Донор

Озеро было илистым, и стоило быстро пробежать в воде, едва касаясь пальчиками ног дна, как взбаламученная вода тут же приходила в движение и сразу становилась мутной, потому что ил всё никак не оседал обратно. Зато когда озеро было спокойным, а погода солнечной и безветренной, вода превращалась в зеркальную гладь, отражая в себе окружающие его стройные сосны с мощными дубами и парящие по небу облака. Девочка любила приходить сюда. Снимала сандалики, пробегала до своего любимого дерева, предпочитая обходить растущую на берегу осоку по прохладной воде. Так было всегда быстрее и куда безопаснее, не смотря на холод, – жёсткая трава постоянно путалась, из-за чего все всегда спотыкались и могли удариться о торчащий из-под земли камень или корень, а ещё часто резала икры или ступни. У любимого дерева была достаточно низкая, свисающая практически до самой воды толстая ветка, на которую можно было взобраться, держась за такие же крепенькие, но менее мощные ответвления, и удобно устроиться, баламутя воду ногами и читая какую-нибудь книжку. А ещё, стоило аккуратно пройтись к самому краю, почти ушедшему под воду, крепко ухватившись за верхние ветви, можно было наблюдать за происходящим на берегу и оставаться совершенно незамеченной за счёт густой листвы. И если раньше девочка приходила сюда почитать не так часто, предпочитая отсиживаться дома, взобравшись на диван с ногами, особенно когда погода в Грюнене была облачной или даже пасмурной, то теперь всё изменилось, потому что теперь гостиную в их доме оккупировал папин ученик. Очень часто именно он валялся на её любимом диване, скучающе листая учебник по этой дурацкой алхимии, которая когда-то вовсю вскружила голову её папе, а после смерти мамы окончательно свела его с ума, превратив профессора из Центрального Университета в отшельника, закрывающегося ото всех в своём кабинете. И дурачка-Мустанга – как называл его за глаза папа – ожидала та же участь. Алхимия тоже сведёт его ума. Да-да. Уж в этом девочка уже ни капельки не сомневалась. Этот дурачок-Мустанг ворвался в их семью без приглашения, постоянно препираясь с её папой, чем раздражал девочку до невозможного. Да как этот дурачок смел постоянно дерзить и критиковать материал, который любезно предоставлял ему папа! Сама Риза теперь никогда и подумать не могла, чтобы перечить папе, видя, как его исследования сводили его с ума. Потому что это обязательно кончится плохо. Да-да. Однажды она уже попыталась показать ему свой характер и настоять на том, чтобы он заплёл ей косички, которые всегда заплетала ей мама, вместо хвоста, который теперь заплетал ей папа, и тот разозлился и обстриг ей её длинные волосы. Наказал её за непослушание и дерзость, и теперь девочка ходила со стрижкой «под мальчика», отчего все мальчишки в классе дразнили её, а соседи считали, что Хоукай-старший совсем поехал кукушкой, раз решил обрезать такие красивые длинные локоны, с которыми крошка Риза бегала чуть ли не с самого рождения на зависть всем девочкам их маленького городка. - Будь терпеливой и спокойной, Тереза, и вот тогда всё будет хорошо, - говорила всегда мама, когда девочка ныла о того, что папа опять пропадал в Централе, проводя со своим университетом и исследованиями куда больше времени, чем с ними. И Риза теперь всё время была терпеливой и спокойной, потому что знала, что несёт за собой непослушание. А этот дурачок-Мустанг пререкался с папой практически каждый вечер. И папа ничего ему не делал, потому что Мустанг появился на их пороге каким-то нелепо обстриженным, невероятно тощим и мелким для своих одиннадцати лет. А ещё у него был пластырь на горле, и он странно похрипывал при разговоре, а иногда и вовсе начинал сипеть. Может поэтому папа и терпел все его выходки, потому что жалел его? Да, определённо, это только потому, что он жалел этого облезлого дурачка из Централа, а не потому, что тот своими вечерними спорами об алхимии зажигал в папиных глазах какой-то странный огонь. Только поэтому. Исключительно поэтому! Риза выглянула из своего