Донор

Снег уже начал потихоньку таять, днём больше не было прохладно. Зима со своими белыми оттенками отступала, уступая место весне. В Ист-Сити весна имела преимущественно светло-зелёные цвета, листва на деревьях распускалась довольно быстро из-за близости к пустыне, а вот в Централе весна была грязной. Коричневой и мокрой. Хотя столичные службы благоустройства отлично справлялись, быстро убирая растаявшую грязь, но за городом была всё такая же коричневая жижа, чавкающая под ногами. По их маленькому посёлку нельзя было передвигаться без резиновых сапог. И даже тот факт, что здесь жил президент Мустанг со своей семьёй, никак не влиял на капризы весны. Риза оторвала лист календаря, смяв его и кинув в ведро. На новом дне был пририсован цветными карандашами воздушный шарик. Это были проделки Ринслет, разрисовывавшей все праздничные даты в календаре. Ребёнок так развлекался. Добавляла скучному календарю яркую изюминку. Восемнадцать лет назад в товарном поезде, следующем без остановок с севера в Централ, родился Трейн Мустанг, громко разоравшись на весь вагон, стоило Рою перевернуть его вниз головой и шлёпнуть по попке, как однажды показал ему однажды знакомый акушер. В тот день они прокрались в товарняк, потому что ближайший пассажирский поезд до столицы должен был быть только через пару дней, делая остановку в глухой северной деревушке, куда Мустангов занесло очередное приключение. Ещё с самого раннего утра у Ризы отчего-то сильно тянуло спину, и Рой заботливо натирал ей поясницу, чтобы хоть как-то ослабить боль. А ещё у неё слегка опустился живот, намекая на то, что скоро придётся рожать. Дышать, кстати, после этого стало как-то полегче. И есть хотелось просто безумно, и их скудные запасы были значительно подъедены, не смотря на ворчание супруга. Через пару часов помимо спины начал болеть ещё и живот, и Риза сразу поняла, что происходит что-то неладное, о чём предупредила Мустанга. Рой тогда ещё посмотрел на неё крайне растеряно и, хлопая глазами, наивно поинтересовался, не может ли она потерпеть ещё полутора суток, на что Риза, убирая липнувшую к потному лбу чёлку, рявкнула, что ребёнок больше не хочет ждать и рожать придётся прямо сейчас, потому что он просто так не появится, если хлопнуть в ладоши и приложить их к животу. Что было дальше она помнила смутно, зато, наверное, это навсегда въелось в память Рою, хоть он никогда об этом и не говорил. Она помнила, что орала, обещая оторвать долбанному Мустангу яйца, чтобы больше никогда в жизни не испытывать подобного. Помнила, как во время одной из особенно сильных схваток оторвала стенку у какого-то ящика, которая была прибита множеством гвоздей. Помнила, как хваталась за руки Роя, когда он придерживал её, пока она стояла на корточках, потому что так тужиться было куда удобнее, чем на родильном столе, на котором она лежала во время вторых родов. У супруга ещё неделю не сходили синяки на предплечьях, можно было приложить ладонь и понять где лежали её пальцы в тот момент. Откуда только такая силища взялась? Сколько тот кошмар длился, никто из них не мог точно сказать. Когда они забирались в поезд, солнце ещё не встало, а когда всё закончилось – Рой с помощью алхимии сделал окошко в стене, чтобы дать ей побольше воздуха, - солнце уже село. Ризе казалось, что целую вечность, потому что она успела безумно устать. Ринслет, вроде бы, не смотря на все осложнения, вышла из неё куда быстрее, хотя измучилась она гораздо больше, чем в первый раз. В тот раз, правда, Рой никак не пугал её, только метался по вагону, не зная, что делать и как помочь, в то время как врачи бормотали что-то непонятное на своём медицинском языке, используя незнакомые термины, и твердили, что, наверное, всё-таки придётся резать её. Под конец сил не осталось совсем, Риза лежала на полу, вся мокрая от пота и дрожащая от усталости. Когда Мустанг достал из неё нетерпеливого