Донор

Ринслет сидела на скамейке в больничном дворике, разглядывая окна, выходящие на эту сторону, и пыталась отыскать палату, в которой находился папа. К нему её всё равно не пустили: хмурая медсестра, оглядев президентскую дочь, заявила, что зайти сможет только госпожа Мустанг, чтобы не распространять какие-нибудь инфекции лишний раз. Мама хотела возразить, однако девочка согласилась с женщиной. Лёгкие отца пока были слишком уязвимы, ей не хотелось, чтобы он подхватил какой-нибудь прилипший к ней вирус гриппа или ещё какой-либо гадости. У неё самой был слабый иммунитет. Не хватало ещё отцу окончательно слечь с пневмонией. Его должны были выписать уже сегодня, но вчера, по словам мамы, когда из него извлекали дренаж, что-то пошло не так, и их новый доктор оставила его ещё на сутки под наблюдением. По итогу, сегодня его опять не будет дома, а ведь они с бабушкой с утра приготовили много вкусного, надеясь поужинать всей семьёй, празднуя возвращение из больницы. В одном из окон мелькнул силуэт доктора Зиверса. Ринслет помахала ему, но тот, заметив её, резко скрылся с глаз. Девочка сначала решила, что его кто-то отвлёк, но потом она вспомнила слова Трейна о том, что этот напыщенный индюк на них обиделся. Его, видите ли, оскорбило недоверие Мустангов, и теперь он старательно их избегал. В прочем Ринслет не сильно огорчилась от этого. Старый хвастун Зиверс ей никогда не нравился. У него был просто отвратительный характер. Повезло ему, что папе стало легче, и мама смягчилась, хотя она изначально собиралась сделать всё возможное, чтобы перечеркнуть весь его медицинский стаж и отправить его, как сказал за ужином Трейн, коровам хвосты крутить в своём захолустье. Родители сменили семейного врача, наказав Зиверса тем, что отстранили его от терапевтической деятельности вообще, оставив только в качестве хирурга. Оперировал он хорошо, с этим никто не спорил. Даже швы у него выходили аккуратными и шрамы после них не выглядели ужасно. Девочка видела послеоперационные шрамы у других ребят, которых зашивал кто-то другой, и искренне радовалась, что на её груди всё выглядело не так уродливо. Ринслет ещё не встречалась с доктором Хэ, но мама сказала, что женщина – умница. Почти полгода назад из больницы украли медицинские карты людей с первой отрицательной, и среди них были также карты самой Ринс и её папы. Никто особо с этим не занимался, Зиверсу так вообще было плевать: о здоровье Мустангов он знал больше чем кто-либо, помня всё наизусть за столько лет. А доктор Хэ потратила своё личное время, чтобы восстановить часть актуальной информации, исходя из данных, что были в архивах. Это уже было достойно уважения. Рин скучающе вытаптывал какую-то фигуру на снегу, бродя по дворику туда-сюда, огибая гуляющих малышей, лечащихся здесь. Ринслет пригласила его поехать с ними, и парень согласился. В последние месяцы он как-то отстранился от неё, и девочка никак не могла понять причину. Они всё так же болтали о всяком, он учил её языку, и она уже делала успехи, умея поддержать лёгкий разговор с простыми предложениями, всё так же проводили много времени вместе, но что-то изменилось. Иногда ей казалось, что парню стало с ней попросту скучно, и он остаётся рядом лишь из жалости, и наделась, что это было не так. - Прохладно сегодня, да? – спросила она на синском, выпуская пар изо рта, пытаясь привлечь его внимание. Рин поднял голову, посмотрев на неё, усмехнувшись. Он всегда почему-то усмехался, стоило ей перейти на синский, но не говорил причину. Наверное, дело было в ужасном акценте, с которым девочка ничего пока не могла поделать. Но это всё равно было обидно. - Мне нравится такая погода, - наконец нехотя отозвался Рин, лениво растягивая слова. На аместрийском. Совсем не горел желанием поддержать разговор, показывая это всем видом. Ринслет собрала снег со скамейки и раздосадовано бросила снежок в друга, попав тому прямо в лоб. Ого, а ведь она никогда не была метким стрелком, не унаследовав точности и зорких глаз от мамы. Трейн постоянно дразнил её, когда они вместе играли, будучи маленькими, и она злилась и плакала. Элрик шутку не оценил и, помассировав лоб, рванул к ней со всех ног, явно собираясь зарыть её в снегу. Ринслет со смехом спрыгнула со скамейки, пытаясь скрыться за деревянной широкой спинкой. Рин оказался шустрее. Упершись в спинку рукой, он перепрыгнул скамейку, настигая свою цель, свалив её в мягкий снег. Девочка заверещала, пытаясь защитить лицо, но