укрытия, слегка отодвинув ветку в сторону, чтобы лучше было видно берег. Бунтарский паразит, вторгшийся в её тихую и спокойную жизнь с папой, тоже решил выйти сегодня из дома, оторвавшись от учебников, поддавшись июньскому солнышку. Мальчик отошёл от берега совсем недалеко, всё никак не решаясь зайти дальше, чтобы окунуться хотя бы по пояс. Риза давно привыкла к тому, что все мальчишки в их Грюнене поголовно останавливались в воде примерно на одном и том же уровне, замерев так, чтобы прохладная вода доходила примерно до середины бёдер, словно резкий заход в озеро для них был невозможен. Мустанг осторожно огляделся по сторонам, словно ощутил на себе её взгляд, хотя вряд ли бы он сумел разглядеть затаившуюся на дереве девочку, и, максимально вытянувшись насколько позволял его рост, подпрыгнул на месте, подаваясь вперёд. Он нырнул под воду рыбкой, сверкнув напоследок тощими ногами. Риза сильнее сжала пальцами ветку, немного оттягивая её в сторону, и подалась вперёд, вглядываясь в взбаламученную воду. Мальчишка не всплывал, отчего в груди начало зарождаться беспокойство, и сердце словно замерло, пропустив несколько ударов. Она всегда считала папиного ученика раздражающим и неприятным, но совсем не хотела, чтобы с ним случилась беда. А потом он выплыл, забавно тряхнув головой, чтобы вода разлетелась брызгами с его волос во все стороны, как это делали мокрые собаки. Сердце очнулось и забилось быстрее, и Риза сглотнула. Её глаза внимательно следили за каждым движением мальчика, словно она была очарована его присутствием, как писали в любовных романах, которые остались ей от мамы. Он плавал в воде, словно не чувствовал её прохлады, и каждое его движение было каким-то грациозным и даже в чём-то красивым. Девочка попросту не могла отвести от него взгляд, даже если бы и хотела. Она чувствовала, как её сердце останавливалось каждый раз, когда он погружался в мутную воду с головой, и как оно начинало стучать с новой силой, когда мальчик всплывал на поверхность. И именно в этот момент семилетняя Риза Хоукай почувствовала, как что-то внутри неё изменилось. Что-то заставило её чувства за него перерасти из детской неприязни во что-то новое, неизвестное и явно мощное. Она впервые чувствовала, как собственное сердце билось так быстро, что в любую секунду могло вырваться из груди. И она прекрасно понимала, что это любовь – такая сильная и магическая, как та новая алхимия, которую пытался вывести папа, - но как справиться и что делать с этими новыми чувствами она совсем не знала. Девочка продолжала смотреть на купающегося мальчика, не двигаясь с места, всё сильнее сжимая ветку, и в её голове крутились мысли о том, как всё изменилось так внезапно. Она чувствовала, что если продолжит оттягивать ветку, то он непременно её тут же заметит, и её новые странные чувства будут раскрыты. Но в то же время она не могла прекратить смотреть на него, и её сердце продолжало очень быстро биться. Чем больше она смотрела на него, тем сильнее росли и укреплялись у неё эти чувства. Она знала, что теперь всё изменилось, и больше он не был просто неприятным и облезлым мальчиком, ворвавшимся в её семью без разрешения, а стал тем, кто ей дорог и кого она любит. С огромным усилием воли Риза сделала шаг назад и отпустила ветку, шелестнув листвой, искренне надеясь, что за шумом брызг, создаваемых плещущимся Мустангом, тот не услышал этого. Вода была тихой и очень мутной. Теперь озеро заросло и позеленело, больше напоминая собой болото, наводя тоску одним только своим видом. Высокие и стройные сосны по-прежнему тянулись к небу, словно стремились коснуться облаков, став ещё выше за столько лет. Их тени падали на землю, перекрывая лучи апрельского солнышка. Поросль, смешавшись с жёсткой осокой, окружая озеро со всех сторон, напоминала густой зелёный ковёр, по которому, всё также как и раньше, было опасно ступать босыми ногами. Риза стояла на берегу, глядя на воду, которая казалась ей знакомой и одновременно чужой. Прошло почти сорок лет с того дня, когда она смотрела на