Донор

- Поговорим? Рой поднял голову, оторвав взгляд от документов, что подсунули ему министры в конце рабочего дня, вынуждая взять работу домой. Кто бы мог подумать, что спустя двадцать лет, Мустанг начнёт приносить бумаги домой, чтобы разобраться с ними как можно быстрее, сдав в срок. Он и сам бы раньше, возможно, скинул бы всё на свою команду, обойдясь лишь своей подписью в нужных местах. Он снял очки, кинув их на бумаги, и потёр глаза. Мадам Кристмас не торопила его, разглядывая комнату, из которой пасынок сделал себе кабинет. Раньше эта небольшая светлая комнатка с видом на ночные огни Централа принадлежала Ринс. Малютке Ринслет, что рисовала мелом на стене человечков, не смотря на то, что Риза ругала её за это. Потом дочка заболела и ей понадобилась комната с большей площадью, чтобы могла вмещать в себя больничную аппаратуру, которую Мустанги раньше периодически арендовали. Вторую гостиную отдали девочке, а из её комнаты Рой переоборудовал себе уголок, где мог ознакомиться с бумагами без шума и криков детей, спорящих между собой. - Что такое, мадам? – он попытался изобразить участливую улыбку на лице, но оказался слишком уставшим, чтобы цеплять на себя очередную маску. Головная боль мучила его, объединившись с невралгией, решившей не на шутку разыграться сразу после ужина, вцепившись в нервы на его рёбрах как голодный зверь. Она усиливалась в груди при каждом вдохе, мешая нормально дышать. Рой выпил таблетку после еды, мечтая, чтобы ноющая боль успокоилась хотя бы этой ночью, но дышать всё равно было сложно, постоянно меняя интенсивность своих вдохов и выдохов. - Если ты пришла поговорить про Трейна, то я не горю желанием обсуждать его сейчас, - сухо произнёс он, заметив, что мачеха продолжала разглядывать кабинет. Дипломы мальчишки за успехи в музыке, приколотые к пробковой доске, привлекали её внимание куда больше, чем слова самого Роя. Среди них ещё висела фотография самого Трейна – ещё мелкого, беззубого и полуголого, сидящего за множеством кастрюль, имитирующим ему барабаны. Его волосы тогда только начали отрастать и в тот момент достигли середины шеи. - Он рос хорошим мальчиком, - очень медленно произнесла, наконец, Кристина, разжав сухие губы. Тощие пальцы сняли фотографию с доски, погладив лицо улыбающегося мальчугана. – Хорошим и любознательным мальчиком, - продолжила она, подняв на Роя впавшие глаза. – Прямо как ты, дорогой. - Я же сказал, я не хочу говорить об этом сейчас, - раздражённо отозвался тот. Они только недавно поговорили о будущем ребёнке с Ризой наедине, придя к такому же выводу, как и Элрики. Ребёнок сам не рассосётся. Что было сделано, то сделано. Малыш родится, и Мустанги, если Трейн всё же не опомнится и не помирится с Вэнди, будут финансово помогать ему, а ещё будут забирать к себе на каникулы. Мадам шумно втянула в себя воздух и тут же закашлялась. Рой вежливо проигнорировал кровь в её мокроте, которую она постаралась прикрыть платком. Её единственное оставшееся лёгкое было уже на пределе, и они оба это знали. Она не хотела уезжать обратно на лечение в Сину, потому что понимала, что осталось ей совсем немного, и желала ещё немного провести время с семьёй, точно зная, что видит их в последний раз. - Слушай, я люблю Трейна, - устало произнёс Рой, откидываясь спинку стула. В груди уже привычно заныло от резкой смены положения, боль вновь впилась зубами в его рёбра. Мустанг расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, пытаясь подобрать нужный темп дыхания. – Я побил его не потому, что я такой тиран и деспот. Его нужно было наказать за все его поступки. Он уже вышел из возраста, когда детей наказывают стоянием в углу, - он прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на своих вдохах и выдохах. Из-за стресса невралгия совсем распоясалась. Нужно будет попросить Зиверса кольнуть его перед работой, иначе завтра он не сможет нормально изучать документы. - Я хочу поговорить не только о Трейне, - Кристина приколола фотографию мальчика обратно на доску между музыкальных дипломов и снимком