парень настойчиво тыкал ей снежком сначала в одну щёку, а потом в другую. Кожа горела, Ринслет пыталась бороться с ним, стараясь поймать его руку, но Рин перебрасывал снежок из одной ладони в другую, стоило ей вцепиться в него. Делал он всё очень быстро и ловко, как фокусник из цирка, куда Мустанги ходили давным-давно, в те дни, когда она была ещё маленькой и здоровой. Ей удалось ухватить его за оба рукава куртки, обездвижив, и потянув на себя. Пусть он тоже валяется в снегу, нечего только ей одной мёрзнуть. Рин вырвался, но подниматься не стал, заглядывая в её глаза. Взгляд чёрных глаз был каким-то странным. Словно змея, гипнотизирующая свою добычу. Он склонился над ней максимально близко, уткнувшись своим лбом в её, и Ринслет резко подалась вперёд, обхватывая его спину. Мама и папа делали так, когда думали, что никто их не видит. Они любили друг друга уже много лет, ласкали друг друга, не зная, что Ринслет, скрываясь от них, наблюдала за ними. Они излучали любовь, и она мечтала о точно такой же. Ей нравилось видеть, как они обнимаются и целуются, когда папа приходил домой с работы. И ей безумно хотелось попробовать тоже. Преодолев волнение и нервную дрожь, она смело прислонилась своими губами к его тонким и шелушащимся, но замерла, осознавая, что попросту не знала, что делать дальше. Родители касались друг друга губами, но она не знала, как именно они целовались. Взрослые ведь целуются с языком, а как это провернуть? Рин опешил, вытаращившись на неё, и девочка почувствовала, что уже пылает всё лицо, а не только щёки. Дурёха, какая же она дурёха! Ей в этом году только будет двенадцать лет – слишком рано, чтобы целоваться лезть! Но Элрик, на удивление, на поцелуй ответил, немного повернув голову, чтобы было удобнее соприкоснуться губами, не ударяясь о носы друг друга. Он немного приоткрыл рот, и Ринслет повторила за ним. Он старше, он, наверное, целовался уже с какой-нибудь девочкой в Сине. А она ещё маленькая, она будет учиться у него. Обязательно научится ради него. Он слегка прикусил её нижнюю губу, потянув на себя, и девочка прильнула к нему сильнее, цепляясь за него, словно он был плотом в океане, а их накрывала волна. Рин на секунду отстранился от её губ, вглядываясь в глаза, словно хотел раствориться в их темноте, а потом вдавил её в снег ещё глубже, навалившись всем своим весом на худенькое тельце. Дышать стало тяжелее, Ринслет глубоко вдохнула ртом, пытаясь заполнить лёгкие целиком, и Рин, положив руку ей под голову, снова прильнул к её губам, сунув в рот свой скользкий язык. Девочка дёрнулась от неожиданности и с трудом удержалась, чтобы не укусить его. Чего он так без предупреждения в рот полез? Это вот так взрослые целуются с языком? Это ведь не очень приятно, а мама с папой как-то получают удовольствие от поцелуев! Она повторяла за Рином, двигая языком, так же как и он. Это было совсем не так, как писали в книгах. На самом деле целоваться было скучно и холодно, потому что Рин случайно задрал ей куртку, и теперь мёрзла поясница, оставшись в одной лишь ткани водолазки. Ринслет уже начала жалеть, что вообще в это ввязалась, и открыла глаза, чтобы оттолкнуть парня от себя, но зажмурившийся синец выглядел довольно забавно. Он так хмурился, сведя брови, что на лбу проступила складка, прибавляя ему возраста, делая куда взрослее четырнадцати лет. - Она так почки застудит, - раздалось со стороны скамейки, и Ринслет, взвизгнув, оттолкнула Рина, который резво подскочил, вытаращившись на говорящую женщину. Он подал руку девочке, и Ринслет поднялась, отряхиваясь от снега, одёргивая куртку. – Совсем не бережёте свою даму, - продолжила женщина, не глядя в их сторону, стряхнув пепел от сигареты на снег. Лицо пылало от смущения. Ринслет мелкими шажками обошла скамейку, усевшись на самый край, пристыжено опустив глаза. Женщина продолжала курить, не делая каких-либо замечаний насчёт публичного выражения чувств в столь раннем возрасте. Девочка бросила на неё быстрый взгляд, готовая в любой момент ретироваться в больничный холл и остаться ждать маму там. Рядом с ними сидела доктор, если судить по белому халату, выглядывающему из-под пальто, наброшенного на плечи, и обуви, совсем не подходящей для прогулок по улице. Она не проявляла к детям совершенно никакого интереса, безучастно разглядывая больничные окна, затягиваясь сигаретным дымом. - Прохлаждаетесь, пока умирают люди? – буркнул Рин, опустившись между женщиной и Ринслет, отряхнув