мальчика, купающегося в этом озере, и впервые почувствовала любовь. Ветка дерева, на которой когда-то стояла маленькая девочка, чувствующая, как замирает её сердце от нового чувства, уже совсем накренилась и ушла под воду. Она чувствовала лёгкую тоску, которая не позволяла забыть тот день. Теперь озеро было заброшено, трава покрыла собой весь берег, а тропа, по которой они с Мустангом несколько лет тайком от отца носились купаться, уже совсем заросла, но Риза всё ещё могла видеть то самое место, где тогда одиноко плескался Рой, думающий, что его никто не видит, и то место, где она впервые разглядела в нём не просто противного мальчишку, а человека, с которым была готова провести жизнь. - Может стоит уже вернуться в Централ? – раздался откуда-то сбоку ленивый голос Хавока, и Риза вздрогнула, совсем позабыв, что приехала потосковать в свой родной Грюнен не одна. Жан, как верный мустанговский пёс, сидел на корточках совсем рядом, жуя какую-то травинку, и скептично поглядывал на небо, где уже начали стягиваться тучи. - Сейчас будет ливень, - зачем-то подметил он, поднимаясь и потягиваясь с хрустом, вызвав у Ризы невольную улыбку. Рой старел, она старела, и все их друзья и товарищи старели следом. Никто из них не был в силах выиграть гонку со временем. - Идём? – Хавок протянул широкую и мозолистую ладонь и как-то неловко отвёл взгляд, когда Риза взяла его за руку. Словно что-то беспокоило его, и он был готов в любой момент взорваться, как противопехотная мина, зарытая в песке, которую случайно зацепил носком ботинка и теперь отчаянно пытаешься не смещать вес в большую или меньшую сторону, чтобы удержаться в живых ещё несколько мгновений. - Всё в порядке? – мягко поинтересовалась она, чувствуя это его странное состояние и смятение, и её руку в этот же момент сильно стиснули, крепко сжав пальцы, не давая освободиться. Где-то испуганно вскрикнула птица, и Ризе показалось, что от неожиданности она вскрикнула вместе с ней, не ожидав подобного поведения. - Не пугайся, - всё ещё стараясь не встречаться с ней взглядом, отозвался Жан, сразу ослабив хватку, позволив ладони Ризы выскользнуть из своих пальцев. Начался дождь. Он падал с неба бесконечным потоком, накрывая всё вокруг. Потоки воды стекали по деревьям, словно водопады, и сбегали вниз, утекая в помутившееся озеро. Хавок продолжал сверлить взглядом мокрую землю, не поднимая глаз, и это напрягало не меньше мерзких капель, затекающих под куртку, неприятно холодя спину, и Риза поёжилась. - Так в чём дело, Жан? – повторила она свой вопрос, звуча уже куда строже, чем прежде. Нужно было поскорее добраться до машины и вернуться в Централ. Становилось прохладно, и совсем не хотелось вымокнуть полностью до белья. - Кажется, я люблю тебя уже много лет, - нехотя отозвался Хавок, наконец, подняв глаза, встретившись с женщиной взглядом. Из-за дождя его светлые растрёпанные волосы с почти незаметной сединой торчали во все стороны, и он сам, немного сгорбившись, напоминал нахохлившегося воробья. Риза молчала, продолжая смотреть на него. Любит? Она и предположить не могла, что у него вообще могут быть какие-либо чувства к ней, тем более что все боевые друзья всегда подначивали, что их с Мустангом чувства друг к другу достаточно очевидны, как бы они не пытались держать себя в руках и всячески это скрывать. И сам Жан тоже был среди этих людей, всячески подкалывая её во время службы, придумывая различные каламбуры вместе с Хаймансом. Боже, да он даже был шафером Роя на их свадьбе и, знатно залившись игристым, произносил дурацкие тосты заплетающимся языком, никак не желая отпустить молодожёнов на скорый поезд! Нёс что-то о том, как им двоим повезло встретить друг друга в этой жизни, как он и все их друзья счастливы, что Мустанг, наконец, созрел и сжал свои мощные яйца в кулак, взяв в жёны такую женщину, как Хоукай, потому что такими женщинами не разбрасываются и всё в этом духе. Этот идиотский тост ещё потом подхватил не менее пьяный Бреда, начав размышлять насколько же здоровенные яйца у их бывшего непосредственного