ребёнка, радостно объявив, что «Это мальчик! Это мальчик, Риза!», у неё даже не хватило сил, чтобы взять орущего во все свои раскрытые лёгкие сына на руки, потому Рою пришлось держать новорожденного над её грудью, чтобы она могла его рассмотреть. - Ого, это и правда мальчик… - тупо пробормотала тогда она, уставившись на красное, орущее существо, перепачканное её кровью, с болтающейся пуповиной и маленьким пенисом. Как будто думала, что Рой ошибся и всё перепутал, потому что все вокруг только и твердили, что с такими предпочтениями, появившимися во время беременности, родится точно девочка. Мустанг в ответ лишь нервно расхохотался, прижимая ребёнка к себе. Риза думала, что все младенцы рождаются лысыми, но у мальчишки на голове был тёмный пушок, показывающий, что у орущего красного комка, который держал на своих руках нервно посмеивающийся Рой, сидя рядом, будут такие же чёрные волосы, как и у его папочки. А вот большие глаза после рождения почему-то были голубыми, хотя со временем стали карими. У дочки же даже младенческой голубизны не было, её глазки были сразу чёрными, в которых даже практически невозможно разглядеть зрачки. Совсем как у Роя. Вырывая лист календаря, Риза зацепила висящую рядом фотографию и бросилась ловить её, как только смятая бумага достигла мусорного ведра. Не успела. Рамка сорвалась с гвоздя, рухнув вниз, разбивая стекло, защищавшее снимок, на несколько крупных осколков. Хорошо, что не на мелкие, пришлось бы брать веник и собирать по всей кухне. Складируя битое стекло на столе, положив сверху саму рамку, при этом аккуратно достав оттуда само фото, Риза задумчиво провела пальцем по запечатлённой на нём семье на фоне заката у моря. Аэруго. Ринслет, вроде бы, ещё не было года, но она уже умела стоять на ножках и делать несколько смелых шагов без посторонней помощи. У семилетнего Трейна уже поменялись передние зубы на верхней челюсти, став немного длиннее на фоне остальных молочных. Рой ещё подшучивал над ним, называя бобрёнком, и от этого мальчишка недовольно бурчал. Риза снова хотела туда. В ту беззаботную страну, в то беззаботное время. Там было бесконечное море – тёплое и солёное, ослепляющее сверкающими бликами отражённого солнца. На закате оно становилось красным, когда его касались лучи уходящего солнца. Трейн носился по пляжу в одних трусиках, бросая в воду камешки, а Ринслет ковырялась в тёплом песке, пока они с Роем сидели на камнях, болтая ногами в воде, и любовались закатом, не доступным для их родной страны. Нет-нет, закаты в Аместрисе были ничуть не хуже, они были привычными и родными, но ни в одном городе их страны не было выхода к морю, не было ни одного заката, окрашивающего бесконечную водную гладь в ярко-красные оттенки. Речные закаты были другими, но не менее прекрасными. Или ещё раньше, во времена, когда рутина не успела поглотить их брак, когда не родились дети, когда небо было ярко-голубым, и солнце находилось высоко, а они с Роем лежали на маленьком деревянном пирсе, прилегающем к арендованному домику. Дерево было обжигающе горячим, поэтому они постелили полотенце – большое и широкое, кои продавались в киосках на всех пляжах. Они занимались любовью под шум волн и крики чаек, оба были солёными и скользкими от пота и брызг воды, и внезапные порывы ветра приятно охлаждали кожу. У Ризы в тот день обгорело лицо – особенно сильно потом облазил нос, - а у Роя сгорела спина и ягодицы, и ей приходилось вечером мазать его сметаной, потому что ему было больно от любого прикосновения. - Кто разбил рамку? Она вздрогнула, когда сильные руки легли на её плечи. Рой прошептал ей эти слова прямо в ухо, практически касаясь губами, заправив назад прядь волос. Риза повернулась к нему, протянув фотографию, и уткнулась ему в шею, вдыхая родной запах. У Мустанга уже давно были морщинки вокруг глаз, уже давно чуть опустились уголки губ и были седые волоски на висках, уже давно