Донор

Ринслет сидела за своим столом и не могла сосредоточиться, пытаясь нарисовать старшему брату красивый нос, который у неё всё никак не получался. На листе бумаги уже красовались улыбающиеся родители, обнимающие сидящего на диванчике старичка Хаяте. Пёс умер от старости уже много лет назад, до того, как заболела маленькая хозяйка, но девочка очень хорошо помнила их совместные прогулки и скучала по любимцу. Хаяте был послушный и ласковый, и после его смерти родители больше не заводили животных. И после смерти Ринс Мустанги тоже не заведут нового ребёнка. Когда-то у них был разговор на эту тему, ещё до того, как они поехали искать ей красивое похоронное платье. Девочка чувствовала тогда себя очень плохо и уже была готова к смерти. Она спросила у мамы, будет ли у них ещё один ребёнок взамен ей. Мама, переглянувшись с папой, сказала, что даже если бы они имели возможность зачать малыша, они бы не стали делать этого на замену Ринслет. И девочка тогда, удовлетворённая ответом, уснула под действием лекарств. И всё равно продолжила жить. На бумаге уже появился хмурый человечек, который с помощью карандашей и ластика должен был превратиться в вечно недовольного Трейна, и пара чёрточек на месте, где Ринс собиралась нарисовать себя. Нос у будущего нарисованного брата почему-то рисовался либо слишком большим, либо кривым. - Я всё равно нарисую тебя! – шептала девочка, в очередной раз стирая некрасивую чёрточку. Человечек ничего не отвечал, продолжая хмуриться и мрачно смотреть на свою художницу с бумаги. Решив нарисовать нос последним, Ринслет принялась дорисовывать брата. Волосы она принципиально сделала короткими. У папы и других мужчин, фотографии которых она видела в газетах, была короткая причёска, поэтому она считала Трейна каким-то диким. Увы, но стриженный и безносый человечек на рисунке выглядел совсем не так, как родной брат, поэтому создавалось ощущение, что там нарисован кто-то чужой. Разозлившись, девочка принялась стирать незнакомца вместе с чёрточками, которые приготовила для себя, полагая, что родителей и собаки будет достаточно. Перестаравшись, она дотёрла бумагу до дырки и чуть не заплакала, когда лист начал рваться, зацепив мамино плечо. Если раньше можно было обрезать ножницами пустое место, то теперь рисунок был испорчен. Даже на бумаге её брат был вредным шельмецом! Ринслет смяла бумагу и швырнула на пол. Она решила подобрать её потом, а сейчас ей необходимо было успокоиться. Сердце в груди стучало слишком громко, будто собиралось проломить грудную клетку и вырваться наружу. Девочка читала что-то подобное в одной из страшных книг старшего брата, которую Трейн случайно оставил в гостиной. Ринс не знала было ли это возможно в реальной жизни. Всё равно было страшновато. Из носа закапала кровь, пачкая стол некрасивыми красными кругами. Она попробовала вытереть кровь рукавом своей чистой пижамы, понимая, что мама будет ругать, но только вымазала его. Кровь продолжала идти. Да почему же она идёт всегда только у неё одной? С раздражением дочь президента смела рукой со стола все что под руку попало. На пол полетела книжка, из которой сразу же выпала закладка; с грохотом упала чашка, на кой тут же появились трещины, а содержимое – сладкий чай – расплескалось по полу; брякнулась фарфоровая кукла, тут же лишившись головы. Это не помогло успокоиться, а скорее наоборот – сильнее разозлило. Девочка от души пнула голову куклы, ударяя пальцы на ноге. Из глаз хлынули слёзы, Ринслет схватилась за больное место и запрыгала на месте, продолжая всё пачкать своей кровью. Поскользнувшись на сладкой луже и не удержавшись на одной ноге, она, потеряв равновесие, упала на пол, ударяясь плечом об угол стола, громко заорав от боли и негодования. - Да будьте вы прокляты! – взывала Ринс, медленно поднимаясь, придерживая ушибленное плечо. Слёзы стекали по щекам, она судорожно всхлипывала, задыхаясь от собственной крови. Внутри появилась какая-то злоба на весь мир. Она, значит, умрёт, а остальные будут жить! Где справедливость в этом мире? Ринслет тоже хотела жить! - Эй-эй-эй, успокойся, милая! - мама, вошедшая в комнату, сразу же бросилась к своему второму ребёнку, пытаясь успокоить её, но Ринслет вырвалась из объятий, от души стукнув маму по рёбрам кулаком. Женщина, не ожидавшая удара, отшатнулась, схватившись за больное место. - Ринслет, - тяжело выдохнула Риза, удивлённо глядя на разозлившегося ребёнка. Девочка обычно была такой уравновешенной, даже собственную смерть она всегда обсуждала с ними спокойно, а сейчас прямо что-то разошлась не на шутку. Но самой Ринс было наплевать что о ней сейчас подумают. - Оставьте меня! – закричала она, заметив появившегося в дверях папу. Он тоже пришёл посмотреть на происходящее и очень нахмурился, смотря на её поведение. – Дайте мне побыть одной! Дайте мне… - договорить она не успела, так как Рой, быстро разобравшись в ситуации, посмотрев на поражённую супругу, резко, без замедления, дал дочери пощёчину. Голова девочки мотнулась в сторону, на щеке тут же появился красный след, а кровь из носа пошла в два раза сильнее. - Вытри свои сопли, - резко произнёс Мустанг, бросив ей бумажные платочки, которые достал из ящика стола, скинув на пол при этом конверты с письмами из Сины. Ринслет платочки не поймала, она даже рукой не пошевелила, вытаращившись на упавшие конверты. Они знали, где лежали салфетки… Они знали, потому что лазили в её столе! В её личном столе, в её личных вещах! Она ещё даже не умерла, но они уже рылись в её вещах. Они видели письма, адресованные лично ей. Наверное, они ещё их и читали, посмеиваясь над первой подростковой любовью! - Рой… - позвала Риза, бросаясь к супругу, чтобы встать между ним и дочерью. Рёбро ныло, наверняка девочка вложила все свои силы в тот удар. - Как ты посмела поднять руку на мать?! – продолжал Рой, и женщина поняла – супруг был зол. Если оставить всё как есть, то он легко мог прийти в настоящее бешенство, потому что Ринслет, истекающая кровью, явно не собиралась прощать эту пощёчину, глядя на отца исподлобья. Её волосы взлохматились, делая её похожей на маленькую ведьму из сказок. Маленькую окровавленную ведьму. - Пожалуйста, Рой! – взмолилась Риза, остановившись перед ним. Мустанг удивлённо взглянул на неё, а потом, аккуратно прижав к себе, повёл прочь из комнаты. - Намочи платок холодной водой и приложи к переносице, - напоследок произнёс мужчина, бросив взгляд на дочь через плечо. – Захочешь извиниться перед мамой, – мы у себя, - и он увёл жену прочь, оставив плачущую дочь в одиночестве.