командира, что он, бедолага, никак не мог их подобрать всё это время и ждал, пока сама Риза «не прикатила телегу для них», положив ему на стол заявление об уходе из армии, тем самым разрушая последнюю цепь, сковывающую их отношения. Сама Риза тогда чуть не облилась игристым, поперхнувшись, и Рой, не горящий никаким желанием выслушивать шутки про свою мошонку, уволок её в такси, поспешив увезти на вокзал как можно быстрее от этих клоунов, не дав даже переодеться. - Я не знаю, что сказать, - в конце концов, пробормотала Риза, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, однако вышло как-то безжизненно и совсем сухо. Их многолетняя дружба могла сейчас рухнуть в любой момент, но его слова её совсем не тронули. Ей было всё равно на его чувства, у неё уже была семья, которую она любила и не собиралась менять на что-либо другое. Ей уже было не семь лет, когда сердце постоянно замирало, а дыхание перехватывало, стоило лишь раз разглядеть в неприятном и облезлом мальчике красивого и хорошего человека. Она сама сделала свой выбор давным-давно. - Я знаю, как сильно ты любишь своего мужа, - продолжил Хавок, словно прочтя её мысли. Он поднял голову к небу, тряхнув ею, и сразу же зажмурился, чтобы капли не попали в глаза. Скорее всего, он чувствовал себя так же неловко и глупо, как и сама Риза. – И я тоже по-своему люблю его и никогда не предам, ты это знаешь. Он крутанулся на каблуках и двинулся к машине. Ризе оставалось только тенью следовать следом по размякшей земле и надеяться, что Рой, не знающий, куда она поехала развеяться, не заметит грязи на её сапогах. Машина Жана давно пропиталась табачным дымом, представляя собой явную угрозу для людей с ослабленными от болезни лёгкими. На стёклах виднелись следы никотинового налёта, которые старательно – но безуспешно - пытались смыть какой-то химией, а на сидениях и ковриках были ожоги от сигарет и пепла. Приборная панель была забита вскрытыми пачками сигарет различных марок и степени наполненности и кучей зажигалок. Среди всего этого хлама одиноко валялось обручальное кольцо, брошенное уже давно – их семейная жизнь с Ребеккой закончилась ещё лет семь назад. Весь путь из заливающегося дождём Грюнена до предместья Централа, который затронула лишь лёгкая морось, они оба молчали. Хавок ехал быстро, не отрывая взгляда от дороги, хотя Риза заметила, что его губы пару раз дёрнулись, словно он очень хотел что-то сказать ей, но сдерживался, не желая портить отношения. Въехав в маленький посёлок, полный однотипных домиков за заборам, Жан остановил и заглушил машину и, наконец, повернулся к женщине: - Ты скажешь ему? – спросил он, потянувшись за одной из многочисленных пачек сигарет. - Нет, - отозвалась она, немного приоткрыв своё окно, безо всякого интереса глядя на то, как щётки стеклоочистителей скользили по лобовому стеклу, гоняя капли туда-сюда. – Я не считаю, что ему нужно знать об этом. - Почему? Вы ведь, ребята, всегда были так близки друг с другом, - мужчина откинул голову на подголовник и затянулся едким дымом, - аж всю жизнь было завидно, блять! Как два грёбанных попугая неразлучника… - Тебе бы не мешало привести машину в порядок, Жан, - с укором заметила Риза, пробуя перевести тему в другое русло. Помогло не слишком сильно – Хавок хрипло расхохотался и покачал головой: - Тебе бы не мешало отрывать свой взгляд от светлого лика Мустанга и начать смотреть по сторонам, Хоукай. Ты стала многое упускать мимо глаз, Ястреб. - Да что ты хочешь от меня, Жан?! – не удержавшись, наконец взорвалась она, чувствуя к старому товарищу откровенное раздражение. – То, что ты не можешь найти себе доступную дырку, никак не должно касаться меня! Их взгляды пересеклись на пару секунд, но и этого уже было достаточно, чтобы ощутить растущее напряжение между ними. В машине разом стало как-то тесно, и казалось, что воздух вместе с сигаретным дымом стали гуще, словно его можно было порезать ножом. И с каждой секундой это напряжение становилось всё сильнее. Риза чувствовала, как участился пульс, а