всей семьи. На том фото они все улыбались, но взгляды уже были серьёзными. Ринслет уже болела, как раз это был первый год, и было как-то не до искренней радости. - Я хочу поговорить о тебе, малыш Рой, - печально сказала мачеха, и Мустанг, вновь открыв глаза, обнаружил, что она уже стояла около его стола, опёршись на него одной рукой. Её взгляд был таким же серьёзным, как на той же фотографии, висящей на доске. - В этом году мне будет пятьдесят, - улыбнувшись, заметил Рой, прижав руку к груди. Так легче дышалось, и боль, терзающая его рёбра, ненадолго отступала. – А в твоих глазах я всё ещё малыш… - Какая стадия, Рой? – резко перебила мадам Кристмас, отмахнувшись от его слов. Она смотрела на него совершенно безжизненными глазами, сжимая другую руку в кулак. Отросшие ногти впивались в её кожу, но она словно этого не чувствовала. Мужчине потребовалось несколько долгих секунд, чтобы догадаться о смысле вопроса. Он качнул головой, собираясь сказать, что с ним всё в порядке, но внезапно осознал, что в порядке он совсем не был. Последний месяц уж точно. Из-за изменившегося дыхания вернулась боль, и он выдохнул сквозь зубы. - Что говорит Зиверс, Рой? – продолжила давить мачеха, склоняясь к нему, скидывая несколько папок с документами на пол. Бумаги были вшиты в папки, потому ничего не разлетелось. - Он ставит невралгию, - хрипло откликнулся Мустанг. Кровь забила в висках от поднявшегося давления. - Когда в последний раз делал флюорографию? – Кристина снова закашляла, и Рой почему-то почувствовал, что хочет закашлять вместе с ней. - В прошлом мае, - задумчиво ответил он, прикидывая приблизительный прогноз своего нынешнего состояния. – Лёгкие были чисты. - Мои лёгкие тоже были чисты, - отрезала женщина, стукнув слабым кулаком по столу. Карандаш, лежавший неподалёку, покатился вниз. Рой не успел поймать его, и когда потянулся за ним, свесившись вниз, задохнулся от резко нашедшей боли. Это была не привычная ноющая боль, мучавшая его последние месяцы. Это было что-то новое, грызущее не только нервы на рёбрах, впиваясь острыми клыками в его внутренности. – Когда меня посветили через каких-то восемь месяцев, я уже светилась как твоя новогодняя ёлка! – мадам, заметив, как изменилось его лицо, схватила его за руку, обхватив запястье своими высохшими пальцами, и Мустанг сразу вырвался, отняв её ладонь. Её рука была ледяной и неприятной. И он совсем не хотел, чтобы эта рука попыталась подсчитать его участившийся пульс. - У меня нет рака, - медленно, чеканя каждое слово, произнёс мужчина. Боль в груди никак не успокаивалась, не смотря на все его попытки привести дыхание в порядок. Головная боль возвратилась к нему, несмотря на то, что с момента, когда он выпил таблетку, не прошло ещё и трёх часов. Его губы дёрнулись в нервной усмешке. Воспринял слова мачехи всерьёз, и теперь психика стала подсовывать ему фантомную боль, пытаясь заставить его поверить в её слова. На самом деле боль ему просто кажется, её нет. - Тогда почему ты стал белее этого листа, Рой? – старуха схватила со стола какой-то документ и потрясла им перед его глазами. – Твоё здоровье серьёзно ухудшилось за короткое время, и это заметила не только я, Рой! Мальчик тоже понял это и пытался сказать об этом, но ты, вместо того, чтобы услышать его, выбил ему зуб! – она довольно резво для умирающего человека обогнула стол и нависла над его стулом, схватив его за плечи. Мустанг услышал свист собственного дыхания и попытался отпрянуть от неё, но приступ кашля скрутил его в совершенно неподходящий момент. - Риза ещё не видит этого, потому что её глаза заняты Ринслет, - продолжила Кристина, хватая руку пасынка и поднося её к его же рту, чтобы вытереть ему губы его же рукавом. Рой в ужасе уставился на розоватое пятно, появившееся на белоснежной ткани. – Скоро и она заметит всё это, Рой! Кровь уже в твоих лёгких, и ничего хорошего – совершенно ничего хорошего – в этом нет. Ты болен, малыш Рой, - прошептала она, и Мустанг, снова посмотрев на пятно на своём рукаве, отпихнул её в сторону и резко поднялся. Ноги