ей куртку от оставшегося снега. Девочка нахмурилась, покосившись на друга, но тот отмахнулся от неё, вытерев губы ладонью. - В моём отделении никто не умирает, - пожала плечами доктор, никак не прокомментировав бестактное замечание парня. А Зиверс бы, наверное, начал читать заунывную лекцию о плохом воспитании нынешнего поколения и совании носа не в своё дело. – Вы могли бы целоваться и на скамейке, чего в снегу-то валяться полезли? – женщина, потушив сигарету о доску скамейки, прищурилась и кинула окурок в стоящую неподалёку урну. Попала. Окурок скрылся в железном ящике. – А, я поняла, - она повернула голову обратно к больничным окнам, - вы боитесь, что вас заметят, да? - доктор повернулась к детям, посмотрев на них беглым взглядом, и откинулась на спинку скамейки, разглядывая плывущие облака. Ринслет нерешительно подняла глаза к окнам, вздрогнув, когда заметила в одной из палат отца, скучающе выглядывающего на улицу. Силуэт мамы был рядом с ним. Давно они смотрят? Видели ли то, что они с Рином здесь вытворяли? Будут злиться? Она сама ведь ещё маленькая, а тут ещё и у Трейна будет ребёнок в раннем возрасте. Наверняка ведь будут злиться! Девочка робко подняла руку, помахав, не зная, какая будет реакция у отца. Конечно, он не распахнёт окно и не наорёт на неё прилюдно, но всё же… Папа помахал ей в ответ, по-детски скорчив рожицу. Было видно, что мама за это треснула его книгой, а потом выглянула в окно сама и тоже помахала. Выходит, они ничего не видели? Правда не видели? - Они только подошли к окну, если Вас это так беспокоит, - доктор поднялась со скамейки, отряхнув подол пальто от снега. Ринслет встретилась с женщиной взглядом, осознавая, что перед ней стояла, вероятно, та самая доктор Хэ, о которой говорила мама. У неё были чёрные глаза, напоминающие своим разрезом глаза самой Ринс. В самом Централе было не так уж и много метисов от аместрийцев и синцев. По словам папы, больше всего таких людей проживало в Восточном регионе и в Ист-Сити они встречались куда чаще, чем в столице. Национальность в паспорте у метисов ставили по отцу. Вот, например, папа у самой Ринслет по документам числился аместрийцем, хотя лицо у него было совершенно не типичным для жителя их страны. И девочка тоже числилась аместрийкой, хотя ей ещё не было 16 и не было паспорта. - Вы иностранка, верно? – поинтересовалась Ринслет, поднявшись следом. – Вы Янлин Хэ, да? – высказала она свою догадку, разглядывая её усталое лицо. Женщина не была красавицей, в её лице было что-то отталкивающее, хотя девочка всё никак не могла понять что же именно. А потом доктор улыбнулась, протянув ей руку, и Ринслет догадалась. У неё был отвратительный прикус. Зубы, как говорила мама, шли кривым забором. Младших Мустангов ещё постоянно пугал Зиверс, когда они боялись идти к стоматологу, что у них будут вот такие вот зубы. - Да, всё верно, юная госпожа Мустанг, - девочка пожала ей руку, и доктор протянула ладонь Рину, вскочившему сразу за Ринс, но парень демонстративно отвернулся, проигнорировав её. Элрик недовольно буркнул что-то на синском, используя незнакомый для Ринслет диалект, но Янлин Хэ рассмеялась, ответив что-то такое же непонятное. Ох уж эти синцы со своими различными наречиями! Девочка подняла взгляд на окно отцовской палаты, заметив, как оба родительских силуэта уже отпрянули от подоконника, обнимая друг друга. Целовались? Мама была утром в ванне дольше обычного. Наверное, если бы папу выписали сегодня, то они занялись бы сексом вечером, но доктор Хэ что-то не понравилось, и она подпортила им планы. - Рада была познакомиться, - женщина вновь улыбнулась, но на этот раз не так открыто, отчего её круглое лицо стало выглядеть чуть мягче и симпатичнее. – Берегите свои почки, Ринслет, - улыбка резко сошла с её лица, доктор мигом стала серьёзной и двинулась прочь с больничного дворика, поправив шапку какому-то малышу, выпрыгнувшему перед ней. Компания гуляющих ребятишек обступила Янлин Хэ с громким галдежом, и Ринслет, потеряв интерес, снова подняла глаза на окно папиной палаты. Даже родительских силуэтов больше не было видно. - Как насчёт тёплого чая? – тихо спросил Рин на синском, взяв её за руку, зная, что она его понимает. Девочка перевела на него взгляд, слегка закатив глаза, и усмехнулась, полностью копируя его замашки. Элрик фыркнул, но больше ничего не произнёс, зачем-то снова поправив ей куртку, и повёл в больничный корпус, где располагался буфет и зал для посетителей.