дыхание давно уже сбилось от невыносимого запаха дыма, словно Жан специально взял самые вонючие сигареты из всех, что были у него в запасе, хотя рядом лежали более дорогие, в которых был премиальный кретский табак. Будто хотел, чтобы она пропахла его сигаретами, и Рой сразу бы догадался, где же она была. - Есть у меня доступная дырка, которую я периодически… - внезапно отозвался Хавок, постучав раскрытой ладонью по кулаку. Его голос прозвучал максимально сухо, он стряхнул пепел в приоткрытое окно, косясь на женщину исподлобья. – Её зовут Чунлин. Она синочка. Совсем не миленькая, зато всегда даёт, - зачем-то продолжил он, откинувшись обратно на подголовник. - Меня не интересует твоя интимная жизнь, Жан, - Риза распахнула дверь, уже намереваясь дойти до дома пешком по чавкающей поселковой дороге, но мужчина осторожно перехватил её, удержав за рукав жакета. - Слушай, я повёл себя как козёл, признаю, - нехотя пробормотал он, потупив взгляд и выбросив сигарету на дорогу. – Я, конечно, люблю тебя, но и Роя я люблю тоже, поэтому никогда не полезу в вашу семью, понимаешь? Мне просто завидно, что у вас всё так хорошо сложилось, а у меня за спиной развод и алименты. Вот от обиды и наговорил тебе всякого. - Ты как ребёнок, честное слово, - устало ответила Риза, прикрыв дверь и тоже откинувшись на сидении, продолжив наблюдать за каплями на лобовом стекле. Вновь повисло напряжённое молчание. Жан не спешил заводить машину вновь, и Риза не торопила его, понимая, что им обоим нужно время, чтобы невидимая стена, которую они возвели между собой, пока ругались и отдалялись друг от друга, начала таять, как лёд под солнечными лучами. Всё ещё не произнося ни слова, они прислушивались к стуку капель по капоту и лёгкому шелесту листьев за заборами соседских участков. - Слушай, - Хавок повернул голову в её сторону, всё же решив нарушить молчание, и Риза снова встретилась с взглядом голубых глаз, - постарайся вспомнить, какие таблетки принимал Рой, прежде чем он попал в больницу. - Что ты имеешь в виду? – она вытаращилась на него, поражаясь такой резкой смене темы разговора. Рой что-то покупал в аптеке по рецепту Зиверса какое-то время, но частенько филонил с приёмом препарата, выпивая сразу две - а то и три - таблетки, если боль в груди накатывала внезапно. - Какую хрень он пил? – Жан потянулся к ней, открывая бардачок и вытаскивая среди каких-то бумаг и фантиков два маленьких пузырька, и показал их женщине. Риза кивнула, указав на знакомую этикетку у одного из них, которую частенько видела в шкафчике в ванной. - Так и думал, - мужчина закинул лекарства на место, качая головой. – Я пообщался с этим вашим Зиверсом после того, как ты устроила ему разнос и погнала взашей, - он завёл машину, медленно двинувшись по дороге между домов. Риза не сводила с него взгляд, чувствуя приступ накатывающей тошноты. – Таблетки, которые пил Рой, совсем не то, что ему прописывали. Я попросил Армстронга разобрать эту хрень на компоненты, чтобы понять, что именно пил твой муж всё это время, и результат совсем не обрадовал, - Жан остановился около нужного забора, и женщина распахнула свою дверь, отчаянно втягивая свежий воздух, поступивший в салон. - И что это? – напряжённо спросила она, прислушиваясь к своему участившемуся сердцебиению. Ладони мгновенно вспотели, не смотря на прохладу, и ей пришлось вытереть их об штанины брюк. - Ядрёная смесь из какого-то амитриптилина и оксикодона, - Хавок вновь потянулся за сигаретой, косясь на её побелевшее лицо. – Мы спрашивали у знакомого фармацевта – это смесь антидепрессанта с кучей побочек и сильного обезболивающего. Повезло, что Рой распиздяй в этом плане, да? – Жан хохотнул и прикрыл глаза. – Принимай он это на регулярной основе, как было указано в рецепте, то копыта отбросил бы, а не отделался отёком лёгкого, - когда он снова взглянул на неё, в его голубых глазах застыл лёд, и Риза беспомощно поёжилась, уже прекрасно понимая, к чему идёт это скверное дело: – Вот дела, да? Мустанга планировали убить, а ты это упустила, Хоукай!