он больше не был особо активным в постели, предпочитая в открытую наслаждаться её стараниями. Он старел, но пах всё так же, как в молодости. И она любила этот запах, жадно его вдыхая. Но теперь было кое-что, что напрягало её в его внешнем виде. Кислородный баллон, который он таскал собой по дому на маленькой тележке, одолженной у Ринслет. Рой цеплялся за него, будто утопающий пытался ухватиться за травинку, носил катетер в носу – совсем как дочь, когда у неё происходили рецидивы, - словно боялся, что начнёт снова задыхаться. Ризу это нервировало, ей уже хватало одного инвалида в доме. Доктор Хэ перевела его на таблетки, пытаясь отучить от кислородного баллона, заставляя его дышать самостоятельно, но Рой, чаще всего, снимал канюлю только перед её приездом. - Так чем ты занималась, Риза? – весело спросил он, медленно отстраняясь от неё, крутя в руках снимок, разглядывая его со всех сторон. – Яростно ностальгировала по стране, где правит щедрая душа, поставляющая в Аместрис дешёвые фрукты, которые у них там даже никто не ест? – Рой фыркнул и потёр губу, и до Ризы дошёл смысл этого жеста. Фрукты, которые в Аэруго никто из местных жителей не ел. Это действительно поразило тогда её, когда они впервые приехали в чужую страну на медовый месяц – “любовный месяц”, как было принято говорить в самом Аэруго, лениво растягивая эти слова. Вроде бы они остановились около какой-то местной церквушки в готическом стиле, чтобы сделать фотографию – она теперь лежала где-то в альбоме, - но Рой внезапно рванул к апельсиновым деревьям, что росли прямо вдоль дороги. Местные смотрели на него как на дикаря, когда он нарвал, наверное, с десяток спелых плодов и притащил их в машину. Они вместе ели их, жадно вгрызаясь в мякоть, пачкая свадебные наряды оранжевыми пятнами, и смеялись, утирая друг другу губы от стекающего сока. Тогда в Аэруго они действительно наелись множества фруктов абсолютно даром, потому что местным они были совершенно не нужны. - Ладно, сейчас всё починим, - Рой поправил болтающуюся трубку, закинув её за плечо, и, хлопнув в ладоши, коснулся разбитой рамки. Заняло всё это всего лишь секунду. Короткая вспышка – и рамка восстановилась вместе со стеклом, куда супруг сразу же спрятал снимок, вернув фотографию обратно на стену. Хорошо иметь алхимика в доме. У Ризы в запасе было целых два, хотя супруг не использовал алхимию очень-очень давно, а сын знал лишь основы. Но этого хватало с лихвой. - Да ладно! Серьёзно? – Мустанг бросил удивлённый взгляд на календарь, пошкрябав ногтём по нарисованному Ринслет воздушному шарику, будто пытался удостовериться, что сегодня был именно день рождения сына. Риза кивнула. Рой страдальчески застонал. Пока он лечился, то совсем потерял ход времени. Риза даже заметила, что он начал путаться и больше не мог проделать свои фокусы с часами. Раньше она подшучивала над ним, прося сказать сколько сейчас времени, предварительно покосившись на часы. Если стрелки были ровно на ноль-ноль минут, то Рой, не задумываясь, говорил об этом, не глядя на циферблат. Если же стрелка находилась в любом другом положении, то ему приходилось смотреть на часы. Сейчас же он начал смотреть постоянно. - У нас есть подарок? – растерянно спросил супруг, опустившись на стул. Риза присела рядом, взяв его за руку, лаская кончиками пальцев его ладонь. – Он, конечно, не заслужил, но восемнадцать лет – это восемнадцать лет… - Рой улыбнулся, и Ризу передёрнуло. Катетер из его носа портил всю картину, портил красивое лицо её супруга. - Я приготовлю торт, - пожала плечами она, отпустив его руку. - Этого недостаточно… - Мустанг свёл брови, качнув головой. - А что достаточно, Рой? – устало поинтересовалась Риза. – Он больше не занимается музыкой. Он больше не встречается с друзьями. Он целыми днями сидит в своей комнате, листая учебники по физике и алхимии, словно одержимый, и выползает во двор, чтобы покачаться