Тварь

Надо быть осторожным. В затуманенном мозгу Шизуо остается только эта несложная и лаконичная мысль. Алкоголь несколько затормозил его реакции, мысленные процессы, да и вообще все его существо, поэтому сейчас он действовал медленно. Медленно, но обдуманно и аккуратно. Почему-то в эти минуты, ночью, в полутемной комнате совершенной дикостью казалась мысль о том, чтобы даже легонько толкнуть Орихару, не то что швырнуть в него дорожным знаком или автоматом с напитками. Хэйваджима раздевает партнера неспешно, потихоньку оголяя участок за участком бледного, почти прозрачного тела. Изая тихо млеет под его прикосновениями, стараясь подлезть под большие теплые ладони. Его коснуться страшно - такой хрупкий. Тонкий, маленький, тощий. Идеальный для балета, как сказала бы Линда. Шизуо неспеша обвел кончиками пальцев тонкие ключицы, нащупал грудинно-ключичный сустав, прошелся, пересчитывая, по ребрам. На Изае было видно каждую косточку, он мог бы подрабатывать в медицинском университете за неимением на кафедре анатомии скелета. Хотя на кафедре психологии Орихару так же весьма радушно бы приняли. Наш клиент, несомненно, наш! Руки экс-бармена опустились ниже, оглаживая сквозь жесткую ткань тазовые кости, очертили контур верхней апертуры. Пуговица на джинсах послушно выскочила из разреза. - Даже не думай! - Ты не имеешь права меня удерживать! Линда готова была уподобиться тем тварям из подвала и загрызть подпольного доктора Кишитани. Нет, за лечение и предоставление койко-места на ночь ему спасибо, но из квартиры-то, гад, не выпускает! - Если уж на то пошло, оказывать медицинскую помощь я тоже права не имею. Но тебе нельзя выходить, - поучительно произнес брюнет. – Если ты будешь много и резко двигаться, да еще и в подобном состоянии, то действие обезболивающего закончится гораздо быстрее и, поверь, вернуться сюда будет довольно проблематично. Ты же сознание от боли потеряешь при нагрузке! - А они там сейчас жизни свои потеряют! – бессильно взвыла девушка. – Ну что, ну неужели ничего нельзя сделать? - Ну…а ты не боишься использовать еще не испытанный не совсем легальный препарат? Обезболивающий эффект будет и о-го-го какой, но вот последствия… - Плевать! – балерина едва не подпрыгнула на месте, готовая испытывать на себе хоть новые наркотические средства, лишь бы успеть. Успеть, обогнать… - У меня профессия предполагает гробить собственное здоровье! Линда Денбро не знала, повезет ли не испытать побочных эффектов этого обезболивающего. Но точно знала, что ей повезло в другом: возле дома Шинры кого-то угораздило оставить велосипед. Орихара действует резко. Позволяя Шизуо неспеша изучать и ласкать себя, Изая ерзает под теплыми руками, время от времени отплачивая партнеру какой-то быстрой и острой, как перец чили, мелочью. Резво целует пухлые припухшие губы, когда те ненадолго отрываются от исследования межреберных щелей и белой линии живота. Кусает мочку уха, тут же зализывая горящее место укуса юрким змеиным язычком. Перебирает тяжелые золотистые прядки, легонько массируя кожу на затылке, отчего у Хэйваджимы по позвоночнику пробегают электрические импульсы, впивающиеся в копчик. Изая привычно забавляется, но чувствует, что постепенно набирает скорость, увеличивая ее на девять и восемь метров каждую секунду, и неуклонно падает в бездну. Наверное, это было гораздо круче езды на байке. Или на лошади. Да что там лошадь, даже роулинговский автобус «Ночной рыцарь» не смог бы подарить пассажирам подобных ощущений. Или в книге он такой пугающей скорости не набирал? Просто маскировался под магловское средство передвижения, а уже режиссеры и сценаристы наделили его этим безумным качеством? Ты слишком много думаешь! Действительно. Воистину так. Линда пролетела на украденном у какого-то несчастного японца велосипеде очередной поворот, даже не успев толком подумать о возможности столкновения с машиной, не говоря уже о таких мелочах, как полицейские, пешеходы и другие велосипедисты. Сейчас думать нельзя. Подумаешь – умрешь. Перед глазами, каким-то полуфантомным изображением пронеслись детские годы, ее двор и дорога перед домом. Именно там отец учил ее ездить на велосипеде. Велосипед для Билла Денбро всегда был чем-то особенным, святыней, реликвией. Пусть велосипед отца и был старым, наверное, даже антикварным (маленькой Линде тогда казалось именно так). Но она точно помнила, что это устаревшее физически и морально транспортное средство давало фору практически любому новенькому велосипеду в их округе. Много думаешь, девочка! Ты прав. Мозг послушно отключился, передав штурвал первобытным звериным инстинктам и чему-то еще, какой-то неведомой силе, прибывшей, наверное, даже не от убитых безжалостной эволюцией предков, а из самой ноосферы, тысячелетиями накапливающей информацию. Звуки на время исчезли, когда Линда буквально легла на руль, уменьшая лобное сопротивление, чувствуя, как резина скользит под вспотевшими ладонями. Спина тоже была мокрой. И лоб А затем на барабанные перепонки обрушилась гоночная какофония пятидесятилетней давности, всегда сопровождающая одного худенького рыжеволосого мальчика