на секунду подкосились, и он вцепился в спинку стула, чтобы не упасть. – Почему ты никак не хочешь признать этого, Рой? – повторила мачеха, похлопав его по спине, как только новый приступ кашля согнул мужчину. - Ринслет, - хрипло выдохнул Мустанг, уже самостоятельно вытирая кровавую мокроту со своих губ рукавом и разглядывая пятно. Он был пока единственным человеком, который мог подойти в качестве донора для больной девочки, и признать тот факт, что он был нездоров и совсем не в порядке, означало, что все их надежды и мечты на трансплантацию гасли. И если погаснет он, то следом погаснет и дочка, не имея никаких иных шансов на спасение. Похлопывания по спине превратились в ласковые поглаживания. Кристина поняла весь смысл, вложенный в одно единственное имя. - Это может быть обратимо, Рой, - сказала старуха, переместив руки к его голове, взъерошив ему волосы до состояния вороньего гнезда. – Это может быть обратимо на ранней стадии, малыш Рой. - Я завтра же пойду к Зиверсу, - прохрипел Мустанг, прикрывая глаза. Боль в груди затихала, но дыхание по-прежнему всё ещё не желало восстанавливаться. – Пусть просветят меня, пусть скажут, что мои лёгкие чисты. - Всё правильно, малыш, - мадам продолжала гладить его голову, вслушиваясь в свистящее дыхание пасынка. Рой хватал воздух ртом, пытаясь хоть как-то заткнуть этот свист, но всё никак не выходило. Он слишком нервничал, оттого и свистел. Мустанг осторожно высвободился из её объятий и двинулся к двери. Этот чёртов свист могла заткнуть лишь Риза, одни её прикосновения действовали на него успокаивающе. Он замер, сжав дверную ручку, пытаясь представить, как выглядит со стороны. Бледный, взъерошенный, свистящий. Она поймёт, что он нервничал, и начнёт допытываться, желая узнать причину. Без точного диагноза не стоит пугать её. Рой вышел из кабинета, оставляя Кристину в одиночестве, на ходу расстегивая рубашку до конца, облизывая пересохшие от стресса губы. Из-под двери их спальни в коридор просачивался свет, и мужчина резко распахнул дверь, так же резко захлопывая за собой. Супруга лежала на кровати, читая книгу, и очень удивилась его поведению. Он сбросил с себя рубашку, оставляя её валяться у стены, и двинулся к Ризе, на ходу сбрасывая с себя обувь. - Что с тобой? – она отложила книгу в сторону и ахнула, когда Рой рванул её на себя, заставляя подняться. Наверное, не стоило дёргать её так резко, учитывая её голову и ногу, но он не мог ничего с собой поделать. Игра должна была быть доведена до конца и стоить своих свеч. От Ризы пахло свежестью, она уже сходила в душ перед сном. Он целовал её губы, прикусывая их, чтобы они слегка набухли и стали ещё краснее. Риза с белым лицом и бледными губами всё ещё иногда снилась ему в кошмарах. Он боялся снова увидеть её такой, и поэтому уделил губам как можно больше внимания. Её волосы были всё ещё влажными и путались под его пальцами. Когда его губы порхали по её шее, супруга, охотно вовлекаясь в эту игру, ласкала его торс, скользя кончиками пальцев по разгорячённой коже. Она уже не могла увидеть, в каком состоянии был Рой, чем он сам бессовестно пользовался, облизывая еле заметный шрам на её горле. За столько лет они успели изучить тела друг друга вдоль и поперёк, и точно знали, где у кого из них были эрогенные зоны. И Мустанг использовал эти знания, чтобы затуманить её разум, усыпить её бдительность. Риза задрала руки, позволяя снять с себя сорочку, и мужчина швырнул её куда-то в сторону, сам наспех расстёгивая свои штаны одной рукой. Они снова целовались, прикусывая друг друга. Рой повалил её на кровать, лаская свою женщину трясущимися руками и скользя по её коже языком там, где ей особенно нравилось, вызывая дрожь и у неё самой. И когда она уже была готова, пылая, моля не дать этому огню погаснуть, он выполнил её желание, стягивая с себя трусы, поддерживая это пламя. Когда Риза тихо закричала, кусая подушку, выгибаясь под ним, Рой выскользнул из неё и повалился на кровать, пытаясь восстановить сбитое дыхание, его грудь больше не болела, и свиста не было.