на качелях, только когда я заставляю его выйти погулять. Знаешь, кого мне это напоминает, Рой? – она подалась вперёд, в то время как супруг дёрнулся назад, встревожено глядя на неё. - Я не хочу! Не хочу! Папа, пожалуйста, не делай мне больно! Она лежала на кухонном столе, прикрытом простынёй, - маленькая, дрожащая и полуголая. Поначалу Риза прятала грудь, закрывая её руками, но теперь из-за того, что её спина горела от постоянных уколов иглой, ей было так больно, что было совсем не до стыда. Она плакала от боли и унижения, утирая слёзы, чтобы их не увидел отец. - Заткнись, идиотка! Прекрати истерить и дай мне закончить работу. Отец злился. Отец теперь всегда злился после того, как мистер Мустанг закончил своё обучение и уехал от них. Риза так и не сказала ему, что тот решил пойти в военную академию, но отец, казалось, сам уже это понял, постоянно добавляя к имени Роя всяческие грубые слова, если они разговаривали о мальчишке. - Нет, папа! Прекрати! Хватит! Вся эта экзекуция длилась уже несколько дней и долгие-долгие часы, после которых вся её спина была красной и горела словно огнём. Кожа распухла, и пошло воспаление. Риза не могла нормально спать, больше мечась в бреду, чем успокаиваясь во сне, и не могла носить одежду сверху, оттого ходила по дому с голой грудью, стыдливо прячась в углу, если мимо проходил отец. Самым ужасным было то, что её мучения, казалось, не закончатся никогда. Девочку уже трясло при входе на кухню и взгляде на стол, а когда отец решал вновь продолжить накалывать ей татуировку, то грубо хватал её за руку, заваливая на стол, и Риза орала не своим голосом, пытаясь отбиться и не дать ему сделать ей снова больно. - Хватит визжать как свинья, Риза! Ты сама согласилась помочь мне спрятать исследования, а теперь ноешь и пытаешься соскочить. Неужели я не могу доверять даже собственному ребёнку? Да, она согласилась сама, но тогда девочка даже не подозревала, каким образом он решит передать ей свою тупую алхимию, из-за которой у него поехала крыша. Как некстати мистер Мустанг решил покинуть их! Он бы уж точно не позволил отцу сделать подобное. Но он уехал. Предатель… - Послушай, Риза, я понимаю, что… - она не дала ему закончить, перебивая: - Наш Трейн похож не на тебя или на меня, он становится похож на моего отца! Риза резко поднялась, но координации такой резкий подъём не понравился, и её довольно сильно качнуло в сторону. Даже спустя несколько месяцев её голова всё ещё не восстановилась. Ей пришлось ухватиться за Роя, чтобы не упасть, и он начал хватать воздух ртом, будто опять начал задыхаться. Его грудь заходила ходуном, и ей пришлось отстраниться от него, чтобы он смог восстановить дыхание. Его лёгкие были чисты, Риза знала это точно. И последние анализы тоже были хорошими. Она смотрела, как супруг судорожно крутит клапан на баллоне, усиливая подачу кислорода в катетер, при этом продолжая задыхаться. Он нервничал и из-за этого всё никак не мог сделать нормальный глубокий вдох. Риза уже собиралась опуститься около него, чтобы успокоить – не следовало так срываться на Рое, вспомнив детскую обиду, - когда в коридоре зазвонил телефон. Дыхание Мустанга мгновенно восстановилось, доказывая все её подозрения, что проблема была не в его лёгких, а в голове, и он откинулся назад, уткнувшись затылком в стену. На жену он даже не посмотрел, уткнувшись в окно, и Риза, покачав головой, двинулась в коридор. - Миссис Мустанг, простите за беспокойство, - послышалось в трубке, когда она ответила на звонок, продолжая краем глаза следить за Роем. Звонил охранник с пропускного пункта их маленького посёлка и, судя по голосу, тоже нервничал. - Что случилось? – устало поинтересовалась Риза, зачем-то наматывая провод себе на палец. - У меня здесь сидит молодая девушка, которая очень порывается попасть в Ваш дом, - пробормотал охранник. – Говорит, что Вы знаете её, что её зовут Вэнди Элрик.