в безумных гонках по улицам Дерри. (Ищешь ли ты смерти, Билл?) Шизуо не заметил, как и когда они перебрались на балкон. Даже не мог сказать, нравится ему эта затея или нет. Просто оторвавшись в очередной раз от бледной, практически белой кожи Орихары, блондин понял, что они уже не в комнате, и что сидит красноглазый объект его издевательств не на столе, а на балконных перилах, невольно повторяя одну из любимых фишек Барта Симпсона, демонстрируя прохожим самую пикантную часть своего тела. Плевать. Изая уже абсолютно голый, а вот сам Хэйваджима раздеваться не слишком-то хочет. Жилет и рубашку юркая блоха умудрилась с него стащить, а вот галстук-бабочка каким-то непостижимым образом все еще на шее, и он придает Шизуо сходство со стриптизером. Только черные брюки и бабочка. Ни много, ни мало. Идеально. Пещеристые тела полового члена уже достаточно разбухли, кровенаполнение свое дело сделало и теперь оставшаяся одежда жутко мешает. Но блондин не спешит, нет. Когда он еще сможет посмотреть так близко на Орихару, когда еще сможет так близко подпустить к себе это непонятное и замкнутое существо? Изаю он растягивает осторожно, наверное, едва ли не впервые в жизни осознанно опасаясь причинить боль или как-либо навредить брюнету. В их безумных гонках нет места рациональным мыслям, все происходит слишком быстро, так что страх убить, действительно убить, практически неразличим на фоне остальных эмоций. Но он есть, хотя обычно Хэйваджима не замечает этого невзрачного гражданина. Когда Шизу входит, Орихара до кровавых следов сжимает его плечи, словно хватаясь за барьер между адом и реальностью, но его все равно тащит куда-то, тащит по наклонной, все увеличивая и увеличивая скорость. Картинки стремительно пролетают перед глазами, смазываясь и сливаясь в одну сплошную панораму. Как будто едешь на велосипеде. Шелест. Треск. Рев. Эти звуки постепенно сменяли друг друга, когда Билл Денбро разгонял своего Сильвера и гнал что есть мочи на Подъем-В-милю и по Канзас-стрит. Его огромный нескладный велосипед постепенно разгонялся и поражал прохожих и хозяина своей скоростью и проворством. Сильвер летел, несся, пел, ревел пулеметным треском, грозясь снести любого, вставшего на пути Заики Билла. Теперь всю ту гамму смаковала Линда, несясь на безымянном велосипеде по улицам Икебукуро. Видимо, образовалась какая-то дыра, разрыв во времени и пространстве, который позволил двум поколения слиться сейчас в одно целое. Слепленные в единый организм отец и дочь летели по светящемуся туннелю из звуков и огоньков, время от времени проносясь перед машинами и автобусами, едва не доводя до инфаркта несчастных водителей. До Линды Денбро доносились крики, междометья и обрывки особо грязных ругательств на английском и японском языках, до которых ей, впрочем, дела не было. Значение имела лишь тварь, которая в эту минуту могла пожирать кого-то из ее только приобретенных друзей и смех вперемешку с криками маленького одиннадцатилетнего мальчика. ХЕЙ-ХО, СИЛЬВЕР, ВПЕРЕЕЕЕД! Они мчались вдвоем. Они мчались, чтобы обогнать дьявола. Шизуо хорошо. Хорошо, неописуемо хорошо и одновременно смешно. Он бы и засмеялся, но воздуха хватает только на сдавленные стоны и тихое хрипения в ухо Изаи. Но вдумайтесь, нет, вы только вдумайтесь, он стоит на балконе высотки со спущенными штанами и бельем и трахает на балконных перилах Орихару Изаю, который в любую секунду может сорваться вниз с высоты, откуда он так любит наблюдать за людьми! Слишком много думаешь, Шизу-чан! Думать не надо. Сейчас надо действовать на чистых инстинктах, которые диктуют нам желание размножаться или валить и трахать, грубо говоря. Изая что-то неразборчиво шипит ему в ключицу, ближе к грудинному ее концу, периодически вскрикивая и сладко постанывая. Оба уже на пределе. Напряжение растет, как растет поглощающая миры пустота, как растет Оно, пожирая все больше и больше человеческих страхов, как растет вырвавшаяся на волю темнота. Темнота из человеческого сердца. Еs Ііеgt um uns herum gar mancher Abgrund, den das Schicksal grub, doch hier in unserem Herzen ist der tiefste* Орихара Изая выпадает из реальности. Оргазм накрывает обоих. - Хорошо тебе, Шизу-чан? - Мм? Шизуо даже не хочется возмущаться, у него едва хватило сил натянуть брюки. Хочется просто лежать, бездумно вглядываясь в черное небо и не думать ни о чем. Ни про давнюю вражду, ни про детские моральные травмы, ни про Оно. - Знаешь, мой отец нашел бы весьма забавной такую ситуацию, и я с ним солидарен. Блондин уставился на спину опирающегося на перила Орихары (когда только одеться успел?). - Ты знал его? – ослу понятно, что речь шла об отце биологическом. - Да, Шизу-чан, знал. Знал очень даже неплохо, даже очень хорошо, можно сказать. И в этот момент, просто моргнув очередной раз, Шизуо вдруг почувствовал, что холодеет от ужаса, словно с вымощенного прогретой плиткой пола его перенесли на холодный стол в морге. Мех на куртке Орихары был оранжевым. - Его звали Боб Грей, Шизуо, - прошипело Оно, разворачиваясь вполоборота к намеченной жертве. – Хотя в широких кругах он известен как танцующий клоун Пеннивайз.