Риза, опустившись около неё на колени и взяв за перевязанные руки. Девочку зацепило не так сильно, как Трейна, но она ударилась головой и обожгла руки и ногу, когда они пытались убежать от огня. Лицо у неё было красным – слишком сильно надышалась угарным газом. - Красивым… красивым… - снова и снова повторяли пересохшие губы, а руки мелко подрагивали. - Вэнди, услышь меня, пожалуйста, - взмолилась миссис Мустанг, заглядывая ей в глаза. Взгляд голубых глаз заметался по комнате, каждый раз замирая на несколько секунд на спящем наркотическим сном юноше. - Я… - внезапно взгляды их обеих встретились, и Вэнди, прекратив мелко дрожать, вытаращилась на Ризу. – Я же люблю его? – зачем-то спросила девушка то ли саму себя, то ли первую леди. - Любишь, Вэнди, любишь, - на всякий случай ответила Риза, поднимаясь с колен и погладив сошедшую с ума девочку по голове, села на её койку. Элрик, уткнувшись женщине в грудь, затихла на несколько минут, видимо, переваривая информацию. Риза не торопила её, гладя по голове и бросая взгляды на лежащего на соседней койке сына. Ничего удивительного, что у девочки помутился разум – девочка в новогоднюю видела ад, пока старшие Мустанги спали. - …мой кузен… - донеслось до первой леди новое бормотание. – Миссис Мустанг, это… - резко вскинув голову, чуть не ударив своим лбом Ризу по челюсти, доверительно начала девочка, но оборвала фразу, и голубые глаза начали закатываться. – К чёрту, - шепотом выругалась она и обмякла в объятиях женщины, снова утратив понимание происходящего. *** Где-то кто-то перепугано звал кого-то. Откуда-то справа доносилось чьё-то требование немедленно разыскать человека с какой-то там группой крови – не первой отрицательной, что уже хорошо. Рой не разбирался в трансфузиологии, но слышал, что остальные группы крови вполне могут вливаться в друг друга, не убивая реципиента. Совсем рядом кто-то плакал, громко всхлипывая. Какая-то женщина кричала в истерике, вырываясь из объятий своего мужа, – по её крикам было понятно, что этой ночью умер их ребёнок. Всю эту какофонию застал Мустанг, выходя из кабинета заведующего больницей, где находился телефон. Эдвард Элрик не ожидал звонка из столицы так поздно и вовсе не ожидал, по какому поводу был этот звонок. Рой совсем ошарашил старого приятеля, рассказывая о произошедшем с детьми. И теперь Элрик собирался сесть на первый же поезд до Централа и приехать к дочери. С момента приезда старших Мустангов в больницу прошло всего около часа. Появление президента и первой леди вызвало переполох – люди думали, что Рой Мустанг с супругой прибыли, чтобы посочувствовать пострадавшим. И Рой старательно изображал из себя заботливого лидера, насильно выжимая из себя поддержку и сострадание, когда его облепили со всех сторон, но ни на секунду не переставал искать взглядом сына среди десятков различных лиц. Только потом их с Ризой отвели в отдельную палату – до этого Трейн со своей подружкой лежали в общей, среди других разной степени пострадавших, пока юноша не пришёл в сознание на несколько секунд и не прохрипел своё имя склонившейся к нему медсестре. Медсестра не восприняла его слова всерьёз, посчитав, что пациент тронулся рассудком, но позже поделилась этим с одним из пожилых врачей, который, рассмотрев мальчишку, бросился к заведующему, требуя связаться со штабом президента. Забившуюся в угол общей палаты Вэнди Рой нашёл позже, когда, увидев сына и убедившись, что в ближайшее время сознание к нему не возвратится, пошёл расспрашивать других пострадавших о произошедшем. Девочка сидела на полу, разглядывая свои перевязанные руки, и совсем не отреагировала на старшего Мустанга. Только потом, когда её привели в палату к Трейну, она, завидев юношу, начала бормотать что-то несвязное себе под нос. Около кабинета заведующего столпилось несколько человек, и когда Рой вышел из него, прикрыв дверь, среди этой небольшой компании прошёл шёпоток. Люди толкали друг друга, кивали на своего президента, что-то друг другу говорили. Рой не слышал их, проходя мимо, думая лишь о том, кто же был виноват в случившемся. А потом до него донеслись чьи-то негодующие слова: - Огненный Алхимик убийца, и сынок у него такой же! Мустанг скрылся от спорящих между собой людей, промолчав, избегая конфликта. Плевать, что они там думают, вина Трейна ещё не была доказана, хоть большая часть пострадавших говорили именно на него. Решать будет следствие, и если мальчишка действительно окажется виноват в том, что спалил тридцать пять человек, то Рой займётся его наказанием лично. И наказание будет суровым. Одними чёрными синяками и горящими рубцами на спине мальчишка не отделается. *** Дышать! Тяжело дышать! Пожалуйста, дайте немного воздуха. Хоть немного воздуха. Пожалуйста. Ринслет начала задыхаться, потому и проснулась, жадно хватая ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег из воды. Давненько она не просыпалась среди ночи именно из-за недостатка кислорода. В углу комнаты стоял кислородный баллон, но он уже покрылся пылью за ненадобностью. Пальцы рефлекторно коснулись верхней губы, чтобы проверить текла ли из носа кровь или нет. Нет, крови не было, это был не приступ. Её взгляд наткнулся на перепуганные чёрные глаза. Рин лежал около неё, таращась во все глаза, словно вообще видел впервые. Его рука лежала на её груди, приобняв Ринслет, и, возможно, именно эта непривычная тяжесть могла стать причиной такого внезапного пробуждение. - Ты чего? – просипела девочка, дивясь тому, когда тот успел забраться к ней на кровать. Он ведь крепко спал на матрасе до этого. - А ты? – беспокойно спросил синец, сев на кровати, не сводя с подруги взгляда. – Ты умираешь? Ринслет ответила не сразу, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ничего не болело, крови не было. Дышать стало гораздо легче, когда Рин перестал обнимать её, убрав свою руку с её груди. Выходит, ей просто стало тяжело во сне, вот она и стала задыхаться. Не от болезни. Не от приступа. - Вроде бы нет, - поделилась наконец она, тоже усевшись на кровати, обняв колени. Рин взял её за руку и начал задумчиво гладить пальцами тыльную сторону её ладони. Его что-то беспокоило, но он не спешил делиться своими переживаниями, и девочка тоже не торопила его. – Я даже не заметила, что ты улёгся рядом, - хихикнула Ринслет, решив сменить тему. - Мне стало одиноко, - неохотно отозвался мальчишка, продолжая смотреть на её руку. – Дома мы с братом часто спали вместе, пока он не… - он резко замолчал, перестав её гладить, и уставился куда-то в темноту. Словно сказал что-то лишнее. - У тебя есть брат? – удивилась Ринс. Друг никогда не писал ей об этом, поэтому она и считала, что тот был единственным ребёнком в семье. Она-то частенько писала ему про то, как Трейн по ночам всегда роняет вешалку, когда приходит домой, и как он дразнил её. - У меня есть брат, - тупо повторил Рин и слез с кровати, перебравшись на свой матрас, давая понять, что полуночный разговор закончен.